***
Через столько лет мне до конца не было понятно, с какой это радости мне достались ледяные фокусы и откуда они вообще взялись? После окончания войны, когда обстановка в мире наладилась, а злодеи после произошедшего просто боялись выходить из своих нор, опасаясь получить по первое число, я плотно занялась этим вопросом, потому что до конца не могла поверить в то, что обычная девчонка может такое. Хотя, со своей обычностью я могла бы поспорить. Во время летних каникул я решила вернуться домой. Роберта, моего отчима, уже давным-давно не было в этом доме и им никто не занимался все те пять лет, которые меня здесь не было вместе с половиной населения. Дорожки плотно заросли дикими травами, а клумбы, за которыми мама так кропотливо ухаживала и постоянно присматривала, превратились в кусочек поля, огороженного старой шиной. На террасе было много сухих листьев, белая краска облупилась из-за времени, а кое-где уже было хорошо видно естественный цвет досок пола. Внутри дома все было так же, как и в последний день, когда я была здесь. Разве что, отчим собрал какие-то свои вещи, когда решил, что это место слишком сильно на него давит, и он должен переехать отсюда. Забрав Шторма, перебрался он в свою старую квартиру, где жил еще до знакомства с мамой. К слову, ее же вещи все здесь. Где искать ответ на вопрос, который привел меня сюда, я не знала. Было желание перешерстить здесь все, абсолютно каждую бумажку и потайной ящик в надежде найти хоть что-то. Я прекрасно знала, что в моей комнате ничего нет. Конечно, там миллион тайников с моими секретами, которые, кажется, тут и останутся, но ничего, что могло бы помочь мне, я там не припоминала. Тогда я решила начать с кабинета, который обычно делили мама и Роберт. Они советовали мне не открывать ящики стола, которые обычно запирались на ключ, ведь там были необходимые и слишком важные документы. Но на момент моего прихода ящик был не заперт, ведь все по той же причине — отчим забрал свои документы. Небольшой ключик лежал на столешнице старого и очень тяжелого темного письменного стола, а ящик открывался с небольшим трудом — жутко скрипел и я боялась сделать лишнее движение, лишь бы он не развалился у меня в руках. Я уселась на пол, когда мне удалось открыть ящик, и высыпала все внутренности на паркетную доску. Разные бумажки, книжки и папки, какие-то фотографии. Пробежавшись между строк, я запихала все обратно и вставила ящик обратно — ничего интересного и, на мой взгляд, такого важного, тут не было. Искать нужно определенно в другом месте. Моя мама была человеком-секретом. Несмотря на то, что она была очень открыта и показывала, казалось, большую часть себя человечеству, она хранила внутри во много раз больше информации, чем преподносила. У нее были дневники, которые она постоянно прятала. Мне в детстве было очень интересно их почитать, но потом я как-то забила на это, ведь выросла и стала тоже многое таить. Тогда я и начала понимать хоть и маленькую её часть. Она была мастером прятать вещи. Просто невероятным. Она прятала мои подарки на Рождество с умением, что я не могла найти их, перерыв весь дом, а потом оказывалось, что они лежали на видном месте, где я и не искала, потому что считала слишком очевидным. — Хочешь что-то спрятать — положи на видное место, — я бубнила себе под нос мамину любимую фразу, которую она с большой загадочностью произносила, когда я спрашивала у нее, где какая-то из моих вещей. Я стояла в гостиной, осматривая стенку и стеллажи с полками в надежде найти что-то интересное. Я заглядывала под каждую книжку, выдвигала ящики и наконец-то мое внимание привлек какой-то старый затертый блокнот. Он был не подписан и никаких опознавательных знаков на его обложке я не находила, и именно это заинтересовало в нем еще больше. Достав его из-под бумаг, я уселась в близстоящее кресло и открыла его. Полистав пару первых страниц, чернила на которой были чуть размазаны и пошарпаны временем, я поняла, что это личный дневник моей бабушки, которой нет уже очень давно. С бабушкой у меня были особые отношения. Она доверяла мне куда больше, чем маме. Мы говорили с ней обо всем на свете и время, проведенное с ней, я ценила больше всего в жизни. Она ушла, когда я была еще маленькой — мне было восемь, я еще почти ничего не соображала и только недавно пошла в школу. Бабушка всегда называла меня одаренным ребенком, но тогда я не понимала, почему. Полистав, я, поначалу, ничего не поняла, но в самом конце я увидела небольшой листок бумаги, который был более-менее новым, а чернила на нем были не такими старыми, как в блокноте. Это был почерк бабушки, определенно.Алиса, если этот блокнот попал в твои руки, значит, ты на верном пути и я очень рада этому. Вероятно, если ты сейчас читаешь это, значит есть в тебе что-то, определение чему ты не можешь дать, и именно за этим вопросом ты взяла этот блокнот. Спешу огорчить — в нем нет ничего по поводу того, что ты ищешь, но я знаю, определенно знаю, что тебя тревожит. Чтобы найти ответы, тебе потребуется кое-что. И это кое-что нужно забрать у кое-кого, кому я очень доверяла. Адрес: район Куинс, Риго-Парк, Харинг-стрит 11. Эмилия Рэй Стаффорд. Удачи!
