loveshot

      По дороге в свой магазин Шома без настроения поглощает мороженое. Оставляя свое дело под ответственность Ицуки, он планировал пойти покататься на коньках. Но сегодня ледовый дворец будет занят весь день, так как у какого-то очень известного фигуриста будут брать интервью. И теперь придется тащиться обратно на работу. Конечно же, Шома мог просто пойти на любой другой каток в городе, но они слишком далеко. И настроение уже испорчено, так что он просто не смог бы сконцентрироваться. И из-за этого, чтобы немного утешить себя, Шома купил мороженое, и теперь был занят только им. В основном он не идет кататься из-за мороженого. Да и не такой уж он теперь расстроенный. Все шло, в принципе, хорошо.       До того момента, пока он не завернул за угол своего магазина и не врезался в парня, измазав ему рубашку мороженым. Сначала Шома оплакивает кончину своей любимой сладости, но затем, взглянув на рубашку, бледнеет. Черт возьми, она стоит, наверное, больше, чем десять его картин. Уже забытое мороженое полностью стекло и ослабло в руках юноши. Шома, нервно сглатывая, поднимает голову наверх и видит привлекательного молодого мужчину, который хмуро глядел на пятно на своей одежде. Очень и очень привлекательного мужчину.       Он медленно переводит взгляд с испачканной рубашки на Шому, вероятно, чтобы испепелить его на месте. И художник прижимает к груди коньки, надеясь защититься ими от любых вербальных нападок, которые, скорее всего, не оставят от него и мокрого места. Прежде, чем незнакомец мог начать свою тираду, Шома кланяется и пропискивает что-то вроде извинений.       Он скользнул взглядом по нежным глазам цвета тающего шоколада и небольшому четко очерченному носу. У него миниатюрное лицо и симпатичные черты. Ох, черт, такое лицо Шома был бы не против запечатлеть на холсте. И губы. Он мог бы судить о незнакомце только по ним.       Парень хмыкает, и Шома понимает, что пялится. Незнакомец оттягивает свою дорогущую рубашку от груди, прежде, чем наконец подать голос.       — Нет, все в порядке.       Шома тяжело вздыхает. Конечно же, все не в порядке. Просто этот парень слишком вежливый, чтобы жаловаться. И теперь Шома чувствует себя ужасно из-за того, что испортил одежду такого милого (и горячего!) красавчика.       — Нет, так нельзя. Не стоит ходить с этим пятном. Я правда должен постирать твою рубашку.       Когда Шома сам это говорит, это звучит ужасно. Скорее всего, поэтому незнакомец выглядит так неловко. Шома никогда не был таким назойливым. Поэтому прежде, чем остановиться, он продолжает.       — Слушай, я живу в конце этого квартала, и я могу дать тебе надеть что-нибудь, пока не постираю твою рубашку.       — Нет, все хорошо. Мне нужно идти. У меня скоро интервью, — поспешно отвечает незнакомец, качая головой.       Он выглядит так, будто отчаянно старается избежать общества Шомы. Наверное, он думает, что Шома пресмыкается перед ним или что-то типа того. Прекрасно. Так держать, Шома. Как бы то ни было, он пытался. Не отбирать же у него рубашку! Незнакомцу явно неудобно с наехавшим на него. Поэтому Шома кивает, перебрасывает коньки через плечо за шнурки и достает свой телефон. Он переворачивает устройство экраном в сторону парня и говорит:       — Напиши свое имя и адрес. Я пришлю тебе новую рубашку.       Странно, но, несмотря на настойчивость Шомы, молодой человек смотрит на него со смешинкой в глазах и уже не выглядит так, будто хочет сбежать от него. Уно прочищает горло и совершенно не к месту добавляет:       — Это реально классная рубашка. Мне так жаль, что я испачкал ее.       Парень пристально смотрит на него, а Шома переминается с ноги на ногу, стараясь не выглядеть смущенным. Затем незнакомец говорит, как ни в чем не бывало.       — Ты не знаешь, кто я.       Шома старается не делать тупого выражения лица, но понимает, что ему это не удалось, чувствуя, что нахмурился.       — А я должен? — Глупый вопрос не заставляет себя ждать.       — Нет, конечно нет! — на странность быстро ответил его собеседник и неловко засмеялся. Шома пристально всматривается в красивое лицо, пытаясь выловить его образ из памяти. Хотя он в растерянности, потому что он ни на кого не похож. Он слишком красив, чтобы быть его знакомым, а Шома знает многих людей.       Прежде, чем Шома снова сглупит, незнакомец тянет его за рукав и говорит:       — Слушай, я знаю, что сказал нет… но ты заметил, что мне придется ходить с пятном, и, если предложение еще в силе, я бы был не против одолжить у тебя рубашку.       Он не совсем уверен, почему это вдруг парень решил поменять свое мнение, но он рад, что ему представилась возможность разобраться с этой неловкой ситуацией.       — Да, конечно.       