Жестами

Обычная, по расписанию тренировка шла по плану до тех пор, пока Бакуго не начал проваливаться куда-то в свои мысли с каждым приближением к нему Киришимы хоть на шаг. Он отступил раз, два, все больше отвлекаясь и все меньше акцентируя внимание на оппоненте — Киришима начал чувствовать моральный дискомфорт почти физически. Спустя пятнадцать минут Бакуго не сразу понял, что пропустил серию ударов в плечи, и вышел из транса только когда Киришима попал ему четким джебом в челюсть — вздрог, поднятие головы, быстрый косой взгляд, попытка мгновенно адаптироваться к обстановке — весь Бакуго как ускоренная флеш-анимация, а Киришима смотрит на него встревоженно-непонимающе и зубами липучки перчаток отстегивает поспешно, чтобы взять телефон, потому что в смятении: «ты в порядке бакубро?» Печатает быстро, поворачивает к нему экраном, ждет ответа, но Бакуго ни на каплю не меняется в выражении лица, отворачивается и пару шагов в сторону стены делает, обдумывая что-то настолько сильно, что все эмоции и мысли уходили только в это, и он ничего не слышал, не видел и не реагировал. Ему была нужна тишина, чтобы сосредоточиться, и полное отсутствие кого-либо, и Киришима для него будто выпал. Бакуго был максимально отрешен и собран. Настолько непривычно, что в первую минуту не знаешь, как поступить. Киришима выдыхает. Ждет с десяток секунд. Шагает навстречу робко, протягивает руку и отдергивает ее испуганно, когда Бакуго отбрасывает ее от себя вдруг резким движением и разворачивается всем корпусом, словно готовый нанести удар — на лице его на момент промелькнуло раздражение с отвращением, и Киришима от этого стало на долю секунды страшно. И эмоция эта отразилась, видимо, настолько четко, что Бакуго так же мгновенно поменялся, сглотнул, потянулся за телефоном и начал что-то печатать, будто стянул с себя липкую паутину своих размышлений и вышел обратно в реальный мир — это было видно даже по глазам: «Сорян, Дерьмоволосый, я на автомате» «Отвлекся, пошли продолжим» Киришима щурится. Бакуго выглядит как всегда, но его поведение — неправильное от начала и до конца. «неа» Качает отрицательно головой, губами беззвучно свои слова повторяет, убирает перчатки на полку и выходит в коридор, игнорируя недоумение и недовольство на лице Бакуго — типичные его эмоции, что уже успокаивало, но поведение его именно во время тренировки не давало Киришиме покоя до сих пор. Если Бакуго пропускает удары, им явно стоит взять перерыв. И именно об этом он написал ему, уже стоя у входной двери — когда Бакуго пришло два оповещения подряд, ему не нужно было отвечать ни на одно из них, потому что приглашение в их общем чате и лаконичное «тебе стоит отвлечься и отдохнуть с пацанами» решали все за него. Шансы на то, чтобы отмазаться, растаяли окончательно с положительными ответами Серо и Каминари и с нагловатой довольной улыбкой все так же ждущего при полном параде Киришимы — уже одетый, уже обутый, уже решивший, куда, на сколько и за сколько, и эта его инициативность и активность раздражали и импонировали одновременно. «Ненавижу» «ты мне еще спасибо скажешь» Бакуго с этим не спорит.

