Fake Love.

Сначала Намджун улетел в очередную командировку, во Вьетнам, связь с ним почти пропала. Шло время. На его месте в компании появился управляющий, сам Намджун изредка оставлял распоряжения в корпоративной почте и, кажется, зализывание ран шло не особо успешно, раз он даже через полгода всё не возвращался. Известно было, что последней точкой его пребывания была Индия с ее производством тканей. Сокджин никогда не говорил Намджуну о своей отдельной квартире, но иногда ездил туда, даже когда они жили вместе. Она просто была, в Сан-Франциско, небольшая, уютная, хотя и полупустая, словно не жилая. Бизнес он отчасти не забросил — фабрика работала и без их участия, и одежда продавалась, а то, что не развивалось — ну, это, уже издержки. Сокджин не думал сейчас о прибыли, о доме, который оставил, о Чимине, и даже о собаке, к своему стыду, не думал. Он много спал, ел и даже пил больше, чем стоило, какое-то время даже не брился каждое утро, смотрел всякие романтические фильмы, рыдал над ними как-то совершенно по-идиотски, а потом всё это для него так же резко закончилось, как и началось. — Джунни! — позвал он как-то утром, едва открыв глаза, через секунду замер и даже дышать перестал. С того дня, как они расстались, уже прошло немало времени, он не следил за Намджуном, но по работе мог понять, что тот ещё был где-то, жил, делал своё дело. А тем утром его пронзило такой тоской, что можно сдохнуть. Хотя он предпочел альтернативный вариант. Через сутки он уже выходил из самолета в Дели и ехал на ту самую фабрику, где Намджуна видели в последний раз. Он как-то отличался от себя прежнего — перекрасил волосы, похудел и одет был совсем не по-американски. Сложностей не возникло. Намджун нашёлся на той же самой фабрике. Почти сразу. Когда-то он учился на графического дизайнера, а теперь рисовал на ткани разные узоры, цветы, птиц, казалось, он познал дзен, весь такой загорелый до черноты, с отросшими, выгоревшими на солнце волосами, сам заметно высохший. И от индусов он отличался только тем, что был в вылинявшей растянутой футболке и трениках. Пока Сокджин абстрагировался от дел, их фирма запускала новую линию одежды из натуральных тканей ручной работы и Намджун уже достаточно долго оправдывал этим свое тут пребывание. И возвращаться уже не собирался. Сокджину сказали, где его найти. Он шёл к нему, почти не дыша, но уверенно. Остановился за спиной, заглянул через плечо на то, что Намджун там делал и сказал мягко: — Красиво. Намджун выронил кисть и палитру, развернулся на стуле так резко, что чуть на свою работу не завалился. — Джин! — выдохнул таким хриплым тоном, как будто уже очень долго не говорил ни с кем, а после улыбнулся, сверкая очень белыми на фоне загорелого лица зубами. — Я так рад видеть тебя живым и здоровым, — тот опустился на пол, поднял его кисть и протянул. Их пальцы соприкоснулись и Намджун был готов поклясться, что в тот момент мир вокруг замер. — Что ты тут делаешь? Джин уселся прямо на полу, у него в ногах. — Я хотел тебя увидеть. Намджун помолчал, повертел кисть в руке. — Ты увидел, Сокджин. И что дальше? — Честно, мне стало так неспокойно вчера, словно с тобой что-то страшное случилось. Я, грешным делом, представлял, как буду убиваться над тобой, если найду… Но ты цел. И убиться я могу разве что от твоей красоты. Я решил. Давай начнем все с чистого листа, Джунни? Намджун снова вздрогнул. Что-то внутри не верило в происходящее. Не верило, что Сокджин прилетел к нему и предлагал начать всё заново. За время, проведенное в Индии, практически в изоляции (рабочие на фабрике в счет не шли), он почти одичал. Он жил прямо здесь, на фабрике, на втором этаже в каморке под