Хёнджин странный. Этим все сказано. Он, такое ощущение, совсем потерялся в своей жизни. Хван думает, что это началось довольно давно, а именно, в тот день, когда он появился на свет. Не сказать, что он был нежеланным ребенком, но и не был запланированным. После небольшого семейного скандала, у родителей появляется второй сын. Что ж, второй альфа в семье, почему нет?
Хёнджина всю жизнь воспитывали как альфу. У него, как и у его брата, не было ярких глупых игрушек, которые были у всех детей во дворе, их капризам никто не потакал, показывая с детства настоящую ценность денег. Старший брат сначала был заинтересован в младшем, а потом, поняв, что с этим лучше не связываться, не обращал никакого внимания, хотя, надо отдать должное, не угнетал. Родители были в меру строги, но основные надежды возлагали на старшего ребенка, Чанбина, которому и планировали передать семейное дело, заключавшееся в управлении крупной сетью банков. Мальчик не завидовал, ему было все равно. Ему всю жизнь все равно. Он таким родился, кажется, с этой внутренней апатией, неспособностью выражать свои эмоции, делиться ими. Рядом никогда не было того, кому бы он хотел открыться, вот он и захлопнул для всех створки своей души.
Если сначала все считали его альфой, то потом приписали статус беты. Только беты могут быть такими… Сухарями. Даже папа не раз пытался с ним настроить связь, которая была давно утрачена, но парень сам её обрывал раз за разом и, возможно, дело было в том самом переходном возрасте. Он закрылся в своём мирке, состоящем из учёбы и мечтаний, которые меняются так часто, что он не успевает их иногда записывать.
Альфы ему не нравились, они слишком большие выпендрежники, омеги его раздражали, он сам не знал почему, а на тихих бет он не обращал внимания, возможно, потому что сам был таким, потому и считал, что сам является бетой.
Пусть Хван и был странным и тихим, но все омеги находили в его сущности нечто крайне романтичное и загадочное. В омежьих раздевалках были не редкостью разговоры о том, что загадочный альфа (а Хёнджин, по единогласному мнению им был) был кем-то жестоко отвергнут ранее и его отчужденность является результатом несчастной любви. Сам он, когда слышал эти слухи, невольно посмеивался и проходил мимо закрытых дверей в общую раздевалку бет и альф. Почему именно туда? Потому что Хван не пахнет, и этому омежьи сплетни объяснения найти не могли, но все же постоянно крутились вокруг него, потому что то ли альфа, то ли бета был невероятно красив.
Хёнджин знал о своей красоте, понимал её, она ему нравилась, но он не мог понять её природу. Слишком груб для омеги, слишком красив для беты и слишком нежен для альфы. Он долго мучился, пытаясь понять, кто он на самом деле, куда ему податься, что делать.
Зато у брата всё было прекрасно. Он один из лучших альф учебного заведения и, как следствие, встречается с лучшим омегой Ёнбоком или, как его еще называют Феликсом. Феликс был единственным, кто не попал под молчаливое очарование Хёнджина. Он, как сам говорил, видел его насквозь и его не обманет напускная невинность Хвана, придуманная лишь для того, чтобы повысить его рейтинг. Хёнджин Феликса не любит, но он идеально подходит его брату: заносчивый, избалованный, капризный мальчишка, пахнущий фруктовой жвачкой, который перед течкой становится ну совсем невыносимым. Родители обожают омегу и, в тайне, вовсю готовятся к свадьбе.
И всё вроде было спокойно, никто не мешал существованию ближних, пока в один прекрасный день то ли у альфы то ли у беты не начинается течка.
Хёнджину становится плохо ночью. Он просыпается и совершенно не понимает, что происходит. Парень дичится своего запаха, который настолько силён, что оглушает ненадолго, забивает все рецепторы. Запах кекса с ананасом, сочным, спелым, который во рту сначала немного кислый, но затем, вместе с воздушным тестом, раскрывает всю свою прелестную сладость. Тело ведёт себя странно, чего раньше никогда не было, он не может его контролировать. Простыни под ним влажные, даже спальные штаны насквозь мокрые. Он переворачивается на живот, его тошнит невыносимо, голова лопается от высокого давления и температуры, бьёт озноб. Впервые он понимает, что сам не сможет справиться.
