But we'll take what comes Take what comes Oh the storm is raging against us now If you're afraid of falling then don't look down But we took the step or we took the leap And we'll take what comes Take what comes
На грани сознания всё чувствуется приглушённо, будто тело не твоё. Не твои руки и ноги, не твоё лицо, не твой голос. Ты наблюдаешь за происходящим со стороны, не принимая участия. Иккинг чувствует, как его трогают, чувствует приглушённую боль, шипит, пытается оттолкнуть, хотя тело его совершенно не слушается. Вокруг темнота, раскрывающаяся маленькой щёлочкой, но и в ней мало что разобрать — всё мутное, смазанное, непонятное. У него жар, он это чувствует. Всё тело будто налито свинцом, кипящим, раскалённым, и если бы он не знал, что Драго не введёт в него яд в ближайшее время, подумал бы, что это похоже на добровольную казнь. Впрочем, вскоре он уже ничего не чувствует, опять проваливается в сон, где болото, из воспоминаний, обрывков фраз, крови и разных тел, пытается засосать его, утопить. Он в крови по локти, падает, спотыкаясь обо что-то на дне, сразу всплывает. Жижа почти заставляет задохнуться, отплёвывать её мерзко, хочется блевать, не говоря о запахе, который так реален, что мутнеет рассудок. Просыпаясь в холодном поту, он долго смотрит в потолок, восстанавливает дыхание и старается унять пустой желудок, потому что тот сильно мутит. Картинка становится чёткой только спустя пару минут, потому спустя столько же Иккинг пытается двигаться. Конечности же не хотят движений, отдаются болью и некоторым ограничением... Левая рука в наручнике, что так же вдаётся в щель между стеной и полом, как и прежде, а вторая рука... перевязана? Парень хмурится, не веря, что его решили обработать. Согнуть руку уже боле не являлось возможным, но от ограничений она болела гораздо меньше. Что больше его волновало, так это то, что она стала больше, вздулась. Под перевязкой ему не посмотреть, что именно с ней творится, но запах он всё ещё чувствовал, примерно теперь понимая, что же повлияло на его сон. Аккуратно он пытается оттянуть край штанов, чтобы посмотреть и на ногу. Ему отвратительна сама мысль нахождение на себе клейма своего врага, но теперь она существовала, с ней придётся жить столько, сколько дадут Боги. Нога тоже оказывается перевязанной ровно там, где этой ночью появился ожог, заставляя нахмуриться. То, что у его пленителя проснулась совесть, было чем-то кощунственным и неправдивым, а оттого чувствовался подвох. Он трёт глаза, липкие из-за вчерашних слёз, осматривает свою камеру уже в который раз и думает, что очень хотел бы её покинуть. Только понимает, осознаёт, что сейчас не мог бы даже встать. Глаза опять закрываются сами по себе, утаскивая сознание в сон, на сей раз без сновидений.***
—Само благородство, — Хэддок закатывает глаза, смотря из-под опущенных ресниц на Драго. Тот довольно опирается на перила его клетки, рассказав, как приказал его перевязать. Если он хотел получить благодарность, то он был готов найти силы встать и плюнуть ему в лицо за подобного рода "доброту". Хорошо, что такой просьбы не последовало. Юноша всё ещё чувствует большую слабость, его хватило лишь на то, чтобы сесть, прислонившись спиной к стене. Активность на этом кончалась. —Не думай, что это подарок, просто продлеваю сроки твоей жизни на пару дней. Нам же нужно навестить Гриммеля, верно? — довольный оскал напротив заставляет поморщиться. Парень обдумывает слова про то, что нужно навестить охотника, делая вывод, что ничего хорошего не ждёт ни его, ни Большую Родину. Драго славился своим дурным нравом, когда что-то шло не по его