***
Проходит чуть больше недели. Завтра будет выходной день в связи с праздником. Март, восьмое число. Завтра будет его день рождения, а все чего он добился за прожитые дни это холодный зеленый в глазах, в которые он каждый раз пытался заглянуть, стоило увидеть их в толпе. Как бы он не просил, сколько бы не звонил. Ничего не происходит. И мужчина практически сдается. Он бы сдался окончательно, если бы все еще не ловил злой синий в свою сторону, и видел, как плечи Ханса слишком сильно опущены. Когда тот был в нормальном настроении – все было не так. Но Эдриан сжимает челюсть, сидя в столовой. Народу уже почти нет, все разошлись по домам. Сейчас был последний урок, а через час тут будет обед и начнут приходить те, у кого назначены дополнительные часы. Мужчина просто теребит в руках коробку с апельсиновым соком и пустым взглядом прожигает собственный поднос, на котором одиноко лежит булочка с джемом. Если бы здесь был Ханс, он бы снова сказал, что так питаться нельзя, и согласился бы сварить один из своих супов, или еще что получше. Еда, которую ему делал старшеклассник, всегда была вкусной. Черт, да она была даже вкуснее стряпни его матери. Если миссис Фрозен узнает об этом, ее сыну точно несдобровать. – Эдриан! Слыша свое имя, голова сама собой поднимается в нужном направлении. Эльза входит в двери столовой и, обходя несколько столов, приземляется рядом с ним. – Привет. – Привет, – кивает ей брат. – Слушай, мы хотим развеяться завтра, – говорит девушка с улыбкой на лице. – Собрались сходить в кино и приезжает парк аттракционов. А у тебя к тому же день рождения. Я понимаю, ты не любишь о нем говорить, но все же… Пошли с нами, а? Ты такой грустный в последнее время. – Я пас. – Ой, ну перестань, не всю же жизнь страдать из-за пустяков. Эдриан хмурится. Его настроение, и до того не блещущее особо яркими красками, сейчас опускается ниже плинтуса, и из его рта самопроизвольно слетают слова: – Хреновые же вы друзья. Эльза моргает несколько раз, не совсем понимая в чем дело. – Что, прости? – переспрашивает девушка. – Вы вообще Ханса видели? Вы… Вы идете веселиться, в то время, когда ваш друг сейчас убивается. И ты… ты считаешь это нормальным? – Эдриан, мы не обязаны всегда быть рядом с ним. В такой ситуации, как у него, знаешь ли… Мало чем можно помочь. Мало чем? Эдриана передергивает. – Мало чем? – выдыхает он таким севшим голосом, что чувствует, как вот-вот позорно разрыдается, как недавно у себя в квартире. – Мало чем? Ты… Какие же вы эгоисты. Да я… Да я спать не могу. Я есть нормально перестал. Я… Каждый чертов день вижу одни кошмары и просыпаюсь посреди ночи, думая, что с ним что-то случилось. И я даже не могу ничего сделать, потому что он закрыл квартиру и не отвечает на звонки. Мне приходиться ждать утра и только, когда замечаю его в школе, меня отпускает. Да я… Да я только и делаю, что целыми днями думаю о том, что я… Человек страдает, ему плохо. В такой ситуации ему нужна помощь и поддержка. Дружеская поддержка, а ты мне сейчас приходишь и говоришь, что, пока он мучается, вы решаетесь погулять и хорошо провести время?! Эльза пораженно приоткрывает рот. – Эдриан… Ты что-то путаешь, – выдыхает его младшая сестра. – Ничего я не путаю! Я сдохнуть хочу без его присутствия рядом. А вы… Уйди. Уйди и не доводи меня. Дети, что вы понимаете… – Эдриан, это не мы дети, – Эльза хмурится сильнее. – Ты уверен, что ты именно все то имеешь ввиду, что говоришь? – Конечно уверен! Почему ты спрашиваешь? – Потому что это не дружба, Эдриан. Ты просто влюбился.***
Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Он не знает, что это. Он никогда никого не любил, ему не с чем сравнивать. Как вообще люди понимают это разграничение между дружбой и влюбленностью? Эдриан сидит на кухне, и его нога явственно дрожит, постоянно подпрыгивая над полом. Он не может уняться и забыть этих слов со вчера. А сегодня уже восьмое. Ханс должен знать, что сегодня за день. Он должен знать. Он же всегда все знает. Он всегда был таким смышленым и узнавал все, что бы только старший не пытался от него скрыть. При воспоминании о некоторых вещах, что творил рыжик, на губах мужчины сама собой всплывает улыбка. Он пытается себя одернуть, но в мыслях явственно начинают мелькать картинки одна за одной, одна за одной. И как Ханс говорит все те странные вещи, что он купит им путевки отдохнуть, только бы Эдриан поехал, и что он готов выкинуть больше денег на одноместные