На краю мира

Видеть Драко в пижаме было странно. Видеть Драко в пижаме её отца, спящего в её собственной постели, было странно вдвойне. Гермиона никогда в жизни не решилась бы сунуться к нему, спящему, если бы не острая необходимость в зубной щетке и чистом полотенце. Беспокоить родителей ни свет ни заря своей просьбой она не хотела, а потому решила, что Драко, уставший с дороги и едва ли вообще отреагирующий на её присутствие, станет оптимальным вариантом. Она думала, что просто быстро войдёт, возьмёт свои вещи и выйдет, и совершенно не ожидала, что зависнет на пороге на добрых десять минут, просто изучая умиротворенное лицо, окружённое ореолом платиновых волос, делающих холодного и неприступного Драко Малфоя похожим на ангела. Но Гермионе он в любом случае более не казался холодным или неприступным, а уж в голубой пижаме с облачками и солнышками и подавно. Она мягко улыбнулась, проскользив взглядом вдоль ноги, выпростанной из-под одеяла, к ступне в ярко-красном махровом носке — Драко казался таким домашним и тёплым, будто всегда был здесь, рядом. Горькое сожаление, что ему придётся покинуть Лондон, и они никогда больше не встретятся, царапнуло ощутимой болью. Отпускать его не хотелось. Теперь, когда он оказался вовсе не неприятным и не раздражающим, это было практически невозможно. Тяжело вздохнув, Гермиона всё же заставила себя вспомнить о деле: взмахнула волшебной палочкой, заставляя ящик комода выдвинуться, и подозвала тихим «акцио» зубную щётку и полотенце. Драко шевельнулся, но не проснулся. Или, по крайней мере, глаза не открыл, и потому Гермиона, бросив последний взгляд на своего непривычно нового друга, вышла в коридор. Всю неделю они только и делали, что сталкивались друг с другом то в ванной, то в коридоре, всё остальное время в принципе проводя вместе. И если поначалу Гермиона опасалась, что общение Драко и её родителей будет проходить со скрипом, очень скоро поняла, что аристократическая семья привила ему должные манеры, и потому ни мама, ни папа так и не ощутили его неприязни и не испытали неловкости. Конечно, первым делом Драко поинтересовался, где их домашний эльф, но как узнал, что эльфы в семье Грейнджер не водятся, более не поднимал этого вопроса. С мамой точек соприкосновения общих он не нашёл, хотя они обсудили творчество Остен и Бронте, а Гермиона, пока продолжался диалог, изо всех сил старалась не рассмеяться. Вопреки тому, что пару произведений Драко теперь мог даже цитировать, сошлись на том, что познания в магловской литературе у него ужасно скудны, а потому в тот же день он получил целую стопку книг из семейной библиотеки, а взамен дал обещание вернуться к дискуссии, когда узнает достаточно нового, чтобы называться собеседником интересным. С папой дело обстояло проще. Шахматы оставались шахматами что в магическом мире, что вне его пределов, и потому вечерами, когда отец возвращался с работы, они неизменно играли партейку-другую. То, как легко Драко сошёлся с её родными, Гермиону поразило до глубины души — мог же, когда хотел! И потому она ещё сильнее углубилась в мысли, что Визенгамот Драко оправдает — иначе и быть не могло. О слушании по делу Пожирателей в целом и о каждом Пожирателе в частности «Ежедневный пророк» не забывал сообщать, и после каждой такой статьи Драко обосабливался в углу и снова что-то писал, а выражение лица его было таким, словно на него дракон наступил, не иначе. Гермиона всё так же не приставала к нему с расспросами, но отмечала, что с каждым новым выпуском газеты и с каждым новым исписанным листом Драко становится всё смурнее и смурнее, и единственной надеждой хоть как-то его расшевелить виделся приближающийся сочельник. Праздники в их семье всегда были чем-то очень значимым, но в этом году