До первого звона колоколов...

      Накахара жил на высшем этаже часовни Заднего района Шайнбриджа, которую удалось стереть из памяти, окончательно, в наступление чумы, когда главный вход был под завалом, а сама башня огорожена заборами, с высокими и острыми колами, на удивление ровно выставленными в три ряда. Во времена безумья, мало кто мог подходить близ подобных мест. Повсюду бродили патрули, присланные с Дэмнора. Толпа плавно, но верно смешивалась с душевнобольными. Истощенные разумом и работой люди уже не могли пугаться этого. И лишь дети не переставая плакали. Чуя не любит детей. Не любит их плач, и не испытывает никакой жалости. Так же, как и было с ним, когда мать отдала ему единственный эликсир, что могла забрать у умершего аристократа. Когда маленькое, до крика напуганное рыжее существо рыдало, протягивая руку матери, а ее погружали в труповозку, вместе с остальными почившими жертвами эпидемии, которая могла поглотить буквально за двое суток. Стража хотела избить мальчишку, но рыжий со всех сил бил их по ногам, кусал их за руки, и получив возможность сбежать, ринулся со всех ног. Не важно куда, и не важно зачем. Уже ничего не имело смысла. Шайнбридж, великий Маяк империи погас, и лишь пламенно развивающиеся волосы оттеняли эту мрачность и серость мира и улиц. В самом деле, он не видел толку озираться. Зачем? Чтобы увидеть недовольные гримасы стражи? Чтобы проводить потухшим небесным взглядом очередную груду тел, завернутые в трупные мешки? Этого желалось меньше всего. Бег длился до момента, пока силы его не покинули, и он не стал путаться об свои же ноги, которые кровавой поступью следовали по улице. Пустынной, безлюдной улице. Изнемогая от усталости, ему пришлось умоститься где-то неподалеку от бродяг, которые мало по малу развели костер, спрятавшись в туннелях. Они были пьяны, и лихорадочно бледные лица, напоминавшие о торжествующей эпидемии, были обращены мальцу, которому откровенно не было до них никакого дела, в тревожном сне. Эликсир не давал яду поразить организм, но длилось бы это явно не долго. Очнувшись, Чуя был в привычной ему ныне комнате часовни. Воспоминания вились волной. Неприятной, но по своему сопровождаемой холодной дрожью. Растил Накахару старый часовщик, погибший вследствие от чахотки. Этот мужчина жил один, но как смог узнать рыжий, у него была жена и трое детей, которые погибли с первой волной чумы, когда он находился в Авлентисе, в которой страшная болезнь появилась в последнюю очередь. Отчасти, часовщика Чуя принимал как отца, которого у него, по сути, не было. Кровный погиб во время службы. Он был генералом, а их семья никогда не нуждалась ни в чем, обеспечивающим им жизнь. Этого было достаточно, но не это предполагают семейные узы. Сей человек был тем еще грешником. Любовниц – больше чем дней на неделе, а в слове «Гордость» чуть ли не каждая буква была важно выделена, и расписана, словно он высокое должностное лицо, равное личным советникам императора, или представителям Парламента. Его лицо хотелось помнить в последнюю очередь. Да и вообще, а хотелось ли? Мир гибнул, и если сейчас все начало налаживаться, то заметить это можно было не для всех. Но если в Экорде было мрачно, в сравнении с былыми временами, то в Дэмноре царил относительный хаос. Участились грабежи, да и сам остров, казалось бы, просто разрывало от внутренних междоусобиц, начало которым положила чума, и медленно двигал к концу Огай. Чуя знал, несомненно знал о происходящем. За новостями он следил вполне тщательно, как и требовалось, чтобы появлялась возможность наживиться на чужом кармане, и выставить зазнаек в свете ничтожеств. Парень был вором. Он не нуждался ни в чем, кроме удачи, которая обеспечивала ему чуть ли не двойную жизнь. Рыжий даже связи имел, зачастую помогающие ему, но на стенах висели плакаты. Печатные изображения, слабо отображающие лицо, и редко задевая черты самого Накахары. Капюшон и маска – постоянные и практичные атрибуты. Маска скрывала часть лица, оставляя глаза ко зрению. Часы не работали. Но несмотря на это, некоторые люди, давно знавшие старого часовщика, сыгравшего в ящик от этой проклятой чахотки, не могли не знать его приемника. Время есть у всего, и когда оно остановилось на своем же механизме, запускающем часы, оно начало считаться неважным. Даже когда в домах стены украшали считывающие время механизмы, которые ни разу не были редкостью, больные люди часто поговаривали: «Здесь время потеряло всякий смысл». Не ясно, к чему и как, но они были правы, в своих аспектах. Ярлык «Часовщика» Экорда негласно перешел к Накахаре, но сейчас, это в меньшей мере всех волновало, что позволяло его промыслам держаться в глубине личных тайн. Работал он в основном под покровом ночи. Уж в каких местах, но что и было характерно Экорду, так это, ныне, грязные, темные ночи, единственным светом которого был извечный фонарь луны, и нередкие вспышки молний, за исключением единично - работающих фонарей, или света факелов стражи. Ночи, которые доставляли людям страх, в нынешние времена. Ночи, которые патрулировались отрядами Дэмнорской стражей. Ночи, которые были излюбленной средой для воров и грабителей.