крышей, там хватало места только для узкой койки и для сундука под вещи. А напротив узкого окна прямо на стене был портрет Сокджина нарисован, очень узнаваемый по глазам. На портрете Сокджин улыбался глазами из шарфа, в который почти всем лицом завернулся. Тряхнув головой, Намджун его туда и отвел, не говоря ни слова по пути. А перед этим портретом обнял со спины и сказал на ухо: — Смотри. Я не скучал. Я видел тебя каждый день и знал, что когда-нибудь ты увидишь это. То, как я вижу тебя. Правда теперь ты здесь. Но я до конца не верю. Джин долго рассматривал портрет. — Я тоже пытался рисовать. И тоже тебя. Лучше тебе не видеть, что у меня получилось, — он медленно развернулся в его руках. — И я очень скучал. Я понял. Это был просто кризис. Я больше такого не допущу. — Я не уверен, что оправился, Сокджин. Намджун все ещё его обнимал и говорил на ухо, только теперь еще по спине гладил. Это глупо было говорить, что Сокджин ему сердце разбил, что Намджун не уверен в том, что выдержал это. Поэтому снова молчал, гладил его легко и дышал размеренно ему на ухо, как будто на медитации. — Я тебе помогу, родной мой. Мы всё забудем. Объятие стало крепче. — Все эти месяцы, Джин, всё это время. Тебя не было… Ты мог не вернуться. — Ты же сам знаешь, что не мог, — Джин мягко улыбался, глядя в глаза Намджуна. — После свадьбы твоего друга мне стало казаться, что я тебя не знаю, — выдохнул тот, а потом поцеловал глубоко, с водоворотом чувств, которые в нём за все время в разлуке накопились. — Я вот тоже не знал, что ты настолько талантлив, — шептал Джин между поцелуями, все крепче его обнимая. — Лесть тебе не поможет! — выдохнул Намджун и так крепко его обнял, что мог приподнять над полом. Возможно, они не могли сказать всего друг другу словами, но тела говорили за них и их сердца понимали друг друга лучше, чем разумы. И беззаботный смех Сокджина, слегка придушенный в объятиях любимого тоже о многом говорил: — Это не лесть! Ты нарисуешь меня голым? Попозже… — Посмотрим, — смешно фыркнул Намджун. — А как дела… дома? Он спросил с заминкой, но там столько было всего прожито, что по-другому то место тоже назвать не мог. И Сокджин скоро лежал под ним на узкой койке, где Намджун его без сомнений раздевал. — Не знаю. Я там не был, — ответил Джин. Рукам Намджуна он не мешал, не противился, и правда, как будто не было никаких месяцев разлуки. Намджун не спрашивал, где Чимин, как у него дела. Таким разговорам в этой постели места не было. Они там вдвоём с трудом помещались. Он Сокджина целовал, гладил бёдра, живот. — Ты похудел. — Без тебя еда невкусная! — Жизнь без тебя тоже не особенно вкусна. Намджун сполз пониже, обхватил пальцами член, губами нашел сосок Сокджина. Партнёр закусил губу, но даже так стон громкий и протяжный получился, а на плечах Намджуна следы от ногтей появились. — Намджун, возьми меня! — У меня тут нет смазки, — прогудел Намджун ему в ключицы. — Я кончу, и можешь этим воспользоваться, — Джин сжал пальцами его голову, уже туда ногтями впиваясь, словно мозг хотел вытащить. Это было бы отличным ходом, мозг Намджуна слишком много думал, и иногда совсем не о том. Но брать Сокджина тут казалось вдруг неправильным, не то, что сделать тому хорошо. Намджун снова к Сокджину потянулся, дроча его член слишком быстро для предварительных ласк. — Нет. — Ты такой упрямый! — Перестань, я хочу, чтобы тебе было хорошо. Член Намджуна в Индии не стоял вот так просто. Воздух не тот, еда не та, люди или отсутствие Сокджина слишком долгое? Он не знал. Он придавил его к кровати, крепко заткнул губы поцелуем, смазывая возмущения. Он его безумно любил, но сейчас всё было как-то не так, как обычно. Сокджин