Арриквиатари

      Рассматривая пролетающий почти над самой головой дирижабль, Пантерыч низко заворчал и вопросительно мяукнул.       "Да хрен с ним, с кораблем, главное город, ты молодец, довел меня до места, можешь больше его не отслеживать, — почесав волнующегося котэ за ухом, Олег нырнул назад в тень, ему нужно было несколько минут, чтобы залезть в фолиант. — Так, соберемся с мыслями, первое — Вилка, его я оставил стоять в глубине леса с приказом отбиваться от нападений", — на некрооленя, отдельно от хозяйки, монстры не особо обращали внимание, так что можно не беспокоиться о его целостности, другое дело запас маны — энергии нежити хватает на три дня непрерывного движения, стоя на месте, наверно, протянет дня четыре.       Последняя подзарядка была вчера утром, значит у Сколотова имелось примерно трое суток, прежде чем заклинание некромантии развеется, оставив от надежного Вилки кучку костей; Олег абсолютно не представлял, как и каким образом сложатся обстоятельства за это время, но бросать оленя жутко не хотелось, какой ни есть, все же боевой товарищ, пусть даже ему на муки совести Олега плевать, зато самому попаданцу нет, такой поступок в личной шкале ценностей тянул на прямое предательство.       Поставив напоминалку в фолианте о некроолене, Сколотов переключился на раздел магии, тут все было просто великолепно, как и ожидалось, несколько сотен мутантов повлияли на прокачку самым положительным образом, подняв фантомный силуэт до двенадцатого уровня, а отзвук до девятого, на следующий круг хватало с запасом. Заклинание заодно эволюционировало в иллюзорный силуэт, добавив возможность использовать для морока не только свой облик, но и любой другой из ранее встреченных. Единичка магии зачислилась за прокачку кастов, ее можно было потратить исключительно на прокачку профильной ветки, что Олега в полной мере устраивало, и облик лжеца занял свое место в книге. "Вот те на — подкрутить баланс заклинания у нас времени нет, зато сменить название успели, тоже мне, работяги", — конечно, с нулевой прокачкой использовать его опасно, но есть надежда на кучу харизмы и чертов плащ. Последнее оставшееся дело — залезть в профиль; эта страничка фолианта отвечала за информацию, которую игрок выставлял на общее обозрение, туда вписывались личные данные, история персонажа, ачивки, емейлы и вообще все, что пожелаешь, вплоть до объявлений о знакомствах, можно было настраивать, что показать всем, что группе, друзьям или только избранному народу из списка. Теоретически этот раздел должен был быть пуст, но Олег помнил, еще с того момента, когда в истерике прочесывал фолиант в поисках системных команд выхода, одна запись там была. Строчка ника была заполнена, и именно она сейчас интересовала попаданца, так как придумывать имя себе самому категорически не хотелось, так же, как и называться родным, пусть будет системное, если, конечно, там что-нибудь приличное.       "Итак, аз есмь... Шаодринтал Сольвейн Адайр, кхм... Так длинновато получается, имечко точно для непися выбирали, с другой стороны, ничего страшного, звать нашу красотку, получается, Сольвейн, сокращенно — Соль, Шаодринталовна будет фамилией, Адайр, стало быть, имя отца, оно же мне послужит для замаскированного вида, — теперь осталась самая жуткая и бесчеловечная часть вливания в неизвестный социум — облачение в чертов штопанный плащ: — О боги, помогите сохранить здравый рассудок после этого извращенного ритуала прикрывания своих достоинств богомерзкой шкурой", — возможно, этот мир критически нуждался в красоте, потому ему досталась такая особенность или что-нибудь подобное.       Олег, удерживая на вытянутых руках свою швейную поделку, уже готов был поверить в избранность своих буферов, лишь бы не напяливать плащ; невероятная особенность организма, из-за которой начинаешь рассматривать эксгибиоционизм как приемлемую альтернативу, решимость еще подтачивала магия иллюзий: мол, сверкай голой задницей, сколько хочешь, никто ведь не заметит, но осторожность просто не позволяла положиться на ни разу не испытанное заклинание нулевого уровня.       Облик молодого, худощавого мужика получился что надо, только мордашка осталась женственной, но что тут поделать, либо так, либо деревяшка вместо морды; непрокаченный каст, как и ожидалось, имел некоторые минусы, а именно: чем дальше от родного облика, тем неестественнее он был в движении, если с телом все ничего вышло, под плащом не особо заметно, то с лицом никак. Сколотов долго вылепливал что нибудь подходящее, разглядывая иллюзорного фантома, который здорово помог в создании образа, работая зеркалом, в итоге пришлось махнуть рукой, смирившись с некоторой внешней голубоватостью результата, главное, фигура надежно скрыта. Теперь придется тщательно следить за собой, чтобы не вписаться невидимыми буферами в живого человека, иначе несоответствие оболочки и содержимого станет ясно любому идиоту.       