Настоящие и бывшие: бонус

Сентябрь 1968 года Лондон Энтони с трудом влез в штаны - не потому, что они были малы, просто новенькая кожа плохо тянулась. Зато когда он наконец-то застегнул пояс с шипами и заклепками и повернулся к зеркалу, результат его ошеломил. В магазине, где он купил эти кожаные штаны, зеркала не было, да и примерочной, собственно, тоже, только угол, отгороженный занавеской. Это была непритязательная, пропахшая индийскими благовониями и марихуаной лавка для хиппи и им подобных, в которой заправляли две заторможенные и рассеянные девицы, называвшие Энтони “чувак”. Поэтому полноценно оценить свое приобретение перед зеркалом он смог только дома. Блестящая тугая кожа облегала ноги, подчеркивая утонченные линии. Задница смотрелась особенно круглой и упругой, как два крепко притиснутых друг к другу мячика. От нее просто глаз было не оторвать. Энтони было немного неловко носить нечто настолько вызывающее. Он сам не знал, зачем купил эти штаны, они были совершенно не в его стиле, но что-то вдруг его потянуло. Он медленно выплыл из спальни. - Дерек, тебе нравится? Дерек, уже наматывавший на шею шарф, обернулся к нему, распахнул глаза, показывая, что оценил и одобряет сюрприз, и присвистнул: — Обязательно нужно было выбрать для дефиле именно тот момент, когда я уезжаю и даже трахнуть тебя не успеваю? — Так, может, ты задержишься? - предложил Энтони, прислонившись плечом к стене. — Крошка, меня ждет такси. Энтони повис у него на шее. — Я опоздаю на рейс, - предупредил Дерек, начиная заметно колебаться. — Можешь не ездить совсем, — вкрадчиво прошептал Энтони, но, кажется, перегнул палку. Потому что Дерек отстранился и снова занялся своим шарфом. — Поживешь один три недели, ничего страшного. Я тебе показал, где прачечная, где покупать еду. Не забывай менять песок Оберону. — Услышав свое имя, с кресла вопросительно мяукнул упитанный тайский кот. — И постарайся не сжечь квартиру. В крайнем случае, звони своей Муравьихе*, она тебя спасет. — Зачем ты им вообще нужен там, в Австралии? - сердито спросил Энтони, не слушая его. - Ты ведь уже нарисовал костюмы. Твоя работа закончена. — Как это “зачем”? - удивился Дерек. - Тебе ли не знать? А кто будет орать на швей за то, что сшили все через жопу? На кого, в свою очередь, будет орать прима-балерина, потому что юбка зрительно укорачивает ноги? Сейчас самый ответственный этап в работе. Я должен быть там. — Не надо было вообще соглашаться на эту работу, - буркнул Энтони. - Всех денег в мире не заработаешь. — Да что с тобой такое?! - Дерек серьезно пригляделся к нему. Энтони сам не знал, что с ним. Просто его одолевало странное, ни на чем не основанное беспокойство. Почти восемь лет он живет в этой квартире, с этим мужчиной. У него все хорошо, все идет по плану. Но что останется от этого, как только Дерек уедет и прекратит присматривать за ним? Не полетит ли сразу к чертям собачьим эта упорядоченная счастливая жизнь? Энтони не собирался делать ничего плохого, но он знал, что события иногда - да что там, слишком часто - происходят помимо его воли. Объяснить это Дереку он, однако, не мог и просто сказал: — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Дерек протяжно вздохнул. — Честное слово, малыш, я тоже не хочу, особенно когда ты в таком настроении. Но поздно что-либо отменять, поэтому давай будем взрослыми людьми. - Он решительно влез в пальто и наклонился к Энтони, чтобы поцеловать на прощание, и тогда Энтони в порыве отчаяния решился: — Постой. Я поеду с тобой в аэропорт. — Ты уверен? - удивился Дерек. — А что такого? Я хочу тебя проводить. У Дерека имелись определенные сомнения в том, что Энтони сможет самостоятельно без приключений выбраться из Хитроу, как и в том, что кожаные штаны - подходящая одежда для выхода на люди, но времени не оставалось ни секунды, такси уже сигналило под окнами, и он просто схватил в одну руку чемодан, другой стиснул локоть Энтони и потащил его за собой. — Я буду лететь двадцать часов, - пожаловался Дерек, когда они уже сидели в такси. - Двадцать гребаных часов. Только бы не сойти с ума. Зато если я выдержу это, то уже через сутки буду жариться на солнышке и плавать в океане. - И он покосился на окно, в которое постукивал типичный лондонский дождь. — Говорят, там водятся акулы, - мрачно сказал Энтони. — Ты кино насмотрелся, - фыркнул Дерек и продолжал вслух мечтать о том, как будет проводить время в Сиднее. Энтони рассеянно кивал и смотрел в окно. Он остается один дома так надолго, без Дерека, впервые за почти восемь лет их совместной жизни. Конечно, Энтони ждал и предвкушал эту свободу. Это значит, можно подолгу сидеть на кухне у Муравьихи, а дома завалить всю гостиную журналами, выискивая свои фотографии, — и никто не будет спрашивать за позднее возвращение и беспорядок. Может быть он даже рискнет прогуляться в бар на Кингз-роуд. Но он еще не решил — вдруг его узнают? Раньше с этим было проще, а теперь кажется, что у него слишком приметная наружность. И в каждом пристальном взгляде от незнакомца Энтони мнится узнавание лица с афиши, а не интерес, так сказать, приватный. Входя следом за Дереком в здание терминала Хитроу, Энтони нацепил на нос темные очки. Дерек, сосредоточенно высматривающий свое табло, бросил на него беглый взгляд и непочтительно фыркнул. — Ты пока еще не один из “Битлз” и не член королевской семьи. Кому ты нужен? Крошка, тут едва ли хоть пара человек была на твоем спектакле. Прекрати ты эту бондиану, не позорь меня… О, смотри! — Дерек перебил сам себя, уставившись на табло — Посадка в гейте 3. Еще чуть-чуть, и я бы и правда опоздал! Пошли скорее! Прощание вышло сдержанным, потому что кругом были люди. Дерек бегло обнял Энтони и прошептал ему на ухо: — Обещай, что, когда я прилечу, ты будешь в этих же штанах. Энтони даже не успел придумать достойный ответ, а Дерек уже устремился в хвост очереди на паспортный контроль. И ни разу не оглянулся. Энтони тяжело вздохнул и побрел к выходу, но на полпути решил выпить чашку кофе в кафе, выглядевшем как декорация из фантастического фильма, действие которого происходит на космическом корабле, - столики и стулья в футуристическом стиле из прозрачного пластика, много хромированных поверхностей, яркий