кончил ему в руку, располосовав всю спину под лопатками, он на него ещё и ругался в процессе очень смешно, потому что неразборчиво, а потом дышал тяжело и смотрел в упор. — Чего? Намджун его волосы с лица убирал, аккуратно, прядь за прядью и тоже в глаза смотрел. Изучал заново. Он и забыл, какой Сокджин красивый, когда вот такой живой, в его постели. — Ты отказался меня взять. Это что-то новенькое. — Я не видел тебя столько дней, что почти забыл, как ты пахнешь. Странно, что ты решил отдаться незнакомцу через пять минут после встречи, — подразнил. — Первый раз что ли, — хохотнул Джин, припоминая их первую встречу и тот туалет. — Чёрт, — Намджун прикрыл глаза ладонью, но улыбнулся. Сокджин перевернулся у него под боком, устроился очень удобно. — Нет, гораздо более странно, что я влюбился в этого незнакомца уже через минуту. — Ты меня не переплюнул. Я полюбил тебя, как только на том дурном постере в магазине для взрослых увидел, — Намджун сам перевернулся на бок и едва не навернулся с узкой кровати. — Я тебя до сих пор не разлюбил. Давай сейчас кое-что обсудим. Я не хочу возвращаться в нашу прежнюю жизнь. Я не хочу, чтобы кто-то ещё жил с нами. Я не хочу возвращаться в наш дом. — Конечно, у нас будет новый дом, Джунни, — Джин ласково улыбался. — И я разберусь со всеми твоими проблемами, — намекнул, кивнув вниз. — А если в ближайшие несколько лет ты не сделаешь мне предложение, я свяжу тебя и отведу к алтарю насильно. — Что? Ты серьёзно? Не ты ли всегда высмеивал женатиков? — Время не стоит на месте. Всё течет, всё меняется. — И никакого секса с другими людьми? — Ну, если уж совсем припечёт, можем использовать резиновых кукол. Или отдельные предметы, как обычно. Но больше никого, кроме нас двоих. — Сокджин-а… — Намджун, понимаешь, нет почти ни одного примера, в истории, в литературе или кино, где счастливая любовь показана на троих. Не бывает такого. Я не встретил, хотя искал. Я много думал об этом и многое понял. Если я хочу быть счастливым с тобой, мне не нужен кто-то третий. И тебе тоже не нужен. Я совершенно точно это понял для себя, Намджун-а. Сокджин остался с Намджуном. Помогал ему с эскизами, подсказывал на фабрике, следил за работой, а вечером они гуляли по пляжу и любовались закатами. — Может, вообще здесь останемся? Насовсем. — О, нет. Я соскучился по личной ванне и по брючным костюмам. По своему парикмахеру и по нашей Бонни. Мы закончим здесь дела и поедем в Америку. — Ну давай, хотя бы иногда, путешествовать вместе? Джин уложил Намджуна на шезлонг и бедра оседлал, спину разминая, при этом то и дело целуя загорелые плечи, невесомо, словно гейша. — Мы и так путешествуем, — Намджун прикрыл глаза, улыбаясь. — Я хочу больше. Хочу ездить с тобой вместе по всему миру и открывать его для нас. Хочу в Китай и в Мексику. В Новую Зеландию и в Африку… Хочу, чтобы не было ни одного места на земле, где бы я не поцеловал тебя. После произошедшего Сокджин был такой мягкий, покладистый, но Намджун не мог перестать быть начеку, ему казалось, он никогда не выдохнет, никогда не отпустит руку Сокджина, чтобы сердце не пропустило удар, никогда не сможет отвести от него взгляд, чтобы дыхание не перехватило. — Думаю, можно съездить куда-нибудь на Рождество, — осторожно предложил, хотя до этого, казалось, ещё целая жизнь. Сокджин улегся на него сверху. — Туда, где много снега? — Туда, где ты родился. Я хочу посмотреть, где ты жил и провёл детство. — Намджун, я вырос в приюте в маленьком городке Кореи. Там нет ничего примечательного. — Ты не должен стесняться своего прошлого. — Но я бы не хотел туда возвращаться. Намджун перевернулся на спину, а потом и на бок, теперь для двоих им достаточно