Момент

Неизвестно почему это произошло. Большинство явлений во вселенной не имеют какого-либо смысла. Они случаются просто потому, что случились. Наверняка произошла цепь событий, не поддающаяся человеческому пониманию. Не договорились Бог с Дьяволом, масоны пожаловались вышестоящему начальству на иллюминатов, у инопланетян, создавших Землю, закончилась демоверсия и нужно оформлять платную подписку (нужное подчеркнуть). Помню ехал тогда в междугороднем автобусе, возвращался домой. Варился в неописуемой духоте, вдыхал выхлопные газы, трясся от кривизны православных русских дорог и пытался вздремнуть. У меня получалось. Ровно до того момента как автобус въехал в городскую черту. До автовокзала еще было полчаса езды, но кто скажет это остальным пассажирам? Все начали собирать вещи, шуршать, звонить, бурчать, словом, издавать звуки. Позади меня мамашка разбудила ребенка, и недовольное дитя поспешило сообщить о своем настроении всему салону. Я не сдавался, продолжал цепляться за ускользающую дрему. За окном загудел яростный автомобильный клаксон, и тогда я понял, что не выиграю. Осознание произошедшего наступило не сразу. Глаза открылись, а мир не успел загрузиться и завис, как старый компьютер. Никто не двигался, ни внутри салона, ни снаружи. Стрелки на часах застыли в положении 15:45. Именно на них я посмотрел первым делом. Это странно, учитывая, какое количество будоражащих внимание деталей было вокруг. Парень, сидящий через проход, запрокидывал себе в глотку бутылку воды. Он остановился на полуглотке, его огромный кадык остался в поднятом состоянии, как взведенный затвор автомата, которому не суждено выстрелить. Пожилая женщина рядом со мной погрузила руку в сумку. Я слышал, как она активно шерудила среди её содержимого. Искала очки, которые зачем-то убрала туда пятнадцать минут назад. На протяжении всей поездки она надевала их, потом убирала в сумку, потом опять искала, надевала, убирала и так несколько раз. В каждой ротации очки умудрялись потеряться, что вызывало у старушки приступ бормотания и более агрессивного шуршания внутри, видимо, невероятной по объемам сумочки. Но более всех удивляла застывшая позади мамаша с ребенком. Мальчик бунтует на руках, лезет руками матери в лицо. Она пытается поговорить по телефону, зажимая его плечом. Телефон выпал и застыл на полпути к полу. Яблокофон одной из последних моделей, на экране иконка текущего разговора с подписью «Любимый». Именно эта инсталляция дала мне понимание, что все вокруг не притворяются. Я не перенесся в музей восковых фигур, напоминающий автобус. Не спал, не получил солнечный удар, не бредил. Все произошло на самом деле. К горлу подступил комок паники, но я подумал, что нет смысла паниковать, если этого никто не видит, и потянулся к висящему в воздухе телефону. Он оказался невероятно инертным, как если бы был вмурован в камень. Тогда я вцепился в него двумя руками. Не знаю, чего именно я хотел добиться. Просто паникующий мозг решил, что нельзя сидеть сложа руки и нужно сделать хоть что-то, даже если это не будет иметь смысла. Этой фразой можно было бы описать многие поступки в моей жизни. Телефон поддался. Не сразу. После ряда усилий и рывков, я вырвал его из каменного воздуха. По ощущениям, весил он килограммов двадцать. Но чем дольше я грел его в руках, тем легче аппарат становился. Он не стал весить как раньше, но его по крайней мере можно было поднять одной рукой и понести, не затрудняя движения. Разумеется, чужой телефон мне был не нужен. И я отпустил его примерно в том же месте, где взял. Хромированная трубка начала свое падение, но быстро замедлилась, словно проходя через желе, а потом и вовсе повисла. Для себя я отметил успешное завершение эксперимента. Следующим шагом должны были стать опыты на людях, но краем глаза я заметил движение. Оно произошло за пределами автобуса. На фоне застывшего потока автомобилей, в ярком солнечном луче, свисающим с облака как тканевая штора. Это была черная точка, прилипшая к стеклу, а потом мигом куда-то пропавшая. Я поспешил покинуть автобус. Это было непросто. Автобусные двери весили по тонне каждая. Манипуляции с кнопками на приборной панели не помогли. Пришлось руками отжимать поршень. По аналогии с телефоном, я понял, что, если некоторое время подержать руки над движущимися частями двери, их открытие происходит легче. В общем, измотавшись, как после работы в шахте, я вырвался на воздух. Хорошо, что это был старенький ЛиАЗ, с болтающимися дверьми, а не автобус новой комплектации. Не представляю сколько бы времени в этом случае занял побег. «Ха-ха. Времени, ну ты понял…» съязвил внутренний голос. Я сделал вид, что не понял и стал искать движущуюся черную точку. Надежд на то, что черная точка будет дожидаться, пока я выберусь из автобуса, я не питал. Но лозунг «делай что-нибудь, это лучше, чем не делать ничего» все еще имел место быть. На улице атмосфера застывшего времени ощущалась очень мрачной. При первом взгляде, казалось, что передо мной пробка на въезде в город — обычное явление. Но детали превращали повседневную картину