***
Группа понемногу начала расходится, поднялся и ферелденец. Рейвен сомневалась, ёрзала на кресле, до последнего бросая робкие взгляды на уходящего, и в конце концов не выдержала, всё-таки кинулась за ним. Конечно, было неприлично спрашивать в лоб, о чём же они говорили, но ей важно было узнать всю правду. Какое-то время она, набираясь смелости, следовала за ним по коридору, пока не решилась: — Кхм-кхм, — прочистила горло Рей, чтобы обратить на себя внимание. — Прости, пожалуйста, но… Парень остановился, и вид у него был такой грозный, что девушка сбилась на полуслове. — Я заметил, как ты идёшь за мной. Что тебе нужно? Подслушивала наш разговор? Что ж, первое впечатление испорчено, первая встреча провалена. Где пути, чтобы ретироваться? Но далеко ли убежишь от неприятного разговора, начал что-то — так продолжай, сжав челюсть, чтоб потом не жалеть. И Рейвен выпалила: — Да, подслушивала, да! Вот такая я негодная!.. — а через секунду промямлила. — Прости. Вы были слишком шумными. Последнее заявление явно его не обрадовало. — Ох, чёрт… — прошипел он, будто после удара, и, сморщившись, потёр переносицу. — Так, давай договоримся: что бы ты ни узнала, это не должно распространяться дальше. Понятно? — Я не сплетница, — попыталась успокоить его Рей, но парня это не очень-то убедило, и, чтобы хоть как-то наладить контакт, Рейвен решила ненадолго перевести тему на что-то нейтральное. — Мне кажется, я уже видела тебя. Ты выступаешь на дебатах со стороны либертарианцев! — И? — приподнял бровь ферелденец, готовясь скорее к атаке, чем к мирной беседе. Рейвен смущённо охнула. — Какое совпадение, мой лучший друг тоже был либертарианцем… и был блестящим оратором. Может, ты даже его знаешь. Его зовут Лиам. Теперь уже смущённо охнул её собеседник. Девушка неловко улыбнулась, не понимая ни его реакции, ни цели своего замечания, но парень будто смягчился: — Да, я знал его… до усмирения. Он был лучшим из нас… Я Вильям. — Рейвен. Они обменялись рукопожатием, не зная, как продолжить этот тягостный обоим разговор. — Так ты его подруга? Я тоже дружил с Лиамом раньше. Помню, он показал мне труды философа Люксена — «Магия — не страшнее лука или меча, если находится в руках разумного человека. Увы, но и меч с луком порой попадают в руки неподходящие…», — а потом он позвал меня в группу либертарианцев. Я не задумываясь согласился. — Странно, не видела, чтобы ты навещал его, — совсем случайно вырвалось у Рейвен, и Вильям пристыженно отвёл глаза, явно желая поскорее покончить с этим. — Так что тебе нужно? — наконец спросил он. — О чём вы хотели рассказать господину Финнегану? Если в Круге появилась какая-то опасность, то знать об этом нужно не только ему, — ответила Рей, надеясь, что заслужила доверия с его стороны. Парень напомнил ей о прошлых временах, когда она спорила с Лиамом и пыталась ему досадить лишь для того, чтобы привлечь внимание, а он смеялся над ней, такой занятый и далёкий. В них было что-то общее, так что, неудивительно, что Вильям стал новым предводителем их кружка. — В Круге всегда была только одна опасность, — загадочно, но в то же время вполне ясно сказал маг, сбавляя голос с каждым следующим словом. — Не знаю, поможет ли тут Первый чародей или же снова пустит всё на самотёк… Но, похоже, действовать нам всё-таки придётся самим. Ты обещаешь молчать? Обещаешь помочь мне, если я попрошу? Это дело достаточно личное, и я должен знать, кому доверяю. Рейвен, удивлённо хлопая синими, точно склянки лириума, глазами, кивала на каждый его вопрос, хотя понимала: сейчас она впутывается во что-то странное и берёт на себя определённые обязательства, но обязательства в высшей степени благородные, поэтому внутренне она с ними уже согласилась. Интуиция подсказывала, что Вильям был хорошим человеком, более того, его взгляды на ситуацию в Круге были