***
***
***
***
Это случалось так часто, эти танцы на грани жизни и смерти, роковой баланс, соблюдать который способны лишь истинные клирики, что он сбился со счету. Жертвовать во имя, конвертировать собственные жизненно важные силы в чужое хлипкое здоровье, лишать безумия, вкрадываться в голову ласкающим нутро голосом и поднимать, тянуть на собственных острых плечах из кромешной тьмы. Эстес знает свое призвание и, положа руку на сердце, сказал бы любому: такова моя роль, увы, знаете, Лунные Боги моего мнения не спрашивали. Сказал бы, но вместо этого произносит мягко, своим вкрадчивым фарфоровым баритоном: - Hello, my friend. Здесь, на фонтане, наверное, безопасно. Высокое каменное сооружение представлет из себя некий алтарь, мощеная площадь влажная от прошедшего несколько часов дождя, отсыревшие булыжники отражают источающийся от ядра голубоватый свет. Цвет, подразумевающий надежность, спокойствие, умиротворение, совсем не такой, каким Эстесу видится красный. Впрочем, кто-то находит свое вдохновение и в кровавом бордо, только не нисвергнутый Король эльфийского народа, который за всю свою жизнь запечатал у тебя в подкорке столько воспоминаний о бойне, болезнях и смерти, что, пожалуй, согласился бы совсем разучиться различать цвета. Стать зрячим слепцем, - он про себя грустно усмехается. Перестать замечать важные детали, важных людей, важных существ, без которых не видать победы. Хотя бы раз в жизни он хотел бы быть одним из этих глупцов, который берет во внимание значимость лекаря, только когда лекаря убивают в первую очередь. Но это все пустяк. Благословение луны - дар, а не проклятье, продолжает он убеждать себя. Мы не благодарим солнце за то, что оно светит и греет, ведь так? Только немного тоскливо, когда наступает ночь. Одно Эстес знает точно: ошибись он хотя бы единожды в бою, его наступившая после кровавого заката ночь больше никогда не кончится. Он лечит, но не воскресает. - В ту ночь тоже был дождь... - низко, с вкраплениями потрескивающей древесины в грубом голосе, слышится сбоку. Эстес оборачивается не сразу: он знает, кому принадлежит эта бесконечная тоска, бесконечная надежда в интонации. Грок, каменный голем с неуклюжей походкой и непропорционально огромными руками при не слишком массивном туловище, наверное, раздосадованно сжал бы губы, будь они у него. В ту ночь, когда он открыл бы глаза, будь они у него, и застенчиво поздоровался бы со своими хозяевами, окажись они тогда на месте. Каменные титаны - не гордый народ, напротив, очень добрый и миролюбивый, оттого вина медленно сжигает пылкое, давно истерзанное болью сердце, будь оно у него. И Грок, наверное, заплакал бы, если бы мог. И пожаловался бы, если бы знал, как это. Вместо этого каменные неуклюжие ноги сами ступают, ведут вперед, ведут на поиски. Особенность титанов в том, что их спячка может продолжится до полугода, каменная кожа обеспечивает безопасность, помогает им в этой слабости. После того, как голем проснулся на пустыре и не обнаружил ни семейной крепости, ни любимого хозяина, он не спал несколько лет. Грок прислоняется окаменелой ладонью к ядру синего фонтана и вздыхает. Что если поиски окажутся напрасны? Что если они давно превратились в пустые скитания да вечный бой во имя победы? Только вот в чьей войне? Он посмотрел бы на угрюмого Эстеса, что без устали марает руки кровью своих, в то время, как другие бойцы - в крови врагов. Посмотрел бы, если бы мог смотреть, и спросил бы себя снова: в чьей войне? - Папа, переставай, - бросает успокаивающе Иритель, гладя по завалявшейся шерсти мирно спящего саблезубого тигра. После того, как кровные родители бросили ее в джунглях, а тигрица услужливо приютила совсем еще малое дитя, лучница называет родителями кого угодно, только не людей. Она совершенно неженственным жестом отбрасывает за плечо длинные малиновые локоны, собирает волосы в высокий хвост, чтобы ничто не мешало стрельбе в движении, и принимается неторопливо закреплять на глаза Лео пластину из эльфийской стали, постоянно поправляя и силком натягивая на острое лицо улыбку. Ей хочется думать, что она делает это для красоты,а не для того, чтобы зверь, будучи слепым, не сомневаясь бросился в пропасть или огонь по приказу хозяйки. И лишь подрагивание во сне сомкнутых белоснежных ресниц мирно сопящей на лапе тигра Эйдоры внушает лучнице доверие и спокойствие. Стихия - не человек. И вышедшее из-под контроля бедствие, гроза в человеческом обличии, существо, познавшее высшую магию молний, уже давно не плоть и кровь. Иритель знает: если однажды она окажется далеко от союзников, если однажды ей придется услышать последний вздох единственного друга и скакуна - Лео, она запустит вверх стрелу, и ответом на небесах послужит вспышка, а затем медленно расползающийся по округе рокот. Эйдора напомнит ей, что она не одна. - Как насчет чего-то новенького, Король? - беззлобно усмехается торговец по ту сторону прилавка, выкладывая на стол аккуратно свернутый и перевязанный тонкой красной нитью товар. - Чего-то новенького из арсенала древних артефактов? - парирует Эстес, отсчитывая несколько монет из своих сбережений и на месте разворачивая купленный свиток на лечение. Взгляд приковывается к замысловатым иероглифам - эльфийский, - и точная их копия мгновенно проявляется на тонких запястьях, сопровождая за собой белое, чистое свечение. Вот его оружие. Знание, его память и сила, что кроется в теперь исписанных заклинаниями руках. - А где пятый? - Иритель провожает взглядом постепенно исчезающее мерцание у кистей лекаря. На коже теперь только черные символы. - О, - сконфуженно пожимает плечами торговец, - Думал, вы видели, как он ушел с фонтана еще глубокой ночью. - Чертовы люди. Проснувшаяся от раздраженного шипения Иритель, сонная и хмурая, Эйдора лениво потягивается и опирается рукой о голову тигра, чтобы приподняться. Шерсть на морде животного мгновенно электрелизуется и неслышно потрескивает. - Вечно они куда-то торопятся. Эстес устремляет взгляд на исчезающее вдали леса полотно дороги. Предстоящий им путь будет долог и, впрочем, как всегда, непрост. Но на белом одеянии его - клирик точно знает - даже к концу пути не останется ни комьев земли, ни крови союзников. Всю грязь и боль, как пресловутая губка, впитает его сердце. - Тем, наверное, и лучше, - будто читает его мысли Грок и первым отдаляется от фонтана в сторону леса. Не сговариваясь, легенды медленно ступают на тропу следом за титаном. И все трое знают: пора.