свет огромных ламп. Интересно, кофе там подают в обычных чашках или в каких-нибудь инопланетных колбах?.. — Мистер Доуэлл? Энтони проклял себя за то, что прислушался к насмешкам Дерека и снял темные очки. Он вовсе не радовался, когда его узнавали. Не то чтобы это происходило очень часто (к счастью, он не был ни киноактером, ни популярным телеведущим, ни рок-музыкантом), но Энтони был бы счастлив, если бы этого не было вообще никогда. Ему хотелось, уйдя со сцены после поклонов, снова превращаться в частное лицо и оставаться таковым до следующего спектакля. Прежде чем обернуться, он натянул на лицо вымученную улыбку человека, которого отвлекают от очень важного занятия... Но, увидев, кто с ним заговорил, улыбнулся уже приветливее: — Мистер Гослинг. Миссис Гослинг. Какая неожиданность... Найджел и Мод Гослинги, пожилая чета уважаемых балетных критиков, были именно той “парой человек на весь аэропорт”, кто узнал в Энтони его Оберона из “Сна в летнюю ночь”, Зигфрида, Мальчика со спутанными волосами и Альбрехта. Пожалуй, это лестно, хотя общаться с прессой Энтони тоже не любил, будь то интервью или просто болтовня на фуршете после премьеры. Им всегда овладевала самая смехотворная стеснительность, и он потом подолгу грыз себя за то, что не сумел сказать ничего умного или хоть забавного, только застенчиво шептал что-то, глядя в пол. — Какими судьбами? - улыбнулся мистер Гослинг. - Вы летите куда-то? — Нет… - начал Энтони и замялся. Что сказать? “Я провожал своего...» А кого, собственно? — Вы тоже приехали встретить его? - обрадованно догадалась миссис Гослинг. — Кого “его”? - растерялся Энтони. Но супруги не ответили. Они смотрели поверх плеча Энтони и призывно махали кому-то руками. Энтони обернулся и увидел диковинную фигуру, воровато пробирающуюся к ним сквозь поток пассажиров, прилетевших рейсом из Амстердама. Фигура была в длинном кожаном плаще, нижняя часть лица спрятана в складки шарфа, верхнюю скрывала низко надвинутая кепка и огромные темные очки. За собой пришелец волок гигантский чемодан на колесиках. Но, несмотря на всю маскировку, Энтони с первого взгляда узнал его. О боже, нет, только не это. Он бы немедленно сбежал из терминала, но что подумают о нем Гослинги, если он вдруг исчезнет, не попрощавшись с ними и не поздоровавшись с Рудольфом? Решат, что он совсем дикий. И он скромно уставился в пол, надеясь, что сейчас Гослинги набросятся на своего пассажира и сами забудут об Энтони. Но миссис Гослинг, обняв Рудольфа и расцеловав в обе щеки сквозь шарф, первым делом сказала: — Смотри, дорогой, кто еще приехал тебя встретить. Энтони был готов провалиться сквозь пол. Вот сейчас Рудольф, не стесняясь, выложит все, что думает об Энтони. И “какого хуя тебе надо?” будет самым вежливым из сказанного им. Но Рудольф молча (не поздоровавшись, конечно) повернулся к нему. О чем он думает, удивлен ли он хоть немного - было трудно сказать, потому что глаз было не видно за стеклами очков. Может быть, он не узнал Энтони? И вдруг Рудольф подтолкнул к нему свой огромный чемодан. — О’кей, поедешь со мной. Найджел, Мод, я к вам на днях загляну. Пока не могу сказать, когда... — Но Руди, милый, — засуетился Найджел, — ты устал с дороги. Поедем домой. Мы приготовили твою комнату… Рудольф вдруг приблизил губы к его уху и что-то прошептал. Найджел моргнул, переварил услышанное и неуверенно хохотнул. — Ну что ж, если так, то ладно. Но давайте мы с женой, по крайней мере, подвезем вас, молодые люди, чтобы вам не связываться с таксистами. Осознав, что его уже собираются везти куда-то вместе с Рудольфом, Энтони сказал себе, что если он не положит этому конец сейчас, то неизвестно, к чему это все может привести. — Я, вообще-то, просто провожал своего друга… — пробормотал он, начиная пятиться к инопланетной кофейне. - Так что мы встретились по чистой случайности, и сейчас я должен… Его никто не слушал. — Пойдем скорее, милый, пока тебя не узнали какие-нибудь глупые маленькие девочки. А то будет неудобно, - настаивала миссис Гослинг, и вдвоем с мужем они подхватили Рудольфа под руки и повели к выходу из терминала, на ходу расспрашивая про то, как его принял ван Данциг в Голландии. Чемодан Рудольфа остался стоять рядом с Энтони. Никто из троицы даже не обернулся, чтобы проследить за его судьбой, как будто все были уверены, что багаж Рудольфа в самых надежных руках. Энтони внутренне похолодел. Конечно, он может гордо отправиться своим путем, бросив чужое барахло там, где его забыли. Ведь он ни на что не соглашался. Но спросят за пропажу багажа именно с него, Гослинги свидетели… Тяжело вздохнув, Энтони ухватился за ручку чемодана. Хорошо, он дотащит барахло Рудольфа до машины Гослингов и там сердечно распрощается с ними. Ему все равно нужно на улицу, искать стоянку такси. Лавировать в толпе с неуклюжим огромным чемоданом было ужасно неудобно. Колесики отчаянно дребезжали даже на ровном плиточном полу. А потом перед Энтони возникло препятствие в виде лестницы. Гослинги и Рудольф ушли далеко вперед, продолжая дружески болтать на ходу. Если Энтони пойдет на другой конец этажа, где есть эскалатор, то и вовсе потеряет их из виду. Чертыхаясь, он потащил чемодан вниз по ступенькам. Тот перевешивал на каждом шагу и в конце концов опрокинулся. Энтони пришлось выпустить ручку, чтобы не загреметь вместе с ним. Чемодан как в замедленной съемке тяжело переваливался по ступенькам, заставляя спешащих пассажиров расступаться с испуганными возгласами. Возгласы из испуганных стали возмущенными, когда хромированный замок от удара расстегнулся, и из открытого чемодана на лестницу вывалились искусственные фаллосы**. Целая чертова гора искусственных фаллосов самых разных размеров, форм и цветов. Возможно, не все они имитировали человеческий орган — замерший в ужасе Энтони успел заметить несколько экземпляров причудливой формы. Вслед за ступором пришла паника. Несчастный Энтони заметался, упал на колени, судорожно сгребая имущество обратно в чемодан, но его уже обступили возмущенные и зубоскалящие пассажиры. Конечно, все были уверены, что роковой груз принадлежит именно ему, и это было самое ужасное. — Ну и молодежь, — прокаркала старая карга в шляпке по моде тридцатых. — Никакого