очень схожи с взглядами Рей. — Хорошо, тогда слушай и мотай на ус. — сказал Вильям и огляделся. Убедившись, что никого рядом нет, он начал свой рассказ. — Велари с факультета целительства не обладала большим умом и водила шашни с одним из храмовников. «Просто дружила», по её словам. И я ей верю, но это вышло ей боком. На днях, когда она повторяла что-то в библиотеке, так называемый «друг» явился к ней и увидел, что она сидит одна. А там всегда тихо — кричи не кричи. Вот он и воспользовался случаем. И взял её. Насильно. Ожидал ли Вильям такого эффекта от своей истории? Наверное, нет. Рейвен стоило только представить непроницаемую тишину огромной библиотеки, и вся картина нарисовалась сама: вот она, простая ученица Круга, сидит за учебниками и даже не подозревает, что её близкий знакомый пришёл отнюдь не узнать, как у неё дела. Он застигает её врасплох, и Велари кричит, истошно, отчаянно, но всё равно тихо — всякий звук тонет здесь и не достигнет чужого уха. Может, храмовник даже избил её, чтобы не вырывалась. Предотвратил любые попытки сопротивления. А ведь Рей сама недавно сидела в библиотеке, и тоже одна: возникала ли у неё мысль, что подобное может произойти? Нет. А если это случилось прямо у неё под боком?.. У Рейвен спёрло дыхание. Она сама ощутила то чувство страха и беспомощности, что испытала Велари в тот момент, и руки её сжались в кулаки. Ох, она бы дала такой отпор — противнику бы не поздоровилось. Она бы царапалась, кусалась, пиналась, боролась бы до последнего, пока её не отпустили или бы не прикончили. И хотя сейчас Рей лишь молча слушала эту историю, её сердце гулко стучало от адреналина и нервно пульсировали виски. — Эй, ты в порядке? — спросил Вильям, испугавшись её молчания и потемневших от гнева глаз. — Я — да. Вы знаете его имя? — Пока нет, Велари не говорит почти ничего и не выходит из комнаты. От неё сложно хоть что-то добиться, но мы ведём расследование. — Это хорошо, — глубоко вздохнула Рейвен, стараясь унять сердцебиение. — Он должен ответить, чёрт возьми! — Верно, — спокойно согласился парень. — И он ответит. Но пока это должно храниться в тайне. Ради блага той девушки. Магесса поддержала его активным киванием.***
Рейвен нигде не могла найти Ло, и оттого еле сдерживала нарастающее чувство тревоги, не покидавшее её с тех пор, как она разошлась с лидером либертарианцев. Гуляя сейчас в одиночестве, магесса шарахалась каждой тени, а в любом проходившем мимо рыцаре видела потенциального насильника Велари, и боевое заклинание было готово сорваться с её руки. Паранойя доходила до предела, и Рей поняла: дальше оставаться одной ей нельзя. Или она вконец свихнётся. Что ж, где сейчас пропадала её подруга Ло, она не знала, но точно знала, кто оставался на своём месте всегда. — Лиам? — позвала девушка, неуверенно входя в мрачный питомник. Она окинула взглядом просторное помещение, полу-пещеру, высеченную в скале: здесь было неопрятно, на земле валялось влажное сено, стояли неубранные инструменты — грабли, лопаты, и даже деревянная повозка, пропахшая сырым мясом. Да тут похоже всё пропахло влажностью, сеном и мясом! Рей брезгливо поморщила нос, почувствовав в этом сочетании также тонкие нотки помёта. — Лиам? «Ну, здесь его точно нет… Значит, ушёл вглубь пещеры» — с неудовольствием подумала Рейвен, ведь заходить туда было себе дороже. Она бросила хмурый взгляд на проход, который уже не освещался светом фонарей, но откуда раздавалось жуткое шипение и масса других странных звуков. Они не предвещали ей ничего хорошего… «О, Создатель!» — вздохнула магесса и шагнула в темноту. Сначала она шла осторожно, высоко поднимая ноги и опираясь о влажную стену, чтобы вдруг не споткнуться и не распластаться посреди дороги, но плутать во тьме ей быстро надоело. Один щелчок — и вот в руках у неё затанцевало холодное пламя. Теперь