Затем Шома ведет красивого незнакомца в свою квартиру. Его мозг заклинило на мгновение, потому что он не ожидал, что когда-либо услышит слова ведет — красивого незнакомца — в свою квартиру в одном предложении.       Шома проходит по боковой лестнице, ведущей к нему, рядом с входом в свой магазин. Открывает дверь и сожалеет, что вообще решился кого-нибудь приглашать в свой дом. Он забыл, что на какое-то время состояние его квартиры можно было, мягко говоря, назвать «творческим беспорядком». Ужасный бардак здесь из-за Шомы, который трудится над выставочными работами. Повсюду грязные коврики, баночки с краской и испорченные холсты. Везде.       Хозяин квартиры оставляет коньки у входа и обращается к парню:       — Извини за такой… беспорядок.       В ответ на это собеседник лишь улыбается и следует за Шомой. Он бормочет что-то вроде «извините за беспокойство», разуваясь, и удивленно оглядывает гостиную.       — Ты художник? — его вопрос звучит неловко.       Голова Шомы выглядывает из-за двери ванной.       — А! Это Шома. Уно Шома. И да. Я… рисую.       — Ну, что ж, привет, Уно-сан, — отвечает тот шутливо, — Я Юзуру.       Шома, рассеянно жестикулируя у себя в ванной, кивает. Парень еще немного смотрит на него и добавляет:       — Ханью… Юзуру.       — А, хорошо. Ханью-сан, — ответ выходит немного неловким и тот не понимает, почему его собеседник так улыбается. Он прочищает горло.       — Можешь привести себя в порядок в ванной. Чистые полотенца под раковиной.       — Ты можешь звать меня Юзуру, — предупреждает тот, прежде чем уйти в ванную.       — Эм, тогда зови меня просто Шома? — говорит хозяин квартиры и кивает, зачем-то кланяясь.       — Ладно, — смягчил взгляд Юзуру, — Шома-кун.       Юзуру, прежде чем зайти за дверь. Когда Шома видит, как закрывается за ним дверь, он понимает, что красавчик Юзуру сейчас останется без рубашки. Он быстро ориентируется в мыслях и врывается в свою комнату, чтобы найти что-нибудь для своего гостя. Из ванной доносятся звуки льющейся воды, и Шома решительно начинает раскопки в своем шкафу.       Он определенно не думает о парне, который принимает душ в его квартире.       Обычно в его душе не моются посторонние парни, не говоря уже о привлекательном молодом человеке, который, вероятно, скоро наденет его одежду.       Шома прокашливается, стараясь не покраснеть, и вытаскивает пару рубашек Ицуки, потому что не уверен, что сможет выдержать, если Юзуру наденет его вещи. Но, если честно, то его рубашка все равно не подойдет ему по размеру. Но одежда Юзуру ему самому более чем подходит, проходит мысль в голове Шомы. Он вынимает две-три рубашки младшего брата и игнорирует этот ход раздумий.       К тому времени, когда Шома определился с выбором и вылез из своей комнаты, Юзуру уже вышел. Брюки на его бедрах висели опасно низко, а полотенце лежало на его плечах и скрывало половину верхней части тела. Не то, чтобы Шома хотел увидеть или что-то вроде того. Конечно, нет. Он смотрит в сторону, сглатывая, потому что… вау. Ого, а он в форме.       Черт. Шома не должен думать об этом.       Он практически впихивает одежду в руки гостя и торопливо отворачивается. Картина напротив внезапно становится такой завораживающей. Юзуру, напевая что-то себе под нос, выбирает рубашку и мимоходом замечает:       — Они больше тебя.       Шома совершает ошибку, когда поворачивается лицом к своему гостю. Его взгляд мгновенно приковывается к очерченному прессу и красивым мышцам рук. Черт. Он, безусловно, сейчас напоминает самый спелый помидор.       — А, эм, это моего брата… я думал, мои будут слишком малы тебе, — заикаясь, отвечает Шома.       Юзуру продолжает выбирать, и Шома чувствует, как жар расползается по его шее.       — Я понимаю, что эти не так хороши, как твоя рубашка, но по крайней мере, они по размеру подойдут, — добавляет художник совершенно не к месту.       От собеседника последовал смех в ответ.       — Все в порядке, я все равно собирался переодеться.       Шома кивает и отворачивается, чтобы этого не увидеть. Через несколько секунд он чувствует прикосновение к своему локтю и слышит веселый голос.       — Сейчас можешь на меня смотреть.       Шома заливается краской, хотя в данный момент ему все равно. Но, в конце концов, он поворачивается. А Юзуру все равно чертовски красив даже в рубашке Ицуки с длинными измятыми рукавами. Если подумать, ему и без одежды неплохо. Должно быть, за это отвечает какой-то ген, заставляющий его, когда бы то ни было, выглядеть прекрасно.       Юзуру ослепительно улыбается, когда Шома набирается смелости посмотреть ему в лицо. Он снова отводит взгляд и робко напоминает:       — Так, эм, ты вроде говорил, что тебе нужно идти на интервью?       — А! — восклицает тот, — Ты прав! Черт, я уже опоздал.       