— Папа-а! — Хёнджин буквально визжит на весь дом. В последний раз так жалобно он звал на помощь, когда скатился кубарем с горы и сломал руку и ребро. Это был лучший месяц в его жизни. Отец нашёл его, на руках нёс в больницу, потому что тогда дела у них были не очень и машины не было. Папа даже прикрикнул на Чанбина, а потом заботился о нем так, как никогда прежде. Сейчас он кричит еще отчаяннее. — Папочка-а!
Старший омега мгновенно вскакивает, потому что сердце сжимается от протяжного воя его младшего ребенка. Он бежит, пересчитывая плечами косяки, за ним сонный муж, но первым оказывается в комнате Чанбин. Он темной тучей нависает над изголовьем кровати, уже тянется рукой к одеялу, когда сильные руки отца перехватывают его поперек тела и держат крепко. Отец выпинывает из комнаты старшего сына и рычит, чтобы тот ушел в свою комнату, закрылся и носа не показывал, пока не разрешат. Родители все мгновенно понимают.
— Милый, принеси с кухни воду и стаканы, можешь целый графин, потом тазик из ванной и, пожалуйста, побыстрее!
Отец уходит, а папа садится на край постели и отодвигает аккуратно одеяло, открывая лицо своего сына. Он смотрит огромными глазами на него снизу вверх и готов заплакать. На лоб Хёнджина ложится прохладная ладонь.
— Вот ты у нас какой, — шепчет папа, улыбаясь ласково. — Наш Хёнджин-а, омега.
— Так, это течка, да? — понимание обрушивается на него взрывной волной, как цунами. Ничего хорошего в этом нет и лучше бы ему быть бетой, потому что отец не примет факт его принадлежности к слабому полу спокойно. Пусть наследник и Чанбин, но часть активов все равно принадлежит ему, Хёнджину. И частью бизнеса управлять придется ему, а омегу к такому отец не допустит легко. Но пока он об этом предпочитает не думать, новые волны тошноты и головокружения накатывают на него. — Пап, я не умру?
— Не умрешь, милый, — смеется он. — В первый раз всегда так. И на Чанбина не дуйся потом, он альфа, к тому же молодой, ему сложно. Но первый раз хорош тем, что ты не возбуждаешься, — осторожно начинает папа то, что парень уже слышал в школе на уроках охраны здоровья и юности.
— Пап, я знаю откуда берутся дети, — стонет тут же он. Рвотные позывы становятся сильнее, и непонятно из-за течки или темы, на которую пытался поговорить с ним папа. — А еще, меня сейчас вырвет.
Хёнджин не врет, а отец вовремя успевает с тазиком и водой. Парня выворачивает наизнанку, его трясет еще сильнее.
— Тихо, милый, тихо, попей воды, расслабься, не пытайся сопротивляться, ты можешь только перетерпеть это, отрицать не получится.
— Я всю жизнь себя отрицаю, — разбито улыбается Хван и смотрит в потемневшие глаза отца.
— Омега, — роняет он единственное слово и покидает спальню сына.
Остаток своей первой и самой мучительной течки парень проводит в компании папы. Первые три дня похожи на ад, у Хёнджина даже кровь шла, он уже испугался, что совершенно точно умрет, но папа его успокоил и сказал, что в первый раз такое может случиться. Хван еще не до конца осознал, что он омега и течка определила совершенно точно его положение в обществе. Он воспринял это как тяжелую болезнь, ангину или инфекцию, которая случилась с ним лишь однажды, а больше ее не стоит бояться. Только из этой картины выбивался его новый запах. Комната мгновенно впитала в себя приятный аромат и не планировала с ним расставаться.
Все с приходом хёнджиновой течки немного сошли с ума. Папа разрывался от беспокойства и, что греха таить, радости, потому что теперь предоставляется прекрасная возможность сблизиться с ребёнком. Принадлежность к одному виду даёт им множество общих тем, думалось старшему. Напрасно. То, что Хёнджин вдруг оказался омегой, не поменяло его характер. Он лишь еще больше стал отвергать себя от общества. У него на душе скребли кошки. Его течка дала ему полное ощущение того, что он очень сильно накосячил, хотя это и было не так. Парень занялся очередным самокопанием и оказался потерян ненадолго во времени. Родители освободили его на неделю от школы, чтобы дать время прийти в себя. Чанбин дома не появлялся сутками. Скорее всего, был у друзей или у Феликса. Отец догадывался, в чем дело, а точнее, в ком. Сам он почти сломал себе голову думами о том, как распределить семейное достояние с максимальной выгодой для старшего ребёнка. Хоть он и любит своего мужа и младшего сына, но считает в принципе омег способными лишь рожать детей и заботиться о них, и пусть его кто-то попробует убедить в обратном.