Но какие же чистые были рассветы…

Каждый луч солнца, постепенно проникающий тонкой нитью в щели врат, каждая капля света, греющая бледную кожу граждан, начинающих свою рутину. Эти рассветы так любил Чуя. Они несли с собой спасение, во всех его проявлениях. Они сопровождали парня в его убежище, когда тот возвращался с Заданий. И когда стоя на крыше, парень вглядывался в слепящее солнце, он мог видеть в нем истинное отражение того, что некогда было испорчено серой массой людей, что были так неосторожны с тем, что имели. Его обыденный гнев и ненависть к миру, в котором он жил, испарялась бесследно, словно про нее и не было единого упоминания. А как же не затронуть частых ливней по ночам? Это время – его. Он властвует погодными звуками, которые уступчиво заглушают его шаги, и безлюдностью, не беря в счет патрули ( Вряд ли Накахара этих вояк за людей вообще считал). Но в тот же момент, он являлся рабом ночи. Служил ей, так как в основном, допустимые условия, оставляла она. Сложно было сказать когда он возвращался. В зависимости от того, как все пройдет. В любом случае, его было кому встретить: Это мог быть дождь, что негласно смывал с него все пороки, заставляя рыжего промокнуть до нитки ; Первый солнечный луч, который с доблестью встречал парня с его миссий, окутывая первым утренним теплом ; Или Тишь. Не важно, ночная, дневная или утренняя. Время – это формальность. От нее не всегда стоит отталкиваться. Обычный его день заставлял Накахару, между делом, искать подработки. Шайнбридж – не то место, где ты останешься чистым инкогнито для всех и каждого. Требовалось прикрытие, иногда даже со стороны. За все время, проведенное здесь, он, само собой, как было упомянуто ранее, заводил связи. И акцент пошел бы сугубо на «Полезные» связи. Взаимовыгодные, или временно выгодные самому Чуе. Часто, эти люди становились его информаторами, или давали поручения, мельком прознав про его промыслы. Не зная бы, как это работает, он мог с легкостью попасться в уловку. В сети своих «Соратников». Но рыжий давно изучил эту паучью паутину.       Иногда приходилось задуматься, до чего дошел мир, если он, сын генерала Шайнбриджской гвардии, теперь является вором. Однако, так требовалось. У него в запасе всегда была пара флаконов эликсира, который парень мог умыкнуть у разбалованных аристократов, или выкупить у проверенных своих знакомых, которых считалось по пальцам одной руки. Вторым он пользовался крайне редко, ведь в этом мире, доверие слишком дорого стоит. Его нельзя купить, нельзя получить как дарственную. Лишь заслужить. А ему это нужно?