стыда… Даже штаны и те, один срам! — Мама, что это? — возле одного из фаллосов яркой расцветки присела на корточки маленькая девочка, пока ее мать смотрела куда-то в сторону. — Мистер, можно мне взять одну штучку?.. У вас таких много… — Куда смотрит полиция? - громко негодовал какой-то джентльмен. “Вот видишь, Дерек, почему я не хотел, чтобы ты уезжал? - думал Энтони, трясущимися руками запихивая фаллосы в нутро чемодана. - Мы с тобой расстались всего полчаса назад, твой самолет еще даже не взлетел, а я уже посреди аэропорта Хитроу укладываю в чемодан искусственные хуи”. На галерее этажом выше показался полисмен, направляющийся в сторону лестницы, но Энтони успел собрать поклажу и на крейсерской скорости устремился догонять Гослингов и Руди. К счастью, они заметили, что случилось неладное, и остановились, чтобы подождать его. Жаль только, что никому из них не пришло в голову подойти помочь и заодно разделить с Энтони кромешный позор. — Ты, придурок, давай аккуратнее, - сварливо сказал Рудольф. — Это подарки моим друзьям. Надеюсь, ничего не потерял? Нет? Ну ладно, подарю и тебе парочку. Можешь взять какой нравится, — и он впервые за все время заговорщицки ухмыльнулся, глядя прямо на Энтони. — Могу помочь с выбором. — Спасибо, не надо, - только и смог ответить Энтони и сам на себя разозлился за то, что не придумал более остроумной или хоть более грубой реплики. — Предпочитаешь все натуральное? — Предпочитаю, чтобы ты помог мне нести твой же чемодан. — Мистер Доуэлл, тут уже недалеко, — встрял Найджел. — Мне удалось припарковаться почти у самого выхода. Пойдемте скорее. Возле машины снова возникла заминка. Энтони твердо решил отделаться от опасной компании, но надо было попрощаться, и он терпеливо ждал, пока Найджел закончит запихивать в багажник чемодан. Интересно, что думали Гослинги о его содержимом? Входили ли они в число друзей, которым Рудольф привез сувениры из Амстердама? Рудольф и не думал помогать укладывать багаж, зато встал рядом с Энтони так близко, что тот ощущал запах кожи от плаща и аромат какого-то смутно знакомого парфюма. Если чуть-чуть сдвинуться, можно прислониться к его плечу… Энтони вздохнул и попытался взять себя в руки. Он больше никогда не опустится так низко. Ему же не восемнадцать лет, как тогда, а все двадцать пять. Он был маленьким и глупым, но теперь он вырос и научился уважать себя и дорожить тем хорошим, что есть у него в жизни... И вдруг прямо посреди этих размышлений он ощутил ладонь на своей обтянутой кожаными штанами заднице. — Ой, — удивился Энтони. И, пока придумывал достойный ответ, Рудольф, не убирая руку, уже подтолкнул его к дверце машины. Конечно, Энтони мог упереться. Мог уйти, даже выбраться из машины с другой стороны, пока Найджел все еще возился в багажнике. Но он почему-то, почти не дыша, замер на заднем сидении рядом с Рудольфом. “Дерек, где ты, Дерек? Может, ты почувствуешь неладное, заставишь выпустить тебя из самолета и вернешься?” — Знаешь, очень кстати ты мне подвернулся, — не понижая голоса и не обращая внимания как садящуюся на переднее сидение Мод, сообщил Рудольф и закинул руку на плечи Энтони. — А то я что-то устал с дороги. Только подумал: черт, как же не хочется никуда идти и искать, - а тут ты. — И все-таки придется тебе пойти и поискать, - буркнул Энтони, - потому что я не собираюсь развеивать твое одиночество. Мистер Гослинг, будьте добры, высадите меня возле метро. Любого, какое будет по пути. Он хотел утечь из-под руки Рудольфа, но тот крепко придержал его за плечо. — Ради бога, Антошка, не строй из себя. Зачем ты явился меня встречать, если не для этого? Кстати, как ты узнал про мой рейс? Я два раза менял билеты, чтобы не попасться этим пираньям-журналюгам. — Я ничего не узнавал, - сердито зашипел Энтони, отталкивая его руку. - Мне плевать было, когда твой рейс. В мыслях не имел тебя встречать. Так просто совпало, потому что я провожал в аэропорт Дерека. Рудольф только хмыкнул - дескать, ну да, ну да, конечно, и Энтони с невероятной горечью осознал, что его отговорки в самом деле выглядят крайне неубедительно. Еще эти проклятые кожаные штаны. Ну кто поверит, что он так оделся, чтобы проводить своего бойфренда? И Гослинги тоже с первого взгляда решили, что он вырядился позаманчивее и явился в аэропорт соблазнять Рудольфа. И приняли это как должное. Господи, какой стыд. — Молодые люди, едем! — нарочито громко объявил мистер Гослинг, садясь на водительское место и с силой захлопывая дверцу. Энтони показалось, что это захлопывается крышка его гроба. По дороге в усадьбу Рудольфа Гослинги мило болтали, забрасывали своего ненаглядного Руди вопросами про Америку, про Амстердам и тамошнюю труппу, которую тот недолго думая окрестил гребаным колбасным цехом. — У них балерины похожи на бабу-с-чайника, — пожаловался Рудольф, не поясняя, что это значит. — Я сказал, что не буду с ними танцевать, пока их не посадят на диету. Надеть на Антошку пачку, и то лучше выйдет. Энтони почти не участвовал в разговоре и отрешенно смотрел в окно. Самолет Дерека уже набрал высоту и взял курс на Каир, где будет пересадка на рейс до Сиднея. Интересно, Энтони трахнут еще до того, как пассажирам подадут первый ланч? Дома у Рудольфа Энтони оказался впервые. Его не приглашали, да если бы и пригласили, едва ли Дерек допустил бы, чтобы приглашение было принято. Он очень нервно реагировал каждый раз, когда Рудольф оказывался поблизости от Энтони, даже если это происходило на репетиции. Энтони раньше сердился на Дерека за этот унизительный контроль. Ведь он не делал ничего плохого, а Рудольф на него и не глядел. Не то чтобы Энтони рассчитывал привлечь его внимание в театре. Чувство самосохранения требовало держаться подальше от слишком необузданного премьера. И еще Энтони с возрастом начал ценить более утонченное общение, а грубость мистера Нуреева вгоняла его в ступор. “Ты что, - с негодованием спрашивал он Дерека, - правда думаешь, что я готов прыгнуть к нему в постель, как только ты отвернешься?” И вот вам, пожалуйста. Итак, дом Рудольфа. Энтони сам не ожидал, но он оказался очень красивым и, более того, романтичным. Почему-то Энтони представлял себе непритязательную холостяцкую берлогу, где Рудольф только