хотелось сделать его просто особенным, растопить льды предубеждения на сердце Драко и показать, как много он теряет, отказываясь от таких простых, но важных вещей. Оставив гостя на попечение мамы, которая намеревалась приобщить того к выпечке печенья, Гермиона с отцом отправилась на рынок, где была выбрана как никогда большая пушистая сосна, а в канцелярской лавке — куплены магловский блокнот с котиками и набор шариковых ручек — непритязательный подарок для Драко. Мама тем временем проявила невероятную настойчивость — Гермиона поняла это по изгвазданному в муке Драко, который всем своим видом просил о помощи. — Я предложил подсобить магией, — протянул он мученическим тоном, когда Гермиона, отведя его в ванную комнату, взялась оттирать с его лица и одежды белые пятна. — Но твоя мама и слушать не захотела. Сказала что-то о том, что еду… — …нужно готовить с душой, — закончила Гермиона, вытирая развод с его щеки. Вообще-то, очиститься можно было и одним незатейливым взмахом палочки, но Гермионе отчего-то отчаянно хотелось сделать это самолично, и Драко не стал возражать. — Сейчас ещё ёлку пойдём наряжать, — предупредила она, скептически осматривая результат своей работы. — Совершенно магловским способом. — И ты продолжаешь утверждать, что это прекрасный праздник? Да я же сегодня у вас вместо раба, — возмутился Драко притворно и оценил себя в зеркало. — Ну, — хмыкнула Гермиона, расправляя свитер на его плечах. — Может хотя бы начнёшь ценить труд домашних эльфов. Они встретились глазами в зеркале и совершенно синхронно улыбнулись друг другу. — Поборница за права домовиков? — Драко подмигнул ей, в отражение. — Помню, как твой дружок лишил моего отца эльфа. Додди, Догги… — Добби, — подсказала Гермиона, ощущая, как в сердце возвращается тоска по погибшему другу. Для Драко Малфоя такие, как Добби никогда не имели и не будут иметь никакого значения, глупо было об этом забывать. И пусть теперь он звался её другом, они были болезненно разными. — Точно, Добби! — продолжил Драко, явно не замечая никаких изменений в её поведении. — И где сейчас этот лентяй? — Он мёртв, — ответила Гермиона с неожиданной даже для самой себя твёрдостью. — Тогда, в Малфой-мэноре, кинжал твоей тётки… Нашёл цель. Драко всё так же смотрел на неё через отражение, но на губах его более не играла улыбка. — Мне жаль, Гермиона, — наконец сказал он, отводя взгляд. — Я не знал. Соболезную, он ведь много для тебя значил. — Да. Не меньше, чем Фред, Люпин и Тонкс, — отрезала Гермиона, ощущая, как в груди закипает злость. Не на Драко, но на таких же Пожирателей, каким был он сам. — Война сломала нас всех. Я рада, что она закончилась. Повисло молчание. Не столь напряжённое, как горькое. Они стояли, опустив глаза, не глядя друг на друга, и сожалели каждый о своём. — Мы были по разные стороны баррикад, — заговорил наконец Драко и шагнул к Гермионе. — Но оба хотели лишь защитить близких. И я чувствую, что это ещё стоит между нами, но… Давай попробуем просто жить дальше. Без оглядки на прошлое. Гермиона кивнула, и руки Драко сомкнулись на её спине. От него пахло папиным кремом для бритья и маминым печеньем, и Гермиона поглубже вдохнула знакомые ароматы, выделяя в их глубине его собственный запах. Тот, что она ощущала в палатке, когда они спали совсем рядом. Этот запах был приятным и привычным, и Гермиона осознала, что просто не может обижаться или о чём-то сожалеть. Они действительно давно уже общались без привязки к прошлому, и пусть горечь потери никуда не ушла, они могли встретить и попытаться пережить её вместе. Она вцепилась в его свитер и прикрыла глаза. Хотелось молить его не уезжать, не бросать её, ведь он давно стал для неё очень важен, но Гермиона не посмела. Просто стояла, закусив губу, и