Рей увидела, что с другой стороны коридора находились огромные клетки, из которых за ней наблюдали блестящие глаза глубинных охотников. Что за мерзкие создания! И у кого возникла эта гениальная идея — разводить их под стенами замка? Рейвен остановилась, разглядывая их зубастые пасти-воронки, но — бац! — вдруг охотники начали яростно грызть железные прутья, с явным намереньем их сломать, и Рейвен поспешила убраться. Затем она увидела клетку, где находилось несколько бронто, мирно жующих свой корм, и клетку, полную глупых и толстых нагов. Магесса снова остановилась, но лишь ненадолго: смотреть на нагов ей было интересно только на тарелке во время ужина. Она пошла дальше, но неожиданно перед ней возникло распутье. — Лиам? — позвала Рейвен снова, но в ответ возвратилось её же эхо. — Эти пещеры, похоже, не кончатся… Ладно, попробую нашу местную считалочку. Раз, два, три, четыре, пять, шли мабари погулять. Их запереть забыли, один, два, три, четыре! Судьба решила, что Рей должна направиться влево. «Неприятное место», — подумала девушка, продолжая свой путь. — «Ловко придумал рыцарь-командор, ничего не скажешь — сплавить Лиама сюда, с глаз подальше…» Увидев следующего зверя, Рейвен восхищённо замерла. В просторной клетке, занимавшей половину помещения, куда она так удачно забрела, спал самый настоящий дракон! Конечно, магесса из Круга не могла прежде видеть этих благородных созданий, но он выглядел так, точно сошёл с картинки из бестиария: жёлтая чешуйчатая кожа с зелёным отливом — есть, острый гребень, что поднимается и опускается в такт дыханию — есть, могучие крылья, хоть и маловаты, но тоже — есть. «Наверное, они начали дегенерировать за ненадобностью — в неволе-то особо не полетаешь…» — рассудила Рей с точки зрения биолога и вздрогнула. Ящер вдруг пробудился от света, открыл изумрудного оттенка глаза, медленно и неловко поднялся на мускулистые лапы и вдруг издал свой драконий рёв. Рейвен попятилась, когда он раскрыл свою пасть, и создала вокруг себя магический щит. Она подумала, что вот ей представился редкий шанс увидеть огненное дыхание самого настоящего живого дракона… Но вместо огня на неё полетела не то слюна, не то кислота! По биологии у Рейвен явно был бы неуд. — Виверна! — крикнула чародейка не испуганно, но разочарованно, и бросилась бежать от ядовитых плевков, как вдруг чья-то рука остановила её и погасила холодное пламя. Тут уж она не выдержала. — Пусти! — закричала Рей, вырываясь из чьих-то рук, и уже была готова пустить в лицо обидчику поток огня не хуже любого дракона, как услышала глубокий спокойный голос. — Тише, это не зоопарк, — произнёс Лиам, и сопротивление Рей тут же прекратилось, она прижалась к другу, прислушиваясь к стуку своего сердца и злому шипенью виверны. — Ты испугала всех животных… Думаешь, почему здесь нигде нет света? — А я-то как испугалась! Ведь я искала тебя, Лиам! — воскликнула Рей и услышала над ухом недовольное «тс-с-с-с». — Тише. Не будем говорить здесь. Идём. Усмирённый взял её за руку и повёл за собой, и хотя в темнота Рейвен чувствовала себя не лучше, чем слепой котёнок, вместе с Лиамом она шагала уверенно, как если бы шла светлым днём. Постепенно и она привыкла к пещерному мраку и подняла глаза на своего спутника, стараясь запечатлеть в памяти его строгий сосредоточенный профиль. Лиам был чертовски привлекателен. Девушка смотрела на него, точно на картину любимого художника, затая дыхание, восхищаясь каждым штрихом кисти и подмечая самые крошечные детали. Ей нравилось, что на шее у него находились две чувственные родинки, ей нравилось, что ямочка на подбородке придавала решимость его лицу, обычно грустному и отчуждённому, а светлые брови постоянно хмурились по какой-то особой привычке. Рейвен осознавала, что звучит это так, словно в голову ей пихнули строчки из романа «Мечи и