***
Весна, середина апреля. Очередная бессонная ночь. Имение графа Капулетти. Северное крыло, где не жил никто, помимо одного по уши влюбленного парня.POV Тибальт
«Ну, ты посмотри же на себя! В кого ты превратился? Ты изменился, но, увы, не в лучшую сторону. Ведешь себя хуже Джульетты. Только и делаешь, что ходишь, ноешь и грустишь, как маленький ребенок! Тебе же уже не 13, пора бы и жену найти, чтоб и хранительницей очага была, и род продолжала, а ты!.. Влюбился, да в кого? Мало ли бы в Розали или Сесилию! Но нет, куда уж там! Ты умудрился влюбиться в этого прохвоста, глупого друга этого смазливого Ромео! Ты влюбился в Меркуцио. Ну, вот как тебя так угораздило?»POV Автор
В глубине души он осознавал, что невозможно что-то исправить, либо признать этот факт и смириться, либо страдать всю оставшуюся жизнь. Пока наш так сильно изменившийся блондин намеревался делать второе. Не идти же ему прям так, посреди ночи, и ворваться в спальню этого кудрявого подонка, при этом разбудив пол Вероны и просто рассказать обо всем? Нет, к инфаркту в неполные двадцать лет он был не готов. Тем временем прохладный ветер развивал темно-фиолетовый тюль, плавно колышется полупрозрачный балдахин цвета фиалок, шторы медленно покачиваются от каждого легкого дуновения. На огромной кровати, стоящей посреди комнаты, спал поверхностным сном кудрявый, зеленоглазый юноша, одетый в белое. Лишь ночью или на балах разрешалось двум враждующим семьям — Монтекки и Капулетти — носить одежду, отличающуюся по цвету от повседневной. Парень стонал, временами кричал и издавал нечленораздельные звуки, звал кого-то по имени. Неожиданно, он открыл глаза и сел. Кожу стягивали неприятные дорожки от слез, которые надо было давно отмыть водой. Глаза, красные от недостатка сна и частых непрекращающихся рыданий, уже разучились улыбаться. Из длинных кучерявых волос был устроен такой же бардак, какой был и в голове из множества копошащихся мыслей. «Зачем?», «Почему?», «Как?» и «Что же делать?» только и делали, что сбивали с толку и медленно, но верно сводили нашего заплаканного юношу с ума. Меркуцио устал от вечно преследовавшей его бессонницы. С одной стороны, ему хотелось хоть кому-то рассказать, но юноша понимал, что порча и так ужасной репутации посредством выливания своих проблем на того же Бенволио не будет правильным решением. Парню оставалось только страдать от странных и неприсущих ему чувств. Меркуцио, попытавшись уснуть и поняв, что задумка ни к чему не приведет, встал с постели, вышел на балкон и огляделся. Тишину нарушало только пение ранних птиц, солнце поднималось над городом, освещая главную площадь, еще не заполненную звуками стычек, которые случались довольно часто и заканчивались почти всегда плачевно для обеих сторон. Но, пока всего этого не было, парень любовался красотой своего города. Постепенно, на улицы выходили люди, ссорились, мирились, дрались, влюблялись и убивали. У каждого была своя цель, своя миссия, выполнимая или нет, неважно. У всех было, о чем погрустить и над кем подшутить. Лишь один Меркуцио во всем городе не знал, чем отвлечь себя от печальных размышлений, кроме как пойти в ближайший кабак и напиться до белого каления. Черт знает какая по счету кружка вина с громким стуком бухнулась на стол, привлекая внимание посетителей заведения. Юноше было противно от самого себя, но только так он мог хоть на немного заглушить боль в левой части груди. Ему хотелось умереть тут, сидя за этим столом, лишь бы больше не видеть этого дурацкого Тибальта. Да как он мог вообще родиться на свет и наповал сразить несовершеннолетнего юношу? Кто ему давал право на это? Никто не знал ответа или не хотел знать. И это жутко угнетало. –Еще вина! — громко крикнул Меркуцио. Сидящие рядом с ним мужчины не понимали причины таких изменений в мальчике. Совсем недавно он лез в драку по несколько раз на дню, а сейчас даже из дома почти не выходит, разве что выпить. В стельку пьяный парень мог сделать много дурных вещей, поэтому в кабаке была практически мертвая тишина. Так продолжалось почти месяц. И прекращаться этот ад не собирался.