Перечитав записку несколько раз и осмотрев листок со всех сторон, я задумалась. Моя бабушка любила поиграть в секретики, как и мама, ведь я абсолютно ничего не поняла. Как она узнала все наперед, и то ли это, что она имела в виду? В любом случае, нужно наведаться туда и узнать, об одном ли мы думали. Только мне понадобился бы помощник, который разбирается в Куинсе лучше всего. — Лис, ты издеваешься? — Паркер смотрел на меня странным взглядом, закатывая глаза и цокая языком, пока я сидела в кресле и поедала шоколадные хлопья из глубокой тарелки. Питер же сидел рядом на диване, скрестив ноги. Он определенно не разделял моего энтузиазма наконец разобраться в себе и своих способностях. Если же с ним все понятно — укусил радиоактивный паучок и понеслась, то со мной все не было так прозрачно, как хотелось бы. — А что? — хмыкнула я, продолжая завтракать, а парень же снова закатил глаза, после чего встал и начал ходить из стороны в сторону по нашей небольшой гостиной. Он определенно начинал взвешивать все «за» и «против», но, очевидно, склонялся в сторону «против». После всего, что мы пережили, Питер был готов не выпускать меня из дома без особой необходимости, и я уже начинала считать его параноиком. А он просто не хотел подвергать всевозможной опасности. И это всегда раздражало, мы часто ругались на этот счет, но потом все благополучно заканчивалось объятиями и извинениями, и он на некоторое время смягчался. — Просто… Ты уверена, что это именно то, что ты ищешь? Может, откроется какой-то другой вопрос твоей семьи, от которого ты будешь в шоке. Там же может быть, что угодно! А вдруг, она тебя разыграла? Я не понимаю! — Паркер, если тебе слабо сходить со мной, так и скажи. Я все равно пойду, с тобой или без. Питер посмотрел на меня нахмурившись и недолго помолчал. Я лишь пожала плечами, после чего, отправив последнюю ложку хлопьев в рот, поднялась с кресла. Не долго думая, парень нагнал меня на кухне и преградил путь к раковине, куда я хотела отправить тарелку. — Ладно. Уговорила. Мы пойдем туда. Вместе.***
Следующим же днем мы отправились по указанному адресу. Нас встретил небольшой двухэтажный домик с черепичной крышей и небольшим милым садиком. Когда-то и рядом с моим домом был небольшой милый садик, но теперь он бы взял первенство среди самых неухоженных двориков Нью-Йорка. У дома стояла машина — бежевый пикап, который давал мне надежду, что хозяева дома и мы не зря приехали. Питер остался внизу, а я поднялась на крыльцо. Держа сложенную вдвое записку от бабушки в руках, я постучала в дверь со стеклянной вставкой. Мне долгое время никто не отвечал, я стучала еще. — Может, в другой раз? — Паркер, закончивший осматривать машину, подошел к крыльцу и пожал плечами. Я лишь замотала головой, настойчиво продолжая колотить. Когда же шторка с той стороны чуть заколыхалась и послышался женский голос, говорящий «Иду!», я расслабилась. Дверь наконец открылась. Меня встретила молодая девушка, примерно моя ровесница, одетая в летнее цветастое платье. Ее волосы были необычайно кудрявыми, цвета пшеницы, и это привлекало в ней больше всего, наравне с лучезарной улыбкой, с