плану. Однажды он уже спалил многих людей просто из-за того, что ему отказали, значит сделает это снова. —Зачем тебе я? — хрипит, заходится кашлем, прикрывая рот рукой, чувствуя, что органы будто бы пережёваны, и сейчас он выдохнет их вместе со словами. Всё даётся сложно, замедленно, даже моргает он заторможенно, так что даже три слова Блудвист ждёт долго, слегка нервно. Но по этому поводу не возмущался, сам довёл до этого состояния. —Ты думаешь, что только тебя мне хочется втоптать в грязь? Гриммель создал флот, который превосходит мой, даже та часть армии, что у меня осталась теперь жалкие остатки, которые трепещут перед его силой. Что говорить о командирах, которые стали просить его о помощи, — Иккинг слушал, внимательно, чтобы понять суть, но никак не мог этого сделать. Драго совсем слетел с катушек? Он хочет страданий людей лишь из... зависти? Насчёт себя он понимал — почти убил его, растоптав все планы по владению миром. А насчёт Гриммеля был понять не в силах. —И поэтому мне хочется, чтобы он испытал поражение. Не только связанное с его шайкой драконов, но ещё и касательно тебя. —Сам говорил, что ему плевать на меня. —Говорил, и ведь это так. Только ты результат его работы, будет печально, если ты вдруг из-за его же слов покончишь жизнь самоубийством. Иккинг не выдерживает, начиная хрипло смеяться. Животу, груди, горлу, губам очень больно, но он не может остановиться. И это выводит стоящего за решёткой мужчину из себя. Тот яростно смотрит на мальчишку, чуть ли не ломает прутья своей рукой, готовый задушить его, видимо, он ведёт себя слишком несерьёзно для этих слов. Сквозь свой же смех он слышит, как решётка открывается, в следующую секунду уже висит над землёй, пока разъярённый викинг вдавливает его в стену, поднимая насколько позволяла цепь. Смех затихает, но сам Хэддок продолжает слегка улыбаться, устало, будто бы наркотически. Отчасти он думал, что так и есть. Он хотел бы сейчас ввести яд, как обычно, по расписанию, а после попросить приказать всё это забыть, как страшный сон. Жаль никто не даст ему этой возможности. —Знаешь, Хэддок, я буду с превеликим удовольствием наблюдать, как жизнь в твоих глазах будет тухнуть. И не сомневайся, что ни от чьей руки кроме моей ты не сдохнешь. —О, надо же, то есть хочешь обладать единоличным правом моей жизни? Хах, вроде бы ты полностью мной владеешь, так в чём проблема сделать это сейчас? Он почти желает почувствовать смерть, будто в этом мире его ничего не держит. И активно играет роль самоубийцы, насмешливо смотря в разъярённые глаза, которые, впрочем, после его слов становятся слегка мягче. Осознание фразы, которую ему говорит мальчишка, заставляет Драго широко улыбнуться, жёлтые кривоватые зубы видно в этом оскале. И правда, он ведь владеет им сейчас. Владеет вождём Олуха и заодно визитной карточкой Гриммеля. Единолично. —Ты не представляешь, как я хочу тебя сейчас придушить. Только ты всё ещё мне нужен. Не расстраивайся, на сказку остатки твоих дней похожи не будут. Он чувствует плевок в лицо, а после и пол, больно ударяясь левой ногой и задницей. Быстро вытирает вязкую слюну с лица, морщится от ощущений и вони, стараясь не блевать. И правда, сказки не будет... Если он сам себе её не организует.***