изредка ночует, а это оказался живописный викторианский особняк на краю Риджент-парка. Энтони сразу почувствовал острую зависть. Это был просто дом мечты. Далековато от центра, зато такие чудесные пейзажи, этот старый сад, этот парк, больше похожий на лес… Если немного перепланировать газоны, добавить парочку альпийских горок… От хозяйственных мыслей Энтони отвлекла суета по выгрузке чемодана. Он не удивился бы, если бы из дверей особняка степенно вышел седовласый дворецкий, однако не только дворецкого, но и вообще никого из прислуги в доме, кажется, не было, и ни у Гослингов, ни тем более у Рудольфа не возникло и тени сомнений, что затаскивать чемодан в дом тоже будет Энтони. Вот еще один шанс удрать — занести этот чертов чемодан с хуями на порог и откланяться вместе с Гослингами. Не привяжут же они его к столбу, как Андромеду, оставляя на заклание своему обожаемому чудовищу. Но в холле Энтони замешкался, чтобы поглазеть по сторонам: настоящий мраморный камин! барочные канделябры, похожие на церковные светильники! и чем это таким интересным обиты стены? похоже на кожу… Всего минута задержки — и с улицы раздается шорох гравия под колесами отъезжающего автомобиля. Кажется, Рудольф не стал затягивать прощание с четой Гослингов. Энтони обреченно вздохнул, прислушиваясь к тяжелому грохоту захлопнутой двери и к стуку каблуков по мраморному полу. Он ждал, что его возьмут за плечо и отведут к ближайшему дивану. И там… Энтони взволнованно сглотнул и зажмурился, чувствуя легкую испарину на лбу. Но Рудольф, кажется, тоже приобрел более сибаритские привычки. Он прошествовал мимо и обернулся только на первых ступенях лестницы. — Ну, что встал? Идем в спальню. — А можно мне сначала посмотреть дом? - попросил Энтони в попытке оттянуть неизбежное. Может, со временем он найдет в себе силы уйти? — В другой раз, - отрезал Рудольф. И, более не оборачиваясь и на ходу расстегивая плащ и разматывая шарф, ушел наверх. На последней ступеньке скинул плащ и небрежно повесил прямо на полированные перила. Энтони испустил еще пару вздохов и поплелся следом, по тропинке, намеченной предметами одежды, которые Рудольф на ходу снимал с себя и, так же как и плащ, бросал, где придется. Опять его будут использовать как вещь, старательно перечислял про себя Энтони. Конечно же, его не спросят, как ему удобно и что ему нравится. И он это заслужил, потому что церемониться с такой слабовольной шлюшкой как он - просто терять время зря. Ему было и стыдно, и обидно, и от этого накатывало особенно сладостное возбуждение, тот самый оттенок возбуждения, которого Энтони давно не испытывал. И даже забыл, каким оно бывает. — Ты скоро там? - раздался голос Рудольфа из-за открытой двери. Энтони поспешил на зов и оказался в спальне. Она была очень просторной, почти бескрайней и своей помпезностью и мрачностью напоминала покои графа Дракулы. Ассоциацию подкрепляла старинная мебель, даже кровать под настоящим балдахином. Энтони восхищенно вздохнул. Они с Дереком еще не накопили даже просто на квартиру побольше, не то что на такой дворец. А ведь Энтони любят критики, его любит Аштон, он уже два года как премьер… Рудольф уже разделся полностью и улегся на кровать, и Энтони не осмелился заставить его ждать слишком долго и тоже принялся раздеваться, аккуратно складывая одежду на резной табурет. Он дрожал от волнения, а может, просто от холода, потому что в доме в самом деле было очень холодно. Интересно, есть тут отопление и нельзя ли его включить? — Ты можешь поживее? - поинтересовался Рудольф с кровати, уже начиная раздражаться, и Энтони поспешно взялся за ремень своих чудесных кожаных штанов. Как вылезти из них без посторонней помощи? С таким трудом натягивая штаны перед выходом из дома, Энтони как-то не подумал о том, что снимать их будет еще мучительнее. Он покраснел от унижения и принялся под взглядом Рудольфа неловко и некрасиво стягивать блестящую черную кожу. Кое-как удалось спустить штаны до колен, а дальше Энтони принялся вытаскивать из штанины правую ногу, балансируя на левой, но не удержал равновесие и повалился на пол, к счастью, устланный толстым и, кажется, очень старым персидским ковром. Еще одно унижение. Рудольф нехотя слез с кровати и направился к нему. Энтони невольно следил за ним из своего глупого положения. Босые ступни утопают в густом ворсе ковра. Выпуклые мышцы на голенях и бедрах красиво играют при каждом шаге, как у мощного породистого животного. А от вида эрекции у Энтони закружилась голова. Какой он все-таки здоровенный, Энтони и забыл. — Ладно уж, не шевелись, оставайся как есть, - велел Рудольф, - или это никогда не закончится. Потом снимешь. Несуразное ты все-таки существо, Антошка. — Помоги мне, — вежливо попросил Энтони, но уже понимал, что это напрасно. И действительно, Рудольф ловко вздернул его, обездвиженного, на колени. — Надеюсь, ты научился сосать за эти годы? — Ты помнишь! — умилился Энтони. — Еще бы я не запомнил худший отсос в моей жизни, - хмыкнул Рудольф и крепко взял его за затылок. - Так что, хоть чему-то ты научился? — М-м-м… Нет, признаться, не особенно... За последние годы Энтони предпринял несколько попыток разобраться со своими несчастными зубами. Но все мучения с брекетами, которые он из стеснения надевал лишь изредка на ночь, не приносили заметных плодов. Дерек уже смирился с тем, что качественных отсосов ему не видать, но Энтони все равно работал над прикусом, особенно после того, как его фотографии начали появляться в журналах. — Ну ладно, будет тебе еще один мастер-класс. Чем ты вообще занимался все это время? Не люблю бревна в постели, мне их и так хватает... Не разочаруй уж меня, — проворчал Рудольф, притягивая Энтони к себе поближе за загривок. — За работу. “Почему я позволяю ему делать это? - думал Энтони, давясь и с усилием сглатывая слюну, пока эта огромная штука толкалась ему прямо в горло - максимально неудобно, заставляя запрокидывать голову так, что сводило челюсть и болела шея. — У меня есть постоянные отношения, я могу заняться сексом, когда захочу… Но как же хорошо заниматься этим с Рудольфом! Ни с кем другим у меня такого нет”. Коленям было слишком твердо даже на ковре, ноги от напряжения дрожали и разъезжались, но Рудольф