* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
Довольно скоро приходится максимально переключиться – серьезно и по-настоящему сосредоточиться на шоу. Иногда от нервов начинает казаться, что сцена шатается, но не меньше меня волнующийся Малфой во второй раз дает мне слово, что все стоит крепко. Дети по-разному переживают стресс: кто-то повторяет номер уже десятый раз, кто-то, конечно, успел поругаться и помириться. Мадлен Розенталь трясется в углу, обняв себя за плечи, и я уже собираюсь подойти, чтобы попытаться ее успокоить, когда вижу нерешительно приближающегося к ней Луи. Он делает вид, что нечаянно оказался рядом, но вскоре понимает, что Мадлен не склонна к скандалам, а потому заводит беседу. Он переминается с ноги на ногу и почесывает затылок, а потом вдруг, стоит мне отвлечься, Мадлен уже смеется над его шуткой. – Здорово он вчера перепугался, когда Розенталь прижало декорациями, – тихо говорит мне Малфой, перепроверяя метлы у команды выступающих. – Но было бы непедагогично сразу использовать такого рода план для примирения, правда? – спрашиваю я. Малфой согласно ухмыляется. До начала шоу остается двадцать минут, студент, отправленный к нам директором, сообщает, что миссис Грейвс из Министерства уже прибыла и общается с МакГонагалл, кое-кто из родственников – тоже. Я набираю в легкие побольше воздуха и кричу: – Дети! Просто сделаем это хорошо, да?! Они с воодушевлением отвечают мне какими-то боевыми кличами – разными, конечно, потому что один мы никогда не выбирали и уж тем более не отрабатывали, но ничего, сейчас ведь это не главное. – По местам! – призывает Малфой. Ученики, которые не участвуют в шоу, начинают занимать зрительские места, мы с Драко идем к учительскому столу. Я стараюсь держаться к Малфою чуть ближе, чем обычно: очень, очень хочется чувствовать присутствие человека, который тоже ответственен за всю эту самодеятельность и разделит со мной позор, если все пойдет прахом. Я успеваю взглянуть на картину Натана, наконец зафиксированную на нужном месте, когда в Большом зале появляются остальные преподаватели и гости. – Добрый день, – приветствует миссис Грейвс, а за ее спиной напряженно глядит на нас приближающаяся МакГонагалл. Малфой широко улыбается, протягивая Грейвс руку, и выражает надежду, что шоу придется ей по вкусу. Я стараюсь следовать его примеру. Зрители садятся и ждут. Старшекурсница с Когтеврана приглушает общий свет, заставляя сиять наколдованные Драко фонари, и Лизи Этьен начинает шоу, читая стихотворение и постепенно – шаг за шагом и строка за строкой – появляясь из темноты. – И если я когда-нибудь услышу… Зовущий за собою голос ночи… – Я не пойду за ним, – перехватывает Джон с Пуффендуя. – Пусть далее пророчит. Джон стоит на краю сцены, незамеченный до этого благодаря всепоглощающей эмоциональности и таинственности образа его партнерши. Когда они заканчивают, другие начинают петь. По моей спине бегут мурашки – то ли от эффектного начала, то ли оттого, что, если сейчас кто-нибудь напортачит, будет втройне обидно. Мне кажется, я даже не моргаю, боясь что-нибудь упустить и не отреагировать вовремя, а в какой-то момент и Малфой дергается – потому что дрессированный кот отвлекается на чью-то жабу в «зрительном зале» и пару раз пропускает команду. Но я твержу себе, что все хорошо, все в порядке, ведь и этот номер плавно перетекает в следующий, и тот тоже – в очередной. Как раз когда зрители заметно утомляются, наступает недолгий перерыв. Зажигают свет, я глубоко дышу, пытаюсь заглушить жажду, выпивая полстакана сока, а две слизеринки незаметно для остальных убегают за сцену, чтобы проверить готовность и костюмы актеров. На вид довольная Грейвс мило беседует с МакГонагалл, и мы с Малфоем косимся на них до боли в глазах. Потом Глория высовывается из-за декорации, взглядом спрашивая, можно ли начинать спектакль, и я киваю. Зрители возвращают внимание вновь освещённой в полутьме сцене. К большому сожалению, в самом начале гриффиндорец-второкурсник забывает реплику. Я удерживаю себя на месте, а так хочется поерзать на стуле и дать какую-нибудь подсказку, но вечные по ощущениям секунды проходят (товарищи по сцене выручают