Проходит два дня. Ему иногда носят еду, что хоть как-то поддерживает его состояние в человеческих границах, но привыкший к нормальной еде от Трин, он чувствует, как сбрасывает вес. Юноша стоит, прислонившись к стенке, вздыхает и смотрит, как дверь камеры отворяет мужчина. Короткий, тоже без левой ноги, упитанный и неразговорчивый. Время не жалело его бороду и волосы, делая их полностью седыми, а лицо покрывали морщины. —Не поможете мне сесть? — Хэддок сжимает губы в линию, придерживает больную руку, слегка жалостливо смотря на мужичка. Тот оглядывается назад, будто его там кто-то контролировал, недоверчиво оглядел качающуюся фигурку. —Подожди немного, сам упадёшь. —Падать больно, если так подумать. Мужчина морщится, фыркает, всё-таки подходит, подхватывает его за талию и опускает на пол, немного грубо, но это не падение. Оказавшись на земле, больной рукой, скрывая боль за титановым усилием, не отпускает наклонившегося, который теперь пребывает в недоумении, но ненадолго. Из его груди вырывается хрип, а после череда вдохов. Кровь брызгает на лицо, течёт по рукам, по шее, впитывается в одежду. Из шеи торчит вилка, которую, на пределе всех своих сил, Хэддок старался пропихнуть подальше. Рука викинга находит и его шею, пытается сжать, но парень вырывается, отползает в другой конец стены. Мужчина сидит на земле, пытается остановить кровь, вытащить столовый прибор. Иккинг никогда не убивал людей. Он вообще никого не убивал. Мог бы принять тот факт, что по его вине могли пострадать люди, но он никогда даже не думал, что может так хладнокровно... Он подтаскивает к себе небольшой поднос, всё-таки прежде, чем улепётывать, надо было хоть немного поесть, а пока еда находилась подальше от лужи расползающейся по камере крови, юноша стаскивает с пояса мужчины кинжал... Продолжительно смотрит на него, поднимая взгляд на умирающего человека, но который взглядом будто молит "Не надо". Юноша судорожно вздыхает, перехватывает кинжал так, как когда-то над Ночной Фурией, смотрит долго, повторяет почти те же слова, что вот, надо с этим покончить. "Только в отличии от тебя — убил без раздумий!" — слова внутри черепа разносятся громко, как спусковой крючок. Замах, удар, лёгкие конвульсии и тишина. Руки полностью в крови, уже засыхающей, отчего они становятся липкими. Он вытирает их о чужую одежду, быстро пихает в себя хлеб с водой и аккуратно выпрыгивает из камеры, предварительно выскользнув из наручника, хорошо, что у этого охранника были ключи. Иккинг движется по кораблю очень медленно, стараясь прыгать на ноге как можно тише, всё-таки сейчас ночь, и если он кого-то разбудит шумом, то выйдет, что человека он убил напрасно. На палубе несколько моряков, которые что-то рассказывают друг другу, кажется из обрывков фраз, которые с этого расстояния слышит парень, то что-то про охоту и клетки. Драго, на удачу, сейчас на берегу, кричит на очередного своего подчинённого, который, видимо, где-то провинился. Парень видит все изменения, что успели произойти с этим человеком. Он стал неуравновешен, не то, что прежде, его было легко разозлить, тот стал думать лишь местью, завистью... он бы даже сказал, что как умалишённый. Одним словом, тот стал опасным человеком, и сейчас от него нужно было убегать. В каюте он быстро находит свою запчасть, её даже не пытались прятать, положив на рабочий стол рядом с кроватью. Чувствовать двойную опору — несравнимо удобно, только перемещение всё ещё медленное — обе ноги сильно болят, правая особенно, при каждом движении отдавала болью вниз, в колено, и вверх — в пах. Иккинг скользит взглядом по комнате, чтобы можно было забрать ещё что-то, что поможет ему, когда он будет в лесу. Но находит только небольшой кусок шкуры какого-то животного. Им можно было укрыть только тело, но выбирать не приходится, да и не из чего. Быстро сооружает из этого подобие накидки, и уже почти выходит, как вспоминает про яд. Этого точно Драго оставлять нельзя. Вот только его как раз в каюте он не находит. Его нет в сундуках, в шкафу, под кроватью — нигде. А когда слышит, что Драго возвращается, тут же выскальзывает за дверь, прячется за бочками и ждёт, пока мужчина зайдёт к себе, чтобы поскорее сбежать с корабля. Жалел Иккинг сейчас лишь о том, что не удалось прихватить ни свою броню, ни коробочку с ампулами, надеясь, что у охотника найдётся, чем всё это заменить... Насчёт яда у него были особые мысли, потому что он сам хотел, чтобы Гриммель отдал приказ. Он не хочет помнить эту неделю.***
