Дни без солнечного света

Наконец, тьма полностью сломала Мисаки. По правде говоря, причиной этому служило не сколько отсутствие света, сколько те действия, которые были предприняты Коровиным. Нет, он не подверг Мисаки сексуальному насилию... пока что. Но он сделал так, что его страшные сны становились явью и не прекращались даже после пробуждения. Так, когда полностью истощенный юноша провалился в зыбкое состояние, смутно напоминающее сон, он прятался в его комнате и наблюдал за ним с помощью очков ночного видения. Иногда он давал знать Мисаки о своем присутствии, когда он просыпался. Иногда - оставлял его теряться в догадках. Это было настоящим ужасом для японца, когда он просыпался в камере после своих кошмаров и понимал, что он здесь не один. В связи с этим Мисаки едва ли мог заснуть, а когда он проваливался в сон, то мог внезапно в панике проснуться, его сердце колотилось как бешеное в груди, перехватывало дыхание, он был уверен, что похититель сейчас находится в его комнате, хотя на самом деле его там не было. Довольно часто "Док", как он приказывал себя называть, входил в камеру к Мисаки, с целью опробовать на нем инъекции различных веществ и препаратов. Некоторые из них вызывали эйфорию, другие - глубокий сон или онемение всех конечностей, а третьи - невыносимые боли. В дополнение к этим пыткам и без того худая фигура Мисаки стала абсолютно тощей: при любой попытке сопротивления Коровин просто лишал его пропитания. Мисаки также не мог принять душ с тех самых пор, как его схватили. Для человека, который был брезглив к проявлению нечистоплотности в любой форме, это было ужасной мукой. Что еще хуже, Коровин не только контролировал свет в камере, но он также контролировал и воду. И в наказание за то, что Мисаки отказывался согласиться на сексуальный контакт с Коровиным, "Док" просто отключил поток воды в туалет камеры, так, что Мисаки пришлось терпеть зловоние своих естественных отходов, наполнявших камеру. Всеми силами Мисаки сопротивлялся этим манипуляциям. Он пытался запереться в своем уме, скрываясь в своем воображении, прокручивая в голове тысячи моментов с прошлого, пытаясь вспомнить почти все, что могло бы отвлечь его от состояния постоянного стресса и ужаса, в котором он находился. Он вспоминал об Усаги-сане с каждым своим болезненным вздохом, а когда он наконец понял, что больше не сможет выдержать это все, то разразился отчаянными рыданиями в течении нескольких часов. Как только он сдался своему похитителю и сказал, что он даст ему все, чтобы положить конец этому нестерпимому кошмару, Коровин все еще наслаждался его муками. Похититель не сразу принял его предложение. Вместо этого он засмеялся и сказал, что возможно он изнасилует Мисаки в какой-то момент. Возможно это произойдет... скоро. После этих слов страх Мисаки с каждым разом начал усиливаться. Каждую минуту он задавался вопросом, когда этот сумасшедший решит осуществить их ужасную сделку. Тем временем, Коровин снова включил воду и позволил немного света в его камере. Мисаки не осозновал, что после продолжительного времени, проведенного в темноте, яркий свет может очень сильно повредить его зрение. В связи с этим, Док пытался адаптировать состояние Мисаки, постепенно увеличивая поступление света в его камере в течении нескольких дней. Коровин жаждал, чтобы его новый ПРОЕКТ мог видеть все, что он собирался с ним сделать. Мисаки ненавидел себя каждую минуту всего этого бесконечного ожидания за то, что предал Усаги-сана: человека, который был его жизнью и его любовью. Единственная вещь, которая помогала ему выдержать все это и продержаться до сегодняшнего дня являлись мысли о его Усаги. Возможно, это было последнее, что все еще заставляло его жить. Юноша, верный своим привязанностям, неоднократно думал о том, что ему следует сказать Коровину о том, что он передумал и готов вернуться к своей слепоте. Но потом Мисаки медленно перевел взгляд на маленький свет, горящий в защитной проволочной клетке над ним, вспоминая ту темноту и все, что в ней было. Его бледное, тощее, угловатое тело сотрясалось от воспоминаний об этом, в то же время он проклял свою трусость и рыдал от того, что это была его вина.