которой она меня встретила. — Здравствуйте. Простите за беспокойство, но здесь живет Эмилия Рэй Стаффорд? — подняв уголки губ в улыбке, спросила я у девушки, которая все оглядывала Питера, бродящего за моей спиной из стороны в сторону. — Добрый день. Раньше жила — это моя бабушка, и ее уже два года нет на этом свете, — с нотками грусти произнесла девушка. — Меня зовут Мелиса, — она протянула мне руку, которую я чуть неуверенно пожала. — Очень приятно, Алиса. А Ваша бабушка, случайно, не говорила ни о каком послании? Просто тут слишком запутанная история произошла… Мелиса задумалась, бродя глазами по террасе. — Раз уж запутанная история, то я никуда не тороплюсь. Может, пройдете? — предложила наконец она, кивнув головой внутрь дома. Я же обернулась на Питера, который одобрительно кивнул, а потом пошел с участка, давая мне самой разобраться с этим. Улыбнувшись блондинке, я вошла в дом, а она любезно закрыла за мной белую дверь. Мы разместились на кухне. Мелиса Джессика налила мне чаю и уселась напротив за барной стойкой. Я начала свой рассказ, утаивая самые важные части и поделилась, что ее и моя бабушка, кажется, были подругами и моя оставила что-то, чтобы я в последствии могла получить, когда бабушки не станет. Но, как оказалось, моя посыльная тоже скончалась два года назад, когда мы были в камне и как раз, когда мне исполнилось девятнадцать. — Кажется, я что-то припоминаю! Она всегда, при любой возможности, говорила мне отпереть ящик в ее столе и отдать его содержимое девушке, которая придет и скажет про ее подругу — твою бабушку, получается. Пойдем. Мелиса потянула меня на второй этаж и завела в кабинет, в котором, судя по всему, давным-давно никто не бывал. Здесь пахло старостью — пылью и старыми бумагами, окна были зашторены, а мебель выглядела слишком старой. Девушка уселась в кресло за столом. Чуть приподняв его обивку, она достала маленький ключик, который идеально подошел к ящику. С трудом открыв его, она кивнула мне и поднялась с кресла, давая возможность посмотреть содержимое мне. В ящике было совсем немного вещей. Там было несколько фотографий, на которых изображены даже мы с мамой, какие-то кадры с юности бабушки, а под ними был спрятан блокнот — в точности такой же, как я видела дома. В точности такой же, в котором я нашла эту записку. Он был завязан тонкой веревкой на специальный узел. Такие узлы делали только бабушка и дедушка — их я узнавала из тысячи и ловко умела их развязывать по навыкам из детства. Быстро развязав его, я открыла блокнот. — Погоди, а как ты так быстро его развязала? — рассмеялась Мелиса, усевшись на край стола. — Опыт. Сама же бабушка научила развязывать и завязывать такие, — я улыбнулась в ответ и принялась листать блокнот, вглядываясь в содержимое. Какие-то записи были совсем старыми, какие-то поновее и ближе к концу. А в первом же форзаце меня встретил такой же листок. <center>Отлично! Если ты нашла этот блокнот, значит Эмилия не наврала и сохранила его в целости и тайне. Теперь, дорогая Алиса, я надеюсь, что это поможет тебе ответить на все вопросы, которые тревожат с детских лет. Ведь у меня были такие же.Твоя бабушка.