щиты», но так она чувствовала, и вся эта романтическая белиберда и вправду занимала важную часть её жизни. Пару раз признания в любви чуть не слетали с её губ, но Рейвен всё боялась, чего-то ждала. Наверное, знака или намёка, что Лиам точно ответит взаимностью… и вот опоздала. Его усмирили. Многочисленные друзья вдруг отвернулись от мага, постарались скорее забыть «потерю», но не Рейвен — она всегда оставалась рядом. И не всегда это было просто. — Осторожнее, здесь лестница, — предупредил парень и открыл перед Рейвен дверь. Резкий свет ударил в глаза, и магесса снова ненадолго ослепла, но постепенно перед ней появились очертания небольшой подсобный комнаты. Лиам, как мог, попытался сделать её уютной: на каменном полу лежал небольшой ковёр, стены тоже выглядели почти прилично, также здесь стояли пара стульев и стол, на котором в канделябрах горели восковые свечи. Отчего-то здесь пахло перцем и травами. Усмирённый предложил ей чая, Рейвен не отказалась. — Что тут вообще делает виверна? Я думала, они водятся только в Орлее, — буркнула она, грея руки о горячую чашку. — Это был подарок рыцарю-командору Александру от орлейской знати. — Интересно, за какие такие заслуги? Усмирённый пожал плечами, пропустив мимо ушей её язвительный тон, но Рейвен это навело на старые мысли о Велари, храмовниках и магах-либертарианцах. Душа у неё была не на месте, ведь пока расследование не будет закончено, в Круге будет так же безопасно, как в одной клетке с виверной. А она не только не может помочь, не может даже предупредить самых близких людей. Осознание своего бездействия терзало Рейвен ещё больше. — Ты ничего не делаешь, — сделал такой же вывод и усмирённый. — Ч-что? — не поняла Рейвен и испугалась, что Лиам прочёл её мысли. Он бесстрастно повторил. — Ты ничего не делаешь. У всех в замке своя задача: кто-то готовит, кто-то занимается зельями, кто-то заведует в кладовой, кто-то учит, а кто-то учится… А ты ничего не делаешь, только бегаешь сюда. Неужели у тебя нет никакой работы? Рейвен прыснула со смеху: — Тебе не нравится, что я сюда бегаю? — Я не против, но если ты не пугаешь животных. И не прячешься здесь от своих обязанностей. — Что ж, тогда допустим, что моя обязанность — это присматривать за тобой, — подмигнула Рей, заставив Лиама слабо улыбнуться. Он, наверное, и не понимал, почему она до сих пор так привязана к нему… Хотя, кто знает? Может, усмирённые и холодны, как ледышки, они далеко не глупы. Рейвен задумчиво продолжила, — На самом деле я не так беззаботна, как тебе кажется, особенно в последнее время… Скажи, а могу я присоединиться к какому-нибудь сообществу магов? — Ты? Хочешь присоединиться? — скептически произнёс Лиам, но всё равно ответил. — Это совсем не сложно. Нужно лишь поговорить с лидером сообщества и ходить потом на обсуждения разных вопросов. — Я пока лишь подумываю об этом. Сегодня я хотела лишь сходить на дебаты, вспомнить, как там всё устроено, и немножко развеяться, хотя бы таким образом. Не хочешь сходить со мной? — Ох… Я не знаю. Раньше мне вроде нравилось подобное, но сейчас… — маска невозмутимости на мгновение слетела с его лица — за ней показалось смятение, и на секунду Рейвен смогла увидеть прежнего Лиама, если только ей не почудилось. — Ну, пожалуйста! Вылезай из своего подземелья и сходи со мной! Одной мне как-то совсем не хочется, а Ло мне точно откажет, — настояла магесса, а усмирённых, известных скованной волей и отсутствием всяких желаний, как все знают, убедить не так уж и сложно — стоит лишь потянуть за собой.***