***

Когда персонал делает им выговор за то, что они слишком шумные, Киришима узнает об обоих фактах только из сообщения Бакуго, а потом снова окидывает всех любопытствующим взглядом — Каминари что-то увлеченно и громко доказывает, Серо парирует ему с усмешкой и закатывает глаза, а Бакуго только бухтит что-то под нос и иногда раздраженно отвечает, печатая параллельно в чат все, что произносится, и зачитывая вслух то, что пишет сам Киришима. Когда спор насчет того, кто будет побеждать в транслируемом сегодня вечером чемпионате мира по боксу, заканчивается, Каминари начинает вести себя заметно неувереннее и топать ногой, то и дело постукивая по столу ногтями или потягиваясь за лимонадом, чтобы отпить совсем чуть-чуть и поставить стаканчик на место, а потом повторить по кругу. Как будто все хотел что-то сказать, но то ли слова подобрать не мог, то ли смелости не мог набраться, но это заняло у него прилично времени, прежде чем он заговорил повторно, что и получилось-то не сразу — даже с лимонадом все во рту пересохло: — Бакуго. Просто имя, но Серо весь подрывается и собирается, рывком резко вперед наклоняясь: — Денки, нет. — Тебе писал Тодороки? — через силу уже выдавливает из себя Каминари и виновато смотрит, как друг с обреченным «о боже, блять» откидывается обратно на диванчик и старается не смотреть на Бакуго. Оба они не смотрят на Бакуго. Они уже успели обсудить это утром, и весь последующий день Каминари провел, как на иголках, потому что он хотел услышать слова и мнение Бакуго, ему нужно было их слышать. И подавленная тревога и грусть отражались на нем так отчетливо, что при всем желании не ответить на его вопрос было сложно. Бакуго стискивает зубы, медленно вдыхает через нос и прикрывает глаза. В груди все еще клокочет ледяная ярость. — Писал. И больше ни слова, блять, о нем. Ни звука об этом дерьме, Пикачу. Клянусь, я найду его и разъебу его лицо лично, но со мной это больше обсуждать не смей. Не существует нахуй Двумордого. — Я понял, — в голосе Каминари слышится облегчение, и он со спокойной душой наконец выдыхает. — Прости. Я просто волновался за Киришиму. Правда. Мы оба волновались. — Я понимаю. Каминари кротко улыбается. Он получил ответ на свой вопрос, и ответ его устраивает — судя по довольной косой ухмылке Серо напротив, устраивает не только его. Один только Киришима смотрит на всех недоуменно и ждет, когда ему соизволят написать, и прежде чем это успеет сделать кто-либо из друзей и наломать дров, Бакуго первым хватает телефон и с нарочито пренебрежительной усмешкой печатает: «Да расслабься, мы былые времена вспомнили» «Тут Пикачу приспичило ставки делать на бокс, а ему нахуй отшибло, что я когда-то сам в таком проебался и теперь эту тему вообще ненавижу и презираю» «Психанул, так скажем» «аа так значит ничего нового и необычного» «Все верно, ничего нового, забей» Бакуго усмехается еще шире, поднимает стакачик с колой демонстративно и откидывается на спинку диванчика; Киришима на него смотрит-смотрит, бровь вскидывает, фыркает и обратно в телефон лезет, что-то в общий чат печатая. А Бакуго глаза поднимает и со взглядом Серо пересекается, и от его абсолютной невыразительности, но в то же время проницательности, всегда становится некомфортно, будто этот парень всегда все знает и понимает. Впрочем, сейчас он точно все прекрасно понял. Бакуго отворачивается.

***

— Пока, ага. Бакуго бормочет это себе уже под нос и уже в спину уходящим, все это время смотря по большей части краем глаза на стоящего поодаль Киришиму. Тот улыбается, машет ладонью на прощание, смеется беззвучно над идущим спиной вперед Каминари, размахивающим обеими руками, и выглядит он настолько умиротворенно и настолько гармонично со своей улыбкой и красными волосами на фоне заходящего солнца, что Бакуго становится едва ли не физически больно. Не заслужил Киришима всего, что с ним произошло. Не заслужил, блять. Об этом едва ли не вслух хочется кричать, так, чтобы все слышали, чтобы все знали, чтобы на него обратили внимание, чтобы он наконец перестал, блять, существовать в полном одиночестве и безнадежности, а потом Киришима оборачивается на него и улыбается еще шире, куда-то в сторону метро кивая, и Бакуго давит в себе все эти эмоции. Потому что Киришима сильный, а Бакуго равнодушный — они ведут себя так и будут вести до тех пор, пока с них эти маски не сорвут насильно. И что-то Бакуго подсказывает, что после встречи с Тодороки эти маски треснули по швам и держатся едва-едва. Что достаточно вздоха, чтобы они рухнули. И Бакуго старается не дышать. Когда они проходят вторую улицу и находятся от метро уже в половине пути, Бакуго понимает, что на улице нет никого, и что в облачении молчаливых сумерек это как-то особенно умиротворяет — потому что тихо, потому что нет людей, нет грязи и слепящего света, только темнеющая улица и загорающиеся огни, и это успокаивает. Слабым голубоватым загораются иногда их телефоны, чтобы они перекинулись парой слов, и ничто больше не тревожит в этом идеальном балансе. На какие-то медленно, тщательно растягивающиеся минуты было правда спокойно — впервые за недели. В один момент Киришима снова снимает блокировку с телефона — тормозит слишком резко, и Бакуго оборачивается. Маски падают окончательно. Волосы хаотично закрывают лицо Киришимы так, что эмоции при всем желании не разглядеть, но он все еще освещен холодным голубым, и у Бакуго начинает чаще биться сердце, потому что он прекрасно понимает, что что-то не так. Он понимает, что именно не так. И от этого внутри кипят такие противоречивые эмоции, что Бакуго, наверно, впервые в жизни растерян, и ему страшно. Киришима сглатывает медленно, держит голову все так же опущенной, отодвигает чуть дальше все же телефон от носа и печатает что-то, и Бакуго прошибает холодом. В кармане его джинсовки — тихая вибрация. Вторая. Третья. Бакуго не хочет читать. Не хочет, но должен. «бакуго это правда?» «шото правда написал тебе?» «бакуго кацуки» У Киришимы едва ли не слезы, но он держится, и он на грани истерики. У Бакуго дрожат руки. А Киришима и правда плачет. «скажи» «насколько мерзко спарринговать с геем по шкале от одного до чтоб ты сдох к чертовой матери?»