номера. Почему-то сейчас мужчина думает, что Ханс бы точно приперся к нему в номер, а сам бы соврал, что у него в своем случился непредвиденный потоп или пожар. Да что угодно. Он же всегда придумывал тысячу и одну причину только, чтобы оказаться рядом. Всегда садился так близко. Он всегда смотрел с такой улыбкой и блеском в глазах, как будто был искренне рад тому, что Эдриан вообще существует. Что не убегает и сидит рядом. Что позволяет класть руку на плечо или даже опускать на него голову. Эдриан плохо помнит себя пьяным, но помнит прикосновения этих рук. Ханс всегда тащил его и укладывал. Он всегда прибегал по первому зову, даже, возможно, по началу сам того не осознавая. Он прятался от него всю неделю после того, как поцеловал впервые и терпеливо давал ему остыть, но стоило только его бывшему однокласснику написать, что с Эдрианом не совсем все в порядке, как он плюнул на все, и даже на осторожность, и тут же прибежал к нему. А как он хотел купить Эдриану целый магазин с яблоками, потому что Эдриан хотел попробовать всего одно. Сердце сжимается, что кто-то действительно может предложить подобное в твою сторону на полном серьезе. Или как Ханс три часа стоял у него дома над плитой, а потом Эдриан все равно его выгонял в ночь и не позволял ночевать у него. Наверное, если бы позволил остаться, Ханс бы наверняка пришел ночью и улегся к нему на кровать. Тогда на природе. Ханс все-таки спал с ним. А ведь его палатка, как Эдриан выяснил на утро, когда сдавал ее, была абсолютно целой и более того могла вместить в себя троих. Выходит, он бы предпочел замерзнуть на улице, лишь бы не оказался вдали от того, кого любит. Эдриан опустил голову на стол и грустно засмеялся. – Паршивец… Какой же паршивец… А как он бросился спасать его. От простого шпица. От маленькой собачки, которую никто бы в целом мире не посчитал страшной угрозой. И ведь Ханс не стал смеяться или еще что. Он просто знал, что Эдриан испугается, не важно какой размер у животного. И ведь Эдриан испугался, едва заслышал лай. Он уже хотел позорно убежать, куда подальше, забывая о том, что дети под его присмотром, когда остекленевшим взглядом увидел, как Ханс падает к нему под ноги. Просто осознавая то, что Янг был там, был рядом, ему стало лучше и почему-то поселилась надежда, что все будет хорошо, и Ханс не посмеет дать его в обиду. И как он отплатил за эту доброту и самопожертвование, когда старшеклассник весь измазанный землей и грязью поднялся на ноги и просто потянул к нему руку? Эдриан хмурится. Ощетинился, ударил и отошел в сторону. Он снова того оттолкнул. И только сейчас, прокручивая все у себя в голове, Эдриан подумал о том, что будь он там на колесе и оттолкни его Ханс после того, как они спустились… Ему было бы очень больно. И ведь Хансу наверняка тоже было больно в тот момент, но он стерпел, как и всегда, потому что наверняка ожидал чего-то подобного. Эдриан задрожал всем телом. – Черт… Как же это больно ожидать от того, кто не безразличен, что лишний раз, пытаясь просто искренне помочь – тебя оттолкнут и не выскажут даже слова хорошего. Эдриан выпрямился на стуле, смахивая слезу и быстро моргая. – Все хорошо, все хорошо… Я в порядке… Я… Я… Господи, Ханс… Мужчина снова шмыгает носом, и у него такое чувство, что внутри все сжимается. И почему все это сжимается, кажется, действительно до него доходит. – Почему… Эдриан дергается, когда на телефон приходит уведомление. Он думает, что, может быть, оно от Ханса, но когда читает текст, пытаясь разглядеть буквы сквозь слезы, то понимает, что это штормовое предупреждение. Эдриан протирает экран смартфона своими тонкими пальцами и просто шепчет себе в голове: «напиши мне, напиши мне, прошу тебя, напиши мне». Теперь они поменялись ролями, и, видимо, это и называется кармой, потому что, если это именно то, что чувствовал все время Ханс за время общения с ним – это дерьмо. Это очень не хорошо. Что же Эдриан натворил. Стрелки на часах так и идут вперед, а ему по-прежнему никто не пишет. И тогда, когда часы пробивает десять вечера, а его телефон пуст на наличие новых поздравлений, а в его руках кролик с красной ленточкой буквально плавится под тяжелым взглядом мужчины, он встает с места и выходит из дома, оставляя зайку одиноко покачиваться на столе.***