Шома хихикает и выводит его за дверь. Они, спеша, идут рядом вдоль лестницы и коротко глядят друг на друга, когда Шома запирает боковую дверь. Он жестом указывает на вывеску своего магазина «Il Principe»* и сообщает:       — Ну, сейчас я пойду работать в магазин.       После паузы, добавляет.       — Удачи с интервью.       Юзуру ему улыбается, а тот глубоко вздыхает, как будто готовится к чему-то, и дергает за ручку двери. Колокольчик над дверью звенит, когда Юзуру хватает его за локоть.       — Спасибо за помощь. Я верну рубашку, когда постираю.       Похоже, он очень щекотливый человек. Шома сглатывает и кивает.       — Пустяки, правда. Не стоит.       Пальцы Юзуру легко скользят вниз по длине его предплечья и сжимают ладонь. Он смотрит Шоме прямо в глаза и решительно говорит:       — Я вернусь.       Шома смотрит на него ошеломленно, загипнотизированный светом в его глазах. Когда Юзуру отпустил его руку, Шома понял, что отражает его улыбку. Тот поднял ладонь, чтобы расположить ее на щеке художника. А он не понимает, дышит ли, когда чувствует кончик пальца Юзуру у уголка его губ. Потому что, черт возьми, он чувствует огромное желание взять его палец губами и прижать зубы к мягкой коже.       Но он не делает этого. Спасибо отличному самоконтролю Шомы. Юзуру кивает ему, прежде чем отступить, и тот понимает, что ему будет не хватать этого тепла. Инстинктивно он протягивает руку, чтобы схватить ладонь Юзуру, потому что на самом деле у него нет никакого самоконтроля. Юзуру смотрит на него с искоркой надежды в глазах, и Шома сглатывает.       — Тогда, я буду ждать, — вместо того, чтобы струсить, отвечает он.       Ответная улыбка парня ослепляет, и Шома понимает, что искренне отражает ее. Он машет рукой уходящему с поля зрения Юзуру перед тем как зайти в магазин.       И сразу же некто останавливает его как только он заходит, хватая за руку. Канако. Он взвизгивает и спрашивает:       — Откуда ты, черт возьми, взялась?       Вместо ответа она начинает нести чепуху и требует объяснить, с кем он только что был на улице. Шома с надеждой смотрит на своего младшего брата, но Ицуки в это время играет и ест обед, так что старшему приходится просто закатить глаза и разобраться с Канако самостоятельно. На самом деле он хотел проигнорировать ее, но в последний раз, когда происходила примерно такая же ситуация, она так донимала его, что тот не мог спокойно работать.       — Я врезался в него на улице и испачкал его рубашку мороженым, — вздохнув, ответил наконец Шома.       — Боже, Шома!       — Ладно! Я пригласил его к себе и дал сменную рубашку, — поспешно добавляет он, прежде, чем Канако начнет его ругать, и получает от нее хитрую ухмылку в ответ.       — Прекрати, извращенка, — ворчит Шома, вставая за кассу.       — Он сексуальный, да? — донимает Канако, опираясь локтями о стойку. Ицуки решает мудро поступить и уходит подальше, забирая с собой еду.       Шома хмурится, а потом бледнеет, вспоминая Юзуру, который стоял посреди его квартиры полуголый. Сглатывает и отводит глаза в сторону.       — Ага! — драматично ахает Канако. — Пожалуйста, скажи, что ты узнал его имя.       — Да, узнал, — отвечает Шома и Канако, ожидая, ухмыляется, а он продолжает, — Ханью Юзуру.       — Юзу? — Восклицает Канако, заставляя Шому отвлечься от работы, — высокий, худоватый, но подкачанный, с аккуратный лицом и носит кучу ожерелий?       Шома на минуту задумывается. Несмотря на то, что он был увлечен разглядыванием восхитительного пресса и розовых губ, все эти признаки совпадали с его знакомым.       — Ага, ты знаешь его?       Канако так сильно закатывает глаза, что Шома почти уверен, что она может увидеть свой внутренний мир.       — Вопрос в том, как это ты его не знаешь?       — Почему я должен его знать только потому, что ты его знаешь?       Канако смотрит на него так, будто у него внезапно появилась вторая голова.       — Шо, Юзу — двукратный олимпийский чемпион, и, возможно, он выиграет следующую Олимпиаду примерно через 7 месяцев.       Прежде, чем Шома ответил, Ицуки говорит из-за спины:       — Канако, Шо — пещерный человек. Он не смотрит телевизор, никуда не ходит, кроме своего магазина, квартиры и катка и до сих пор думает, что Такахаши — лучший фигурист в мире. А еще он тупой.       Шома смотрит на источник этих слов, злобно надеясь, что Ицуки подавится салатом или чем-нибудь еще. Он кротко пробормотал:       — Дай-чан — лучший фигурист в мире.       Канако сокрушенно вздыхает. Через несколько секунд, она садится прямо с озорным выражением на лице.       — Так ты думаешь, что Юзу сексуальный, да?       Шома краснеет и смотрит на нее уничтожающим взглядом.       — Заткнись, — скрипит зубами он.       Канако смеется так сильно, что не удерживается на табуретке и падает. Шома, конечно, не помогает ей, потому что так ей и надо.