***

Мисаки поместили в эту тюрьму почти три недели назад, но он даже предположить не мог, сколько примерно прошло времени. По его ощущениям, его заключение здесь длилось годами. Наконец, Коровин позвал его, предлагая выйти из его слабо-освещенной комнаты, чтобы осуществить их сделку. Забрать то, что юноша ему пообещал. Мисаки встал, его хрупкие руки были связаны, он нещадно дрожал перед похитителем. Это был первый раз с тех пор, как он вышел из своей комнаты. С того самого момента, когда он понёс наказание и Коровин изрезал его. После сенсорной депривиации, являвшейся результатом нахождения в камере, все, что находилось за её пределами, казалось ошеломляющим, слишком ярким, слишком громким. Мисаки просто не мог заставить себя перестать дрожать. "Ты намного сильнее, чем выглядишь, Такахаши." - Коровин посмотрел, довольный тем, что перед ним стоит обнаженный дрожащий юноша: "У меня никто не продержался дольше, чем неделю, а ты практически трижды побил этот рекорд. Мне интересно... В чем же твой секрет?" Мисаки опустил голову и промолчал. "Я задал тебе вопрос." Услышав резкое изменение в голосе психопата, Мисаки понял, что обязан ответить. "Я... я... я... д.. не знаю..." - его голос был охриплым, слабым, ломающимся из-за того, что он практически не говорил: "Я... просто упрямый... полагаю." Усаги-сан. Вдург Мисаки понял, что он скорее умрет, нежели чем произнесет это драгоценное имя, которое его подсознание и разум произносили четко, ясно, без заикания. Эта причина должна быть осознаваема только им. Знание может принадлежать только ему самому. Как только он позволил себе это откровение, он понял, что даже если его похититель осквернит его тело, он никогда не сможет запятнать его сердце.Как только это осознание дошло до него, он перестал дрожать и стал спокойнее. Однако, дрожь снова пробежала леденящей волной по его телу, когда Коровин громко рассмеялся:"Ты все еще такой стойкий, Такахаши?" "Что ж, думаю, будет забавно держать тебя рядом." "Хорошо, Такахаши." - Коровин вздохнул, будто бы он решил уступить: "Я не буду на тебя давить в данный момент." Его задумчивое, молчаливо и покорное выражение лица в минуту превратилось в злобное. Его рот исказила зловещая ухмылка: "У нас еще много времени, чтобы извлечь все твои секреты. Я просто знаю, что получу ВСЕ ответы." Как только он это сказал, то тут же схватил юношу за запястья и потянул за собой. Мисаки был не на шутку озадачен тем, почему в этот раз ему не завязали глаза, но не решался задать вопрос. Ведь даже будучи в клетке, он коим-то образом нарушил правила поведения, данные им его похитителем и каждый раз за это были последствия. В ожидании того, как Мисаки сломается полностью, Док надевал на глаза своего пленника повязку и спрашивал, в какое место будет направлен скальпель или удар ремешком. Худшей частью всего этого был тот факт, что Коровин чаще всего просто не объяснял правила до тех пор, пока они не были нарушены и не шло логическое последствие в виде сурового наказания. Эта система поселила в Мисаки животный страх перед любыми действиям из-за неминуемой возможности наказания, чего, собственного, и добивался его похититель. Но, не смотря на все попытки следовать правилам этого сумасшедшего, худые плечи Мисаки даже сейчас были покрыты кровавыми корками после последнего наказания, а его туловище было осыпано множеством красных, подтекающих рубцов и недавно заживших шрамов малинового цвета. Теперь, удаляясь робким шагом от своей особой тюрьмы, Мисаки насчитал, по крайней мере, дюжину других толстых стальных дверей, которые выглядели почти точь в точь как и его . Его сердце разбилось от мыли того, что за каждой дверью мог находиться кто-то вроде него. Это чувство продолжало усиливаться, когда они остановились у последней двери. Коровин набрал код и проговорил что-то на португальском языке. "Джадир! Я хочу, чтобы ты подготовил Мисаки к походу в мою игровую комнату." Юноша, немного меньше Мисаки и немного моложе, ворвался в зал. У мальчика была теплая коричневая кожа бронзового оттенка, темно-черные волосы и огромные темные шоколадные глаза, которые были прикованы к полу. Точно также, как и Мисаки, подросток был полностью голым. Мисаки ахнул, увидев тело Джадира: все его тело было покрыто шрамами так, что на нем практически не оставалось свободного места. На глаза Мисаки навернулись слезы от осознания тех страданий, через которые пришлось пройти этому молодому юноше. Он опустил глаза и заметил пугающую деталь: на руках Джадира отсутствовали