бедолагу), только Малфой позволяет себе едва слышно выругаться. – Всё в порядке, – успокаиваю я его, хоть и сама волнуюсь не меньше, – всё хорошо. Я собираюсь аккуратно указать ему на сцену: мол, вон, смотри, дело пошло и покатилось как по рельсам, – но из-за плохой освещенности задеваю ладонь Драко, напряженно лежащую на столе, и мы оба вздрагиваем. На сцене Луи в набедренной повязке объясняет Мадлен, перевоплотившейся в Люси, что вернулся с открытием. Взмахнув палочкой, он произносит «Люмос», и тут же вспыхнувший свет выхватывает из темноты остальных притаившихся «соплеменников». Я по-прежнему переживаю за каждую строчку и невольно придвигаюсь еще ближе к Малфою, касаясь своим плечом его плеча. Он замирает. Пораженное «племя» осторожно, пригибаясь, подбирается к источнику света, а Мадлен поднимает глаза, свои невероятные зеленые глаза, следя взглядом за первой волшебной палочкой в руке Луи, направленной в небо. Все на сцене оживает: кто-то прыгает от счастья, кто-то качает головой, с опаской отходит подальше или вовсе заунывным тоном причитает о проклятии богов. Отовсюду сыплются вопросы, вопросы, и Луи, вздохнув, начинает рассказывать легенду о Мастере, творящем магию. Я невольно поворачиваю голову и улыбаюсь Драко, и он делает то же самое. От избытка чувств, близости и волшебства момента сердце у меня снова начинает биться быстрее, а в груди растекается приятное тепло. С трудом оторвав взгляд от серых глаз, я окончательно осознаю: то, что искрит между мной и Драко, уже никуда не денется.* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
– Все получилось очень неплохо, мисс Грейнджер, – говорит мне миссис Грейвс, когда я, пребывая в состоянии легкого головокружения, выбираюсь из толпы опьяненных успехом, взбудораженных детей. – Спасибо большое, – улыбаюсь я. Малфой, по всей видимости, только что прошел через похожую процедуру похвалы, потому что стоит рядом счастливый, как запасшийся драгоценностями нюхлер. – Возобновите осенью встречи выпускников, директор? – Ну конечно, миссис Грейвс. Мистер Малфой с мисс Грейнджер справятся на ура, теперь уже ясно. Поборов желание выразить кое-какие сомнения по этому поводу, я улучаю момент и сканирую пространство вокруг. Мадлен и Луи стоят в одной компании, откровенно веселясь – интересно, это временно? Розенталь заботливо держит за руку молодого высокого парня, они похожи, так что, вероятно, это и есть ее брат. Он немного смущен шумной обстановкой, но пришел – хороший знак в истории человека, пережившего депрессию. Стоит мне чуть повернуться, я замечаю нечто необычное: Натана, который удивлен, как будто бы польщен и пойман врасплох. Напротив стоит милейшая девушка лет двадцати и, нежно поправляя локон, о чем-то спрашивает Натана, который слегка медлит с ответом, растерявшись. – Извините, – торопливо говорю я недавним собеседникам. Но, бросившись выяснять обстановку (на деле собираясь аккуратно придвинуться и подслушать), я приближаюсь только в тот момент, когда незнакомка покидает «поле боя» и, похоже, сраженного Натаниэля Эдварса. – Эй! – Ой, Гермиона… – Что это с тобой, а? – Что? Ничего. Как ты? Ему не удается меня провести: я всем видом даю понять, что заметила, как вон та великолепная брюнетка протянула ему свою визитку, и наблюдаю до сих пор, как Натан сжимает ее в руке. – Ты всегда так ведешь себя в присутствии тех, кто действительно тебе нравится, а, красавчик? – Тихо ты, тихо, – смеется Эдвардс и отводит меня за локоть подальше. – Это сестра Глории. Спросила, чей я родственник. – И что ты сказал? Я надеюсь, не что-то вроде «о, в моем роду были василиски»… – Нет, представляешь, ответил нормально, – насмешливо закатывает глаза Натан. – Объяснил, что работаю здесь художником. – Ну, колись уже: она оставила телефончик? – Попросила нарисовать ее портрет. Брови у меня неконтролируемо ползут вверх, чем вызывают у Натана реакцию типа «да, да, ты права, это очаровательно». – Так, все, хватит меня пытать, – требует он, толкая меня в спину. – Иди развлекай детей и принимай овации. Потом с тобой поболтаем. Я посмеиваюсь, думая о своем и лениво разгуливая по оживленному Большому залу мимо столов, которые благодаря заботе домовиков наполнились тарелками с аппетитными куриными ножками и жареными овощами, кувшинами с тыквенным соком. Но проходит не слишком много времени, прежде чем в зоне видимости появляется Драко – снова, и в голове моей моментально вспыхивает мысль: грядет то, что дальше откладывать уже нельзя – неизбежное исполнение «наказания». Малфой игриво салютует мне стаканом.* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