По сугробам двигаться достаточно трудно, одежда уже мокрая из-за растаявшего снега, но идти юноша не прекращает. Ему хочется дойти до цели как можно быстрее, не делая привалов, остановок, просто продолжая шагать, проваливаться в снег чуть ли не по пояс, пробираться сквозь кусты, почти бежать, лишь бы дальше и дальше от злополучного места. Совсем не замечает, как впереди возникает дракон. Хладоброн идёт по вытоптанной людьми тропинке, вынюхивает, по всей видимости, какую-то добычу. А единственной добычей на на эту часть леса был он. Хэддок глубоко выдыхает, смотрит на дракона впереди себя. Он не убьёт его сейчас без приказа. Он приручит его. Несколько шагов привлекают внимание, дракон разворачивается, и пока явно агрессивно настроен к человеку. Иккинг вытягивает правую руку вперёд, делает шажки медленно, иногда замирая, когда дракону становилось слишком неуютно и тот слегка приоткрывал рот для залпа. —Всё хорошо. Я тебя не обижу. Видишь? Я бы угостил тебя чем-нибудь, будь у меня еда, — он всё ещё хриплый, довольно тихий, поэтому приходится напрягать голос сильнее. Хладоброн топчется на месте, не зная можно ли доверять человеку, или же спалить его. Но всё-таки позволяет подойти поближе, оглядывает чужую руку, которая тянется к его морде. Обычно это работало, если бы у него сейчас был с собой инферно, то он мог бы показать дракону, что почти такой же. "Вот, смотри, у меня тоже есть огонь". Но сейчас остаётся только надеется, что старый трюк сработает. И он сработал. Под пальцами чувствуется еле тёплая чешуя, вызывая на лице юноши широкую улыбку. Он гладит дракона осторожно, давая к себе привыкнуть, говорит о том, какой же он хороший. Сейчас ему неожиданно хочется разреветься. Чувствовать доверие к себе невероятно приятно. Без приказов, без колб, а к нему самому. Уже будто бы позабытое чувство возвращается к нему, накатывало теплом. Он очень скучал по Беззубику, по Астрид, маме... чёрт, да он даже по близнецам соскучился. В порыве он обнимает ящерицу за морду, но та, видимо поняв всю безобидность существа перед собой, позволяет себя обнять, даже сама ткнулась носом в тощий живот. —Хей... не поможешь мне до кое-куда добраться? — тихо спрашивает юноша, опять гладит по морде, смотря в глаза, которые уже не пылали животной агрессией. Понял бы это Гриммель или Драго... было бы проще. Всему миру стало бы проще. Парень аккуратно обходит дракона, гладит его по боку, крылу, довольно большому, чтобы дракон смог подняться в воздух, но сейчас он бы даже попутешествовал на его спине и пешком. В любом случае дракон будет быстрее, чем он, хромающий и уставший. —Вон туда, хорошо?***
