Черное и Белое

      После Пандарии во дворце оказалось неожиданно много дел, и это было к лучшему. Заново пришлось привыкать ко всему — от мягких кроватей до высоких лестниц, каждый шаг по которым отзывался болью в бедре всякий раз, когда Андуин пытался взбежать по ним в прежней манере. Но более всего непривычно было гулкое чувство одиночества.       Андуин Ринн рос в пустынных залах, безлюдных библиотеках, он привык сидеть за огромным столом в одиночестве и иногда целыми днями молчать, не перекидываясь даже парочкой слов с озабоченными своими проблемами слугами. Но Пандария открыла ему не только философию, плодородные земли и истины. Она открыла ему другой мир. Мир, где его существование не было незаметным, где его слово что-то значило, где он мог делиться своими мыслями свободно — и был услышан.       Так что теперь узкая комнатка казалась пыльной и печальной, и даже старая библиотека не приносила ему прежнего чувства покоя. Штормград был снова на его плечах, и даже возможности нырнуть в тихую размеренную жреческую жизнь не было.       Андуин Ллейн Ринн чувствовал себя так, как любой юноша его возраста, когда теряет друга. Иногда ему казалось, что сердце его разбито на мелкие осколки, иногда дни были довольно терпимыми. Он пил разбавленное вино, когда никто не видел, и переставлял фигурки по доске, будто игра с самим собой могла доставить ему хоть какое-то удовольствие. Голова зажила, даже предательски отрезанная тетей Джайной прядь немного отросла, и теперь прическа юного принца была почти прежней. Но все же печаль нельзя просто так унять.       Иногда Андуин ловил себя на том, что он вполне не отказался бы погибнуть в том зале вместо короля-Андуина. Или это вместе с предательством друга и смертью альтернативного себя он утратил что-то важное, что-то необходимое? Иногда он пристально наблюдал за старшими товарищами, будто пытался понять, испытывают ли они такое же желание общаться с кем-то, страдают ли они от таких же потерь, думают ли они о том же? Но раз за разом не находил между ними и собой ничего общего, и наконец просто признал, что это может быть частью обычного взросления.       И перестал с надеждой смотреть на небо, будто в ожидании кого-то.       И потому Андуин весьма удивился, когда посыльный передал ему плотно запечатанный конверт. На нем не было ни адреса, ни имени отправителя.       Когда принц Штормграда оторвал взгляд от конверта, человека, доставившего послание, уже и след простыл.       Юноша в последнее время получал много писем, но этот конверт отличался от всей корреспонденции. Он скептически осмотрел конверт без подписи и осторожно вскрыл его отцовским ножом для бумаг, предварительно осмотрев над пламенем свечи. Предосторожности никогда не были лишними.       В конверте оказался лист дорогой бумаги, на котором знакомым размашистым почерком было написано всего пару строк: «Надеюсь на встречу в твоих покоях на закате завтрашнего дня, мой мягкосердечный друг».       Андуин сначала отложил письмо, а затем выдохнул. Дренейские дыхательные упражнения не оказывали никакого эффекта и сердце колотилось в груди.       Гневион не был желанным гостем в Штормграде. Ему будет очень трудно осуществить свой дерзкий план. Но… он должен его хотя бы выслушать. И дело было не в том, что Андуину этого хотелось, нет. Он должен был мыслить как политик.       Поэтому ближе к закату он не находил себе места, вышагивая по своим покоям, будто куница по клетке. Он и правда чувствовал себя пленным. Обязательствами, долгом и обидой, что разъедала ему душу все эти долгие месяцы.       Едва солнце скрылось за горизонтом, в окно покоев Андуина постучали.       — Это я, — голос звучал совсем тихо, но принц все равно его узнал. Юноша порывисто открыл створки, а затем уже испугался, что мог сбить товарища. Впрочем, вряд ли дракону было опасно падение.       — Заходи. Хотя, я уверен, что тебе не так уж и нужно приглашение. Нас не побеспокоят, — он покачал головой, чуть отходя от окна.       — Ты слишком плохого мнения обо мне, — ответил Гневион, спрыгивая с подоконника на пол, хоть улыбка Чёрного принца говорила об обратном.       