Прежде чем идти на контакт с аборигенами, Олег собирался немного понаблюдать за городской жизнью из теней в надежде перехватить крупицы полезной информации, застройка была плотной и с использованием заклинания никаких проблем возникнуть не должно.       На первый взгляд, город представлялся довольно удручающим местом; нет, никаких гор мусора и нечистот на улицах не было, чего отчасти ожидал Сколотов, никаких оборванцев и нищих тоже не видать — просто все максимально серо-унылое. Все дома, все дороги, все вокруг было из однотонного серого камня, и не только это: сама архитектура была максимально упрощенная. Что ни здание, то прямоугольная коробка в один, два, максимум три этажа, что ни перекресток — везде однотипные мощеные дорожки. Ни памятников, ни резьбы, ни вывесок, ни указателей, даже замурыженного деревца не найти. "Как тут вообще можно жить? Нет, человек, конечно, скотина приспособлючая, но все же". Вся застройка притерта друг к другу, так что, исключая основные улицы, и разойтись-то негде, каждый раз, если в таком закоулке встречался человек, идущий навстречу, Сколотову приходилось топать назад до поворота, угадывая, куда тот свернет, иначе, даже вжимаясь в стену, он своей грудью перекрывал всю ширину прохода, так что разойтись незаметно не оставалось никаких шансов. Люди под стать своему городу встречались всего двух видов: или в броне, или в рабочей одежде серых или коричневых оттенков, немного отличались только женщины: у них встречались и зеленые, и красные платья, но в основном тоже блеклые и невзрачные, как будто много раз застиранные и перестиранные. Разговаривал народ мало и в основном по делу, все куда-то спешили, торопились, в глазах одна сосредоточенность и озабоченность. Весь город как будто источал отчаяние и обреченность; находясь тут, Олег физически начинал ощущать давление каменных коробок, многократно усиленное собственной запертостью в пределах пыточного плаща. Желание свернуть удочки и по-быстрому свалить обратно в объятия монстров начинало усиленно преследовать его, по мере обследования улицы за улицей это желание только укреплялось. Олег наткнулся на военный плац, где народ усиленно размахивал колюще-режущими железками, причем как солдаты, так и простой люд; нашел местную администрацию или дворец, кто его разберет, такой же ящик, только большой и за охраняемым забором. Непонятным явлением оказался обустроенный туннель под землю, так же охраняемый, но главной особенность был поток рабочих, уходящих и приходящих из-под земли, множество мужчин и женщин с усталыми лицами таскали туда-сюда телеги, свертки, корзины, ходили с инструментом, возили их на тачках, в общем, по всем показателям именно тут работала основная масса гражданского населения. Рядышком располагалась местная столовая, широкое одноэтажное здание с колоннами вместо стен, в прошлом мире Олега такую постройку можно было назвать кафешкой на улице, разве что покапитальней, небольшой заборчик огораживал территорию, заставленную столами и стульями, все находилось под крышей, поддерживаемой рядом колонн, в дальнем конце столовки располагалось окошко, через которое слабо улыбающаяся женщина раздавала рабочим обеды. Тут Олег первый раз увидел местную валюту, небольшие металлические кругляшки размером побольше привычной десятки раза в два, все желающие расплачивались ровно одной монеткой за полный паек, состоящий из супа, какой-то каши и травяного чая. Обнаглев, Сколотов сунулся почти к самой стойке, разглядывая деньги; один кругляш от другого отличался вычеканенным изображением кирки, гриба или был обычным кругом. Счастливые рудокопы, кстати, получали самый большой паек, тогда как пустышки — самый бедный, теперь стало очевидно, что это и не деньги вовсе, а талоны на питание. Возможно, всего этого следовало ожидать от поселения в постоянной осаде монстров, но Олег надеялся увидеть совсем другое, какой-нибудь сказочно-магический город с башнями бородатых архимагов, с академиями недопоттеров с мифическими существами в стойлах конюшен, он представлял себе заполненные гуляющим народом таверны, в которых периодически бьют друг другу морды, шумный рынок, оружейный магазин, где статный гном торгует мифриловыми мечами. В противовес всякой фэнтезийной романтике он был готов увидеть реалистичное средневековье с залитыми грязью улицами, с разъезжающими на конях дворянами, поплевывающими на чернь, с красивыми, но засранными дворцами. Реальность оказалась намного хуже, этот город в осаде, он живет так многие годы и приспособился, выкинул все ненужное, оставил только то, что помогает выжить, ресурсы только на самое необходимое, формы только самые простые и надежные, люди самые стойкие и выносливые, здесь не жили, здесь существовали, все ради выживания, и выживание до самой смерти. Отягощенный тяжелыми раздумьями, Олег брел дальше, уже не рассчитывая найти ничего хорошего, все чаще посматривая в сторону леса, когда за очередным поворотом послышался задорный детский смех.       