в кошмар экстраверта. Взмывшие вверх голуби висели на уровне проводов. Ветер качал те самые провода, но при этом совершенно не ощущался кожей. Лица за лобовыми стеклами застыли в напряженных гримасах. Не моргали, не дышали, не шевелились. Но самый гнетущий эффект производили звуки, а вернее полное их отсутствие. Гробовая тишина в наполненном жизнью городе. Чем сильнее я крутил головой по сторонам, тем громче тишина становилась. Перспектива остаться один на один с самим собой перестала казаться привлекательной. Появилось острое желание вернуться в автобус, на сидение рядом с бухтящей бабулей. Но, понимая, что такой шаг ни к чему не приведет, я просто побежал вверх по улице, соблюдая маршрут автобуса. Чем дальше я бежал, тем очевиднее становилось, что заморозка времени не была аномалией, случившей на конкретном перекрестке в конкретной части города. Монолиты гипермаркетов, финансовые центры, городские парки остановились по нажатию вселенской кнопки «Break». В конце концов я устал. Последний раз столь длительная пробежка осуществлялась мной на уроке физкультуры лет шесть назад. Изрядно вспотевший, я уселся под тенью дерева у обочины и осознал, что за мной никто не гонится кроме собственных мыслей. Договориться с собой я всегда умел. Это неизбежно пришлось бы сделать, учитывая, что никто другой помочь мне не мог. Мы посовещались, и я решил, что причина страха заключается не в том, что я остался наедине с самим собой, а в том, что случившееся показалось мне нормальным. То есть, в какой-то момент, в самом начале я подумал, что прекратившаяся бесполезная возня окружающих людей, это прекрасно. И дело не в том, что они перестали меня раздражать, в таком виде они перестали представлять опасность. Опасность для меня, для себя, для планеты Земля. Есть множество фильмов и книг, в которых спасение земли осуществляется через истребление человеческого рода. То, что случилось со всеми остальными с моей точки зрения можно было интерпретировать как смерть. Они, конечно, были живы, но я оказался на другом плане восприятия, без возможности продуктивно осуществлять коммуникацию с другими людьми. Если это не смерть, то что это такое? В общем, я решил, что моя личная Земля теперь спасена, если на ней нет других людей. Но моя жажда социума била тревогу. Думать так было неправильно, но я не мог заставить себя думать иначе. Именно это меня напугало. Мне понравилось то, что произошло. Случилась катастрофа, трагедия, прецедентов которой никогда не было. Личный апокалипсис, который я принимал с улыбкой. Освобождение меня от норм морали и этики. Свобода от лицемерия, лжи и постоянных тревог. Это обозначало, что я плохой человек. Хороший человек начал бы биться в истерике из-за желания вернуть все назад. А я плохой, потому что принимаю этот дар. Я не хотел быть плохим. К сожалению, оценочная система «хорошо-плохо» не замерла вместе с миром. Она сохранилась в моей голове. Меня судил самый паршивый и в то же время самый строгий судья. Он тыкал в меня пальцем и спрашивал: «Если мир рухнул, то какого хрена ты так рад?», а я говорил: «Он не рухнул, вон же они все, посмотри. Делают то же что и всегда. Едут с работы, гуляют, едят. Только теперь они будут это делать вечно. Прямо как они и хотели». А он такой: «Я говорю не об их мире, а о твоем. Что будешь без них делать?». «Все что угодно,» — отвечал я, — «все что угодно.» *** Внутренний диалог ввел меня в оцепенение. Я на некоторое время («Аха! Время, ну ты понял?») выпал из реальности, или это она из меня выпала, тут уж как посмотреть. Вернула меня обратно все та же черная точка. Она возникла в поле зрения и стала приближаться, описывая круги. Мгновением позже я услышал жужжание маленьких крыльев. Муха, игнорируя случившийся в мире коллапс, села мне на циферблат наручных часов. Внутри все перевернулось, я словно стал свидетелем второго пришествия. Крылатый черный Иисус перебирал лапками по стеклу, занимаясь своими мушиными делами. Я занес другую руку, желая во что бы то ни стало изловить единственное существо, сохранившее возможность двигаться. Муха не стала дожидаться удара. Она взметнулась вверх и исчезла в ярком дневном свете, который мне еще успеет надоесть. Я прикрыл рукой глаза от солнца. Это создание живо. Если есть одно, то есть и другие, такие как я, застрявшие. А если есть другие, то еще не все потеряно. Секундная стрелка наручных часов сдвинулась. Это был третий подряд повод перенести инфаркт, я не упал потому, что уже сидел. Но сделала она это только один раз, издевательски замерев вновь. Понятно. Время не остановилось, оно просто очень медленно шло. Разумеется, иначе не было света и звука. Технически, это не время замедлилось, а мы с мухой ускорились. Резким движением я встал, с ехидством оглядывая свои новые владения, коими теперь были как минимум этот город, как максимум весь белый свет. Нужно было сосредоточиться, поэтому я отправился в единственное место, состояние которого меня интересовало. Домой. Чутье подсказывало, что теперь у меня будет масса времени во всем разобраться. Ха! Времени! Ты понял?