Вечер. Просторный зал, освещённый хрустальной люстрой. Бордовые занавески прикрывают большие окна, в которых отражаются прыгающие огоньки свеч и мелькающие силуэты людей. А людей собралось немало. Сюда явились как седые старцы, преподаватели и уважаемые чародеи, так и их ученики, ещё зелёные, но горячие и бойкие, готовые перекричать кого-угодно. Хотя, это уже не по правилам… У дебатов был свой устав, своя культура, и не зная её — не было толка и что-либо говорить, ведь без уважения к слушателям не получишь и уважения к своим словам. На длинном столе с белоснежной скатертью стояли серебряные тарелки с виноградом, а также кубки, наполненные вином. Но нужны они были не для того, чтобы скоротать время или смочить после речи горло — поднимая кубок, участник показывал своё желание высказаться и после разрешения судьи получал право голоса. Высказать своё мнение мог кто угодно, но большинство всё равно приходили сюда лишь послушать да потрепаться между собой; основных ораторов все знали уже в лицо, так же, как и те взгляды, которые они отстаивали. Рей часто спрашивала себя: действительно ли эти обсуждения способны повлиять на что-то в Круге, или собрания проводили лишь так, чтоб развлечься да почесать языком. Всё-таки сюда порой заглядывали важные шишки, а давным-давно и сам Первый чародей… Представители одинаковых фракций садились друг к другу поближе, нейтралы — где будет место, но подальше от фанатиков-лоялистов. Скоро выбирать стало не из чего: весь стол был занят. — Как ты? — спросила Рейвен, наклонившись чуть ли не к самому уху Лиама — такой шум и гам царил в зале. — Непривычно, — признался парень. — Похоже, я единственный усмирённый, который пришёл сюда не для того, чтобы разливать вино по кубкам. — И верно, — огляделась магесса и удивилась, как раньше их здесь не увидела. Усмирённых никто не замечал, они стояли у стенки с глиняными сосудами в руках, наподобие верных слуг или статуй. Зато она заметила компанию либертарианцев, с возбуждением спорящих о чём-то, махая руками и громко смеясь. Видимо, вино, которое обычным ученикам подавали лишь на большие праздники, уже ударило в их головы. Рейвен хотела показать на них Лиаму и посмеяться над тем, как его бывший кружок ещё до начала дебатов нещадно нарушает правила, но не успела, в зал наконец-то явился судья. Это был добродушный на вид мужчина со смуглым лицом и обаятельной улыбкой, больше походящий на ведущего шоу, а не на третью незаинтересованную сторону. Ему стоило лишь воскликнуть «Дамы и господа!», и слушатели замолчали. Голос его был громче стоявшего галдежа благодаря заклинанию, прямо противоположному тому, которым зачаровали библиотеку. — Приветствую вас на нашей традиционной еженедельной встрече! — торжественно начал он, и каждое его слово отцокивало от стен зала. — Приветствую как новоприбывших — а я вижу новые лица, так и постоянных участников наших обсуждений. Сегодня мы поднимем очень важную и, не побоюсь этого слова, злободневную тему… Однако, напоминаю, это не значит, что у нас разрешается брызгать слюной и оскорблять оппонентов, держите себя в руках, ведь главная цель наших дебатов — не переспорить и перекричать друг друга, а убедить в своей правоте слушателей. Итак, дорогие друзья, тема звучит так: храмовники — наши защитники или надзиратели? С каждым годом всё больше рыцарей оберегает наш покой — сейчас это двести девяноста девять воинов на шестьсот семь магов, не считая детей и усмирённых. Рейвен удивлённо присвистнула. Она, конечно, замечала, что жестянки бродят буквально повсюду, но чтобы столько… Путём недолгих математических вычислений легко было узнать, что на одного храмовника приходилось примерно два чародея. — Рискованно мало? Один тюремщик для двух заключённых. — Или чересчур много? Стоит ли держать в Круге целую армию? Мы готовы выслушать разные мнения. Кто хочет начать? Первым кубок поднял совсем молодой юноша лет шестнадцати, не больше, и многие косо на него посмотрели, но судья всё равно благосклонно кивнул: — Конечно, чересчур много! Будто мы живём в Орлее, а не в нашей свободной стране! Но мы живём в Вольной Марке. И главное