Love others as love yourself

- Я не стану останавливать тебя, тебе не обязательно скрываться, - Эйдора застает Госсена уже на пороге и с укором следит за тем, как он заправляет кинжалы в отведенные им места на поясе, - Как ты мог подумать, что я начну отговаривать. - Не ты, - равнодушно бросает парень и, чуть приподняв деревянную дверь, чтобы не скрипела, тихо и решительно скрывается в темноте улицы. - Не прощаемся, - выдыхает маг, когда теряет его из виду, и тихо прикрывает за ним входную дверь. Грок, как обычно, не решившийся уснуть, безмолвно качает головой. Госсен тратит часть сил, чтобы перемещаться в темноте быстрее. Он не чувствует себя безумцем в той мере, в которой почувствовал всего час назад, в месте, которое за эти несколько дней они привыкли называть домом. Он настроен решительно, нет ни единого сомнения в том, что поступает сейчас правильно, и не важно, какие это понесет потери. Не страшно, Эстес. Не страшно и не тяжело. И пусть это ложь, бестолковая, как, возможно, его намерения, парень пытался эльфу доказать обратное. Не страшно. Только не бойся, - думает он про себя. Ночью в лесу не так тихо, как днем, это заставляет насторожиться и прислушаться. Убийца минует кусты, взгляд остр и проницателен, впрочем, не так остр, как его оружие. Госсен помнит, как держал в руках податливое субтильное тело, кожа помнит следы чужих прикосновений и невыносимо горит. Помнит, как в панике сжимались пальцы на оставшейся одежде, помнит редкие хрустальные слезы клирика. От боли. Конечно. Что еще он мог ему оставить. Убийца усмехается про себя; никогда он не чувствовал себя так отвратительно и окрыленно одновременно. Похоже, его тоже благословили. Что ж, остается надеяться, что окрыление поможет ему в свершении мести. Жаль, что решения, принятые опьяненным, разгневанным разумом, почти никогда не предполагают возможной засады. Эстес сломленно обнимает руками плечи, небрежно накинув на них мятый белый хлопок, опустошенный и, если бы не дрожь, по ощущениям как будто ненастоящий, заставляет себя выйти из своей каменной коробки, иначе под давлением одиночества всерьез решит, что полюбил. Внизу его встречает подозрительно напуганный от неожиданности его появления и совершенно лживый взгляд Эйдоры. - Совсем напугал... - она улыбается нервно и спешит удалиться в свою комнату, но ее быстрый шаг отрезает один вопрос. - Где он? Эстес сжимает губы, внутренне умоляя, чтобы она не молчала, чтобы солгала в ответ хоть что-нибудь, но маг стыдливо не произносит ни слова в ответ в надежде, что лекарь сам все поймет. Он коротко кивает несколько раз, краем глаза замечая за окном движение в кромешной тьме, но не придавая этому никакого значения. - Вот как теперь прощаются, - Эстес слабо улыбается, голос почему-то хрипит, - Собирайся, я подниму Иритель. Протянутые до окна Иритель черные нити, ведущие к завершившей свою миссию тени, растворяются в воздухе. Лучница, замерев с безжизненно распахнутыми в сторону окна глазами, вздохнула последний раз перед тем, как в дверь тихо постучался эльф. Перед тем, как сказал ей, уже мертвой: "Просыпайся, мы выдвигаемся". Госсен вызывающе усмехается стоящим перед ним и, очевидно, враждебно настроенным четверым. Конечно, он предполагал, что мастерство боя у них настолько ничтожно, что они вполне способны бессовестно напасть вчетвером на одного. Клинки в ножнах под слабыми лучами восходящего солнца начинают полыхать фиолетовой магией, Хильда рычит и первая бежит в бой, она ненавидит возомнивших о себе невесть что, слабых, по ее мнению, магов. Убийца бросает в сторону бойца веер клинков и, ощутив лопатками колющий морозный ветер, мгновенно разворачивается и кидает один клинок в открытый изгиб шеи ледяного мага Авроры, чтобы спустя жалкое мгновение, использовав ее помешательство, оказаться у нее за спиной и магией вернуть к себе кинутые ранее в Хильду кинжалы. Лезвия, разрывая материю и кожу, врываются в бледную грудь Авроры еще до того, как та подымает к небу глаза, чтобы вызвать морозную волну. У Госсена нет времени проверять, жива ли она, только слышит ослабленный хрип и как хрупкое женское тельце опускается на земь. Он вновь кидает один клинок в Хильду, оказываясь у нее за спиной и прикладывая лезвие к шее, прячась за ее броней и широкими плечами, чтобы укрыться от быстрых выстрелов Мии и устоять на ногах от волн магии Ангелы. - Это и есть идеальный баланс магии и кинжала, слышишь, животное? - парень озлобленно шипит Хильде на ухо, пока зажженный сиренью клинок пускает струйку крови у нее под подбородком. Убийца перестает дышать, когда понимает, что пятого, Ханзо, нет ни в зоне видимости, ни в кустах, и ожесточенный, обезумевший