было любой узкой поверхности, даже на шезлонге было удобно. — Почему? Он провел по его щеке кончиками пальцев. Сокджин загорел под Индийским солнцем и теперь был настоящим золотком. — Расскажи, почему ты не любишь говорить о прошлом? — Потому, что в нём не было тебя. — Ох. — Я серьёзно, Джунни. Вся моя жизнь, где тебя не было, не стоит того, чтобы о ней рассказывать. — Чем я тебя заслужил? — Не знаю… Любовью? Потом Намджун скинул халат и пошел к воде. Солнце уже почти село, но океан был тёплый, очень ласковый, как Сокджин, который напрыгнул на его спину и смеялся над ухом. Намджун сделал пару шагов с такой ношей, упал в волны, скрываясь в них с головой. Джин обнял его ещё и ногами, отвечая на поцелуи, пока не вынырнули, а там улыбался очень красиво, мокрый, голый и очень свободный, как никогда. — Я смотрю, кто-то вспомнил нудистское прошлое? — Я никогда не был нудистом! — Скажи это всем тем, кто видел тебя голым! — Ты ставишь передо мной нереальные задачи, я всех не соберу! Намджун-а, не надо меня топить, я тебе еще пригожусь! Прошло уже шесть лет, они уже давно вернулись из Индии. Бизнес процветал. В жизни у них проблем не было, разве только те, которые образовались после ухода Сокджина. Им долго пришлось залатывать дыры и узнавать друг друга заново. И хотя Сокджин не давал повода, Намджун созрел только сейчас. Они с Сокджином в дорогом ресторане ужинали и Намджун заказал всё, что тот любит, самую дорогую бутылку шампанского и десерт с клубникой, не самый дорогой, но очень красивый. А ещё он весь вечер нервничал, словно юнец. Лоб салфеткой промачивал и постоянно внутренний карман на груди проверял. — Сокджин, я хотел поговорить с тобой. Это важно, — он его за руку взял, пока официант им шампанское по длинным тонким бокалам разливал. — Что-то случилось? — заволновался тот. Годы его почему-то только краше сделали, словно он был какой-то ведьмой. — Да. Мы с тобой так давно вместе, — Намджун кашлянул. Из-за стола поднялся и на колено перед ним встал. Коробочку из пиджака достал и открыл перед ним. Там было красивое кольцо, на удивление очень классическое, но, по мнению Намджуна Сокджину шли золото и бриллианты. Ничего лишнего. — Ты окажешь мне честь? Ты выйдешь за меня? — Господи, — Сокджин даже за сердце схватился, а то оно ухнуло куда-то вниз. — Намджун… — Это значит «да»? — спросил тот взволнованно и хрипло. А ещё на них весь зал таращился. В Америке парочке геев уже не удивлялись, но такие события, как предложение, всегда вызывали интерес. — Конечно, да! — воскликнул Джин и напал на него с объятиями. — Джунни, ты меня так не пугай больше! Вообще, по мнению Сокджина, они уже давно поженились, ещё на пляже в Индии, а может и раньше, по крайней мере никак иначе, как своего супруга, он Намджуна уже не воспринимал, но раз тот хотел свадьбу, значит будет ему свадьба. Джин к ней долго готовился, и как ни странно, отмечали они её вдвоем, только вдвоем. Никого третьего больше никогда не было.

***

Пак Чимин знал почти всё, что тогда захотел узнать о Юнги, и даже больше. Как-то так получилось, что ресторанный бизнес они с Юнги на двоих делили, занимались одним общим делом и часто вдвоем дома что-то готовили, хотя Чимину больше нравилось мешать, чем помогать, а ещё просто смотреть, когда Юнги колдует над продуктами. Чимин занимался больше организационными вопросами, за отзывами следил, клиентов улыбкой завлекал, а там уже не один ресторан, а целых три открылось, и на этом они останавливаться не собирались, кажется. В Америку Чимину больше не хотелось, даже если бы ему кто-то снова предложил счастливый билет. Он уже один получил, правда не представлял, что это счастье будет вот таким.