слово здесь — «Вольная»! Церковь осталась позади, в центре Оствика, но несмотря на расстояние, она всё равно протянула лапы к нашему Кругу, пытаясь установить свою диктатуру! Храмовники нужны здесь, чтобы подавить нашу волю и сделать нас саирабазами на цепи у Верховной Жрицы! Но мы не должны позволить… Тонкий мальчишеский голос, и без того громкий, ещё больше усилился заклинанием, так что слушать его было намного тяжелее, чем понимать не слишком сложный посыл его слов — Церковь плохая и хочет их всех поработить. Рейвен быстро потеряла нить его эмоциональной речи, всё равно не обременённой каким-то глубоким содержанием. — Почему он кричит? — недовольно прошептала магесса. — Мы и так его прекрасно слышим! — Это юный резолюционист. Они горячие головы, — объяснил Лиам. — Выступают за полную независимость от церковной власти, не скупясь никакими способами. Но у нас в их кружке лишь одна молодёжь — они главные нарушители тишины и спокойствия, но не террористы -…слежку, а затем, кто знает, пытки? Такой контроль приведёт к массовой истерии, и мы оглянуться не успеем — у каждого мага появится свой надзиратель… Юноша закончил, и его приятели, такие же дерзкие и восторженные юнцы, громко поддержали его аплодисментами, пока резолюционер пытался отдышаться от своих излияний. Более старшее поколение осталось безразлично к его словам, а преподаватели мага даже рассердились, бурчали «Зелень!», «Детский сад!», «Бредни!». Сразу же поднялись ещё руки с серебряными кубками. Первой судья позволил выступить светловолосой женщине, облачённой в бледно-розовую с золотом рясу преподобной матери. Она встала, держа руку на груди, у медальона Андрасте. Рей сразу догадалась, что это ярая лоялистка, сподвижница Церкви. — Сердце моё сжималось, когда я слушала слова детей Его. Не оскорбляйтесь, что я называю вас так, ибо все мы дети Создателя, — произнесла преподобная мать так, как если бы читала проповедь. Глаза у неё были на мокром месте. — Сердце моё сжалось от горькой тоски потому, что молодость наша видит в Церкви не приют душе, не друга, но зверя, алчущего власти, в то время как она желает нам всем только блага! Чародеи беспокоятся, спрашивают: почему столько рыцарей в нашем замке? Что ж, я отвечу, что и это делается лишь во благо. Мы все прекрасно помним события двухлетней давности, когда в Киркволле пролилось столько крови, что его жители до сих пор не успели оплакать всех погибших. Разве это не ужасно? Разве это не страшно? Так называемый Чемпион Киркволла уничтожил там Круг, но не заплатил ли город слишком высокую цену?.. И всё же в это смутное время принесены ещё не все жертвы. Появляется всё больше мятежников, озлобленных и жаждущих «свободы». Но какую свободу они хотят получить, разрушив всё вокруг? К счастью, Создатель пока что улыбается нам, и он послал нам своих воинов Света, дабы уберечь наш Круг от негодных, от разрушения и ненужных смертей. Чародеи! Склоните свои головы, возблагодарите Создателя и Андрасте за их урок и умерьте всякую гордость, ибо этот грех склонил к предательству и погубил Маферата. Лоялисты тут же послушали её и склонили головы в тихой молитве. «Что резолюционеры, что лоялисты — из крайности в крайность» — подумала Рейвен и передёрнулась, будто от холода. Затем были произнесены ещё несколько речей, ничем, однако, не примечательных: седой изоляционист стоял на том, чтобы на время, пока бунты не утихнут, призвать в Круг ещё больше рыцарей; ему отвечала лукрозианка, обещавшая в таком случае полное разорение Абан-зераа. Вдруг кубок подняла сторона либертарианцев, и глаза Рей загорелись любопытством, ведь именно ради этого она и пришла. Говорил, разумеется, Вильям, чей уверенный сильный голос был прямо-таки создан для выступлений — Защитники от одержимых, защитники от людской злобы, теперь ещё и защитники от мятежа… — начал