разум умоляет всех богов: если Ханзо в их башне, если он пришел убивать, пусть заберет кого угодно, только не эльфа. Истошный крик Эйдоры, бурлящий гневом, громом раскатывается по небу, на мгновение молния освещает весь лес. Эстес не видит больше в девушке ничего человеческого, ничего, напоминающего милосердие, но справедливо ее в этом поддерживает. Маг вылетает из башни в одну секунду и, как по наитию, хлопает в побелевшие ладони, с каждым хлопком вызывая удар грозы в заросли возле их башни. Она знает, куда целиться, она чувствует, что должна, иначе вся ее жизнь была прожита зря. В такие моменты, - думает Эстес, - когда слабые маги теряют контроль над эмоциями и первыми рвутся в бой, есть шанс, что погибнет вся команда в попытках ее спасти. Он думает об этом, но все равно идет за ней следом, и когда из кустов перебежками показывается сгруппированный и раненный Ханзо, эльф уверенно кидает ему под ноги замедляющий круг. Со звериным рёвом Эйдора бьет по нему грозой, ее тело давно оторвалось от земли, зрачки опустели, стали прозрачными. Она потеряла контроль, она знает. Не только что, уничтожив одного из самых страшных и скрытных в мире убийц, а тогда, когда поклялась отомстить за Иритель. Ханзо, с тихим шорохом упав на траву, не произнес ни слова напоследок. Эстес понял, что его миссией было лишить их лучницы, лишить мага рассудка, даже ценой своей жизни, и самое ужасное, что он безупречно с этим справился. Нужно бежать, бежать, пока еще есть время спасти одного. - Ты сейчас же извинишься за животное, - рычит Хильда и взмахивает массивным оружием, рискуя остаться со вскрытой артерией, но Госсен, зная, что при живой Ангеле ее так просто не убить, отпрыгивает назад, за дерево, прижимаясь к нему спиной и рывками, чтобы оценить обстановку, выглядывая. - Сначала она извинится за Эстеса! - он швыряет в сторону Мии веер кинжалов из-за дерева, но тут же их возвращает. Его предположения оказались верны: царапины, которые он оставил на теле лучницы, под влиянием Ангелы медленно затянулись. Не такое эффективное лечение, как у Эстеса, тем не менее, это очень мешает бою. Госсен решает, что основной, самый разрушительный урон был до этого момента у Авроры, а меткие выстрелы Мии навредят только при высокой скорости атаки. Если перемещаться, она не сможет его поймать. Плечи шокированно вздрагивают, когда по Хильде ударяет разряд разгневанной стихии. Госсен не может поверить. - Ты... - шепчет он, выглядывая из-за ствола, чтобы убедиться зачем-то, только вот враг никогда не будет ждать. Он видит, как Эйдора, не чувствуя себя, источая лишь неконтролируемую силу и боль утраты, вся пропитана разрядами тока, и, сжимая острые пальцы в кулаки, с силой бьет по противникам. Все случается в доли секунды. Хильда срывается с места и бежит на мага наперевес с массивным топором, оглушая всех боевым рёвом, и параллельно кинутый магический кинжал сбивает заряженную стрелу. Стрелу, направленную в клирика. Мия знает, кого убивать первым. - Эйдора, уходи, черт тебя дери! - кричит ей Госсен, но, в отличие от Эстеса, она убийцу совсем не слышит. Маг мягко парит над землей и в своем безумии не замечает прикрывшего ее собственной грудью Грока. Топор, несмотря на свою тяжесть, в долю секунды врывается в каменный покров, превращая его в крошку. Титан знал, что так будет. Знал, что, сойдя с пути, к своей главной цели он никогда не придет. Когда встаешь на тропу войны, будь готов к жертвам, к самопожертвованию. Но что если... хозяина уже не найти? Когда был тот переломный момент, заставивший бороться не за мечту, а за победу в бессмысленной битве? Грок не знает. Из последних сил, разлетаясь на куски, он бьет каменной рукой в землю, заставляя появиться прочной невысокой стене между нацелевшейся Мией и магом. Хильда чувствует укол кинжала со спины, затем режущую боль в нескольких точках по всему телу. Госсен завершает дело быстро и качественно. Когда боец падает, лезвия послушно возвращаются, фиолетовое магическое свечение слизывает с них кровь. Эстес в который раз направляет дрожащие руки на титана, безуспешно пытаясь излечить мертвого. Убийца бросает скорбящий взгляд на груду разрушенных камней и с трудом верит, что это когда-то могло говорить, заботиться, любить и долго, терпеливо искать всего одного. - Ты в порядке? - от вопроса плечи эльфа вздрагивают и мелко дрожат, но на лице не отражается ни боль, ни скорбь. Только пролегшая между бровей морщинка выдает его неравнодушие. Он напуган сейчас, сам не знает почему, но напуган как никогда. Воздвигнутая Гроком стена медленно исчезает, и Госсен в ужасе обнаруживает, что Мия пропала. Он находит ее только