продолжал крепко держать Энтони за загривок, не позволяя соскользнуть ниже и изменить положение. Энтони для устойчивости схватил Рудольфа за бедра, с удовольствием ощущая, как ритмично перекатываются твердые мускулы под его пальцами. Скоро, совсем скоро он ощутит всю силу этих бедер. Его продерет насквозь, и ему будет больно и хорошо, как никогда. В аэропорту Каира Дерек выгребал из кармана всё новые жетоны, бросал в щель телефона-автомата и вызывал Лондон. Может, помехи на линии? Соединение вроде бы происходило, он слышал длинные гудки, но трубку никто не брал, что было странно - в Лондоне сейчас около полуночи, Энтони должен быть дома. Может быть, на радостях, что можно вылить весь бак горячей воды на себя одного, он залег в ванну? Дерек оставил на время в покое телефон, выпил еще чашечку термоядерно крепкого египетского кофе в баре и через полчаса позвонил снова. Даже Энтони не в состоянии отмокать в ванне всю ночь. Но к телефону он по-прежнему не подходил. Дерек еще раз сверился с рядом настенных часов на стене, показывающих время одновременно в разных уголках земного шара. Ошибки быть не может. В Лондоне половина первого ночи, а крошку где-то носит… У него даже спектакля сегодня нет, Дерек помнил его расписание дней на десять вперед (сам Энтони мог и забыть). Может, его срочно вызвали на замену, если кто-то из исполнителей «сломался»? Это было единственным уважительным объяснением молчания телефона. Дерек начал грызть ноготь. Нет, он как разумный взрослый человек выждет еще шесть-семь часов до лондонского утра, прилетит в Сидней, позвонит оттуда, и если опять ничего, то начнет поиски. Муравьиха обязательно что-то знает… Если бы речь шла не о крошке, Дерек бы подозревал между ними давний тайный роман. Она его лучшая подруга и конфидент, и Дерек начнет с нее. И только потом, если не удастся ничего выяснить, потревожит покой Доуэллов-родителей. Дерек все еще был далек от того, чтобы предполагать, что Энтони прямо сейчас лежит ничком на персидском ковре, и его трахают, упираясь руками в его плечи, и у него из глаз текут слезы, он задыхается и от избытка чувств пытается кусать ворс ковра. Такая картина была непредставима. Прошло слишком мало времени, чтобы крошка решился на это. Энтони проснулся в полном одиночестве. Судя по солнцу, лучи которого пробивались в спальню даже сквозь плотные темные гардины, полдень уже миновал. Он безбожно проспал утренний класс и первую репетицию, да и на вторую и третью наверняка не успеет, он ведь понятия не имеет, как выбираться из этого отдаленного района города, где нет никакого общественного транспорта… Но Энтони почему-то не ощутил ни малейшего беспокойства из-за этого. Он сладко потянулся, загребая под себя складки одеяла. Все тело приятно ныло, а простыни до сих пор пахли развратом: потом, вазелином и остальной гадостью. Не поворачивая головы, он пощупал соседнюю подушку, но та давно остыла. Ни записки (если бы она обнаружилась, Энтони бы безумно удивился), ни иного напоминания о том, с кем Энтони провел ночь. Он еще немного повалялся в постели, прислушиваясь к тому, что творилось за дверью спальни. Но толстые стены, ковры на полу и гобелены глушили любые звуки. Так что зря он ночью старался быть потише — сказалась многолетняя привычка беречь покой дерековых соседей. Единственными предметами из двадцатого века в спальне были, наверное, только прикроватная электрическая лампа и его кожаные штаны, все еще комом валяющиеся на полу. Если их убрать, то можно почувствовать себя наложником в замке средневекового барона. Или султана, как в новом фильме про приключения Анжелики, который они недавно ходили смотреть с Муравьихой. Мечтательно улыбаясь, Энтони выбрался из под одеяла и пошел искать, где в этом замке можно раздобыть чашку кофе. Рудольф, наверное, где-то поблизости. Неужели тоже проспал класс? Это на него не похоже. Но ведь не мог же он уйти и просто оставить Энтони одного в своем доме. Энтони с сомнением поглядел на свои узкие штаны. Влезать в них, не вымывшись, не хотелось. На его счастье, на кресле возле кровати обнаружился пестрый шелковый халат Рудольфа. На взгляд Энтони — ужасно безвкусный и вызывающе-дорогой. Но сейчас Энтони с радостью накинул его на плечи и отправился искать кухню или Рудольфа. Но за дверью спальни царила глубокая тишина. Ни работающего радио или телевизора, ни каких-либо хозяйственных звуков. Неужели Рудольф все-таки уехал в театр? Но почему он не разбудил Энтони? Может, он хотел, чтобы Энтони остался дома и дождался его? Ну, вроде как его дружок? Мысль оказалась лестной. Энтони вспомнил разговоры о том, что Рудольф и Эрик наконец-то разбежались насовсем. Весь театр бурлил, особенно женский кордебалет. Рудольфу теперь нужен кто-то постоянный. Согласился бы Энтони, если бы об этом зашла речь? Разумеется, был Дерек, его просто так со счетов не сбросишь. Но… можно хотя бы помечтать. Они были бы красивой парой — два премьера. Энтони танцует в том же благородном сдержанном стиле, что и Эрик, может, это и привлекло Рудольфа?.. Продолжая мечтать о том, как они жили бы в этом особняке, Энтони спустился на первый этаж и тут наконец-то услышал хоть какой-то звук в этом безлюдном царстве, а именно, шум и плеск льющейся воды. Ага, Рудольф все-таки дома. Энтони пересек грандиозный холл, зябко переступая босыми ногами по каменному полу, заглянул в кухню и… столкнулся с женщиной, мывшей посуду. Запоздало он вспомнил о том, что не одет, не считая живописно распахнутого халата, и хотел сбежать, но женщина уже обернулась от мойки и уставилась на него. Энтони покраснел и запахнул халат поплотнее. Но хотя бы не придется самому рыться в чужих шкафах, разыскивая, где Рудольф хранит кофе, чашки, сахар, кофеварку, спички и прочее необходимое. — Доброе утро, — Энтони был сама вежливость, ведь прислуга тоже люди. — Сварите мне кофе, будьте любезны. И одну треть сливок. Сахар я сам положу. И омлет с сыром, если есть свежие яйца… Но можно и просто хлопья с молоком. — А еще чего прикажешь? - осведомилась женщина. - Носки тебе постирать? Энтони растерянно моргнул, пытаясь соотнести вызывающий тон домработницы с ее предложением. Еще хорошо было бы попросить почистить ботинки, но… Что-то не так. — Мистер