В школе Хёнджин произвёл фурор. Если до этого о нем говорили только омеги, то сейчас гудела вся школа. Даже беты заметно оживились и охотно принимали участие в чесании языков и пересудах. О чем вообще говорить, если новость о половой принадлежности Хвана даже попала в твиттер сплетней школы. Хёнджин чувствовал себя… Странно? Неуютно и неловко. Он ничего не сделал, но все смотрят на него с презрением, будто он убил кого-то. Омеги фыркают и не понимают, как могли
хотеть это. Альфы хмурятся, потому что переодевались все это время с омегой. Автоматически на Хване будто горит табличка «гулящий», потому что ведь только идиот мог не знать о том, кем является. И самое страшное то, что ему не с кем поговорить. Ему не перед кем оправдываться, а если бы и было перед кем, все равно бы не поверили.
Он терпит доблестно, честно. Не обращает внимания на пересуды, сохраняет лицо, впервые прислушиваясь к совету папы. Просто поднимает голову выше и идёт вперёд. И он бы шёл дальше, если бы не Феликс. Лучше бы Хван остался на дополнительные, потому что то, что он услышал…
— Знаете, ребята, что он хотел?.. — смеётся Ли в компании всех омег, которые из себя хоть что-то представляют. — Его самая заветная мечта быть солдатом!
Омеги взрываются дружно смехом, чуть ли не покатываются со смеху, который эхом отражается от стен школьного коридора.
— Он точно извращенец! — заявляет какой-то миловидный омега, чьего имени Хёнджин не помнит. — Представьте, рассчитывал, как в школе, за бету пройти, чтобы там на каждого офицера прыгать!
— Ага, наверняка мечтал о том, что его поимеют сотни, если не тысячи!
— Интересно, он бы всю армию смог обслужить? И если да, то сразу или по очереди? — Феликс сверкает глазами и поправляет свою светлую шевелюру, заглядывая при этом Хвану в глаза. Он знал, что Хёнджин рядом, он все знал.
Такого парень вынести не смог. Горячие слезы потекли из глаз. За что они так с ним? Он же никого не трогал. Да и как Феликс узнал о его самых тайных мечтах? Он их даже вслух говорить боялся, а Феликс так просто и быстро втоптал его в грязь. Именно в тот день, в тот момент, Хёнджин понимает, что больше всего на свете ненавидит именно себя. И именно тогда он принимает сложное решение.
***
— Я в порядке, пап, — врет в трубку парень, болтая ногами в воздухе. — Приду чуть позже сегодня, после дополнительных. Нет, пап, кому я нужен? — смеется он, снова выслушивая то, чего слышать не хочет. Что он красивый молодой омега, имеющий прекрасный запах. Желание удавиться лишь возрастает.
Сбрасывает звонок и кладет телефон в карман легкой ветровки. Втягивает носом свежий прохладный воздух. Май. Весна прекрасна. Хёнджин никогда не любил весну, у него аллергия на цветение и траву. Нос чешется. Он скребет ногтем по кончику и чуть не теряет равновесие. Пугается на секунду и выравнивает положение тела. Не шутка, сидеть на мосту, чтобы под тобой огромная гладь воды была как на ладони, а ты балансировал на грани жизни и смерти, где решаешь только ты.
И он готов отпустить руки и уйти, но отчего-то медлит. Что хочет доказать сам себе? Не знает.
— Прошу, умоляю, если ты есть, дай мне знать! — шепчет он так, как шептал когда-то над именинным тортом со свечами. — Дай мне знак, вот прямо сейчас, что ты следишь за мной. Если ты есть, ты не дашь мне умереть, да?
Хёнджин разжимает пальцы…
Save me. I need your love before I fall… Fall...