тогда, когда из-за дерева в левое плечо Эйдоры прилетает заряженная стрела, не самый меткий выстрел, в отличие от пригвоздившей его сердце второй. - Ты! - убийца срывается и рычит, клинки настигают кусты, однако лишь тонут в густой листве, никого не задевая. Он в панике ищет лучницу взглядом, пока Эстес лечит Эйдору и, когда замечает на нем прицел, хватает эльфа за плечи и откидывает за груду разрушенных камней. Белая лечащая нить между магом и клириком, как и нить, удерживающая Эйдору в мире живых, натягивается и обрывается. - Ее уже не спасти, не рискуй собой, - строго, достаточно строго, чтобы Эстес ему не верил, сообщает Госсен, и, показав лекарю сидеть тихо, буквально испаряется из его поля зрения. "Знаешь, - звучат в голове слова, над которыми он думал так долго, только так и не озвучил, - Ты говорил, что, в отличие от Ангелы, не умеешь вселяться в людей. Думаю, ты все-таки смог. Только гораздо глубже, чем просто в теле. И остался там навсегда". Госсен знает, что Мия сзади. Его безупречный слух никогда не подводит, еще он знает, что, каков бы ни был исход боя, она никогда не извинится. Он уверен, что она поняла: чтобы уничтожить эльфово сердце, сделать его сотканным лишь из боли опустевшим сосудом, не обязательно его убивать. Обязательно убить Госсена. У Госсена же нет выбора; ему не победить Мию, если в нее вселится Ангела, он знает, первая мысль - лучшая мысль, и хладнокровно пронизывает кукольное горло лезвием, отчего девочка безэмоционально распахивает глаза, накрывает напоследок своей холодной ладошкой вонзившийся в нее клинок. Эстес смазано следит за ним, за отточенными движениями убийцы, и все, на что хватает сил, это слабо улыбнуться, не стесняясь, что любуется им. Первый выстрел лучницы - это боль. Обычно в плечо или руку, она достаточно меткая, чтобы выбрать область вплоть до сантиметра. Эстес не знает, откуда в ней столько жестокости, когда она потеряла над собой контроль, обретя такую невероятную силу. Второй выстрел Мии - всегда в сердце, всегда заряженный магией, разрушительный урон. Так умерла Эйдора. Так, - думает Эстес, - умру я. Щелчок. С влажным звуком в журавлиное плечо врывается первая стрела, не позволяющая поднять руку, чтобы продолжить исцелять измотанного убийцу. Он слышит лишь Госсена, жадно втянувшего в легкие воздух, перед тем, как переждав пару мгновений, перемещается перед эльфом, обрывая собственным сердцем полет второй заряженной стрелы. Парень падает на колени, а эльф, едва не теряющий сознание от истощения от всех пустых попыток излечить союзников, лишь смотрит на него, не моргая. - Зачем, - это не вопрос, это не и звучит как вопрос, Эстес парализован, он не чувствует даже той разрывающей боли в плече, не чувствует усталости, только все смотрит в остекленевшие черные глаза, и одними губами произносит, не позволяя себе дойти до шепота, - зачем. - Должен жить, - Госсен медленно моргает, улыбается так любяще, что сам на себя злится. - Зачем лекарю жить, если больше нет команды, - Эстес, в отличие от Мии, сдерживает слезы. - Не поэтому, - тихо заключает убийца за мгновенье до того, как стихает пульс. Первый выстрел Мии - ранит. Второй - убивает. Эстес чувствует, что в него выстрелили единожды, но вторая стрела его убила, уничтожила, стёрла из этого мира, как будто его не было. Как будто никогда не существовало Госсена. Сердце Эстеса только что перестало биться, не пронзенное ни одной стрелой. Эльф не из тех, кто стоит в ступоре в нужные моменты. Не из тех, кто, утратив, еще несколько лет убеждает себя, что никто не умер и это все сон. - Я хочу, чтобы ты пошел со мной, пожалуйста, слышишь? - Мия опустила заряженный лук, ее коленки дрожат, лицо красное от слез. Клирик поднимается с колен, минуя взглядом Мию и мертвых товарищей, и спокойно отворачивается от нее, открывая спину для выстрела и медленно уходя. Он не знает, куда. Он мог бы реветь над остывающими телами, сцеловывать с родных щек угасающее тепло. Все, на что хватает Эстеса - это сломленно, жалко и чуть слышно всхлипнуть. Лучнице достаточно этого звука, чтобы вздрогнуть и перестать сквозь слезы целиться ему между лопаток. - Эстес, пожалуйста! - ее крик истошный, умоляющий, но Лунный король больше не чувствует сострадания. Когда тихий шорох шагов стих, Мия упала голыми коленками в землю, глядя на исчезающий размытый силуэт брата. Вот, для чего она все это время сражалась? Чтобы в последний раз почувствовать себя брошенной? Совесть съедает, жжет ее изнутри не хуже разгоряченных слез. Она закрывает голову руками и виновато сворачивается клубочком прямо на земле, а голос садится от нескончаемых горьких рыданий. И противник признает поражение.