Перед глазами дверь квартиры и уже с улицы Эдриан видел, как в нескольких комнатах у Ханса горит свет. Значит он дома. Или, может быть, просто ушел, а свет оставил гореть. Ему же все равно на это. Наверняка за квитки платит не он. Это заставляет мужчину криво улыбнуться. Его нижняя губа трясется, но он все же подходит вплотную, вспоминая тот самый день, когда его отсюда выставили. Мужчина поежился. Его рука взметнулась вверх и надавила на дверной замок. Как только трель музыки раздалась по всей квартире, то Эдриан принялся ждать. Он прислонился ухом к железной поверхности, силясь расслышать приближение шагов, и когда действительно шаги появились, это вселило надежду. Надо только убедить Ханса открыть. Хотя бы щелку. Ему нужно, чтобы его услышали. Пожалуйста, пускай он просто его услышит. Ему больше ничего не надо. Ханс стоит по ту сторону и смотрит на камеру, которая показывает ему весь коридорчик перед лестницей. Когда он видит, кто стоит под дверью, первое, что он хочет, это развернуться и уйти. Но Эдриан выглядит очень странно. Когда он приходил в другие дни его поза была обычной, иногда он сидел, но сегодня… Он всем своим весом облокачивается о дверь, его плечи сгорблены, волосы растрепаны и вообще полностью распущены, каскадом свисая по спине. Ханс нажимает на маленькую кнопочку рядом с камерой и произносит в динамик: – Уходи. Как только мужчина слышит этот голос, то дергается и чуть ли не прилипает к микрофончику, который висит на маленькой коробочке сбоку, что расположена прямо под звонком: – Пожалуйста, пожалуйста… Мне просто… Я просто… Я хочу сказать тебе кое-то. Ханс, пожалуйста! Просто выслушай меня! Ханс хмурится сильнее, когда улавливает дрожь в голосе. – Уходи. – Я даже не попрошу тебя что-то ответить… Просто послушай, это… Это все, что я х-хочу… Ханс хмурится сильнее, не понимая в чем дело. – Что у тебя с голосом? – Ничего. Ничего я, я в порядке. – Ты плакал? – Нет. Просто открой, и мы… И я поговорю с тобой. Младший парень вздыхает. Эдриан приходит к нему уже в пятый раз, и черт, возможно, этому разговору действительно суждено случиться, чтобы окончательно добить Ханса, но чувствуя, что с Эдрианом нихрена не все в порядке, что-то щекочет его под ложечкой, и он нехотя поворачивает замок. Слышится щелчок. Затем еще один. И она открывается. Эдриан не верит своим глазам. Ему действительно открыли. Первая его мысль, это быстро кинутся на парня перед собой, потому что тот выглядит еще хуже, чем в школе. У него ужасные синяки под глазами, а без привычной улыбки, лицо выглядит таким серым, грустным и… просто неживым настолько, что сердце в груди мужчины еще сильнее сжимается. Он собирается сказать ему все, что хотел, и все, о чем думал на протяжении всей дороги, пока добирался сюда, однако, когда его рот открывается из него вылетает: – Мой день рождения сегодня. Ханс неподвижно стоит и, улавливая смысл фразы, мягко и медленно кивает. – Хорошо. Эдриан хочет сказать, что ему было плохо, что не все хорошо, но когда снова открывает рот, то его язык начинает жить своей жизнью: – И… где мой подарок? Фрозен ушам своим не верит, что он действительно сказал это сейчас. Реакция Ханса, наверное, такая, какая бы была у любого. Он сначала в ступоре, а потом просто криво усмехается и стягивает со своей руки часы, протягивая их Эдриану. – Что это? – Ролексы. Держи. Последняя модель. Эдриан протягивает руку, принимая подарок, и когда чужие пальцы даже не дотрагиваются до его кожи, внутри все начинает гореть. Он хочет ударить сам себя, потому что все должно быть не так. Совсем не так. Он видит по угасающему взгляду парня перед собой, что их разговор закончен, и тот уже тянется к ручке двери и… И это так страшно. Ее вот-вот снова закроют. Это был возможно его единственный шанс, и Эдриан упустил его прямо сейчас. Все, что происходит дальше старший делает просто по инерции. Он резко опускает руку на край двери, но Ханс тоже замирает вместе с ним. Эдриан не понимает быстро все движется вокруг него, и это он все видит и чувствует замедленно, или все происходит так на самом деле. Но мужчина переступает порог квартиры в то время, когда его даже никто не останавливает. Может быть, Ханс просто хочет посмотреть, что он собирается сделать? Может быть. Эдриан закрывает дверь позади себя. Только в этот момент он хоть немного успокаивается, хотя все его эмоции сейчас на таком пределе, что он не понимает, как спокойно стоит на ногах. Его рука кладет часы на столик в прихожей, а сам он делает еще несколько шагов прямо к Хансу. Когда между ними двумя остается всего несколько сантиметров свободного пространства, и