Проливая слёзы
12 мая 2023 г. в 07:12
Со временем Канцлер возобновил свой привычный темп работы. Боли в ногах его уже не беспокоили, раны только ныли, но уже не мешали подолгу сидеть за столом. А работать и правда приходилось много. Возобновлять контроль спустя месяцы отсутствия — это не мешки волочить. Заместитель на славу постарался в выполнении его неотложных обязанностей, но даже так у Канцлера накопилась масса работы. Ей он сейчас и занимался.
Президент, к счастью, ему не звонил. То ли у того тоже дел по горло было, то ли что ещё, причина Канцлера не волновала, но счастье было, что его не отвлекали. Единственные, кто звонили ему в кабинет, были его секретари.
Однако счастье продлилось недолго. Днём после обеда, где-то к четырём, а по чужим часам ранним утром, зазвонил телефон. Не отрываясь от бумаг, Канцлер поднял трубку, продолжая писать.
— {Слушаю.}
Он ожидал, что это снова позвонил один из секретарей, однако не заметил, что звенел совсем другой телефон. Голос на другом конце оказался сюрпризом.
— Ты не представляешь, что я только что узнал!
Канцлер чуть не выронил трубку, зажатую между головой и плечом.
— {А?}
Президент бы посмеялся и пошутил над этим звуком, но не был в настроении. Он и правда давно не звонил, и такая реакция точно показалась бы ему забавной. Однако сейчас он даже не ухмыльнулся. Звонил он снова из дома. Утро было многообещающим — чудесный кофе, вкусная яичница с беконом. Горькие новости.
— Да, это я, и мне очень сильно нужен твой совет! Как стать таким же чёрствым сухарём, как ты?
Канцлер сжал трубку в руке до хруста пластика. «С двух ног в огонь», — пронеслось в его голове. В это же момент в его кабинет зашёл один из секретарей с кипой толстых папок наперевес, но, взглянув на главу своего государства, тут же захлопнул дверь с другой стороны. Канцлер прочистил горло.
— Я тебя неправильно понял?
На другом конце отчаянно вздохнули.
— У тебя же нет проблем с женщинами, и я теперь тоже не хочу иметь с ними никаких дел. Хотя бы на время президентства.
— И откуда такое желание?
— Лизавета меня просто убивает!
Канцлер устало выдохнул и потёр переносицу.
— Опять она.
— Я уже не могу её выносить! Эта женщина высасывает из меня все соки даже когда я с ней не вижусь! Она выставляет меня на посмешище!
— Ну так забудь о ней и найди другую. С этим у тебя особых проблем не должно быть.
— Но я не хочу другую — только её!
«Ну угораздило же…», — вздыхал про себя Канцлер.
— И чем я тут могу помочь, ну скажи мне, а? Зачем мне-то звонить?
— Я же сказал, мне нужен совет.
— Могу только предложить не видеться с женщинами в принципе. Принимая во внимание твою любвеобильность.
— Это не вариант. Как я могу?
— Тогда страдай, тут я бессилен.
— Но что-то же можно сделать?
Канцлеру от этого разговора резко захотелось курить. Он достал из внутреннего кармана коробочку с мармеладом.
— И что на этот раз сделала твоя незаменимая Лизавета?
— Всего лишь заявила на все газеты о своих отношениях с Картин Винс.
Была бы у Канцлера во рту сигарета, она бы вывалилась.
— Их распечатали на первой полосе, — убитым голосом пробормотал Президент. Рядом с ним, на кофейном столике, лежала утренняя газета, где на первой же странице на фоне заката целовались две сногсшибательные женщины с цветами в волосах, загорелые и в пляжных костюмах, с райскими коктейлями в руках.
А Канцлер и выдавить из себя ничего не мог, сообразив, что тот не шутит. С каждым разом жизнь не переставала его удивлять. Он-то ещё думал, что Президент немного не в себе, а тот в итоге оказался невинной адекватностью на фоне остальных.
Правда, это не отнимало того, что Президент умел раздражать. Сейчас он без стыда и совести жаловался на свою личную жизнь Канцлеру. Терпения на это у последнего было немного, и вскоре, спустя двадцать минут чистого времени в попытках перейти на другую тему, тот сорвался:
— Если ты не прекратишь звонить мне по таким поводам, клянусь, я лично выбью из тебя все те сопли, что ты сейчас через трубку пускаешь!
— Если бы только это помогло!
Канцлер выдохнул через зубы в раздражении, еле сдержав стон разочарования. Президент вел себя настолько жалко и настойчиво, что хотелось рвать волосы на голове. Он не понимал, почему он до сих пор не бросил трубку.