Аккуратно завернув за угол, он обнаружил крепость внутри крепости, стены и охрана тут была серьезней, чем у предположительного дворца властей, но ворота были раскрыты, и за ними зеленели трава и деревья, а между ними сновали играющие дети. Прошмыгнув мимо усиленной стражи, Сколотов осмотрелся, тут действительно был целый детский сад, улыбчивые воспитательницы внимательно следили за целой гурьбой веселящейся малышни, те, как и полагается детям, бегали по поляне, играя в догонялки, копались в огороженной песочнице, раскачивались на деревянных качелях и лазили среди переплетения разнообразных турников, лесенок и горок, все это было искусно вырезано из дерева, материала, который в остальном городе встречался только в виде инструментов и столов, каждая горка была украшена целой россыпью веселых рисунков, изображающих лошадок, медведей, зайцев, все было сделано по-особенному, не для эффективности, а для детей.       — Дефи(1), а вы чего к Мумице не сходите, у вас одежда прохудилась, вон, вся в дырках.       От неожиданности Олег аж подпрыгнул, одновременно запахивая плащ; слева от него стояла маленькая девочка лет восьми, держа в руке деревянную куклу. Воровато оглянувшись и проверив заклинания, он недоуменно уставился на кроху; нет, его не обнаружили, вооруженная охрана все так же стояла перед вратами, тени не спали, иллюзии на месте, вот тебе и замаскировался.       — Да, малышка, совсем износилась одежда, я как раз сегодня собиралась ее заменить, да вот... дела.       — И совсем я не маленькая, я уже семь гласов живу.       — Так семь разве много? — на автомате сказал Олег и тут же поспешно добавил, увидев надувающиеся от обиды щеки собеседницы: — Да о чем это я, конечно, уже совсем взрослая, извини, не подума...ла, а как тебя, такую взрослую, зовут? — пришлось немного напрячься, дабы перейти на женский род, но, похоже, малышка заминки не заметила или не обратила внимания.       — Меня Свеи звать. А вас как, дефи?       — Меня — Сольвейн, для друзей просто Соль, мы же подружимся?       Свеи сразу заулыбалась и даже захлопала в ладоши, подпрыгнув на месте:       — Конечно, подружимся, я бы со всеми подружилась, ну, кроме Кафта, он вредный, я ему говорю, что к нам новая дефи пришла ношу нести, а он — что никого там под деревом нет, совсем глупый. Соль, а пойдемте к нему, чтобы он увидел, что вы пришли.       "Так, быстренько соображаем, значит, другие меня не видят, только у одного ребенка незнамо откуда объявилась особая чувствительность к магии, достаточно восприятия, чтобы не только рассмотреть человека сквозь невидимость, но и проигнорировать иллюзии, что намного сложнее, значится, будем сейчас беззастенчиво врать, да простит меня наивная, доверчивая детская душа, но планов оказаться обнаруженным посреди особо охраняемого объекта у меня нет, надеюсь, ничего плохого из-за этого ей не будет", — Сколотов опустился на колени, чтобы оказаться с ребенком примерно на одном уровне.       — Скажи, Свеи, а чем занимается твой папа? — после этих слов Олег еле удержался, чтобы самому себе не заткнуть рот кулаком, не дай бог, это здание для сирот.       — Ноша моего отца — хранить стену, он в сегодняшнем скове(2) стоит, — с гордостью высказалась девочка, даже немного подбоченившись от гордости.       — Вот и я тоже от нехороших существ город охраняю, прямо как твой папа, только немного по-другому.       — Значит, вы не к нам пришли? — расстроенно пролепетала она и тут же, переменив настроение, с горящими от предвкушения тайны глазами спросила: — А как это: по-другому?       — Знаешь, когда злыдни нападают на стену, их прогоняет твой папа, но может так случиться, что один нехороший, э-э-э... монстр может пробраться в город, и вот я его ловлю, поэтому меня никто не видит, кроме тебя — я замаскировалась, ты, Свеи, просто очень наблюдательная девочка.       — Ох, — глаза ее округлились, — искаженные могут пробраться в город?       — Такая опасность есть, но до сих пор ни один не пробрался, твой папа со своими друзьями всех искаженных убивает, ни одного не пропускает, но я все равно должна следить, на всякий случай... Такая моя ноша, — Олег поспешно попытался убедить Свеи в безопасности, еще не хватало ребенка напугать. — Но моя работа очень секретная, сам... — Сколотов неопределенно ткнул пальцем вверх. — Приказал, чтобы никто не знал, что я приглядываю за городом.       — Сам господарь(3) Цидиан приказал! Ох, меня, наверное, теперь накажут? — погрустнела Свеи.       — Нет, ну что ты, ничего не накажут, мы же теперь друзья, я вот скажу, что ты такая внимательная и, может, когда станешь уже совсем взрослой, тоже будешь нехороших искаженных ловить, если захочешь, — весь разговор — как хождение по минному полю, Олег очень старался одновременно и не напугать ребенка, и сделать так, чтобы о его визите никто не узнал.       — Здорово! Поскорее бы! А совсем никому нельзя рассказать, хотя бы Рутеньке, она хорошая, следит за нами, иногда ругает, но всегда только за дело, вот когда вредина Кафт другого мальчика толкнул, она его наругала.       — Совсем никому нельзя рассказывать. Понимаешь, Свеи, если наш господарь так решил, значит, он лучше знает, пусть это будет нашим секретом, а больше никому, даже папе, — краем глаза заметив, что оторванностью девочки от группы обеспокоилась одна из воспитательниц, Сколотов попытался закруглить разговор. — Ладно, Свеи, мне пора, у вас тут совсем не может быть искаженных, теперь я в этом убедилась, пойду дальше город осматривать, а ты будь так же внимательна и воспитательницу слушайся, когда подойдет, скажешь, что вон жучка рассматривала, — указал Олег на яркую божью коровку, сидящую на травинке.       — Блага тебе, Соль, обещаю, никому не расскажу, а ворона тоже твоя тут летала?       — Ворона?       — Да, черная, большая ворона, ее тоже никто не видел, только я.       — А, да... Конечно, моя, не беспокойся, блага тебе, Свеи.       Припустив со всех ног в сторону выхода, Сколотов крепко задумался, что еще это за невидимая ворона? Можно было, конечно, не обращать внимания на слова Свеи, но на слова такого ребенка стоит и обратить, летающих монстров он еще не встречал, что не значило их отсутствия в принципе. Дав себе зарок поглядывать на небо, Олег завернул за угол в отличном настроении: пусть городишко сероват, зато люди как люди, живут, семьи заводят, детишек рожают, пекутся о них, все как положено. Конечно, сомнительно, что такая кроха действительно никому не проговорится, хотя Сколотов не исключал и такой вероятности, но вполне можно рассчитывать, что слова ребенка не воспримут всерьез, и ей самой это особо не повредит — в ее возрасте иметь невидимых друзей еще допустимо. План так себе, содержит достаточно много допущений: если не воспримут, если не выслушают, а как насчет — если все в курсе аномальной зоркости воспитанницы особо охраняемого детского сада, в любом случае это лучшее, что удалось выжать из ситуации.       Побродив еще немного, Олег отметил еще одну странность города, тут не было некрасивых женщин. Сколько он не вглядывался в лица горожанок, не нашел ни одной страшненькой; все были симпатичными как одна, не то чтобы красавицы писаные, и лица совсем не одинаковые — у кого-то и нос подлиннее, кто-то полнее, чем надо, есть и совсем худышки, разные фигуры, разные лица, но одно общее: все в той или иной мере привлекательны. Общая серость и усталость, безусловно, не красила местных обитательниц, но если их приодеть, подштукатурить и дать отдохнуть, выйдет прямо цветник, а не город.       "Как можно объяснить этот феномен — хрен его знает, это уж точно не наше средневековье, где уже годам к двадцати в полнейшей антисанитарии организм прекрасных дам изнашивался так, что без слез не взглянешь. Ну, пусть у них тут супер медицина, а что, законы природы отменили? А законы эти гласят, что на каждых двух победителей имеется десять середнячков и тройка лузеров, так куда подевались все лузеры?"       Все это навевало неприятные мысли, что местные баловались какой-нибудь гадостью вроде сбрасывания старых, больных и страшных со стен, как в Спарте; да и старух тоже не было, взрослых матрон полно, совсем стариков ни одного, если они, конечно, просто по домам не сидят. Повнимательнее посмотрев на мужчин, Олег тоже что-то такое уловил, по мордам мужики как мужики, не ему судить, но по фигурам, опять же, ни одного откровенного урода; несмотря на то, что все надрываются на работе, никаких внешних последствий на людях не видно. Еще одна загадка в нашу копилку на долгую перспективу.       "Ну а что тут скажешь? Просто так есть, и спрашивать объяснений пока не у кого".       