Нуреев не предупредил вас, что у него… э-э-э… гости? Женщина вытерла руки и нервно скомкала полотенце, будто готовясь запустить его в Энтони, но в последний момент передумала. — Предупредил, что в спальне дрыхнет какой-то засранец, которого надо выставить вон, когда он проснется. Так что давай, собирай вещички и исчезни. Мне еще комнату за вами убирать! Женщину передернуло от негодования, что-то блеснуло возле ее лица и только тут Энтони заметил что домработница Рудольфа носит настоящие драгоценности, у нее модная стрижка, а под рабочим фартуком — платье как из журнала мод. Приглядевшись еще раз, Энтони с большим смущением узнал графиню Радзивилл, которую много раз видел на банкетах для попечителей в театре. Но она его, кажется, так и не признала. — Но… — “Я теперь буду тут жить”, — попытался вставить слово Энтони. — Только не говори, что тебе с вечера не заплатили и ты не уйдешь, пока не получишь денег, — снова возмутилась графиня-кухарка. — Плавали, проходили. Ни пенса тебе не дам, вымогатель бесстыжий! И где Руди вас только таких находит. Сколько раз его просила — не таскай в дом всякий сброд, а то потом не досчитаемся вещей, а виновата буду я. Чтоб духу твоего тут не было через пять минут! И не вздумай давать интервью в газеты, иначе тебя ждут очень большие неприятности. Обескураженный и смущенный таким потоком гнева, Энтони не нашелся, что ответить, и побежал одеваться. Может, оно и к лучшему, что графиня его не узнала. Не будет, по крайней мере, сплетен. Но как стыдно, что она приняла его за продажного… Как же они называются на жаргоне, эти мальчики? Одевшись, Энтони прокрался в холл к телефону, чтобы вызвать такси. Но стоило ему взять трубку, как графиня услышала и выглянула из кухни. — Эй! Ничего тут не трогай! — Но можно мне вызвать хотя бы такси? - попросил Энтони. — Да?! И кто будет платить? Мальчик, ты просто нахал. Я так и скажу Руди, когда он вернется. Жди тут. — Графиня куда-то ушла, но вернулась через минуту, на ходу роясь в дамской сумочке. — Понятия не имею, сколько стоит автобус… — Энтони обиженно молчал, не желая ей помогать. — Ладно уж, держи два фунта. И исчезни отсюда поскорее. Спросить у нее, где автобусная остановка, Энтони не решился, да, к тому же, едва ли она знала. К себе домой Энтони добрался только к двум часам дня, после суток отсутствия. До того как найти автобусную остановку, он долго плутал по безлюдным улицам богатого района, слыша лишь злобный лай собак, потревоженных пришельцем, из-за оплетённых плющом старинных оград. Энтони был страшно голоден, мечтал о горячем душе и чистой одежде. Да и в театр придется позвонить и сочинить сказочку, что заболел, только что проснулся, ничего серьезного, но на сегодня просит выходной. На ходу жуя сэндвич с найденным в холодильнике куском вареной куриной грудки, Энтони раздумывал, о какой болезни сообщить в театр. Таких прогулов он прежде никогда не допускал, так что ему должны поверить, да и важных репетиций в обозримом будущем нет… И тут телефон сам зазвонил. Энтони с недовольной миной взял трубку, готовясь сразу изобразить кашель, если это из театра. Но в трубке сквозь помехи послышался далекий голос Дерека: — О! Да это никак крошка? Вот уж не ожидал. Какими судьбами ты вдруг оказался дома? — Как ты долетел? — после короткой заминки спросил Энтони. Ему и в голову не приходило, что Дерек может его проверять и контролировать даже с другого континента. Укол совести он ощутил лишь на мгновение. Дерек сам виноват во всем случившемся, его ведь просили не уезжать, но он не пожелал услышать. — Честно говоря, хреново. Мой полет чертовски омрачали мысли о том, где тебя носит всю ночь и все утро. — Я… ночевал у родителей, — нашелся Энтони. — Я ведь тебе сказал, что не хочу быть один. Вот я и решил поехать к ним. — Да? Какая жалость, что они не заметили твоего визита. Видишь ли, я позвонил им тоже, когда настало утро, а ты так и не подходил к телефону. Энтони потерянно молчал, не зная, что сказать в свое оправдание. — Если ты собираешься изменить показания и вспомнить, что был, оказывается, не у родителей, а у Антуанетт, — добавил Дерек, — то не трать время. Ей я тоже звонил. — Я… — начал Энтони и снова замолчал в ступоре. Ну кто же мог подумать! Он совершенно не готовился к такому допросу. — Я просто… выпил немного и крепко заснул. Не хотел тебе говорить, ведь ты не одобряешь излишеств. — Я не одобряю, когда мне на уши вешают лапшу. — Дерек… — Последний раз спрашиваю: где ты был и что делал? Впрочем, я и так догадываюсь. — И где же я был? — слабо хихикнул Энтони, надеясь, что еще удастся обратить все в шутку. Но Дерек не дал заморочить себе голову: — Ты трахался с каким-то куском говна. Стоило мне только на одну ночь оставить тебя одного. Ах ты сукин сын. — Я не собираюсь даже оправдываться, — отрезал Энтони с холодным достоинством, и пусть Дерек расценивает это как ему угодно — как признание или, наоборот, как отповедь оскорбленной невинности. — И правда, к чему оправдания? Лучше собирай свои вещи и выметайся. — Дерек! — сейчас бы бросить что-то вроде: “Отлично, я сегодня же переезжаю к Рудольфу. Он расстался с Эриком и теперь мы вместе, раз ты меня выгоняешь!”, но Энтони пока еще не звали никуда переезжать. И та категоричность и простота, с которыми Дерек готов был от него отказаться, неприятно резанули. — За что? Ты… ты кого-то встретил в самолете или в этой Австралии, да? Я же просил тебя не уезжать! — Тебе бы следовало объяснить, почему ты меня просишь. Я и подумать не мог, что живу с человеком, настолько слабым на передок, что стоит от него отвернуться, как он уже валяется с кем-то. — Ты не хочешь меня понять, - ответил Энтони срывающимся голосом. - Все, что случилось, на твоей совести. И все, что еще случится, будет на твоей совести. - И он бросил трубку, прежде чем Дерек успел откликнуться. Дерек пожал плечами и решил, что перезванивать не будет, и ему даже удалось продержаться до конца дня. Правда, удовольствие от пребывания на совершенно новом континенте было подпорчено. Не радовали Дерека ни удивительные пейзажи, ни уже обещанная ребятами из сиднейской труппы поездка на океан и коралловые рифы. Он все вспоминал последние слова Энтони: “И все, что еще