Приручение и подчинение

      Юри даже распереживался, когда Виктор впервые сказал, что он омут с чертями. Пришлось долгие полчаса биться с гугл-переводчиком в лингвистических раскопках похожей фразочки сначала на английском, а потом на японском, потому что Юри терпеть не мог, если чего-то не понимал, и в такие моменты становился ужасно занудным. Виктор же тогда становился ещё больше нетерпеливым, поэтому уже не стал разбираться, почему, по мнению японцев, черти водятся рядом с храмом, а упрямо сказал то, что Юри понимал и на японском, и на английском, и даже на русском:       — Я тебя хочу.       А объяснить, что Юри с виду невинный ангел с самыми пошлыми и грязными желаниями и мыслями можно и тогда, когда он, ворча на засосы на шее, так ангельски краснел на подобные обвинения. Да-да, словно и не знал таких пошло прекрасных слов, как «детка» и «выеби меня». Знал, прекрасно знал и умело пользовался.       И Виктор был готов на что угодно поспорить, что знал и хотел он намного больше, чем прятал за смущением. Иначе бы на льду не выделывался со своим эросом так, что Крис уже готов обиженно дуться, что у него отобрали все лавры.       И Виктор не спорил, не спрашивал — Виктор предлагал без права отказаться.       — Юри, а давай попробуем шибари.       Точно такие вопросы не надо — или же надо задавать за завтраком — потому что варёное яйцо хрустнуло скорлупой в ладони Юри на всю кухню. А после на полминуты воцарилась задумчивая почти тишина, потому что Виктор весело грыз почти подгоревший тост.       — Витя.       Вот так всегда всё и начиналось, всего лишь на одном его имени, в которое Юри любил вкладывать весь свой протест. Ну, например, что: «Витя, может, не будем целоваться в гримёрке… Ммм, Витя…», — или же: «Витя, сними эти чулки, хотя… Витя, я сам сниму». Юри любил упираться, но ещё больше любил подразнить, чтобы у Виктора от того, как он строго произносит его имя, поправляя на переносице очки, совсем сносило крышу.       — Что? Слово-то японское, — лучезарно улыбнулся Виктор, и Юри снова поправил очки.       — Понятно, — сухо сказал он, и можно было подумать, что к идее он отнёсся совсем безразлично, но за три года, что они были вместе, Виктор хорошо понял — для Юри достаточно порой только намекнуть.       Юри делал безразличную мину и думал больше месяца, а потом притащил вечером небольшой, но объёмный пакет и серьёзно сказал, ловя Виктора за пояс махрового халата на выходе из ванной:       — На выходные у нас планы.       — Интересные?       — Очень, — выдохнул Юри ему на ухо, приподнявшись на носках, и хитро улыбнулся.       За три дня до субботы Виктор успел напридумывать кучу версий и все их озвучить, за что вечером пятницы получил по лбу подушкой вместо поцелуя на ночь — Юри, хоть и сам был занудой, чужое нудение не любил.       — Я тоже теперь хочу, чтобы поскорее наступило завтра, — проворчал он, смилостившись после поцелуев в шею и нежностей на ушко. — Отыграюсь за эти дни, что ты меня грыз.       — Конечно, любимый, — промурлыкал Виктор, жалея, что до волшебного утра ещё ждать несколько часов.       Хотя утро началось как любое другое их ленивое сонное утро с тёплых обнимашек, ароматного омлета и горячего кофе, который Виктор тянул, сверля невозмутимого Юри выжидающим взглядом. Спину тоже сверлил, пока он мыл посуду. И чертово полотенце, которым Юри медленно-медленно вытирал руки.       — Ладно, пойдём, — торжественно объявил Юри, словно путь предстоял не до спальни, а до соседнего континента. Виктор решил поддержать атмосферу и не рвануть туда вприпрыжку. Впрочем, ничего интересного там пока не было, кроме небольшой тёмной стопки одежды.       — Переодевайся, — коротко сказал Юри, закрывая за собой дверь и опираясь на неё спиной, да ещё и руки важно на груди скрестил. Виктор скептически оглядел узкие черные брюки и лёгкую рубашку, хоть и с длинным рукавом. О, точно, с их совместного выступления однажды, вон и комплект Юри на стуле лежит.       — Только не говори, что мы собрались на каток.       — Витя, переодевайся, — в голосе Юри звякнули прекрасные стальные нотки, и Виктор, ощущая, как по коже пробежались мурашки предвкушения, решительно стянул футболку. Что ж, раз Юри хочет, раз он внимательно наблюдает за каждым его движением — Виктор порадует его небольшим шоу. Что-что, а грациозно раздеваться Виктор умел, только музыки и не хватало. И дразнить — тоже, потому что брюки он, хитро подмигнув невозмутимому Юри, надел без белья.       — Тебе так идёт чёрный цвет, — тихо сказал Юри, подходя к нему. Поцеловал в уголок губ, улыбнулся и плавно зашёл за спину, помассировал плечи, и Виктор расслабленно охнул. — Не хватает только одной детали.       На глаза мягко легла плотная черная лента, закрыла всё чернильной темнотой.       — Так не честно. Я тоже хочу тебя видеть, Юри, — с лёгкой обидой протянул Виктор, улавливая шорох одежды — похоже, Юри тоже переодевался.       — Пока что я хочу, чтобы ты только чувствовал. Ощущал. Слышал. Ты сам сейчас поймёшь, насколько это… Не двигайся, пожалуйста, — строго сказал Юри, когда Виктор сделал шаг на его голос.       — Ты сегодня командуешь, значит.       — Да, сегодня поиграем по моим правилам, — в голосе Юри послышалась улыбка, и Виктор, понимая, как он близко, жадно вдохнул воздух. Его любимый одеколон, его особенный запах, его торопливое дыхание, когда он волнуется, но старается этого не показывать. На самом деле с появлением Юри в его жизни появилось и прекрасное правило — любить его всем сердцем, и Виктор тщательно и с удовольствием его выполняет.       Несколько минут Юри молчал, но его прикосновения были громкими, даже оглушающими. Может, потому, что Виктор не знал, откуда их ждать? Как понять, что тёплая ладонь на секунду придавит ткань к груди, а потом щекоткой пальцев пробежит от локтя к плечу?       — Я могу сделать тебе больно, поэтому не молчи.       — Юри, просто сделай. Даже больно. Даже больше, чем больно. Ты же знаешь, что тебе можно сделать всё.       — Знаю, но всё равно немного боюсь, — пробормотал Юри, подув ему в шею, и Виктор инстинктивно наклонился за поцелуем и получил лёгкий и невинный чмок в губы.       — Я не буду спешить, — тихо продолжил Юри, стоя уже за его спиной и гладя по предплечьям. Потом он опустил ладони Виктору на запястья и помассировал их до ощущения тёплых колючих мурашек. — Я дам тебе время привыкнуть ко всему. Просто слушай, что я говорю, просто… нет, даже просто чувствуй.       Виктор завороженно кивнул, чувствуя, как Юри аккуратно завёл его руки за спину. По спине скользнула змейкой верёвка — Виктор ощутил её и сквозь ткань рубашки. Интересно, какая она? Вроде не совсем тонкая, но и не толстая, но, похоже, жёсткая. Может, поэтому Юри и сказал ему переодеться, чтобы сквозь ткань не поцарапать кожу? Юри всегда заботится о нём, порой даже больше, чем он может представить.       Верёвка плавно окутывала грудную клетку, прямо посередине легонько давила ровной линией узлов.       — Сцепи их, — тихо попросил Юри, и Виктор послушно сцепил руки за спиной и затаил дыхание, чувствуя, как верёвка браслетами окутывает плечи, небольшими узлами впивается в сгиб локтей и снова скользит к груди, чтобы вновь пересечься там ещё одним, крупным и ощутимым. Юри был прав — с закрытыми глазами всё… всё ощущалось. Ярче, точнее, больнее и в то же время приятнее. А ещё хотелось ощутить Юри, зарыться пальцами в его волосы и провести по губам. Это желание горело в пальцах, но их можно было только сжать в кулаки и разжать обратно. Это было странно — желать чего-то и не иметь возможности получить. Виктор повёл плечами, чувствуя, как веревки тут же впились в тело, и шорох рубашки показался грохотом. Так, что Виктор даже вздрогнул.       — Ты словно боишься, Витя. Или правда — боишься? — прошептал Юри. Он снова был перед ним, и Виктор счастливо потёрся щекой о его ладонь, почувствовав прикосновение.       — Может, чуть-чуть.       — Тебя пугает твоя беспомощность. И это нормально. А сейчас тебе будет немного сложно, но я тебе помогу. Опустись на колени, пожалуйста.       А вот это правда было сложно, хотя Виктор всегда гордился своей грацией, но сейчас опустился на пол неловким подломанным движением, хотя Юри и придерживал его плечи. Он снова зашёл ему за спину. Потрепал по волосам, погладил по шее, и Виктор расслабленно подался назад, немного развернул голову и потёрся щекой об его бедро.       — Знаешь, тебе сейчас очень подходит одно слово — прирученный. Сейчас ты такой, Витя.       — А в остальное время я дикий? — протянул Виктор, ощущая его голос со всех сторон — словно эхо. Словно он сам выпил бокал хорошего шампанского и сейчас тает в тёплом удовольствии.       — Бывает. Даже сейчас. Тебе нравится твоя беспомощность сейчас, но тело тебя выдаёт. Ты же чувствуешь? Ты дышишь чаще обычного, а по виску стекает капля пота. Тебе всё ещё немного страшно.       — Может быть. Я ведь не знаю, что будет дальше. И в то же время очень хочу узнать.       — А ещё ты хочешь увидеть. Хочешь же?       — Очень, — выдохнул Виктор и тут же зажмурился, ведь глаза резануло светом. Юри стянул ленту неожиданно, и Виктора на миг оглушило собственное сердцебиение, словно сердце хотело прорваться не только через рёбра, но и через опутавшие грудную клетку верёвки. Он поморгал несколько раз и только потом — увидел.       В большом зеркале их шкафа он видел собственное растерянное лицо и вязь песочных веревочных линий и узлов на собственной груди. На чёрной ткани рубашки они выделялись четко и резко, казалось, что вот сделает он сейчас глубокий вдох — и веревки располосуют ткань на лоскутки.       А ещё он видел Юри за своей спиной с его самым опасным и прекрасным выражением лица. С самой мягкой улыбкой и самым цепким и внимательным взглядом. Тоже одетый весь в чёрное и поблёскивая стёклами очков, он напоминал демона — одного из тех, что долго соблазняют и одурманивают свою жертву, а потом выпивают душу до последней капли. Виктор не хочет ждать долго — он готов отдать свою уже сейчас.       — А тебе тоже идёт черный цвет, — улыбнулся он, немного задирая голову, и Юри тут же провёл пальцами по его шее.       — А тебе снова не хватает одной детали. Знаешь, самой малости до совершенства.       Виктор сглотнул вмиг накопившуюся слюну, когда к шее прижалась широкая полоска кожи. Юри застегнул на нём обычный черный ошейник, который тут же ощутимо надавил на дёрнувшийся кадык.       — Немного туго, я знаю. Недостаточно для того, чтобы задохнуться, но чтобы ощутить свою прирученность — этого хватит.       — Твои черти такие фантазёры, Юри, — пробормотал Виктор, пробуя подвигать головой и сделать вдох глубже, чем обычно. Прирученность, беспомощность — звучало это откровенно пошло, как и ощущалось, потому что в паху давно уже горячей тяжестью накатывало возбуждение, и Юри точно должен был заметить, как напрягся его член под брюками. Или не заметил? Или же заметил, но хочет, чтобы он кончил вот так, не прикасаясь к себе, а только от осознания, что стоит на коленях в тугом ошейнике и со связанными за спиной руками? На самом деле, будь Виктору лет шестнадцать, он бы кончил уже раза три, сейчас у него просто выдержки хватает, хотя рядом с Юри о ней можно забыть. Это же Юри.       — А теперь выпрями спину и немного раздвинь колени, — строго сказал Юри, и Виктору показалось, что прошла не какая-то минута, а целая вечность. Улыбнувшись своему отражению, он и правда выпрямился на коленях ровной линией.       — Ты красивый, — пробормотал Юри, опускаясь за его спиной и садясь на его лодыжки, и теперь в зеркале можно было заметить лишь его бледную ладонь на бедре Виктора. — Смотри, какой ты красивый сейчас, не отводи взгляд. Смотри за нас двоих, потому что теперь я буду ощущать.       Его ладонь скользнула к ширинке, пальцы подцепили молнию брюк, расстегнули одним движением, и Юри быстро спустил их к коленям. Виктор сдавленно охнул, ощутив и увидев его ладонь уже на своём члене. Юри гладил его осторожно и аккуратно, временами надавливая на головку, и Виктор, широко распахнув глаза и всматриваясь в отражение, инстинктивно дёрнулся вперёд. Вот бы толкнуться сильнее в его ладонь, вот бы Юри сжал его член крепче… Но крепче только сдавил горло ошейник, за который Юри вдруг потянул назад, и Виктор задохнулся собственным хрипом.       — Витя, не двигайся, пожалуйста. Твоя спина должна быть прямой. Его слова шумом прошелестели в голове и Виктор, ловя ртом воздух, снова вытянулся струной, чувствуя, как сцеплённые за спиной руки понемногу начали затекать. А ещё колени, утыкаясь в прохладный пол, немного ныли, от члена же горячей волной по телу расходилось возбуждение, и все ощущения рвали на части, невозможно было сосредоточиться на каком-то одном. Но когда Юри перестал ласкать его член и убрал ладонь, Виктор почти что заскулил. Прирученный — да сейчас он именно такой.       — Сейчас ты можешь немного отдохнуть, — пробормотал Юри ему на ухо и потянул за плечи назад, помогая улечься на спину и на связанные руки. Было неудобно, было даже немного больно, узлы на груди тут же тяжестью впились в кожу, словно и не было никакой рубашки, и Виктор, потерявшись в этих ощущениях, не сразу услышал, как Юри попросил его согнуть ноги в коленях и немного развести их в стороны.       Юри стянул с него брюки, поэтому когда верёвка впилась в голую кожу, это было действительно немного болезненно. Она казалась шершавой и колючей, и Виктор инстинктивно попытался дёрнуться, когда Юри крепко обмотал его согнутое правое колено на первый виток.       — Всё хорошо. Пожалуйста, потерпи, — прошептал Юри, целуя его в колено, ведя ладонями по груди и задевая сквозь ткань напряжённые соски. Как он это делает, когда он вообще научился даже самой лёгкой лаской вызывать у него, Виктора, такой восторг? Так, что просто хочется сдавленно застонать, потянуться навстречу и позволить ему творить всё, что только в голову придёт. Поэтому Виктор только крепче прижал лодыжку к бедру, срываясь в дыхании на каждый впивающийся в кожу узел.       — Витя… Ты не представляешь, как я счастлив, что вижу тебя таким сейчас… Ты красивый, — пробормотал Юри, помогая ему снова сесть, впиваясь коленями в пол. Это было… странно. Казалось, что тело вмиг стало чужим и непослушным, только возбуждение было таким знакомым, собственным, хотя Юри и его мягко подчинил себе, снова аккуратно лаская ладонью член. — Я счастлив, что ты мне доверяешь, что я могу сейчас всё это сделать с тобой. Я ведь так люблю тебя.       Юри всегда стесняется говорить о любви, и Виктор даже сначала подумал, что ослышался, что и его слух тоже теперь словно чужой, но это ведь правда, потому что Юри снова выдохнул заполошное «Люблю» в его шею, и ради такого признания Виктор точно готов просидеть в таком беспомощном состоянии хоть целый день. Он бы признался в этом, но вместо слов лишь сорванный стон, когда Юри наклонил его вперёд. И поза такая неловкая, ведь упереться локтями в пол не получилось, и Виктор немного поелозил, чувствуя, как колени разъезжались в стороны. Подбородок болезненно уткнулся в пол, и Виктор даже смог извернуться и поднять взгляд на их отражение.       