Жестами

Тихо прозвучавшее имя прорезало тишину, и все как один обернулись на Киришиму, выглядящего все таким же пораженным и встревоженным. Напряжение в воздухе уплотнялось с каждой секундой молчания, и дышать становилось ощутимо труднее. Никто этого не ждал. — Вы, блять, знакомы? — с каким-то резким, раскатистым полурыком обернулся Бакуго на Тодороки, чье лицо было, как всегда, неизменно отрешенным и со взглядом в никуда, но сейчас очевидно более удивленным и растерянным — в мелочах, в изгибах бровей и прищуренности глаз. Это даже не свойственно ему — обычно он посещал зал несколько раз за день, смотрел за порядком в нем, окидывал все ледяным взором и уходил обратно к себе в кабинет, но сейчас маска будто дала трещину и выпустила наружу что-то закопанное и неправильно эмоциональное для него. И Киришима вел себя совсем не лучше. В этой тишине, с проигнорированным вопросом, Тодороки поднял руки и что-то жестами сказал Киришиме, заставив его вздрогнуть. Через секунду последовал ответ, за ним — слабая усмешка от обычно безэмоционального человека, и в неловкой паузе Киришима ему что-то вновь сказал. Опустил медленно дрогнувшие ладони, посмотрел на хмурую реакцию и покачал головой, гордо поднимая ее и складывая руки на груди, что-то одними лишь губами добавив к своим словам. Тодороки помрачнел. Киришима хмурился. И он выглядел настолько непоколебимым и несломленным, даже упавшую челку не сдувая в своем упрямстве, что даже Бакуго, чуждый к проницательности, смог это заметить — и испытать уважение. Тодороки лишь молча прищурился, выдохнул «ясно» и покинул комнату — не сказав никому ни слова, не поздоровавшись, не ответив на вопрос, он просто покинул зал так же внезапно, как и пришел, и хаотичность происходящего достигла в этот момент своего предела. Бакуго мерзко — от Тодороки, потому что выглядит эгоистично и непомерно грубо, заносчиво и высокомерно, а реакция на него Киришимы лишь подтверждает мнение о том, что он портящий другим жизнь ублюдок. Но это лишь его мнение, его догадки, его отношение, и покуда Киришима ему не скажет, он не может ничего знать точно. Только вот почему-то казалось, что в этот раз Киришима не откроется. «Че за нахуй?» Холодный взгляд на телефон. На Бакуго. На телефон — вновь. И короткий ответ: «да в прошлом с ним дружили и посрались сильно» «давно его уже не видел вот и реакция такая» «Всегда знал что он конченый» Киришима на это только фыркнул беззлобно и улыбнулся, кивком головы на приятелей намекнув Бакуго, что надо бы и им объяснить. Потому что они так и продолжали стоять в полном неведении и лишь смотрели с одного на другого, как зрители в большом теннисе, и их недоумевающие лица выглядели слишком уж комично. На Каминари, с клоунскими ужимками косящегося с Киришимы на Бакуго и обратно, смотреть без тихого смешка было в особенности сложно, тем более пока на его фоне Серо пытался сохранять хоть какую-то невозмутимость. — А. Короче, это хуйло чем-то когда-то Киришиме насолило, но теперь все относительно окей. — Я такую эпичную немую перестрелку взглядами впервые в жизни вижу, — криво усмехнулся Серо, почесав подбородок и максимально выразительно вскинув брови, одним только этим движением выражая лаконичное «еб твою мать» на эту сцену из немного нуар-фильма. — Начал думать, что скоро они лазеры метать начнут. А еще у тебя теперь плюс дополнительный повод ненавидеть Тодороки. — Да вообще пиздец. Так, в сторону лирическое отступление. Пикачу, готовь ребра. — В смысле?! — в одном только восклике Каминари смешал возмущение, недоумение и обиду, отвлекаясь от телефона, куда усиленно что-то строчил — несложно догадаться по знакомой жужжащей вибрации, кому — и Бакуго зловеще ухмыльнулся, подбирая с ринга снятые ранее перчатки и подходя с ними к Киришиме, без лишних слов их на него надевая. Киришима на это только вскинул бровь, но ничем не воспрепятствовал. — В прямом. Дерьмоволосый тебя переломает. — С каких пор ты во мне так сомневаешься? — Да с тех самых, как впервые тебя увидел, — фыркнул Бакуго, обменявшись ударом кулаками с Киришимой, и поднял на него голову. Киришима ничего не слышал. Не мог читать по губам, которых не видел. Но хитрая улыбка и едва приметная вера во взгляде Бакуго заставили улыбнуться и его самого. И единственное, о чем думал Киришима, выходя на ринг, что ничто и никто, даже Тодороки, от которого до сих пор холодела кровь, не сможет испортить ему этот день — один из лучших дней. Как и прошлые спарринги. Как и просмотр великих боев во время простуды Бакуго. Как и день рождения Амэ. Лучшие его дни были с Бакуго.