—Гриммель, ну, пожалуйста, ты идёшь в лес уже третий раз, тебе нужно хотя бы немного отдохнуть! — Трин встаёт в проходе, преграждая путь. Она смотрит на уставшего мужчину. Он потрёпанный, не спавший уже некоторое время, на щеках царапины, что оставила ему роща поблизости, —Если его всё-таки похитили, то тогда нет смысла бродить в округе! Был же приказ, чтобы он даже не думал о побеге, сам говорил! Так что хватит себя мучить! — девочка обхватывает его за пояс, начинает плакать. Мужчина же, и правда ослабший, сейчас почти падает, но успевает сохранить равновесие. —Его нет три дня, Трин. Был бы похититель — уже объявился, смысла далеко уходить нет... —Но хотя бы поспи! Я прошу о пяти часах сна, — она жалостливо смотрит наверх, Гриммель не может сдержаться перед молящим взглядом, а потому сдаётся, кивает, уходя к себе, даже не замечая, как засыпает. Чёртов мальчишка вымотал ему все нервы, и что было противнее всего лично для мужчины — он волновался. Его могли давно сожрать, или он мог сейчас лежать и где-нибудь истекать кровью... Впрочем, исходов он успел придумать огромное множество, не собираясь их дополнять. Стоит его голове прикоснуться к подушке, как он сразу же выключается. А в следующие дни ищет вновь и вновь. К концу шестого он уже отчаивается. Смертохват рядом что-то утробно гудит, ложась рядом с хозяином, пока тот вычёркивает в карте на коленях и этот участок леса. Мужчина смотрит вдаль, на другой берег реки, размышляя о том, что стоит ли вообще туда идти? Есть ли смысл в том, чтобы пытаться его искать и там? Он трёт глаза, думая, что Трин наверняка дома волнуется, но она там, в безопасности... а Хэддок где-то там, где даже не представлял охотник, и не мог его найти. Он просто неожиданно перестал существовать. И это ему не нравилось ещё больше. Он встаёт, отряхивая снег с брони, наблюдает за тем, как дракон тоже встаёт, разогревается, выпуская и задвигая два клыка, а после неожиданно настораживается. А вместе с ним и Гриммель. Достаёт арбалет, приводя его в готовность и следя за взглядом своей зверушки, не давая ему команды атаковать. На другом берегу останавливается Хладоброн, тоже изучает гостей на территории, фыркая. Стоит ли сейчас ввязываться в охоту? Нет необходимости, поэтому арбалет опять складывается за чужой спиной и сам мужчина уже хочет уходить, но видит, на чужой спине мельтешение. А после и фигуру человека рядом. Вглядывается, цепляясь за юношу, и когда узнаёт, то с зубным скрежетом спускается к реке. Иккинг делает тоже самое, когда узнает фигуру со Смертохватом рядом. Скатывается с берега будто с горки, помахав дракону, что ему помог, напоследок. Гриммелю точно не понравится, что он приручил дракона. Из сугроба приходится подниматься с силой, упираясь в лёд под слоем снежинок, напрягая левую руку больше, чем хотелось бы. Они останавливаются ближе к берегу Хэддока, потому что тот идёт медленнее, смотрят друг на друга изучающе. Парня слегка покачивает от усталости, он не спал весь день, лишь бы быть подальше от места, из которого он сбежал. И, честно, ему очень хочется прямо сейчас всё рассказать охотнику, но слова не хотят выходить, он больше хрипит, а потому бросает попытки. Упирается лбом в чужую грудь, выдыхает, а после, когда глаза сами по-себе закрываются, чувствует, как его берут на руки. Теперь, когда есть то самое ощущение безопасности, он может прикрыть глаза, не переживая, что его сейчас придушат. Хотя теперь вопрос спорный, Гриммель тоже мог его придушить... Но явно не станет. Мужчина держит его довольно бережно, начинает двигаться ближе к берегу, свистом зовёт свою ящерицу. Их ждёт долгий разговор как только тот очнётся, но пока... пока что он не видит, можно отпустить напускную холодность, можно расслабить лицо, и позволить ему сжаться в боли, уткнуться в чужую шевелюру. Побитый, потрёпанный, но живой. Он живой... Мелко подрагивает в его руках, прижимается столь доверительно, что Гриммель не может не прижать его ещё крепче. Нужно немедленно отнести его в дом и... и готовиться к скорому прибытию гостей. Эпиграф: Walking The Wire — Imagine Dragons