Красиво. Да, это красиво. Взгляд Юри тёмный, жадный, обожающий и настолько открытый, что даже сладко-стыдная и покорная поза Виктора сейчас с ним не сравнится. Юри умеет быть искренне жадным и сумасшедше, неконтролируемо влюблённым, пусть и открыть и разбередить это в нём сложно, и всегда держится до последнего за контроль каждого маленького чувства. Но с каждым днём даёт себе волю всё больше, и сейчас Виктор послушно и податливо расплавился в удовольствии от ощущения его тёплых ладоней на своих ягодицах.       Юри нежен — как всегда, пусть даже в его взгляде лишь жажда растянуть Виктора грубо и быстро. Это видно в отражении, в карих глазах золотистыми крапинками на радужке сверкали те самые его хитрые черти с буйной фантазией, но растягивал Виктора он неторопливо, не жалея смазки, другой ладонью надрачивая свой член — краем глаза Виктор мог это увидеть, хотя надо было неловко повернуть голову, и тогда ошейник совсем впивался в горло, и в висках расползался шум. Медленно входя в него членом, Юри, прижавшись грудью к его спине и связанным рукам, вдавил его в пол и накрыл ладонью шею. Сначала совсем незаметно, но с каждым толчком он давил всё сильнее, словно впечатывая, врезая ошейник в кожу, и острое возбуждение от зажатого меж бёдрами и животом члена казалось и болезненным, и в то же время очень сильным, оно раскатывалось волнами в такт движениям Юри, давило глотку его ладонью и рвалось хриплым скулежом. В голос стонать не получалось, хоть и очень хотелось, но воздуха не хватало, и настоящий звонкий стон вышибло оргазмом, когда живот стал горячим и липким, когда и в растянутом анусе стало горячо, когда на миг Виктору показалось, что всё это не с ним, а в голове шум сменился ватной тишиной. Странное ощущение… Такое… Улетающее?       Виктор задохнулся хриплым кашлем, когда Юри быстро расстегнул на нём ошейник.       — Прости меня, пожалуйста, прости, я только сейчас понял, что чуть тебя не придушил, — растерянно и виновато зашептал он, стараясь как можно быстрее развязать узлы, стягивающие руки, и мышцы, почувствовав свободу, тут же заныли с новой силой, хотя Виктор был уверен — он сейчас и пальцем пошевелить не сможет. — Я сейчас тебя развяжу. Пока не поднимайся. Я всё сделаю сам. Всегда, когда Юри так виновато пытается исправить то, что натворил, хочется с ним поиграть и подуться больше, чем нужно, но сейчас Виктор только мог искренне наслаждаться — тёплой усталостью, ощущением возвращающегося контроля над собственным телом, теплых капель, стекающих по бёдрам и поцелуев. Юри целовал его много-много раз, прикасался губами к каждому красному следу от веревок, гладил, слегка тискал, массировал запястья, и Виктор даже попытался мурлыкнуть, хотя это и походило больше на карканье вороны. Похоже, голос вернётся в норму не скоро, а на ближайшие несколько тренировок ещё и водолазку с высоким воротом придётся надеть, чтобы не щеголять отметинами на шее. Это сейчас они красные, а ведь точно позже появятся синяки.       — Затрахал ты меня, бессовестный, — проворчал Виктор, пытаясь устроиться в руках Юри как можно удобнее, и плевать, что они так и сидели на полу. Юри же совсем виновато округлил глаза и, похоже, был готов начать новый виток извинений, уже рот открыл, и Виктор вовремя прижался к его губам поцелуем. — В качестве извинений покажешь мне сайт, на котором научился вязать это всё, а то нечестно, что я один тут покайфовал от… как ты там сказал? От своей подчинённости и прирученности.       — Тебе понравилось?       — Если бы не понравилось, я бы тут уже возмущался. А я хочу любви и ласки, так что продолжай, не останавливайся.       И Юри тут же прижался губами к красной полосе на его запястье.