– Это был тапок Гойла. – О не-е-е-ет! – К сожалению, да. Кот Пэнси просто напялил его на голову и ластился ко всем, пытаясь похвастаться, но только попробуй снять эту шляпку – мадам Помфри пришлось бы накладывать швы. – О, она всегда делала это ловко. Можно было смотреть как на творческий процесс. Мое тело испытывает на себе последствия напряженного дня и последней уборки в Большом зале, так что каждый шаг к нашим с Драко кабинетам отдается протестующей болью в мышцах. Но больше остального болят щеки – смеяться уже по-настоящему тяжело. – Это же несложные заклинания. Моя мама научилась накладывать швы в пятнадцать лет. – Она проходила курсы колдомедиков? – удивляюсь я. Малфой кивает. – У нас с тобой столько незатронутых тем для разговоров, Грейнджер, – со вздохом сообщает он. – Но наказание есть наказание… Я предлагаю свой кабинет. – Ну конечно, твоя территория, – возмущаюсь я, но Драко тут же затягивает меня за дверь и прижимает к ней, обольстительно ухмыляясь. Я больше не жду никаких знаков небес, сигнальных огней или серьезных слов: от запаха Малфоя, оказавшегося близко, замыслившего переход к решительным действиям, я теряю терпение и встаю на цыпочки, чтобы зацеловать Драко так, как до меня его еще никто не целовал. Он обнимает меня за талию, полностью покоряясь происходящему, и шепчет быстро, боясь слишком надолго прерваться: «Хорошо…» А его рука утопает в моих волосах, выражая торжество взаимного контроля. Все-таки министерские приказы и мухлеж в соревнованиях с Гермионой Грейнджер не проходят бесследно.* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
Накинув на себя халат и прищурившись от Люмоса, я выглядываю в коридор, из которого доносится престранный шум. Но глаза расширяются вопреки яркому огоньку: ведь у витражного окна, пропускающего холодный лунный свет, оживленно спорят о чем-то Натан и Драко – прилагая заметные усилия, чтобы сохранить равновесие. – Эй, дружки! – шиплю я. Они резко оборачиваются: Эдвардс – с радостно-приветственной улыбкой, Малфой – с извиняющимся выражением глаз. – Что задумали? – Мы идем развлекаться, – шепотом откровенничает Натан. – Мы разве можем это говорить? – так же тихо уточняет у него Драко. – Мы же хотели пойти развлечься по секрету от всех. – Нет, ну Гермионе-то можно. Я в полном недоумении наблюдаю за тем, как Натаниэль движением руки указывает на меня, настаивая на своей точке зрения, а Малфой, надув губы и немного подумав, согласно кивает. – Можно поинтересоваться, что входит в программу развлечений? – О, мы собираемся проверить, что продают в Хогсмиде ночью… – сообщает Драко, но заметив мое возмущение, добавляет: – Ничего противозаконного, я клянусь. – Чистое любопытство, – подтверждает Эдвардс. – Но вот это мог бы ей не говорить, – качая головой, признается он Малфою. – Ну ладно, все, нам надо остаться вдвоем, – с неприкрытым смехом командует тот, и оба с усердием делают шаг вперед. Я складываю руки на груди, прислоняясь к дверному косяку, и без особого энтузиазма спрашиваю: – Ну что у вас все-таки общего? – О! – отзывается Натан и останавливается, покачиваясь. – Кое-что одно точно есть, – он выставляет перед собой указательный палец, долго смотрит на него, пока Малфой не хлопает его по плечу и не тянет за собой. – Пойдем, пойдем, пока меня ученики не засел… не за… сек-ли, – шепчет Драко. – Засекут – и все, – он пытается изобразить свист. Не получается. Вместо этого он демонстрирует какой-то невнятный жест. – Конец. Натаниэль соглашается, и они машут мне на прощание. – Все ученики давно спят, – бурчу я вслед удаляющимся приятелям, вцепившимся друг в друга, как будто два выживших после кораблекрушения. – Черт-те что. Истинны все-таки чудеса замка Хогвартс и чудеснутость его жильцов.