случится, будет на твоей совести”. Ну-ну. Интересно, что же случится? Гаденыш перепихнется еще с кем-нибудь? И с Муравьихой, как вишенка на торте? Или и правда соберет вещи и уедет. Почему-то было неспокойно, и, чтобы отделаться от этого беспокойства, Дерек в конце концов позвонил в Лондон еще раз - просто чтобы услышать голос Энтони и убедиться, что тот жив-здоров. Но вместо голоса Энтони опять удалось услышать лишь долгие гудки. Хорошо, если он действительно съехал с квартиры, просто шляется где-то или не берет трубку, обидевшись. А если что-то натворил во власти эмоций? С крошки станется… Но, конечно, это не касается Дерека. Никак не касается. Блядства в доме он не потерпит. И если бы что-то действительно случилось, ему бы позвонили… Или его не смогут найти в Австралии?.. На следующий день Дерек отважился позвонить родителям Энтони, молясь о том, чтобы не пришлось разговаривать с отцом семейства, с которым они даже спустя столько лет общались весьма принужденно. Трубку взяла миссис Доуэлл, но это оказалось не легче. Нет, Энтони не у них, он не заходил и даже не звонил. Получается, Дерек уже давно не имеет с ним связи? Что происходит? Дереку не хотелось пугать еще и миссис Доуэлл, и он рассыпался в сбивчивых объяснениях, что, вероятно, дело в испорченной телефонной линии. Но на ходу изобретаемые гипотезы не могли успокоить материнское сердце. Миссис Доуэлл только еще сильнее распереживалась. — Что произошло, Дерек? — требовала она. — Ты скрываешь от меня что-то? — Ну… у нас была небольшая размолвка, — признался в конце концов Дерек. — Возможно, он просто дуется на меня и не хочет разговаривать. Но, вы знаете, на расстоянии невольно начинаешь воображать себе всякие ужасы. Простите, что всполошился и вас переполошил. — Размолвка? — миссис Доуэлл опять не дала заговорить себе зубы. — Это серьезно? Ну конечно, серьезно. Ох, Энтони такой чувствительный... На другом конце мира Дерек мигом покрылся потом. Его худшие опасения косвенно подтверждала даже мать, которая, конечно, лучше знает Энтони. — Но он не ребенок, — Дерек уговаривал в первую очередь самого себя, — наверное и правда просто дуется. И сидит у Муравьи… Э-э-э… У мисс Сибли. — Я не знаю, что у вас произошло, но тебе бы следовало проявить больше мудрости и терпения, — в голосе миссис Доуэлл зазвучали обвиняющие нотки. — Тогда бы нам не пришлось сейчас сидеть и тревожиться. Я сама позвоню Энтони или даже заеду и, если его не окажется дома, пожалуй, обращусь в полицию. — Скажете тоже — в полицию! — Дерек заставил себя беззаботно рассмеяться и сам поморщился от того, как фальшиво прозвучал этот смех. — Ничего с Энтони не случится, объявится. — Дерек, — серьезно сказала миссис Доуэлл, — если вы станете причиной какого-либо несчастья, которое произойдет с моим сыном, я никогда вас не прощу, это понятно? — и она повесила трубку. Дерек с ненавистью уставился на телефон. Что он вообще делает в Австралии? Работа валится из рук, он смотрит на костюмы и не видит их, забывает имена, не слушает, о чем ему говорят. Теперь австралийская труппа будет считать всех лондонцев заносчивыми тупицами. Как прогнать панические мысли, которыми его заразила миссис Доуэлл? Теперь в голове без остановки проносятся картины всех несчастий, которые могли произойти с крошкой. В общем, когда ему позвонила Антуанетт Сибли, Дерек был уже вполне готов. Это произошло во время прогона, когда он невидяще следил за артистами в придуманных им костюмах и слушал и не слышал, как балерина, пристроившись рядом с ним, ноет, что ее талия из-за оборок на лифе кажется широкой как у коровы. И тут к Дереку подбежал администратор и прошептал, что его срочно вызывают к аппарату и что звонят из Лондона. — Кто, не сказали? Чего они хотят? — Дерек уже был на ногах, но еще силился изобразить досадливое неудовольствие, что его отвлекают в ответственный момент, когда художник по костюмам должен сделать за прогоном и отмечать, как ведет себя в движении ткань, как реагирует на освещение и прочее. — Звонит мисс Сибли, — почтительно выдохнул администратор. — Сказала, что это личное. Нечто важное и срочное. Дерек, едва дослушав, бросился в театральный офис к телефону, не обращая внимание на заинтересованный шепоток за спиной. — Дерек, ты… у меня слов нет, — голос Сибли дрожал от возмущения и волнения. — Ты чудовище. У нас тут такое… — Что? — только и смог спросить Дерек, падая на стул. Как жаль, что он не курит, очень захотелось сигарету. — Говори как есть. — Энтони наглотался каких-то таблеток прямо сейчас, — Антуанетт начала всхлипывать. — У себя в гримерке. Я пыталась его остановить, но он… он выпил целую пригоршню на моих глазах! Его увезли в больницу. Пока никто не говорит, насколько это может быть серьезно. Я сейчас еду к нему. Можешь скажешь хоть что-нибудь?! Что ты ему сделал, прежде чем сбежать? Что ж, подумал Дерек, сжимая трубку так, что пластмасса хрустела, не судьба мне увидеть премьеру. Спустя сутки Дерек уже был в Лондоне, в больничной палате, и сидел у постели Энтони. Это была обычная палата, не интенсивной терапии, потому что никаких последствий, кроме обычной аллергической сыпи и желудочно-кишечных проблем, выходка Энтони не имела. Таблетки, которых он с таким пафосом наглотался на глазах Муравьихи, оказались обычными аскорбинками. Но Дерек, полумертвый от недостатка сна и джетлага, не мог даже разозлиться из-за этого. Он просто был рад, что все обошлось. Энтони выглядел бледным, помятым, но дулся и куксился так, что было ясно — он вполне в форме и скоро отправится домой. Палата была завалена цветами от поклонниц и коллег. — Ну, и зачем ты это устроил? — устало спрашивал Дерек, безуспешно пытаясь откинуться на спинку жесткого больничного стула. — Тебе какое дело? - хмуро спросил Энтони, ворочаясь и заползая под одеяло. - Ты меня выставил. Чего теперь беспокоишься? — Твоя мать волнуется. И, черт, Энтони, почему тебя даже на пару суток нельзя оставить одного дома? Ну расскажи, наконец, с кем ты… — Дерек воровато оглянулся на приоткрытую дверь палаты. — Что ты делал в ту, первую ночь, когда я летел в самолете? Обещаю, я не буду выставлять тебя еще раз если, конечно, ты успел изобрести убедительное оправдание. Но крошка хранил