думала о том, что если Драко покинет её, её сердце попросту разобьётся. *** — У нас настоящее Рождество! — мама застыла рядом с сосной с подносом в руках, и внимательным взглядом оценила их работу. — Едва ли когда-то было так быстро и так нарядно. Драко, потирающий обколотые и теперь зудящие ладони, довольно кивнул. Процесс наряжания сосны ему явно понравился, хоть он, конечно, всю дорогу старался не подавать виду, а сперва и вовсе откровенно ворчал. И всё равно Гермиона ловила его горящий взгляд, когда он развешивал одни за другими крупные шары и гирлянды, и когда на дереве не осталось свободного места, Драко даже приуныл. Он явно не был против повторить весь ритуал с самого начала. — Прекрасная ёлка, — похвалил папа, входящий в комнату с коробкой полной разной новогодней мишуры. Гермиона различила каминные носки, фигурку оленя и торчащий из-под неё ботинок эльфа, а по прикидкам где-то под всем этим находился небольшой Санта, которого из года в год неизменно устанавливали на телевизоре. — Раз уж в этом году у нас гости, — продолжил папа, — я подумал, не пригласить ли ещё Гарри, Рона и Джинни к нам — веселиться, так по полной! Папа был явно воодушевлён своей идеей, но, очевидно, выражение лица Гермионы было красноречивее слов, потому что он, поджав губы, поспешил исправиться: — Хотя, всё же, я думаю, в уютной домашней атмосфере будет куда лучше. А с ребятами ещё успеете увидеться на праздниках. Гермиона хотела увидеться с ними. Со всеми: с Роном, Гарри и Джинни, с Луной и Невиллом, Джорджем, мистером и миссис Уизли. Они все стали ей родными за долгие годы, и встретиться с ними ей было бы в радость. Но она не могла рассказать им о Драко, и потому не могла и пригласить в гости. Никого. Стрелка, старая сова семейства Уизли, принесла весточку от Джинни: та забрала Косолапа с собой на время каникул, и Гермиона очень скоро должна была встретиться ещё и с ним. Но никак не ранее Нового Года, потому что она знала: Драко не станет ждать где-то там, пока она нагуляется с друзьями — он улетит на Юг, где пробудет до самого вынесения приговора. А потом… Америка, другая жизнь, окончательная и бесповоротная разлука. Она понимала, что шаг навстречу друзьям — это моментальное и вечное расставание с Драко, и потому должна была оттягивать момент как можно дольше. Подарки друзьям Гермиона отправила самой обычной магловской почтой ещё пару дней назад, и получить их они должны были как раз в сочельник, потому теперь она могла заниматься исключительно семейным праздником и тем другом, которого судьба невольно подкинула ей на порог в этом году. — Если ты хочешь позвать Поттера и Уизела, — начал Драко, когда они снова остались наедине, — только скажи. Я пойму. Ничего со мной не станется, если я проведу праздник в компании Клювокрыла где-нибудь в Египте. — И думать забудь, — отрезала Гермиона, метнув в него суровым взглядом. — Я пригласила тебя не из жалости, и я вовсе не хочу, чтобы ты куда-то улетал. Так что не накручивай себя, ладно? Тебе рады в этом доме. Конечно, возможно слова Драко были лишь поводом, чтобы скорее покинуть жилище маглов, которых он, вполне может быть, всё ещё на дух не переносил, но Гермиона отмела эту мысль. Даже если это и было так, знать того ей не хотелось. Хотелось хоть на день забыться и просто представить, что между ними нет различий. Что Драко — не аристократ-волшебник, а она не маглорождённая дочь дантистов. — Я действительно не стесняю вас? — переспросил он, переминаясь с ноги на ногу. — И это всё не простая вежливость? Гермиона поправила оленя, которого до того умащивала между фотографиями на комоде и, отставив в сторону коробку, подошла к Драко. — Это не простая вежливость, Драко, — заверила она. — Я никогда не стала бы терпеть в своём