пальцы. Практически сразу он понял, что это была одна из тех самых рук, которые он схватил через щель в двери в самом начале его прибытия сюда. Коровин грубо схватил Мисаки и потащил вдоль коридора. Джадир молча следовал за ними. После нескольких поворотов в тускло освещенных коридорах японец был полностью потерян. Наконец Док открыл дверь и с силой толкнул туда Мисаки. Это был длинный плиточный корпус с душем. Притянув Мисаки к одному из кранов, Коровин поднял руки пленника над его головой и прицепил их цепи, которая свисала с потолка. "Джадир, иди", - приказал Док, отступая от Мисаки. Мальчик в шрамах сразу же перешел на сторону Коровина. "Джадир - мой самый старый питомец на данный момент", - холодно произнес мужчина по-японски. "Он собирается помыть тебя и подготовить к нашей маленькой игре". Дыхание Мисаки прервалось на несколько мгновений, услышав эти слова. Он наблюдал, как Коровин положил свою грубую руку на израненное плечо Джадира, пока тот делал все возможное, что не уклониться в испуге и плохо скрываемом отвращении. "Джадир теперь знает все правила. Не так ли, мой сладкий?", - прогоготал психически нестабильный доктор по-японски, даже не заботясь о том, что Джадир не сможет его понять. Его рука взъерошила непослушные волосы молчаливого мальчика. Ледяные голубые глаза пристально смотрели на Мисаки: "И он знает, как им следовать." Рука, которая на тот момент покоилась на голове Джадира, резко скользнула вниз, ухватив его за подбородок. "Я хочу предупредить, во избежании любой возможной дружбы между тобой и Джадиром или попытке сбежать, Такахаши, знайте, что любое нарушение моих правил приведет не только к вашему наказанию. Джадир получит вдвойне." Глаза Мисаки расширились и приобрели тошнотворное выражение от осознания возможной причины этих многочисленных шрамов на теле мальчика. "Ах, и.. на всякий случай, если у вас есть какие-либо мысли о том, чтобы отказаться от нашей сделки, когда мы начнем.. А может, и идеи о том, чтобы быть менее активным.. Позволь показать тебе, что может произойти." После этих слов Коровин поднял руку и протянул её перед ртом Джадира. "Дай мне свои зубы, питомец." - проворковал он сначала на японском, чтобы Мисаки смог его понять, а потом на португальском. Джадир бросил на Мисаки лишь краткий взгляд, прежде чем открыть рот и выплюнуть пары зубных протезов в ладонь. "Я сделал это сам." - Коровин звучал необычайно гордым. "У Джадира так сильно меня укусил, когда мы только познакомились. Так, что мне пришлось удалить его зубы... Один за другим, с помощью плоскогубцев и без анестезии". Коровин сказал это так, будто он сейчас обсуждает погоду. "Открой", - приказал Коровин. Он повернулся к Мисаки и подмигнул: "Я скажу тебе, что теперь без этих зубов Джадир делает восхитительные минеты." - Коровин усмехнулся. Мисаки наблюдал за тем, как молодой человек с карамельной кожей открывает рот, и Док вставляет недостающие зубы. А после этого похититель протянул пальцы, и Мисаки чувствовал, как сжался его живот, и подумал, что его может вывернуть прямо здесь, увидев, как Джадир покорно их вылизывает. Как только Коровин посчитал, что его достаточно обслужили, он дал указание своему старшему пленнику, прежде чем покинуть комнату. "Приведи его ко мне только тогда, когда ты вымоешь его и избавишься от этой ужасной вони." "После этого доставь его мне и вычисти камеру, Джадир." Еще раз Коровин сказал это на двух языках, чтобы оба подростка это поняли. "Вам лучше вести себя хорошо и не забывать, вы не знаете, когда я смотрю." Их похититель злобно улыбнулся, кивком указывая на камеру, висящую сбоку. Как только Коровин ушел, Мисаки опустил голову и начал рыдать. Он был крайне удивлен, когда почувствовал мягкую руку, аккуратно гладившую его спутанные волосы. Мисаки поднял свой взгляд и уставился в огромные карие глаза этого мальчика. Он начал было открывать рот, но затем быстро закрыл его, когда увидел ужас в глазах другого заключенного. Джадир подумал, что тот собирался что-то сказать. Мисаки кивнул сквозь слезы, давая понять Джадиру, что он осознает возможную опасность. Джадир печально кивнул в ответ. Он слишком хорошо был знаком с тем ужасом и болью, которая может ожидать новую игрушку хозяина. Затем мальчик, который был весь изрисован в шрамах, включил душ. Мисаки начал рыдать сильнее, но на этот раз от облегчения, когда горячая вода начала стекать по его грязной плоти. Изуродованные руки Джадира были бесконечно нежны, когда он мыл Мисаки. Брызги душа скрывали слезы обоих мальчиков.