Are You There?

В комнатушке полтора на полтора метра, по ошибке названной уборной, катастрофически не хватает ни места, ни воздуха. Шону кажется, что вокруг него раскаленная пустыня, настолько силен жар, разливающийся по телу. В отчаянной попытке хоть немного остудить разгоряченную кожу и привести в порядок тело и беспокойные мысли, он плещет в лицо ледяной водой, наплевав на макияж, который потом придется поправлять. Однако это слабо помогает, и в зеркале он продолжает видеть шалый взгляд потемневших глаз. А когда за дверью раздается обеспокоенный голос Вонхо, Шону понимает, что у него есть всего шестьдесят секунд пресловутой вежливости, чтобы успокоиться и вернуться к съемкам. Потому что та хлипкая преграда в виде абсолютно ненадежной даже на вид щеколды вокалиста явно не остановит. А ведь начиналось все вполне себе легко и непринужденно. Просмотр его выступлений в качестве подтанцовки у прекрасной Ли Хери задал общий расслабленный фон для дальнейшей беседы. А небольшой отрывок их с Минхеком неловкого танца привнес долю доброго сумасшествия, присущего их группе. Однако после вполне себе серьезного разговора о чувствах, которые должны быть между танцорами, выступающими в паре, Шону внутренне напрягается. Потому что не нужно быть и семи пядей во лбу, чтобы сложить два плюс два. И верно, следующий вопрос, адресованный конкретно ему, на долю секунды выбивает почву из-под ног и заставляет теряться в догадках, что же такого придумали для второй, более развлекательной, части интервью. «Можешь ли ты соблазнить кого-нибудь своим танцем?» Откровенно говоря, они могли задать этот вопрос любому из участников группы, потому что все они мастера своего дела. Каждый прекрасно знает, как нужно двигаться, какое выражение лица держать и как преподнести всего себя так, чтобы у людей сбивало дыхание и сносило головы. Но этот их профессионализм почему-то работает только на камеры и не знакомую лично с ними публику. Стоит же им начать танцевать друг перед другом, как завораживающе сексуальные движения превращаются в неловкий танец маленьких пингвинят. Поэтому, когда объявляют суть задания, целью которого является сам Шону и его сердцебиение, он сохраняет маску непоколебимого спокойствия. Потому что уверен, как в себе, так и в ребятах, которых он видел при таких обстоятельствах и в таких состояниях, которые не снились их любимым фанатам и в самых их смелых фантазиях. Однако проблемы начинаются уже на Хенвоне. Шону искренне любит и уважает творчество Рейна, и его тело вполне предсказуемо реагирует на выбранную песню повышенным пульсом. Казалось бы, вот он - победитель, но стафф не теряется и просто-напросто поднимает максимальный порог с девяноста до ста. Поэтому дальше все и идет без эксцессов: легко и непринужденно. Пока к заданию не приступает Вонхо. Шону не имеет ни малейшего представления, как стафф собирается вырезать и объединять в единое целое кусочки его провала, но после того, как Минхек фиксирует сто один удар в секунду, он нечестно использует прием Чжухона на внезапный тайм-аут и элементарно сбегает. Вонхо продолжает настойчиво звать Шону и предупреждает, что собирается просто-напросто выломать чертову дверь. Но стоит ему только начать примеряться, как бы воплотить озвученную угрозу в жизнь наиболее аккуратно, как раздается тихий щелчок и… Ни-че-го. Он заинтересованно склоняет голову вбок и еще пару секунд вслушивается в оглушающую тишину перед тем, как несмело толкнуть дверь и зайти наконец в скудно освещенное тесное помещение. Шону стоит спиной к зеркалу, облокотившись о раковину, и смотрит на Вонхо нечитаемым взглядом. И если бы вокалист знал лидера чуть хуже, он бы описал эту его позу как расслабленную. Но Вонхо знаком с таким Шону слишком хорошо, поэтому и замечает и голодный блеск в ставших почти черными глазах, и вцепившиеся до побелевших костяшек в край раковины пальцы сильных рук, и напряженные сухожилия на крепкой шее. Поэтому и безбоязненно подходит к внешне остающемуся спокойным лидеру, чтобы так кстати подвернувшимися под руку бумажными полотенцами стереть не высохшую еще воду с его лица. Шону будто бы со стороны наблюдает за действиями вокалиста. Вот Вонхо тянется к держателю для бумажных полотенец, расположенному над раковиной, чтобы оторвать парочку, и, естественно, оказывается к Шону настолько близко, что его поверхностное дыхание оседает на влажной коже. Вот он начинает мягко обтирать стекающую с подбородка воду, промакивает шею и, чуть спуская с плеч ткань комбинезона, переходит к покрытой испариной часто вздымающейся груди. Вонхо видит, как сильно Шону сжимает бортик раковины. Он понимает, что тот сдерживает себя из последних сил, но прекратить дразнить обычно спокойного, словно буддийский монах, познавший дзен, лидера не может. Потому что обычно их публичное взаимодействие ограничивается парой коротких фраз, продолжительным смехом без причин, неловкими прикосновениями, не больше. Все самое