речь Вильям, ядовито улыбаясь. — Не слишком ли много берут на себя храмовники? О, Церковь, как она печётся о нас, раз предоставляет каждому чародею личного охранника, лишь бы уберечь от дурных мыслей и вредных идей. Церковь Оствика желает сохранить в Круге порядок и безопасность… Что ж, похвально, но посылать к нам такое количество воинов, будто мы уже рассадник ереси — не самый удачный ход. Кто знает, к чему это может привести? И как бы нам самим не пришлось искать спасения от наших защитников… Рей взволнованно посмотрела на других слушателей, ожидая немедленной реакции, удивлённых вздохов, тревожных перешёптываний, хоть чего-нибудь, но никто не мог знать о случае с Велари, о зашедшем за всякие рамки произволе, творящемся прямо под боком. — Нервы натянуты до предела, но, увы, не только у магов, но и у храмовников. Они следят за каждым нашим шагом и подозревают во всех грехах — это видно, так как правила всё ужесточаются и ситуация доходит до абсурда. Но это ещё полбеды. Настанет момент, когда они почуют настоящую угрозу, и им не составит труда перерезать нас всех. Тогда пощады не будет уже никому: ни «мятежникам», ни самым послушным чародеям. Они останутся так же послушны, как овцы на заклании, когда в их покои ворвутся рыцари. Ведь сверху тем уже официально предоставят Право Уничтожения… Слушатели начали переговариваться: «а ведь так и будет» — зашептали одни, «это провокация» — зашипели другие. Такая картина будущего, страшная и в то же время страшно правдоподобная, возникала в воображении многих. Вильям лишь высказал её вслух. Оратор, довольный произведённым эффектом, отпил из кубка, выдержал небольшую паузу пока слушатели не утихли, и заключил: — Вопрос остаётся открытым. Кто же из нас сорвётся быстрее? Храмовники, которых возможность восстания пугает до потери рассудка? Или маги, которых неволя и беззащитность вот-вот доведут до отчаяния? Сейчас мы живём точно на пороховой бочке, но я чувствую, что именно солдаты Церкви в итоге высекут первую искру… Засилье храмовников предстало перед Рейвен с новой и более пугающей стороны; рассуждения Вильяма обладали железной логикой и очень впечатлили её. В представлении девушки вся их судьба была уж предопределена, предсказана сейчас либертарианцем, и она оглянулась на Лиама, надеясь найти поддержку в его глазах, но увидела лишь холод и безразличие. Неужели ему всё равно? «Ну, конечно, всё равно, дурочка! Он же усмирённый» — рассердилась Рей на себя за то, что снова забылась. Конечно, она привела Лиама на дебаты, где когда-то он чувствовал себя как рыба в воде, но надеяться на его «возвращение» было наивно и попросту смешно. Судья дал немного времени для обсуждения провокационной речи, затем громко произнёс: «Попрошу тишины! Кто желает высказаться последним?». Но ни одна рука не подняла вверх серебристого кубка, все так и продолжали шептаться. — Что ж, если никто больше не хочет ничего сказать, то я объявляю собрание… Ох! Господа! Господа! Внимание! Я снова прошу тишины! Взгляды всех чародеев одновременно обратились на… них! И сердце Рейвен бешено заколотилось, когда она поняла, что это ей вовсе не почудилось, что говорить сейчас действительно будет Лиам. Лиам! «Это что? Усмирённый?» — прокатились недовольные шепотки вокруг. — «Это какая-то шутка? Что он здесь делает?». Кто-то даже узнал его: «Разве это не тот маг, что пытался сбежать два года назад?». Все явно были удивлены, а в особенности Рейвен и лидер либертарианцев, Вильям, узнавший своего друга. К нему и обернулся усмирённый, начиная свою речь: — Мне тоже прежде казалось, что бунта не избежать. Более того, когда-то я сам лелеял мечту стать тем, кто поведёт магов к восстанию, — признался он монотонно, отчеканивая каждое слово и окидывая холодным взглядом весь зал. — Но сейчас, когда я лишился всех чувств и могу судить