доме противного слизеринца, а тот ты, которым я узнала тебя, очень даже милый собеседник, которому я рада. А теперь, давай, отбрасывай сомнения и выставь-ка Санту на телевизор. Если бы ты мог покидать дом, я бы затащила тебя на каток или на ночную ярмарку, но, за неимением вариантов, мы весь сочельник будем смотреть «Один дома» и истощать запасы сладостей. Готов к такому? — Смотреть телевизор и есть сладости? — Драко передернул плечами и двинулся к коробке, за Сантой. — Этот вариант мне нравится куда больше пафосных приёмов, что обычно устраивали родители. И, кажется, твоё Рождество даже имеет шансы мне понравиться. *** Знакомство Драко с телевизором началось постепенно. Сперва это была программа новостей, которую любил по вечерам смотреть папа, затем разок-другой он зацепился за «Форт Боярд», когда игру смотрела мама, так что когда Гермиона усадила его смотреть приключения мальчика Кевина, Драко уже казался бывалым. Впрочем, молча смотреть у него всё равно не получалось, и едкие комментарии о том, что домушников можно было обезвредить тем или иным заклинанием, то и дело разносились над гостиной. Родители ушли к себе ближе к десяти, а Гермиона, которой временно приходилось жить в гостиной, спать не спешила. После первого фильма она поставила сиквел, радуясь, что в своё время папа купил ей сразу две части. Хотя, не будь их, можно было бы поискать что-нибудь и по ТВ — в сочельник семейные фильмы показывали до самого утра. — Ну что? — спросила Гермиона, не скрывая улыбки — Драко буквально приклеился к экрану, подавшись вперёд от напряжения. Ему явно нравилось то, что он видел. — Не так страшны маглы и их быт? Драко повернул к ней голову, взглядом продолжая следить за тем, как Кевин подкармливает голубей в парке. Гермиона щелкнула пультом останавливая изображение. — Это странно, — вынес приговор Драко, которому просто не оставили выбора. — Всё никак не могу привыкнуть к тому, что снующие по экрану людишки — это не люди с картин, которые могут вступить в диалог. Всё жду, что они что-то скажут лично нам — и ничего. Гермиона рассмеялась. — А мне так же сложно было привыкнуть, что люди на картинах могут вдруг со мной заговорить. Но, в конечном счёте, ко всему можно приспособиться. Они сидели на диване, каждый откинувшись на подлокотник на своей половине, соприкасаясь стопами и накрытые одним пледом, и теперь Гермиона ощутила, как Драко проскользил своей ногой по её, и, хоть обычно тщательно охраняла личное пространство, ноги не отняла. — Не ко всему, — качнул головой Драко и сел, опустив ноги на пол. — К некоторым вещам просто не хочется привыкать. Конечно же, могла ли ему нравиться жизнь в бегах, с теми, на кого прежде он бы и не взглянул? Это было лучше, чем Азкабан, да, но для Драко с его воспитанием и неприятием нечистокровного общества и в этой квартире мог быть свой личный ад. — Мне жаль, что не могу окружить тебя привычными условиями, — сказала Гермиона прохладнее, чем собиралась. Драко вскинул голову. Чересчур поспешно и с видом полного недоумения на лице. — Что?.. О, я вовсе не о твоём доме и не о твоей семье говорю, — смутился он и, запустив руки в волосы, взъерошил их. — Но, конечно же, ты решила, что я неблагодарный. Что ж, я не удивлён. Драко Малфой, выходец Слизерина, просто не может производить хорошее впечатление, как бы сильно он не выпрыгивал из шкуры ради этого! В моих словах ты всегда будешь искать подвох, верно? Дружба — лишь иллюзия? До поры, когда вдруг не найдётся повод прочесть между строк?! Только дерьмово читаешь, Гермиона. Будь ты внимательнее, то поняла бы, что меня беспокоят отнюдь не твои родители и не ваш дом. Но, что ж, я понял достаточно, чтобы более не пытаться быть лучше, чем от меня ожидают! Он вскочил с дивана и, обогнув