Манифест о дружбе полов

Я в спальне Малфоя. Варю этим двум гулякам антипохмельное. – О черт! – вдруг восклицает Натан, и я тут же оборачиваюсь, опасаясь увидеть, что он упал с дивана или что-то подобное. Однако Эдвардс лежит все там же, только, сильно прищурившись, смотрит на циферблат своих наручных часов, в которых вместо стрелок – настоящие, но малюсенькие кисти. – Мне же портрет сегодня рисовать! Малфой хрипло смеется со своей кровати, но прерывается со страдальческим «о-о-й», кладет руку на лоб и опять спрашивает, когда будет готово зелье. – Еще десять минут. Потерпите уж! – Тише, тише, – умоляют они оба. Мне одновременно весело и жаль их, и из милосердия приходится ограничиться коротким смешком. – А портрет, – через силу выдавливает Малфой, – той мисс Шерри, так ведь? – Да-а, – отвечает Натан. Измельчая стебли ромашки, я сопоставляю факты. – Сестра Глории? – Да. Малфой со странным кряхтением приподнимается и направляет волшебную палочку себе за голову, чтобы взбить подушку хитрым, но несложным заклинанием. – Надеюсь, ты не против, Гермиона? – спрашивает Натан, с сочувствием понаблюдав за бесплодными попытками друга по несчастью облегчить свои страдания. – А почему должна быть против? – отзываюсь я. – Оставишь моих учениц в покое, это ли не радость. Подумав, кокетливо прибавляю: – Она хороша. – Да-а-а, – опять отвечают мне оба. – Но ты хорошее, Грейнджер, – говорит Малфой. Я скептически приподнимаю бровь, и он отзеркаливает мой жест. Я не могу сдержать улыбку. Малфой улыбается тоже. – Подождите, пожалуйста, – прерывает наше многозначительное молчание Натан. – Вот я уйду, и вы продолжите свои безграмотные во всех смыслах подкаты. Почувствовав себя неловко и точно покраснев, я отворачиваюсь, чтобы отсчитать последние десять помешиваний, и вдыхаю, проверяя, свежий запах своего варева. – Зелье, кстати, готово. – Ура-а-а, – откликается Эдвардс – правда, это все еще больше похоже на мученический стон. Они мужественно встают, принимают кружки и говорят, что сегодня с огромным удовольствием готовы признать во мне старейшину племени, Гермиону Грейнджер – покорительницу сердец всех совершивших ошибки алкогольных гурманов.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

– Пошли гулять, Грейнджер! Кажется, через полчаса после зелья и целительного душа Драко выглядит особенно безмятежным. Я останавливаюсь у лестницы, которая тут же начинает свое хладнокровное движение, меняя направление на совершенно нам ненужное. Малфой идет ко мне через холл, а на его белую рубашку дважды запрыгивает невесть откуда взявшийся солнечный зайчик. – Ты на свидание меня приглашаешь? – спрашиваю я, предусмотрительно оглянувшись по сторонам. – Зависит от того, согласишься ли ты. – Везде-то ты ищешь запасные пути. Драко пожимает плечами, пропуская мимо ушей эту шутливую претензию. Мы проходим по этажу, чтобы спуститься к выходу. – Еще пара недель – и лето, – говорю я, ни о чем особенно серьезном не думая. В голове приятная, почти забытая легкость по-настоящему хорошего выходного дня. – Какие у тебя планы? – М-м-м, – тянет Малфой, тоже расслабленный и даже рассеянный. – Выучу наизусть твои методички, наверное. Я бросаю на Драко любопытствующий взгляд, как всегда засмотревшись, и он тоже оборачивается и подмигивает. Натан предлагал еще один чудодейственный способ обольщения, но я все обходила его стороной, считая слишком уж очевидным, даже хуже всех этих манипуляций с волосами, улыбками и намеками. Эдвардс говорил: «Ну похвали ты его!» И в этот солнечный день мне хочется похвалить Драко без конкретной цели, просто потому, что сердце требует теплых слов. – Малфой, я действительно считаю, ты поступил довольно смело, что пришел работать в Хогвартс, да еще на такую должность. – Игнорируя его изумление, я продолжаю: – И справляешься ты отлично. На его лице появляется неповторимая самодовольная ухмылка, и она вызывает у меня смех, который уже никак не сдержать. – Грейнджер, ты тоже огонь, – заявляет Драко, пока я прихожу в себя. – Надеюсь только, ты никогда не будешь больше язвить про мою репутацию. – Вспомнил! – полусерьезно возмущаюсь я. – Это ты первый начал. «Хочешь встретить Грейнджер – беги в школу». Мое объективно удачное передразнивание заставляет Малфоя весело хмыкнуть, признавая, что мы квиты, и он тянется, чтобы приобнять меня за плечи, но вдруг резко останавливается. – Тихо! Слышишь? Я непонимающе замираю, но вскоре осознаю, что Драко заглядывает за угол, где на нескольких скамейках сидят, рассматривая новый выпуск «Ведьмополитена», третьекурсницы Когтеврана и Пуффендуя. – Ты собираешься подслушивать? – едва слышно спрашиваю я, но Малфой требовательно прикладывает палец к губам. – Да нет, Глория права, – негромко рассуждает кто-то из девочек. – Мы уже поняли, что когда нет кричалки – и фанклуб какой-то не фанклуб. – Давайте попробуем. Они изображают крик, но все еще аккуратно, почти шепотом: – Малфой-Грейнджер навсегда! Получается немного вразлад, так что Глория задумчиво добавляет: – Надо бы заменить фамилии чем-то покороче. Более звучным. Остальные поддакивают. С озорным выражением лица Малфой кивком указывает мне на новообразовавшийся фанклуб и тут же быстро, совершенно по-мальчишечьи чмокает меня в губы. Я ошарашенно оглядываюсь, но понимаю, что Драко очень мудро подобрал тот момент, когда поблизости нет ни души. – Не делай так больше! – требую я. – Ничего не могу обещать, – заявляет Малфой и, решительно взяв меня за руку, ведет дальше к выходу – навстречу солнцу, озеру с резвящимися на берегу детьми и множеству светлых, прекрасных своей наивностью надежд.