— Вот чего я не понимаю: я что, хуже, чем чёртова сука Винс?!
Столько эмоций в голосе Президента Канцлер до этого ещё не слышал. Похоже, вся эта ситуация очень сильно задела его мужское достоинство. Ладно бы Лизавета нашла себе нового мужчину, но к такому пинку от жизни тот явно не был готов.
— Это не у меня надо спрашивать.
Президент вздохнул с раздражением и отчаянием.
— А вот был бы ты женщиной, что бы сказал?
— Если бы я не знал, что ты себя пытаешься успокоить, я бы подумал, что ты издеваешься.
— Да ладно тебе, у меня тут беда, я с тобой как с другом разговариваю.
— Мне жаль твоих друзей. И с каких это пор я стал твоим другом?
— С тех пор, как я это сказал.
Раздражение Канцлера билось в его голове, как дикое животное в клетке. Он выдохнул, поддерживая спокойный тон.
— Ты же в курсе, что есть другой телефон для таких разговоров?
— Ты его никогда не берёшь.
Президент был прав. Но тот сам виноват, думал Канцлер, так как он-то отключил провод от трубки только потому, что ему звонили глубокой ночью.
— Не думаешь, что у этого есть причина?
— Ну не могу же я переписываться с тобой письмами, как ты любишь. Это будет слишком долго.
Сказано это было с явным сарказмом, но несмотря на это глаза Канцлера полезли на лоб от удивления. «А ЭТО он откуда знает?», — пронеслось в его голове. Он никому, за исключением одного-единственного человека, не пишет письма. Никто, кроме заместителя и пары секретарей не знает, что он вообще состоит с кем-то в личной переписке.
— С чего ты решил, что я вообще письма пишу?
— Предположил, — сказал Президент со всей своей привычной непосредственностью. — Думаю, для этого ты достаточно старомоден.
Звучало достаточно искренне. У Канцлера отлегло от сердца, и он выдохнул с облегчением, так, чтобы на другой стороне не было слышно. Но напряжение полностью не спало. У него в голове уже пронеслась куча возможностей, каким образом Президент мог бы это узнать, и от каждого из этих вариантов на лбу скапливалась испарина. Больше это он обсуждать не собирался, поэтому решил вернуться в безопасное русло, в дурацкие проблемы собеседника.
— Ладно уж. С чего ты вообще так привязался к Лизавете? Что в ней такого особенного?
— Она во всём прекрасна. Кроме целей и амбиций, конечно. Но раньше я о них не подозревал и не задумывался, хотя стоило бы. Знаешь, я частично начинаю понимать, почему ты такой закрытый.
— Рад, что ты начал отращивать мозги.
— Не бей лежачего! Да, я облажался, меня обвели вокруг пальца. Но как устоять перед такой женщиной, скажи?
— Иметь жену?
— Ха! Забавно слышать это от тебя.
— Смейся, пока можешь.
— Это предупреждение?
— Осуждение. Так почему Лизавета? Потому что певица? Потому что красавица? Или потому, что лишних вопросов не задавала?
— Ты задаёшь такие странные вопросы.
— Какая ситуация, такие и вопросы.
— Чёрт с тобой. Да, красоты у неё не отнимешь, это точно. С ней я чувствовал себя комфортно, хотелось проводить с ней время дольше одной ночи. Но кто же мог подумать. Я теперь даже не уверен, любит ли она мужчин.
Канцлер фыркнул.
— Судя по всему она была бы хорошей актрисой.
— А она, кстати говоря, и была! В пяти фильмах снималась! Поработала тогда на славу.
— Вот и доверяй теперь актёрам.
— Да ты и так, похоже, никому не доверяешь. Даже не знаю, преимущество это или недостаток, — Президент усмехнулся. — Страшно представить, что будет, когда ты с кем-то о личном заговоришь. У нас на юге точно снег пойдёт.
— Господи, только тебя ещё не хватало, говоришь прямо как…
Канцлер запнулся, вовремя осознав, что чуть не проговорился.
— Прямо как кто?
Вместо ответа Президент услышал, как трубку бросили. В тишине раздавались гудки. Он недоумённо уставился на серый телефона у себя в руках — всё это время он расхаживал с ним по кухне, волоча за собой провод. Президент перезвонил, но трубку поднимали и тут же бросали, будто зная, кто сейчас звонит.
После четвёртого раза в кабинет Канцлера уже никто не звонил, и тот вздохнул с облегчением.