кофейный столик, скрылся в спальне, хлопнув дверью. Гермиона осталась сидеть на диване, хватая ртом воздух и понимая, что в очередной раз невольно обидела Драко. И, кажется, сильнее, чем прежде. Из комнаты не доносилось ни звука, в то время, как со стороны родительской спальни донёсся встревоженный шёпот. Гермиона качнула головой. Не таким должен был оказаться их праздник. Всё не должно было закончиться очередной обидой. Сделав глубокий вдох, она поднялась с дивана и достала из книжного шкафа ожидающий завтрашнего утра подарок. Блокнот она обернула полосатой зелено-красной бумагой со снежинками, и теперь, прижав свёрток к груди, прошла к двери в комнату Драко и тихо поскреблась. — Чего тебе? — донесся раздражённый голос. Гермиона приняла это за приглашение, а потому вошла и неловко застыла на пороге. Драко стоял у окна, спиной к ней, и глядел на пролетающие за окном снежинки. Она подошла ближе, вставая совсем рядом и легонько пихнула локтем в бок. — Я так много за всю жизнь не извинялась, — сказала она, поднимая на Драко взгляд. — И всё же: прости. Я знаю, что мы живём скучно, и я понимаю, что ты не к такому привык, и потому жду, что однажды ты скажешь, как сильно тебе всё это опостылело. Дело не в тебе, а в том, что жизнь маглов не для тебя, и ты никогда не будешь чувствовать себя здесь уютно, я знаю. Он всё ещё не смотрел на неё, но дышать стал медленнее, словно боясь за шумом дыхания пропустить её слова. Драко не пытался говорить, но и не прогонял, и потому, не встретив препятствий, Гермиона продолжила: — Я хотела отдать тебе подарок утром, как обычно принято, но ведь уже начался новый день, и потому можно немного сдвинуть сроки. — Она протянула свёрток Драко, и тот, переведя, наконец, на неё взгляд, принял подарок и провёл ладонью по ярким полосам. — Зелёное и красное, как ты и я? — спросил он, подцепляя края клейкой ленты. — Традиционные цвета Рождества, — пожала плечами Гермиона, ощущая, как к щекам приливает краска. — Хорошее цветовое решение, — заключил он, опускаясь на кровать и раскрывая упаковку. — Блокнот? — Да, и ручки. Шариковые. Заметила, что чернила почти кончились. Да и, если честно, шариковыми ручками куда удобнее писать. А ты же много пишешь. Так что и блокнот… Надеюсь, он тебе пригодится. Она говорила так быстро и сбивчиво, что хотелось саму себя стукнуть по лбу, однако Драко не поднял её на смех. Пролистал блокнот и ласково провёл ладонью по твёрдой обложке. — Спасибо. — Он встал, извлёк из прикроватного столика исписанные листки и поманил Гермиону к себе. — Говоря о том, что я не хочу привыкать к некоторым вещам, я имел в виду это. Он сунул один из листков ей в руки, и Гермиона прочла: «Здравствуй, мама». — Я не хочу привыкать жить без них. Не хочу привыкать, что они в Азкабане, а я в бегах. И дело совершенно не в тебе и не в твоей семье. Просто… Моя мама — хороший человек. Она поддержала Поттера, в конце концов, и ей не место в Азкабане. — Драко… — Гермиона и сама не знала, что хочет сказать, но хоть что-то сказать стоило. Хоть как-то поддержать. В душе словно побывали дементоры, так было пусто и горько. Хотелось плакать, и Гермиона впервые по-настоящему задумалась, как тяжело приходится Драко. — Что? — спросил он надломленным голосом, и она в ответ заключила его в объятия, пристроив голову на плече. Корешок блокнота впивался ей в живот, но на это было плевать. — Мне нравится ваш дом и ваша семья, — сказал Драко, склонившись ближе. Его губы едва не касались виска, и на коже ощущалось тепло его дыхания. — Я не ожидал этого от самого себя, но готов признать, что маглы могут быть приятными, и твоя семья — ярчайший тому пример. И спасибо за блокнот, правда. Пока родители в Азкабане, и там они не получат писем, но когда