яркое, эмоционально открытое и откровенное происходит у них один на один, за закрытыми дверьми, с громкой музыкой. Но Вонхо слишком любит острые ощущения, поэтому беззастенчиво тянет собачку молнии ниже, позволяя полам костюма скользнут по плечам Шону чуть дальше, и шкодливо улыбается, глядя прямо в самый эпицентр грозовых туч, что сгущаются во взгляде напротив. Вокалист ведет себя слишком смело и нагло, поэтому Шону с тихим рыком перехватывает его запястья, заводя их ему за спину, и прижимает к себе до глухого удара между телами, до судорожного выдоха в приоткрытые губы и целует эту невозможно манящую хитрую улыбку, абсолютно не замечая торжества чуть прикрытых глаз. Он просто наслаждается этой долгожданной близостью: дрожью трепещущего тела, шумными выдохами, рваными движениями рук, которые пытаются вырваться из жесткого захвата, - но не может отпустить, потому что слишком соскучился. Вонхо знает, что их плотный график в этот раз выматывает так, что случайных прикосновений и взглядов уже не хватает, поэтому сквозь поцелуй пытается отдать всего себя: поддержать, показать, что не у одного Шону моральные и физические силы на пределе. Но ему катастрофически не хватает прикосновений обнаженной кожи. Поэтому, когда его запястья отпускают, а чужие большие ладони подхватывают под ягодицы, заставляя чуть привстать и шагнуть вперед, вырывая задушенный чужими губами стон, он решает воплотить в жизнь одну из своих давних фантазий. Но стоит ему разорвать явно затянувшийся жадный поцелуй и потянуться к ремню Шону, что наверняка сейчас является одной из лишних деталей гардероба, как начинает звучат приглушенная несколькими тонкими стенами соблазнительная сама по себе мелодия. На пару секунд они замирают в весьма комичной позе, но стоит им посмотреть друг другу в глаза, как комнатку оглашает дружный смех. - У нас есть не так много времени, - после этого спонтанного взрыва хохота, Шону вдруг понимает, насколько напряжен он был, поэтому эту фразу он весело проговаривает Вонхо в ухо, даже не заботясь об эффекте, который она может оказать. Вокалист же под его руками ощутимо вздрагивает от чуть хриплого голоса, который, кажется, пробирает до самых костей, и чуть резче, чем планировал хватается за чужой ремень, неумышленно проезжаясь по паху лидера ладонью. Шону втягивает воздух сквозь сжатые зубы и ослепленный короткой вспышкой удовольствия не успевает хоть как-то остановить Вонхо, когда тот плавно опускается на колени. И как-то запоздало приходит осознание того, что все-таки не стоило открывать дверь. Ведь можно было справиться с накопившимся за время интервью напряжением и своими силами. А уже дома, в общежитии, наплевав на усталость и сон, медленно и не очень нежно трахнуть этого наглого соблазнителя в большой и мягкой кровати, наслаждаясь мелодичными стонами и плавными изгибами тренированного тела. Сейчас же ему приходится лишь сильнее сжать борты несчастной раковины, чтобы не запустить пальцы в идеально уложенные волосы своего мучителя. Потому что свой взъерошенный вид, он бы объяснить смог, но, если они оба вываляться из уборной, словно ночевали не в самых пригодных для жизни условиях, будут и косые взгляды, и не нужные им подозрения. Вонхо же с энтузиазмом первооткрывателя приспускает явно ненужное сейчас белье лидера и вбирает в рот напряженную плоть. Старается заглотить, как можно больше, но, зная свои пределы, останавливается и продолжает помогать себе рукой. Шону честно старается смотреть куда угодно, но не вниз, но все равно бросает взгляд на коленопреклоненного Вонхо и уже не может отвести глаза. Сосредоточенный вид, припухшие после поцелуев губы, растянутые вокруг его члена и взгляд глаза в глаза, который, кажется, знает все потаенные желания, и эти смущающие звуки просто выбивают из равновесия, заставляют терять голову. Поэтому Шону просто вздергивает вокалиста на ноги и толкает к противоположной стене, напористо целуя улыбчивые губы, еще хранящие его собственный вкус. Не так много времени у него уходит на то, чтобы расправиться с одеждой Вонхо и под удивленный стон обхватить их обоих рукой. Он знает, что благодаря стараниям вокалиста, продержится не долго, но тот факт, что кончают они почти одновременно, все равно приводит его в дикий восторг. И он с благодарной восторженностью вновь целует растянувшиеся в сытой улыбке губы, теперь действуя не в пример нежнее и аккуратнее, ловя отголоски оргазма в тихой дрожи и тяжелом дыхании. В конце концов он просто утыкается носом в полюбившуюся давно родинку на ключице и счастливо выдыхает, чувствуя успокаивающие поглаживания по волосам. Очень хочется простоять в любящих объятиях весь остаток дня, но теперь им точно нужно привести себя в порядок и стереть со своих лиц и тел любые следы их небольшого преступления. Потому что их уже зовет смышленый Чангюн, который первый догадался, что в уборной Шону явно не один, поэтому и не пытается открыть опрометчиво незапертую дверь.