в глазах друг друга они могут четко увидеть вкрапления других цветов на радужке, мужчина всхлипывает и падает головой на чужое плечо, резко притягивая к себе парня, который удивляется, широко распахивая глаза. – Почему… – шепчет Эдриан. – Почему… Ханс едва заметно двигает голову в сторону его уха. – Ч-что почему?.. – Почему я это чувствую?.. Я не должен это чувствовать. Но мне… Мне так плохо без тебя. Не должно быть так сильно плохо. Я не должен хотеть ждать того, что ты мне напишешь. Я не должен ждать этого каждую минуту. Я не должен хотеть, чтобы ты мне вообще писал. Но я так хочу… Почему я этого хочу… Почему хочу видеть тебя каждую секунду своего свободного времени. Почему хочу, чтобы ты как раньше прилипал ко мне и бегал хвостиком. Я не… Я не должен хотеть этого. Это не правильно, но когда думаю об этом, мне кажется… Мне кажется, что это единственная правильная вещь в моей жизни. Ты… Ты заставляешь меня хотеть смеяться… И заставляешь снова почувствовать себя молодым… Ты заботишься и защищаешь, и я… Это ведь только я должен хотеть это делать, но не чтобы это делали по отношению ко мне… Но мне нравится, когда ты это делаешь. Мне… Мне нравится тот твой рыбный суп. Он был таким вкусным. И мне нравится твой торт с карамелью. Никогда не ел ничего подобного. Мне нравится, что ты помнишь, какой кофе я больше люблю пить. Мне нравится, что ты знаешь, когда я заканчиваю каждый день работать и ждешь меня, чтобы мы пошли вместе домой… Мне… Мне не должно это нравится, это чересчур навязчиво, я бы… Я бы взбесился, сделай это ко мне кто-то другой, но, когда это делаешь ты, мне нравится это. Мне нравится то, что ты хотел одолжить мне свой шарф, когда на улице было холодно. И мне нравится, что ты… Что ты… Не важно что. Мне нравится все что угодно, если это делаешь ты. Все что касается тебя. Я бесился… Но мне… Каждый раз так сильно хотелось засмеяться со всех твоих идиотских выходок… Я… Я просто не знаю… Не знаю, почему. Почему именно ты. Но это ты. И я думал об этом. И это только ты. Никто больше… И я… Я п-просто… – Эдриан… Эдриан, остановись. Ханс сжимает челюсть, когда хватка на его теле становится невыносима. Мужчина сжимал его в руках с каждым новым произнесенным словом, и теперь Янг просто не знает, что делать во всей этой информацией, которая ударила в голову. Если бы не Эдриан, он бы наверняка упал, потому что коленки задрожали еще на середине всей этой речи. – Прости… П-прости… Ты злишься, и я… Я виноват, но я, правда, не знал. Я просто… Это было с самого начала. И поэтому… Я не подозревал, я не знал, не понимал, что это… Что я… Что я тебя… – Эдриан, тише, тише… Успокойся, все хорошо, – Ханс подхватывает его лицо двумя руками, направляя на себя, чтобы посмотреть глаза в глаза. Но мужчина просто дрожит всем телом и стоит ему слегка отстраниться, как хватка слабеет, и Эдриан падает вниз, утягивая за собой и Ханса, который не в лучшем состоянии, но все-таки пытается его подхватить. Они оба полустоят-полусидят, пока мужчину бьет настоящая судорога, и он старается вытереть слезы, которые снова скатываются по щекам, против его воли. Он чувствует, что он опустошен, что он высказал все, что так долго хотел, и что копилось в нем на протяжении почти целого года. И на удивление становится так легко. Так легко, что слезы льются градом лишь от радости, что он смог, наконец, совладать с собой и сделать это. – Эдриан? Эдриан, ты меня слышишь? Только не отключайся! – Ханс стучит его по щекам, пытаясь привести в порядок. – Только не падай в обморок, я же умру, пока ты в себя приходить будешь. – Не умирай… – Господи, слава Богу… – парень облегченно выдыхает и прижимает мужчину к своей груди, практически садясь тому на колени. – Пожалуйста, скажи мне, что я не сплю, и ты действительно имел ввиду все те милые вещи, которые только что сказал… – Я… – Эдриан сглатывает, зарываясь носом в теплую кофту, сжимая парня в руках не слабее, чем тот его. – Это все правда… Клянусь тебе. На минуту все вокруг них погружается в тишину, которую оглушительно разрывает тихий, но усиливающийся смех Ханса. Парень смеется все громче и громче, и этот смех так сильно наполнен счастьем, что Эдриан поднимает голову вверх, смотря на действительно полную радости улыбку. Он выдыхает первое, что приходит ему на ум: – Ты такой красивый… Ханс улыбается только шире, наклоняясь к нему и впечатываясь в чужие губы. И парень хочет закричать еще сильнее, потому что ему отвечают.