оскорбленно молчание. Несколько минут Дерек пристально смотрел на него, рассматривая заострившиеся скулы, пульсирующую жилку на виске, аллергические пятна на груди в вырезе уродливой больничной рубахи, нервно переплетенные пальцы рук. И наконец вздохнул: — Ну ладно, не выгоню я тебя. Я был очень сильно расстроен, ты догадываешься, почему. Успокойся. Я даже не буду спрашивать тебя, куда ты ходил. Сам знаю, что на Кингз-роуд и подцепил в баре какую-то шваль… Только прошу тебя, больше не подвергай меня такому испытанию. Ты должен был пройти этот этап взросления еще лет десять назад, разве нет? — Ты меня никогда не понимал, — горько сказал Энтони. — Ты даже не знаешь, что на самом деле со мной было, что я пережил. У тебя в жизни все так удивительно просто… — Ну так расскажи мне. Если хочешь. — Дерек от усталости был согласен уже на все, лишь бы крошка перестал опасно уходить в себя. И он, покосившись на дверь палаты, осторожно пересел на краешек кровати. Тут хоть можно прислониться к мягкому изголовью. Но крошка только упрямо мотнул головой, плотно сжал губы… и робко привалился к плечу Дерека. Видимо, не осмеливаясь вслух говорить, что прощение с благодарностью принято. Помирившись с Дереком, Энтони решил больше не искушать судьбу и не иметь никаких дел с Рудольфом, благо, тот и сам потерял к нему интерес. И больше не то что не звал к себе, даже не здоровался, встречая Энтони в театре. В общем, Рудольф вел себя совершенно как обычно. Но не прошло и месяца, как Энтони с ужасом увидел свое имя в списке составов “Щелкунчика” - нового балета, который Рудольф ставил сам. Это означало недели самой плотной работы вместе, в том числе, наедине в репетиционных залах… Опять могло случиться все, что угодно, и на этот раз Дерек уже не простит. Промучившись целый день, Энтони смирился с мыслью, что у него есть только один путь - отказаться от участия в “Щелкунчике”. Он пока еще не в том положении, чтобы перебирать главные партии и капризничать, но нервные клетки, душевные силы и личное счастье дороже карьерных возможностей. Должны быть дороже. А главное, надо сделать решительный шаг до того, как Дерек увидел новое расписание репетиций. И задался вопросом — а за какие такие заслуги мистер Нуреев выбрал во второй состав (в первом, разумеется, будет танцевать он сам) именно Энтони, когда в театре есть и другие премьеры: Блэр, Гейбл… Энтони долго собирался с духом, прежде чем постучаться в гримерку Рудольфа и обсудить сложившуюся ситуацию. Сначала переоделся из репетиционной одежды в повседневную и тщательно причесался, но потом передумал: Рудольф еще решит, что Энтони специально прихорашивался перед встречей с ним (как тогда, в аэропорту решил!). И он снова влез в трико и разлохматил кудряшки, но стало еще хуже: трико слишком облегало тело, а лохматый Энтони стал выглядеть еще более юным и беззащитным. Со вздохом он нацепил на голову косынку на манер банданы, а на бедра повязал старый свитер. В таком виде он и постучал в дверь гримерки Рудольфа, страстно желая, чтобы никто не отозвался и разговор оказался перенесен на какую-нибудь более отдаленную перспективу, когда Энтони подготовится к нему лучше… Но из-за двери послышался голос звезды: — Кто там ломится? Надеюсь, по делу? Энтони был по делу, но, войдя в комнатку и притворив за собой дверь, боязливо обхватил себя руками. Все заготовленные разумные, взвешенные реплики мигом испарились из головы, и Энтони лишь тоскливо уставился по полуодетого Рудольфа — тот вернулся с репетиции позже всех и все еще сидел, облаченный в огромный махровый халат. — Я по поводу “Щелкунчика”... — начал он, видя, что Рудольф даже не оборачивается и не торопится помочь с началом разговора. — Не стоит благодарности, — ухмыльнулся Рудольф. — Можешь считать, что насосал. И еще с меня парочка резиновых, ты так и не зашел, чтобы выбрать их сам. О боже, худшие подозрения Энтони оправдались. Ему дали роль за то, что он переспал с постановщиком. Энтони жарко покраснел до корней волос. Как это унизительно и… пикантно. Рудольф со своей знаменитой прямотой высказал то, о чем Энтони только стыдливо догадывался. — Поэтому я пришел сказать, что не могу так. Я надеялся, что ты выбрал меня за… мои способности, а не… — Энтони, подбадривая себя, выразительно замолчал. — Если бы у тебя не было совсем никаких способностей, я бы тебя не выбрал, —отозвался Рудольф. — Я не идиот. Партия сложная, но что делать? Надо кому-то танцевать, не могу же я все спектакли взять на себя. — И все-таки нет. Рудольф, правда, я не буду танцевать в твоем спектакле, — затараторил Энтони. — Я пока еще не отказывался официально, пришел сначала к тебе, чтобы мы вместе придумали, какую причину назвать... — Нет, Антошка, ты будешь танцевать, — Рудольф наконец соизволил крутануться на стуле и повернулся к визитеру лицом. — И ты будешь танцевать хорошо. Ты, мать твою, будешь приходить на репетиции первым и уходить последним. И если я замечу, что ты снова ноешь, отлыниваешь и симулянтствуешь, как недавно, тебе хана. Я тебе, бляди, шанс дал. Из толпы выбрал. Подумал: “Антошка так вертится под ногами, так просится, ну ладно…” Это ж твоя первая большая партия в многоактном балете? А не миниатюрки от Фредди и всякие Бенволио. Не вздумай меня разочаровать. — Ты что, — воскликнул Энтони, — правда не понимаешь, что после всего, что между нами было, мы не можем работать вместе? — Почему? — просто спросил Рудольф. — Почему? — растерянно переспросил Энтони, заморгав глазами. Ну как это объяснить?! Он правда не понимает или придуривается?! — Ну, потому что теперь мы не можем смотреть друг на друга спокойно… — Любишь ты все усложнять, — закатил глаза Рудольф. — Ну ладно. Если я тебя еще раз трахну, это тебя успокоит? — Я не могу… — вежливо повторил Энтони. Ну что за человек Рудольф, как можно быть таким прямолинейным и невоспитанным? Разве так выражаются приличные люди, коллеги, которым еще работать вместе… “Зато он всегда получает то, что хочет”. — Да ладно. Иди сюда. Энтони подумал о Дереке, о том, как он будет объяснять ему, почему согласился на этого чертова “Щелкунчика”... Но это ладно, это он объяснит: Аштон дал ему понять, что отказы не приветствуются. И Энтони сделал робкий шажок вперед.