Уже начало темнеть, а Олег все слонялся по городу в невидимости, дабы не слететь с катушек, приходилось периодически забиваться в темные углы и отдыхать от плаща, который за это время стал втройне ненавистнее, только к хреновому самочувствию можно и притерпеться, ни о том он сейчас беспокоился, а о том, что до сих пор не нашел способа влезть в социум, городок, конечно немаленький, но все друг друга знают, все в похожей одежке, все заняты, и тут он вывалится весь такой в белом, не подозрительный, как павлин среди курей, и ведь даже мест скопления народа не найти, куда можно притереться, вся движуха вокруг производственных зданий: кузни, каменной мастерской, швейной, в которой он, кстати, углядел ту самую Мумицу, к которой его отправляла Свеи. Та еще деваха, прямо загляденье, румяная, с пшеничного цвета косой до пояса, вся такая домашняя и теплая, прямо сдобная булка прямиком из печки, а не женщина, и при этом строгая и ответственная: держала все швейное производство в порядке и все без ругани и повышения голоса — пусть у них тут народ работящий, все одно с такой толпой управиться непросто. В результате он снова в тупике, забрался на небольшое одноэтажное здание на центральной площади и пялился на прохожих без всяких мыслей, интерес к внешнему миру вернулся, когда закончилась рабочая смена и люд потянулся, нет, не по домам высыпаться, а именно на площадь. Разношерстная толпа неспешно выливалась из боковых улиц, смешиваясь в центре площади: то разбиваясь на отдельные группки, то сливаясь в крупные толпы, в результате, когда большинство уже прибыло, образовалась такая картина: все мужики в центре около трехэтажного здания, похоже, религиозного назначения, учитывая наличие у него единственного резного купола, и множество мелких женских кружков, по интересам, ближе к границе.       Из дверей церквушки показались люди с бочками наперевес, и тут же вокруг воцарилась тишина. Выкатив свой объемный груз вперед, мужики с одного удара выбили деревянным посудинам дно, тут же весь строй зашевелился, из карманов появились разнообразные питейные емкости. Похоже, намечается пьянка, интересно, по какому поводу, не каждый же день их тут бесплатно поят, на такую ораву не напасешься. Разлив предположительно горячительных напитков производился в тишине, получив свою порцию, каждый дисциплинированно отходил в сторонку, пропуская соседей, и оставался ждать с кружкой в руке, пить никто не порывался. Наконец раздача закончилась, и все замерли в ожидании; ждать пришлось недолго, со стороны дворца пешочком притопала парочка мужиков под охраной: один приземистый, полный и жилистый, другой — стройный и мускулистый. Первый человек-тумбочка был настоящим обладателем мировых размеров ширины плеч и внушительных кулаков, закованный в тяжелую панцирную броню с головы до ног; у него за спиной висел ростовой металлический щит, больше смахивающий на стальную плиту, которой входы в бомбоубежище закрывают, его гладко выбритое лицо выражало решительность и торжественность, квадратная челюсть вызывающе выдвинута вперед, густые брови прикрывают строгий, колючий взгляд. Могучая ладонь в латной перчатке задумчиво почесывала абсолютно лысую голову с такой силой, что Сколотову показалось, крепыш желает содрать свой скальп, но, даже не поморщившись, тот опустил руку на рукоятку шипастой булавы и успокоился.       Второй был более традиционного для стороннего взгляда телосложения, просто мужик среднего роста с отлично развитой мускулатурой, в отличие от своего спутника, не запаялся в доспехи полностью, а предпочел под кирасу надеть кольчугу и поверх всего зеленый плащ. Его лицо украшали аккуратная бородка и усы, блондинистые, как и его коротко постриженная макушка, приятные черты лица, карие глаза, выражающие некоторую усталость под стать всему народу; в принципе, второй вызывал приятные впечатления. Сказав пару слов своему кубическому соседу, он отошел в сторону, а воин, наоборот, подался вперед, приняв из рук стражника полную кружку.       Над площадью разнесся громогласный, четкий бас, доносящийся до самых уголков соседних улиц.       — Брави(4), всем известна причина нашего схода, до всех донеслось печальное слово, слово о погибших, положивших свои жизни в борьбе с искаженными. Прошлой ночью твари вновь пробовали наши стены и дух скова на прочность и вновь были разбиты, но победа не почтила нас своей благосклонностью за так, она забрала трех героев, трех сыновей, трех отцов, трех мужей, — среди женской части толпы послышались всхлипы и плач, какую-то женщину всем коллективом поддерживали под руки, пока она заливалась слезами, трясясь от горя. Мужская часть стояла в мертвой тишине.       — Их ноша была тяжела и почетна, но в сей день их служба закончена, нам же остались их имена и память, — оратор достал из-за пояса свиток и не спеша развернул его. — Олодарь Камень сын Химата, Груд Резной сын Палавана и Дуд Зычный сын Жамна, теперь их имена навеки в нашей истории, — свиток перекочевал в руки стражнику, который торжественно внес его в церковь.       Дождавшись, когда дверь за посыльным закроется, воин развернулся и сделал глубокий вдох, раздувшись вдвое от своего и так не малого размера, и когда он открыл рот, оглушающий рев пронесся по всему городу, спугнув восседающую на противоположной от Олега стороне площади черную птицу.       — Да встанет в строй с Яростным их дух!!!       Вся толпа поддержала клич:       — Да встанет!       — Славим героев, как славили в веках предков их!!!       — Славим!       Весь строй монолитно опрокинул кружки одним залпом, и каждый, достав оружие, приложил его к груди, а одоспешенные стукнули рукоятями о кирасы.       Осмотрев строй, оратор вновь заговорил:       — Сейчас время горести и воспоминаний, сегодня можно дать слабину и получить поддержку дружеского плеча, сегодня никого не упрекнут за слезы, но завтра новый день, новая битва, будьте готовы.       Слегка поклонившись, он отступил назад, а потом, развернувшись, отправился по той же дороге, что пришел.       На площади же в это время образовалась движуха, забежав куда-то за церковь, мужики вернулись с кучей обыкновенных бревен; разложив их по всей брусчатке вокруг небольших, каменных крышек в земле, самые мускулистые продели в кольца сверху люков стальные прутья и с хеканьем отодвинули их в сторону, в чернеющее углубление полетела едва заметная искра, породившая яркую вспышку, и вот уже повсюду горели ровные потрескивающие костры, и народ рассаживался вокруг них, доставая принесенные музыкальные инструменты, здесь уже не было никаких делений: мужья поджимали под бок всхлипывающих жен, седые рядом с молодыми, воины плечом к плечу с работягами, повсюду расходились тихая музыка и печальные голоса.       Пока поминки вступали в свою завершающую фазу, Сколотов заприметил тройку отдельно сидящих людей, они уместились на самой границе света от крайнего костра на небольшой циновке, особо их выделяла одежда — песочного цвета халаты и повязки на голову, издалека казалось, что все трое ранены и сидят с перебинтованными головами, но, присмотревшись поближе, Олег решил, что это вроде как национальные головные уборы, состоящие из широких тканевых бинтов, плотно обвязанных вокруг головы.       "Вот с кого стоило начать контакты с цивилизацией, они точно не местные, скорее всего, путешественники с корабля, для них я не буду выглядеть настолько подозрительно", — подумал Олег и отменил заклинание теней в стороне от костра.       Подойдя вплотную, Сколотов привлек внимание троицы деликатным покашливанием и когда убедился, что его заметили, выдал заготовленную фразу: "Добрый вечер, уважаемые, я совсем недавно прибыл в этот город, полагаю, как и вы, не желаете ли провести немного времени за беседой, если вас это не тяготит. Позвольте представиться, мое имя Адайр". Ожидая реакции на свой спич, он внимательно разглядывал незнакомцев, те же, в свою очередь, не спеша с ответом, занимались тем же самым, точнее, ответной оценки Олег удостоился только от центрального, остальные больше бестолково пялились, как на неизвестную диковинку.       Тот самый внимательный был мужиком в возрасте, еще не глубокий старик, но лет шестьдесят ему дать можно, сухощавый, но жилистый, с обветренным морщинистым лицом, на котором, как два ярких стекла, сияли темно-синие умные глаза. Всем своим видом он напоминал некого мудреца-философа родом из мусульманских стран, не хватало только бородки, вместо нее старик щеголял длиннющими, седыми, висячими усами. Двое оставшихся представляли намного меньше интереса для изучения, обычные пацаны лет шестнадцати — один весь в веснушках, другой немного полноватый и курносый, вот и все впечатление.       Наконец приняв решение, после долгих раздумий седоусый заговорил:       — Безусловно, с нашей стороны было бы недальновидно отказываться от приятного разговора, мое имя Самахад-си, а моих спутников зовут Шаш-ви ,— указал он на курносого, — и Али-ви, — палец уперся в веснушчатого, — прошу вас, Адайр-си, присаживайтесь.       Пристроившись на краю циновки, слава богу, места было достаточно, чтобы не касаться никого, Сколотов изобразил подобие позы лотоса, что вышло на удивление легко. Сидеть так раньше было сущим мучением, но это тело, похоже, отличалось завидной гибкостью, и никакого дискомфорта не ощущалось. Внимательно наблюдавший за всем этим старик оказался, похоже, доволен увиденным и слегка одобрительно качнул головой, одновременно бросив укорительный взгляд в сторону спутников, сидящих на коленках.       — Адайр-си, вы прибыли в доблестный город Решня на "Небесном иноходце", как и мы?       — Да, конечно, уважаемый Самахад-си, именно его путь привел меня сюда, — в мыслях уже готовый сваливать, Олег надеялся, что старик не был знаком с каждой собакой на борту, но первым голос подал курносый:       — Но мы вас совсем не видели на борту, — за что тут же схлопотал звонкий подзатыльник от старшего.       — Прошу прощения за моего ученика, который никак не постигнет законы вежливости, конечно, нам не представилось случая познакомиться на корабле, но в этом нет ничего удивительного, мы и не выходили из своей клети, предаваясь размышлениям весь путь.       — Безусловно, жаль, что так получилось, но мы можем исправить это упущение сейчас, Самахад-си, даже если само знакомство состоялось при настолько печальных обстоятельствах.       Старик вслед за новым знакомым тоже обернулся на звук печальной музыки.       — Гибель защитников своего дома всегда тяжела для тех, кто в нем живет, и мне не дано испытать то же, что и они, но понять разумом их утрату способен даже такой старик, — мудрец сложил пальцами замысловатый знак и провел рукой в воздухе, образуя замкнутый круг, после слегка поклонился. Всю торжественность момента прервало громкое урчание, пухлый ученик от этого конфуза покраснел как помидор и попытался незаметно зажать непослушный живот руками, — Самахад огорченно цокнул языком и еще раз извинился: — Снова прошу прощения, молодые люди совсем не могут держать свои тела в узде, местный мастер все еще проверяет нашу работу и пока не оценил по достоинству сделанное дело.       — Да ничего страшного, вот, угощайтесь, — Олег покопался в плаще, делая вид, что достает из внутреннего кармана сверток, и выложил на кожаную подкладку свой запас вяленого мяса. В инвентаре было и жареное, но объяснить появление здоровенного, истекающего жиром куска мяса из кармана было бы сложновато, и вяленое вполне сойдет, поваренок достаточно набил руку, чтобы больше не плеваться от его кулинарных изысков.       Вся компания отреагировала на незатейливый перекус странно, левый осторожно втянул воздух, пытаясь уловить аромат предлагаемого блюда, и обратился к правому.       — Шаш, что это? — правый, проигнорировав вопрос своего друга, завороженно пожирал глазами полоски мяса, потом обернулся к старику и со страхом и надеждой, как будто Олег может сейчас же со смехом попрятать все обратно в карманы и показать голодным подросткам язык, спросил:       — Учитель, можно?       Старик же вновь погрузился в раздумья, разглядывая своего собеседника как будто с новой стороны.       — Адайр-си, вы понимаете, насколько дорог ваш подарок, многие знатные люди, наверно, даже в Решне, высоко оценили бы его.       — Эм, простите, Самахад-си, я немного не понимаю, что вы имеете в виду?       — Скажите, Адайр-си, вы ходите в лес специально для охоты?       — Нет.       — А для чего?       — Ну... По возможности чищу окрестности от искаженных, — после этих слов оба подростка удивленно выдохнули, а глаза их учителя вспыхнули затаенной силой, и левая рука неспешно пригладила седые усы.       — Давно на моем пути не встречались такие люди, как вы, Адайр-си — шатанга, на местном языке, если старому огранщику не изменяет память, их называют искателями, искатели смерти, если полностью, я вижу, оба этих имени вам незнакомы, я поясню, если желаете.       — Прошу вас, Самахад-си, я очень хотел бы об этом узнать, — волнение Сколотова было неподдельным, ведь это был шанс, шанс объяснить свое существование этому миру, если действительно имеются особые люди, охотящиеся на монстров, то вполне естественно, что они не привязаны к одному городу и могут выделяться среди остальных жителей.       — Мне совсем несложно, друг мой, да и история совсем не длинная, искаженные терроризируют города уже несколько сотен лет, и множество мужественных людей пали в сражениях с монстрами. Бывает так, что после очередной волны у человека не остается ничего, я не говорю о барахле вроде дома или денег, все это можно заново отстроить и заработать, а о самом ценном в жизни любого разумного, о близких им людях, многие со временем смиряются с потерей, многие — нет, и горе поглотит их, разъедая изнутри. Но бывают и особенные люди, которых захватывает ярость и безысходность, они берут оружие и уходят из городов с пылающей жаждой мести в сердцах. Большинство из них не переживают и первой вылазки, но в редких случаях искатели добиваются определенных успехов в борьбе с чудовищами, некоторые из них знамениты на весь мир, но их всех объединяет одно желание — пасть в бою, сражаясь с непобедимым врагом. Они ставят свою жизнь на кон, до тех пор, пока очередной искаженный не оборвет цепь бесчисленных битв.       — Я услышал ваши слова, Самахад-си, и нет, я не искатель, потому что не собираюсь помирать, в моих планах остановить эту заразу раз и навсегда, — Олег сильно разозлился, и сейчас он произносил эти слова не за себя, а за тех смельчаков, что выбирались за пределы каменных гробов в надежде что-нибудь изменить, а их считали просто смертниками. Он сам и не думал класть всю жизнь на борьбу с мутантами из бездны, рассчитывая как-нибудь устроиться в новом мире и поискать дорогу назад, пусть у него кишка тонка для ежедневного риска, но у других людей нет, есть те, кто живут сражениями в надежде подарить своим тугодумным соотечественникам новую, лучшую жизнь, не в лагерях, обнесенных двойной стеной а на земле, которая, по идее, им и должна принадлежать. Глубоко вздохнув, Сколотов постарался успокоиться: и так, еле сдерживаясь от крика — все из-за чертового плаща, чуть не кинулся на старика с кулаками. Слишком уж много необоснованных выводов он сделал, опираясь на один-единственный рассказ, то, что все человечество заперто в таких вот городах, то, что все относятся к искателям одинаково, что никто полноценно не воюет с монстрами — слишком дофига предположений.       Старик, ничуть не показавший, что заметил подавленную вспышку ярости собеседника, продолжил:       — Я восхищаюсь силой вашей веры, Адайр-си, и мощью вашего духа, но все равно не разделяю вашей убежденности, я всего лишь старик, многое повидавший на этом свете и уже не верящий в чудеса. Еще со времен, когда Яростный поверг великих лжецов, люди сражаются с искаженными, и даже в бытность великих воинов и кудесников не смогли перемочь бесконечные волны чудовищ, а уж теперь и подавно, ведь за каждой волной приходит новая, а каждый город, осмелившийся поднять люд в наступление, пробуждает все более древних и опасных тварей, если и это не помогает, свой взор на дерзнувших обращают истинные слуги лжецов, которые по своему желанию могут поднимать из навечно оскверненной земли, служащей могилой их хозяевам, настоящих титанов ужаса и разрушений, стирающих целые города за мгновения.       — Не знаю, Самахад-си, возможна ли победа, зато точно знаю, что вечно так продолжаться не может, и если не пытаться, то надежда не появится. Ешьте мясо, даже если оно такое ценное, я без сомнений рад поделиться с такими приятными людьми. А мне, к сожалению, пора.       — Берегите себя, Адайр-си, и путь Яростный обратит свой взор на вашу битву.       — Блага вам, Самахад-си.       По-настоящему никакой необходимости покидать разговорчивого путника сейчас не было, множество полезной и требующей долгого переваривания информации Олег сейчас услышал и мог бы услышать еще больше, но внимание на себя перетянул большой, черный ворон, восседающий на ближайшей крыше, а именно то, как этот ворон забеспокоился и скользнул в темный переулок, тихо хлопнув крыльями.       Ради маскировки Сколотов направился совершенно в противоположный проход, где, уже войдя в тень, сорвался на бег, огибая предположительную траекторию птицы по дуге, несколько раз зловещий крылатый силуэт мелькал над крышами, пару раз он слышал четкое карканье на параллельной улице, когда ночную тишину разорвал отчаянный женский крик. Наплевав на осторожность, Олег в прыжке зацепился руками за ближайшую крышу и продолжил путь по верху, перескакивая с одного здания на другое; он по памяти искал источник крика и наконец нашел, но помочь уже ничем не мог. Посреди узкого, темного прохода, в луже крови лежало тело женщины с застывшей на лице маской ужаса, вся грудная клетка жертвы была вывернута наружу, как будто ее вскрывали ржавым консервным ножом. В ране белели осколки ребер, и алая кровь толчками выплескивалась на серую брусчатку, выталкиваемая агонией еще бьющегося сердца.       Кулаки Олега с силой сжались: какого хера он тут в детектива играл, когда надо было бежать напрямик. Из груди рвался рев ярости и ненависти; дабы не сообщать о своей причастности к убийству всему городу, из последних остатков благоразумия он зажал челюсть собственным кулаком, но бешенство не утихло, оно требовало выхода, требовало цель, которая ответит за все, цель, которой не было. Приглушенно ревя от бессилия, он сжимал зубами свою руку, в рот полились тонкие ручейки собственной крови, а приступ рвал его сознание на части, вся ночь окрасилась в багровые тона. Придав глазам небывалую зоркость, на самом далеком здании, у самой стены города Сколотов увидел стоящую на черепичной крыше фигуру, едва различимую на фоне темного неба, сбоку раздалось хлопанье крыльев, и ворон кинулся в сторону неизвестного, который тут же растворился во тьме. Сзади послышался ехидный и насмешливый женский голос: "Какой красавчик, хочешь с ним свиданку? Я помогу, только попроси, не мучай миледи жаждой, попроси! Попроси!"       Обернувшись, Олег никого рядом не увидел, и незнакомый голос тут же исчез, зато появились новые, множество обеспокоенных и взволнованных голосов приближалось от площади, самое время ретироваться, дабы не попасть под горячую руку. 1) Дефи — молодая, незамужняя девушка. 2) Сков — полная смена стражи на охране стены. 3) Господарь — правитель независимого города. 4) Брави — все население независимого города (народ).