выйдут, узнают обо всём, что мне хотелось им рассказать. И о тебе. Они узнают о тебе. — Обо мне? — удивилась Гермиона и вскинула голову, встречаясь с Драко взглядом. — И что же ты им написал обо мне? — Что они были неправы, конечно. Что им стоит попросить у тебя прощения. И что ты прекрасная волшебница и чудесный человек. И, да, Гермиона, прости меня. А то ведь я только и делаю, что принимаю твои извинения, но сам ещё ни разу не сказал. Извини, я вёл себя, как идиот. Я всё время веду себя, как идиот. И всё равно ты находишь в себе милосердие, позволяющее снова и снова прощать меня. Это… Я разве заслужил такой доброты? Блокнот опустился на столик, и руки Драко крепче обвились вокруг её плеч. — Помнится, ты предлагал не жить прошлым, — напомнила она, потёршись виском о его подбородок. — Так что… Только то, что сейчас. Ты, я, Рождество. Счастливого Рождества, Драко. — Счастливого Рождества, Гермиона, — вторил он, крепче сжимая её в объятьях. За окном поднималась метель, но двоим было тепло друг с другом. *** Гермиона не любила прощания. Не любила те последние слова, что люди привычно говорили друг другу. Тем более не любила она становиться инициатором разлуки, да и меньше всего хотелось, чтобы это выглядело так, как выглядело. Она словно указала Драко на дверь, когда, заикаясь, доложила ему, что планирует провести последние три дня каникул в Норе. Конечно, уже однажды они поднимали этот вопрос, но напоминать о необходимости расстаться не хотелось. И пусть Драко спокойно воспринял её выбор, всё же Гермиона не могла не ощущать своей вины, стоя рядом с гиппогрифом у кромки леса, куда они трансгрессировали после того, как Драко вежливо и пространно попрощался с её родителями, поблагодарив за радушный приём. Болезненнее всего было приглашение мамы как-нибудь снова заскочить к ним в гости на денёк-другой. Рассказать родителям, что это самая последняя встреча, Гермиона не решилась. Хотелось эгоистично вцепиться в Драко и требовать, чтобы он остался, но он ведь не требовал, чтобы она отказалась от планов навестить друзей, пришлось проявить такое же понимание и уважение к его выбору. — И всё же не могу не сказать, что если ты решишь остаться, в Хогвартсе у тебя будет как минимум один друг. Знаю, этого мало, но вдруг… — она замолчала, не смея навязываться, а Драко лишь пожал плечами. — Я не улечу в Америку, не попрощавшись — это я могу тебе обещать. Согласна? Гермиона кивнула. Пусть так, если большего предложить ей он не мог. — Я буду писать, — пообещала она, протягивая руку для рукопожатия. Драко, проигнорировав этот жест, притянул её и обнял. — Я отослал филина в Малфой-мэнор, но я добуду нового, так что жди весточки. Пришлю колдографию из Египта. — Тебе пойдёт загар. — Гермиона улыбнулась, сдерживая слёзы. — Подземелья, а после Север не способствовали здоровому цвету лица. — Наверстаю, — пообещал Драко, отстраняясь. — Пора лететь, пока глупая птица не смылась на очередные два дня. — Гиппогриф не птица, — повторила Гермиона заученную фразу, и Драко изогнул губы в улыбке. — Знаю. — Он поклонился гиппогрифу куда учтивее, чем раньше, и, дождавшись ответного поклона, вскарабкался на широкую спину, устроив за спиной палатку. — Просто нравится, когда ты это говоришь. А может, мне просто нравишься ты. Слова обухом обрушились на голову Гермионы, но ответить она не успела — Клювокрыл взмыл в небо, и осталось лишь стоять и смотреть, как он уносит Драко Малфоя, её друга, пусть в это до сих пор было трудно поверить. Того Драко, к которому она очень сильно привязалась и о котором в последнее время думала непозволительно много. Драко, которого должна была увидеть в своей жизни ещё только один раз. Сдерживать слёзы более причин не было, и это стало единственным утешением.