Я пролистнула блокнот, вчитываясь между строк. Внутри было расписано все по дням — каждая запись имела свою дату и время, а также подобный отчет ниже. Между строк вглядевшись, я поняла, что это — именно то. Потому как там говорилось про какие-то опыты, изменения и вообще общее самочувствие. Я посчитала это слишком сокровенным, поэтому сразу захлопнула блокнот, прямо перед носом любопытной Мелисы. Эта девушка определенно хотела узнать, что же хранили наши бабушки и почему это предназначалось именно мне, почему было такой тайной и почему именно сейчас? Уверена, в этой кудрявой голове было множество вопросов, но я была не намерена на них отвечать — в самой себе бы разобраться. Теперь единственное, чего мне хотелось — уйти поскорее и, завалившись на диван в гостиной вместе с Питером, изучать то, что удалось найти. Мне еле удалось отвязаться от Мелисы. Девушка буквально не хотела выпускать меня из дома, когда я уже собиралась уходить, и я даже подумывала о том, чтобы подморозить ее ненадолго и тихонько уйти, но мне помог Паркер, переодетый паучком и возвращавшийся за мной с очередного патруля. Забравшись на второй этаж ее дома, парень ловко пролез в окно и уронил пару вещей в ее спальне, заставив Мелису, сидящую со мной на кухне и попивающую чай, перепугаться до смерти. Взяв скалку, блондинка пошла на второй этаж, проверять, что же там упало и кто там ходит, ведь дома, кроме нас с ней, никого не было. Пока она скрылась на втором этаже, я тихо вышла из дома, прикрыв дверь и держа блокнот крепко прижатым к себе, стараясь не растерять выпадающие листы. Ну, а на крыльце меня уже забрал Паркер, после чего доставил на одну из многоэтажек, предварительно прокатив по городу на паутине. Мы уселись на крыше, свешивая ноги над огромным городом, что уже начинал затихать из-за опускающегося вечера. Открыв блокнот, я придерживала страницы, чтобы они не улетели из-за периодических порывов ветра, от которых меня старался укрывать Питер, севший против ветра. 28 сентября 1940 — понедельник. Второй день после введения сыворотки. Весь вчерашний день я провалялась без сознания. Такое чувство, что температура моего тела понизилась на несколько градусов. Я чувствую себя странно — когда начинаю нервничать, вспоминая об опыте, все, к чему я прикасаюсь, покрывается льдом. Я не знаю, как его убрать — моя ванная полностью покрыта коркой синего льда. — Что за сыворотка? Какой еще опыт? — я скривилась, оторвав глаза от блокнота. Питер, сидя рядом со мной, вчитывался тоже, пока не понимая, о чем идет речь. — А может, это… Ну, как с Капитаном? Ему тоже вводили что-то, а после он спал 70 лет, — предположил Паучок, но мне от этого легче не стало. Даже наоборот. От осознания того, что это писала моя… Стоп, а кто это писал? 29 сентября 1940 — вторник. Третий день после введения сыворотки. Гарфилд сказал, что на улице сегодня чертовски холодно и льет дождь. Выйдя на улицу, я ничего не почувствовала — обычная температура, по ощущениям. Не уверена, нормально ли это? Но профессор ничего не говорил, поэтому я сомневаюсь еще больше. Лед в ванной не растаял — он до сих пор там, и даже горячая вода не помогает нам от него избавиться. Тем временем, думая об опыте, я замораживаю все больше вещей, а совсем скоро нам не понадобится холодильник. — Гарфилд — это мой прадедушка, — это было больше похоже на вопрос, нежели на констатацию факта. Теперь я не понимала еще больше. Похоже, что это писала моя прабабушка? По телу пробежался холодок — оказывается, моя история берет свое начало гораздо глубже и дальше, чем я могла предположить. — Получается, твоей прабабушке ввели сыворотку, которая и вызвала способности, — вздохнул Питер, после чего окончательно стянул маску со своей головы и положил ее рядом. — В целом, во время войны это было обычным делом, учитывая, сколько мутантов сейчас являются супергероями. — Ты имеешь в виду, что я тоже мутант? — скривилась я, посмотрев на парня. — Обидно так-то. — Поверь, я тоже не особо от тебя отличаюсь, так что мы — парочка мутантов, — рассмеялся Питер, после чего сгреб меня в объятия и поцеловал в лоб, пока я пыталась состроить обиженное лицо. Но обижаться на него долго было просто невозможно — одни объятия обладали целительными свойствами и обнуляли все обиды. — Что там дальше? 12 октября 1940 — среда. Второй день испытаний. Сегодня мы разобрались с тем, как контролировать то, что со мной происходит. Признаться, я заморозила троих пленных насмерть в ангаре испытаний. Я готова была расплакаться прямо там, но профессор заверил меня, что армии будущего нужны стойкие солдаты и я должна быть хладнокровнее. Может, физически я и стала такой, но морально я никак не могла к этому привыкнуть. Как убирать этот синий лед мы тоже разобрались, только вот, пленным это уже не поможет. Как и предположил паучок, из моей прабабушки делали солдата будущего. Только вот то, как она на это согласилась — было для меня самой сокровенной тайной.