Телефонный разговор

      Президент сидел за конференц-столом в ожидании первой сессии и откровенно скучал. Ещё чуть-чуть, и он бы уснул прямо там, если бы на него не слетался кто горазд, задавая глупые вопросы, от которых и отмахиваться сил не было, не то что отвечать.       За последние недели все как с ума посходили. Высказывания Катрин вызвали лавину из публикаций, где люди делились своими наблюдениями не только о Канцлере, но и о Президенте, и о других публичных личностях. То ли людям настолько делать было нечего, то ли это было настолько интересно, но газеты только и успевали, что публиковать всё новые и новые статьи. Вся эта дрянь полилась как из рога изобилия, и по этой грязевой реке сплавлялись огромные деньги.       Репортёры как с цепи сорвались и умудрялись забираться даже в горы на частные виллы некоторых режиссёров, чтобы просто задать им вопрос из разряда: «В какой позиции вы спите со своим таким-то актёром-любимчиком?». И не важно, что и у актёра, и у режиссёра, есть жены, дети, и что они даже друг друга за друзей не считают, хоть и хорошо вместе работают. Из-за сильного давления некоторые ломались и раскрывали свои секреты в надежде, что тогда от них отстанут, но от этого становилось только хуже, и то, что после этого их популярность только росла, не помогало, ведь та окрашивалась совсем в иные оттенки.       А от факта, что посольство родины Канцлера просто уничтожили письмами, просто плакать хотелось, настолько это казалось нелепым. Президент даже не подозревал, что в его стране скопилось столько заинтересованных, пока от посольства не начали поступать ежедневные жалобы о диверсиях. Писем в почтовых ящиках скапливалось столько, что те попросту ломались, а это уже была порча иностранного госимущества. Всю эту макулатуру просто отказывались отправлять.       Сама же Катрин Винс как в воду провалилась. Ни она, ни Лизавета Мюррей, которая тоже будто испарилась, больше не появлялись лично ни на одном мероприятии. Как известно, Катрин не писала все свои статьи сама. У неё было более двадцати так называемых литературных рабов, так что до сих пор выходившие статьи не были показателем. Президент предполагал, что она просто пережидает бурю в каком-нибудь дорогом отеле на берегу моря и считает деньги.       В правительстве к этому всему помешательству относились с опаской. Такое перевозбуждение в обществе явно ничем хорошим не кончится, и лишь бы оно спало естественным путём. Люди пока развлекались, но что будет дальше? Не дай Бог начнётся охота на ведьм, с таким-то объёмом компромата.       В здании совета же было спокойно, как будто оно находилось и не у Президента в стране. Не думал он, что будет по-настоящему рад находиться на какой-либо из конференций. Предстоящая встреча была посвящена валютному вопросу, и на ней должен был присутствовать представитель от Канцлера, а если судить, насколько важна была поставленная тема, то Президент ожидал видеть заместителя, а не кого-то ниже, хотя он уже и его перестал часто видеть — последнее время приходилось знакомиться с совсем неизвестными ему людьми.       Дрёму Президента, который чуть ли не голову на стол успел сложить, развеял знакомый голос.       — {Совсем сбрендили, охрану на входе отбирают, будто это не люди, а ножи!}       — {Да не кипятитесь Вы так, меня же не отобрали.}       Как оказалось, вместо кого-либо другого на саммит явился сам Канцлер. Давно же он его не видел — уже почти полгода. Последний раз он с ним три месяца назад общался. Президент тут же взбодрился и пошёл здороваться.       Президент не знал, почему, но он решил поприветствовать его как своего близкого друга. Обнять Канцлера он не успел — его остановил телохранитель, просто выставив руку перед ним, как увидел, что Президент раскрыл руки.       — Это будет лишним, — прокомментировал Канцлер и протянул руку Президенту. — Я ещё не зажил, — пояснил тот, увидев непонятное выражение лица Президента. Они пожали руки.       Первый раз Президент видел кого-то крепче Канцлера рядом с Канцлером. Со стороны это казалось странным. «Я что, также на его фоне выгляжу?», — подумал Президент. Вообще, Канцлеру из-за его комплекции и охрана не нужна была, и в явном виде он встретил её впервые.       — Вот из-за таких любвеобильных, как ты, я и настаиваю на охране.       — На тебя что, уже люди бросаются?       — В каком смысле «уже»? Никогда не бросались, и не бросаются.       «Ну, кроме тебя, но дружелюбие ещё никого не убивало», — пронеслось в мыслях Канцлера.       — К слову о безопасности, что у вас тут происходит? Новый вид наркотиков легализовали?       — Конечно нет! Последняя легализация была целых шесть лет назад. С чего это ты решил?       — У вас тут все как ошалелые. Как меня увидели, так начали кричать и нести такой бред, что я прямо теряюсь. Ты лучше проверь городское водоснабжение, нет ли утечки каких-либо химикатов. Может, это для жизни опасно.       — А, ты про это, — выдохнул Президент с ноткой отчаяния. — У нас это оживление уже как четвёртый день идёт, всё никак не утихнет. К сожалению, это не вылечить обычными методами.       — Тебе не позавидуешь, — прокомментировал Канцлер. «Нашёл, кому сочувствовать», — подумал Президент. Судя по тому, что и как говорил Канцлер, письма из посольства и правда не отправляли.       Канцлеру, конечно, докладывали, что у Президента в стране какое-то весеннее обострение началось, но такого ажиотажа он точно не ожидал. Столько журналистов в одном месте он ещё ни разу в жизни не видел, и это несмотря на активную местную полицию. Только беглого взгляда на перевозбуждённых людей, кто пытались чуть ли не перевалиться через полицейских, чтобы сделать снимок получше, хватило, чтобы вновь захотеть вернуться на родину. А он тогда только из аэропорта успел выйти.       — Так что у вас стряслось, если не гостайна?       Президент пересказал вкратце, не вдаваясь в подробности, но и не утаивая главное. К его удивлению, Канцлер не был как-то смущён или возмущён. Хотя, может и был, но этого не было заметно. «Только я расслаблюсь, так всегда какая-то чертовщина происходит!», — пронеслось в голове Канцлера.       — Ну и дела у вас. Это ту благодарить, которая…?       — Да. Что, даже ничего не скажешь? Это же оскорбление!       — Бред сумасшедших не может быть оскорблением — вот, что я скажу.       Последовала неловкая пауза. Они уже достаточно долго стояли на одном месте, чтобы у Канцлера начали ныть ноги, и он пригласил их сесть. Президент даже забыл, что Канцлер ещё не до конца здоров, настолько тот нормально выглядел, и хлопнул бы себя по лбу, если бы не держал лицо. А телохранителя он вообще из виду потерял — тот как будто под пол провалился.       — В любом случае, рад тебя видеть. И слышать, — сказал Президент, когда они всё же сели за стол, на два соседних места. Судя по объявлению, саммит откладывался на двадцать минут, так как ведущий где-то застрял. Ни один сбор не обходился без опоздавших, и к этому уже все привыкли. Правда, никто ещё не побил рекорд Канцлера, который однажды опоздал более чем на четыре часа.       — Не сомневаюсь, — Канцлер кисло улыбнулся. — Из-за твоих бесконечных звонков мне и пришлось прийти.       Такого Президент не ожидал. Канцлер заметил замешательство на лице Президента и пояснил:       — Половина штаба сейчас сидит в лагере, и заместитель в том числе.       — Где? За что?! — опешил Президент. Как вообще могли его звонки вывести из строя так много людей? Тем более, отправить в лагерь?       — За все хорошее. Пусть оздоровятся.       Президенту тут же стало неуютно.       — Не думал, что ты настолько жесток. И какой смысл?       — Что не сделаешь ради общего блага. Вообще, надо было бы по-хорошему и всех секретарей туда же отправить. И врачей тоже.       — А их-то за что?!       — За то же. Я уже належался, пусть они тоже отдохнут.       — Как это? — с бледным лицом переспросил Президент.       — Хорошо отдохнут. Побудут на горячих источниках, в горы сходят. Подышать свежим воздухом в конце концов.       На лице Президента отпечатались его полный внутренний диссонанс и слом ожиданий. Сказанное Канцлером не соотносилось с тем, что он всего за несколько мгновений он успел себе напридумать.       — Что это за лагерь такой?       — Оздоровительный, какой же. А ты о чем подумал?       Внезапно всплыли явные культурные различия. Когда до Президента дошло, он прыснул от смеха. Канцлер покачал головой.       — Эх, вы. Как же я буду наказывать трудом?       — А что, ты наказываешь отпуском? — Президент уже не мог воспринимать их разговор серьёзно и высказал первую пришедшую в голову мысль.       — Ну, да, а что?       — Мне бы такое наказание! У вас настолько любят работать?       — Других не держим, — ответил Канцлер, а про себя подумал: «Разговор с тобой иногда то ещё наказание», — и помассировал виски. — Ну всё, хватит хохотать. Надорвёшься же.       А Президент заливался смехом. Эта странная завуалированная шутка, если весь предыдущий диалог вообще подразумевался таковым, сильно разрядила обстановку. Президент и не подозревал, настолько был за последнее время напряжён, пока не начал смеяться. Его отпустило только когда раздался звонок к началу саммита.