объективно, я понимаю — нет, нам не нужно проливать кровь, это лишь умножит страдания и ненависть в мире. Тогда наш Круг, как и все остальные, займёт непочётное место в истории, оставив после себя лишь камни да гору трупов. Страх Церкви и строгие меры храмовников понятны, но маги… Маги всё равно должны быть свободны. Потому что это ваше естественное право. Потому что это стремление любого живого, чувствующего существа. Потому что если бы все признали это право за вами, не было б этих бед, не было б страха, и тогда бы надобность в Круге отпала сама собой. Мне даже жаль, что храмовники не могут услышать ваших собраний. Хотя вряд ли я уже могу чувствовать что-то в полной мере. Скорее, мне лишь слегка досаждает, что они не слышат, как вы злитесь, сожалеете, сомневаетесь, как и всякие люди. А вы не видите, как то же самое делают они. Злятся, преследуя очередного отступника. Сожалеют, выполняя слишком жёсткий приказ. Сомневаются, получая новую дозу лириума. Мы не видим друг в друге людей, и мы остаёмся слепы, что вместе мы стали жертвами одной огромной системы, построенной на страхе и силе. С детства нас учат, что с магией приходит и большая ответственность. Учат всю жизнь, но никто не может за нас поручиться, что мы будем всегда благоразумны. И нас ловят и сажают в башни, точно зверей в клетки, стараясь как можно лучше огородить мир от нас, а нас от мира. В то же время у долийцев чародеи — полноценная часть клана; они живут без Кругов, без охранников, ведь не относятся к своему дару, как к чему-то особенному — он для них лишь одно из умений, вроде меткой стрельбы из лука. Долийский маг сотню раз подумает, он не совершит намеренно зла своему клану, в котором рос и жил, и нам всем есть чему у него поучиться… Однако я не пытаюсь создать идеализированный образ — это было бы жестоким обманом. Я знаю, что происшествия случаются и у них. Потому что никто, ни долиец, ни маг, ни храмовник, не может быть вечно благоразумным. Лиам сел на место, бесстрастный, как и прежде, предоставляя слушателям самим трактовать его слова, результат долгих идеалистичных раздумий. Шум поднялся ещё громче, чем в прошлый раз. «Долийцы — дикари, нечему у них учиться! Они оставляют в лесу детей-магов!». «А ведь он сказал, что мы все тут неблагоразумны! И что, нас теперь надо так же усмирить, чтобы настал порядок?». «Подумать только — предложил «подружиться» с храмовниками!». «Никогда храмовнику не понять чародея». «Ах, а мне тоже хочется верить, что мирное решение всё-таки есть…». «Подумать только, усмирённый, а такие дикие речи!», «Сбежал из чулана и пытается поднять революцию! Ха-ха-ха!»… Рейвен была в смятении. Из-за смешков и замечаний она сначала почувствовала укол стыда. Затем — что уязвлена. Как? Они смеются над её Лиамом? Но они ведь даже не поняли смысла его речи! Даже не захотели понять!.. Но вдруг Рейвен начала подозревать, что сама прониклась не до конца. Лиам проповедовал свободу для всех, кто стал заложником «системы» Круга, но разве храмовников кто-то держал? От чего их освобождать? За что их жалеть? Ленивый разум сопротивлялся, не хотел переосмысливать и подвергать сомнениям те идеи, что уже давно устоялись в сознании как непоколебимая истина. Магесса, не зная, что чувствовать и как реагировать, снова оглянулась на усмирённого. Он сохранял спокойствие, будто ничто здесь его не касалось, лишь нахмурился, как всегда… и тогда Рей ощутила нечто совершенно иное. Это было сильнейшее удивление вперемешку с искренней радостью, что бабочкой забилась в груди. Какие-то собственные мотивы побудили Лиама высказаться, и что же это, если не показатель воли, которая якобы отсутствует у усмирённых? Ей хотелось схватить парня за руку, увести за собой и поскорее скрыться от всей этой суеты, чтобы в тишине наконец задать один лишь вопрос: что же это такое было?