Одет он был намного скромнее, чем обычно: расшитый камзол сменился простой тёмной курткой, сапогам с загнутыми носами дракон предпочел ботинки из мягкой кожи, а белоснежные шаровары уступили место чёрным, плотно облегающим ноги штанам. Даже тюрбан дракон снял, накинув вместо него капюшон.       — Вина? — Гневион расстегнул куртку и извлек из внутреннего кармана бутылку из темно-синего стёкла.       Андуин часто-часто заморгал. Гневион вел себя так, будто ничего не происходило, будто они снова в Пандарии и у черного дракона получилось похитить юного принца у стражи на часок. Юноша попятился и плюхнулся в кресло, что было принесено из покоев отца. На его старом стуле было неудобно так долго сидеть. Теперь, казалось, он был стариком, что вынужден всегда думать о ноющих костях и удобстве.       — Ты…ничего не хочешь мне объяснить, Гневион?       — Хочу, — с Гневиона разом слетела вся веселость. Он уселся на пол напротив принца и аккуратно поставил рядом бутылку. — Но, честное слово, не знаю, с чего начать. Для меня все достаточно очевидно. Поэтому лучше задавай вопросы. И все же давай разольем вино — у меня в горле пересохло, пока я ползал по вашим крышам.       Андуин скрестил руки на груди. Он не собрался помогать товарищу даже в поиске штопора, хотя был уверен, что тот разберётся и сам. Как всегда. Он хотел спросить про Гарроша, про побег, про дерзкий план, но кое-что волновало его больше судеб мира.       — Ты не застал того, что произошло после побега Гарроша из зала суда. Тебе не… рассказали? — голос Андуина дрогнул.       — Я пытался узнать, но, увы, все, кто мог бы что-то мне поведать, занимают слишком высокое положение в обществе и, — Гневион осторожно поддел внезапно отросшим когтем пробку бутылки, — скорее предпочли бы видеть мою голову на воротах своих городов. Ты будешь пить, или все мне достанется?       — Я выпью, — внезапно согласился Ринн, хотя до этого момента пить не собирался. События, о которых он собирался рассказать, были еще слишком свежи в его памяти, чтобы говорить о них спокойно.       — Я плохо разбираюсь в таких вещах, а с Хроми не довелось обсудить. Просто…ну…завеса упала. И на волю выбрались наши отражения. Несчастливые двойники, или как-то так, — Андуин подставил кубок, и залпом выпил практически половину. Его руки дрожали.       — Я видел остальных только краем глаза. Никто потом не захотел это обсуждать. Все произошло так быстро. Это были те отражения, где мы всё потеряли, отчаялись, ужесточились… Я видел обезумевшего Калесгоса. И Вол`джин… На меня напал Вол`джин и хотел отрезать уши. А я сам видел… себя. Короля Ринна, что рано утратил отца. Когда все яростно сражались, он только лежал на полу в страхе и плакал. Он не был бойцом, совершенно. Он выглядел как трус, но когда меня едва не убил Вол`джин, он… просто без сомнений отдал за меня жизнь. Я ничего не мог поделать, раны были страшные. Он умирал у меня на руках, и просто спрашивал о том, жив ли отец в этом мире. Ему просто хотелось знать, что хоть где-то он счастлив, понимаешь? Ему этого было достаточно, — Андуин покачал головой, его взгляд блуждал по лицу Черного Принца, но юный Ринн будто бы и не видел Гневиона.       — И тетя Джайна. Она умерла. Я пытался, я хотел помочь, но… Она была мертва. Столько паники, столько шума, столько смертей. Если бы не Чи-Дзы, она бы так и осталась мертвой, но у них, Небожителей, было больше власти на собственной земле, чем у нас. И она все же выжила. Я не знаю, что бы было, если бы я и ее потерял. И отца чуть не убили, — Андуин крепко зажмурился, но тут же вернул себе прежний уверенный голос.       — Скажи, Гневион, это того стоило?       Гневион молчал. Он обдумывал слова друга. То, что тому довелось пережить, было страшно… наверное.       — Вы столкнулись с тем, что произошло в другом мире и другом времени, с воплощением ваших страхов. Было бы печально, если бы Леди Праудмур погибла, но всё обошлось. Стоило бы извлечь урок из этого, — Гневион поднялся и отошёл к столику, на котором заметил бокал.       — Что же до вопроса цены… Пока все идёт в рамках плана, поэтому да, стоило.       Дракон подал Андуину вино и вновь опустился на прежнее место.       — Урок? — глаза Андуина расширились, он ударил кулаком по столу, и тут же об этом пожалел — боль разлилась по всему телу раскаленным металлом.       — Это — не игра, Гневион, это человеческие жизни. Они не фигурки на карте, они живые. Они ценные. Каждая жизнь священна. Как думаешь, что сделает Гаррош, когда получит власть? Просто укрепит свою армию? Как бы не так. Он отомстит. Каждому из нас. Он не будет брать пленных, его Орда не поглотит нас, а просто уничтожит, неужели ты не понимаешь? Что, по твоему мнению, будет со Штормградом, когда его захватят? Что будет с мирными жителями? Что будет со мной?       Гневион не ответил. Он не хотел признавать, что ошибся. Ещё меньше ему хотелось говорить Андуину, что…       — У всего есть цена, — голос дракона звучал необычно глухо, — тысячи жизней в обмен на жизни миллиардов. Если носиться с каждым, не спасешь никого.       Гневион встал и теперь смотрел на Андуина сверху вниз.       — Я не хотел бы, чтобы погиб ты, или кто-то из твоих близких. Не хотел бы…       Дракон посмотрел в глаза человека и понял, что это совсем не то, что надеялся услышать юный принц. От этого было как-то неприятно на душе. Гневиону был симпатичен этот странный человек, интересны его мысли, идеи. Во многом, если не во всем, Андуин Ринн являлся противоположностью Черного принца, и потому дракону было интересно. И сейчас Гневион почти физически ощущал, как рушится тот хрупкий мост, что они построили между собой в Пандарии.       — Но так может получится. Из-за твоего плана, — горько отозвался Андуин. Он не хотел плакать при Гневионе. Он понимал, что дракону нельзя видеть его слезы, он и без того считал Андуина слабым.       — Мой отец отправляется на Дренор. Они должны будут остановить Железную Орду. Мы должны ее остановить, — Андуин покачал головой, он привык занимать трон в отсутствии отца. Но даже мысли о том, что отец мог не вернуться, отдавались болью.       — Я понял тебя, Гневион. Думаю, нам больше не стоит… видеться, — Андуин прикусил губу, сжимая руки на кубке.       — Если у отца и остальных получится, скоро будет много работы, мне надо придумать, где разместить новые госпиталя и найти земли под кладбища. Уходи, Гневион. Твой план обернулся успехом. Скоро будет война.       — Война и так была бы. Альянс и Орда снова вцепились бы друг другу в глотки, стоило бы пропасть общему врагу, — Гневион покачал головой.       — Вы не умеете жить мирно. И не хотите учиться этому. Если бы умели, Гаррош бы уже был казнен, если вообще пришёл бы к власти. И Легион никогда не смог бы развернуть полномасштабное вторжение на Азерот.       Андуин покачал головой, это был камень в его огород. Многие понимали, по какой такой причине Вариан остановил Тралла. И по какой причине Гаррош не был отравлен. Почему-то Андуин твердо был уверен в том, что Гневиону и это стало известно.       — Мне позвать стражу? — сухо произнес он, по-прежнему не поднимая головы.       — Войны как раз начинаются из-за таких, как вы с Гаррошем. А за мир нужно бороться.       — Я… Я уйду, — Черный принц понял, что что-то объяснять этому человеку бесполезно. Мальчишка, выросший на героических сказаниях. Такой наивный, такой светлый… Для такого, как он Гневион — определенно лишний. Они слишком разные.       — Прощайте, принц. Прошу прощения за беспокойство.       Дракон поклонился, как того требовал этикет, быстро добрался до окна и скрылся вот тьме наступившей ночи, лишь на секунду задержавшись на подоконнике       Он успел услышать сдавленный тихий всхлип, перед тем, как его поглотила ночь. Наверно, его юное высочество выпьет всю бутылку вина один, чтобы наутро получить головную боль, огромную нелюбовь ко всему живому и хоть какое-то забвение. Андуин Ринн и правда был слишком мягким, слишком наивным и все еще верил в дружбу, хотя примерил корону еще в десять лет и хорошо должен был понимать, что политика и личные отношения не просто не идут рядом, а вообще никогда не соприкасаются.       Впереди и правда была война. Неисчислимое количество сражений, которые приведут либо к краху всего сущего, либо к тому, к чему приходит большинство войн — к переговорам. Андуин уронил голову на стол и горестно вздохнул. Ну и зачем этому дракону нужно было так врываться в его тихий, размеренный, одинокий мир? Чтобы оставить после полную разруху? Андуин налил себе вина. Впереди была целая ночь.