***

Могильно-холодные руки ногтями впиваются в запястья, а взгляд бесчувственный и пронизывающий по крупице будто выжигает что-то в легких, и Киришима просыпается в холодном поту, хватаясь за одеяло и пустым ошарашенным взглядом смотря в пустоту. Чертовски давно он ему не снился. Не страшно, не смертельно, неприятно просто, и сон уже испорчен — не уснуть. Хлопает под подушкой в попытках вслепую найти телефон, щурится до слез от яркого света, сбавляет его на минимум, открывает лайн и смотрит на диалог с Бакуго. В сети. В два ночи. Облегченный выдох вперемешку с недовольным — слишком удачно для него, но возможность поворчать и поругать по поводу сбитого графика он не упустит. «ты че не спишь» «Могу спросить то же самое» «да проснулся и уснуть больше не могу» «а тебе блин стоило бы держать в норме свой зож график» Бакуго на эти сообщения не отвечает. Киришима молчит с минуту, вздыхает снова и берет вторую попытку. «ты там помер что ли?» «Не дождешься» Слова самые обычные, и ответы, казалось бы, простые, но отчего-то Киришиме было холодно. Бакуго будто отвечал нехотя, через силу, отрешенно, взвешивая каждое слово, и Киришима, честно, изо всех сил пытался убедить себя, что это не так и он лишь надумал это, но что-то в подсознании эхом твердило, что он не ошибается. «все нормально?» «Охуенно» «прошвырнемся может?» «Нет» Это сообщение последовало быстрее всех остальных, без раздумий, и Киришима, досадно нахмурившись, заблокировал телефон, еще с десять секунд задумчиво смотря все в ту же точку. Бакуго не хотел общаться — теперь это точно так. Но вопросы о том, почему так внезапно и по какой причине, все еще оставались без ответа. И предпринимать еще одну попытку уснуть он не стал — сердце от встревоженности колотилось теперь еще быстрее, чем после дурного сна, и сейчас ему оставалось только принять душ и плотно засесть в телефоне, параллельно ища способы не клевать носом после бессонной ночи. Киришима вымотан, за сегодня — морально и физически, а теперь еще и дополнительная причина для беспокойства нарисовалась, и с утра он обязательно продолжит расспрашивать. Он чувствовал себя виноватым. Не знал ничего, но чувствовал — скорее по старой привычке, чем по здравой логике, и ему жгуче хотелось убедиться, что он ошибается. Он надеялся. А прямо сейчас где-то в другом районе, включив свет тусклого ночника, сидел во взъерошенной постели Бакуго, максимально мрачно и холодно смотря на экран заблокированного телефона, и кусал изнутри губу, чувствуя, как мерзко начинает щипать содранная кожа. Мигнуло уведомление пришедшего сообщения, и после прочтения Бакуго в ответ прислал лишь одно, последнее перед отправкой в черный список, вкладывая в каждое слово максимум яда и ярости. Он ненавидел. Всей душой, с не имеющим границ презрением — ненавидел. И все это, без матов, криков и лишних оскорблений можно было уместить в несколько ледяных слов: «Держись от него подальше»