Сказать, что Ривердейл был захолустным городком, где не произошло абсолютно ничего неожиданного или полного разрушения, было бы похоже на ложь, произнесенную из слов кандидата в президенты, который использовал эти слова, чтобы выиграть себе место на управляющего города.
Правда в том, что Ривердейл - захолустный город, где царят хаос и драма. Если это не семейное убийство, или тайные наркоторговли, замаскированные под выращивание кленового сиропа, или человек, бегающий в черном капюшоне, убивающий любого, кто совершает грех в пределах маленького города, это постоянная война между Северной и Южной сторонами, богатыми и элитами против подонков и связанных с ними банд, а внутри этих банд еще больше войны между территориями.
Ривердейл - город не для слабонервных. И если бы люди могли, они бы поставили предупреждение над главным знаком, перед въездом в город, говорящим: "ОПАСНОСТЬ! ПОВОРАЧИВАЙТЕ НАЗАД!”
Но, несмотря на весь этот ужас, несмотря на все безумные события в маленьком городке Ривердейл, есть то, что будет существовать в стенах Тислхауса, прекрасного дома, который принадлежит Розанне Блоссом.
Эта история любви - определенный вид Ромео и Джульетты, который выдержит много испытаний, много бурь, чтобы определить, должен ли он увянуть или расцвести. Несмотря на большое сходство между двумя будущими любовниками в Ривердейле и злополучными Монтекки и Капулетти, современные испытания, с которыми им придется столкнуться, гораздо опаснее, чем любые Ромео и Джульетты (даже если они в конечном итоге умрут от отравления).
Но сначала - понимание того, кто наши два любовника, и кем они станут, как друг для друга, так и как личности. И чтобы сделать это... мы должны начать с самого начала.
Шерил Блоссом пришлось преодолеть многое. Жестокие родители, которые обращались с ней, как с мусором, с момента ее рождения, решив, что ее брат-близнец будет главным получателем их любви и привязанности. Мать, которая обожала своего сына, но оставила дочь ни с чем, собирая осколки своего разбитого сердца с каждым ударом, с каждым оскорблением. Отец, который никогда не заботился о ней, слишком сосредоточенный на воспитании своего сына для славы, истинный патриарх семьи Блоссом.
Единственный, кто поддерживал Шерил Блоссом в первые шестнадцать лет ее жизни, - это ее брат-близнец. Джейсон Блоссом любил свою сестру больше, чем мог выразить словами. Для Джейсона три минуты, которые они провели порознь, были самыми тяжелыми в его жизни, и его мать, несмотря на отсутствие заботы о его рыжеволосом близнеце, сказала ему, что он не делал своего первого вдоха, пока Шерил не появилась на свет вместе с ним, и они оба сделали свой первый вдох как один.
Они были неразлучны. Вместе через всё. На каждое движение руки матери Джейсон успокаивающе сжимал ее плечо. На каждое оскорбление, которое бросал ей отец, была улыбка Джейсона, говорящая ей, что слова тех, кто не знал ее, не имели значения.
И Шерил думала... Так странно, что Джейсон сказал ей, что ее собственные родители не знают, кто она на самом деле. А теперь? о, как прав
был ее проницательный и умный брат-близнец.
Ударение на слове "был".
Потому что, конечно, как и всё хорошее в ее жизни, Джейсона оторвали от нее. И как всё хорошее в ее жизни, он был оторван от нее ее родителями.
Узнав, что Клиффорд Блоссом, ее собственный отец, человек, который держал ее на руках с натянутой улыбкой, которая не исчезала с его лица все шестнадцать лет, что он был в ее жизни, эгоистично приставил пистолет к голове прекрасного Джейсона Блоссома и спустил курок без малейшего колебания после того, как Джейсон обнаружил секретную операцию своего отца с наркотиками, разрушил веру в невинность и счастье, которые Шерил оставила в ней. Если смерть Джейсона не была достаточно разрушительной для души, то вид ленты, на которой было показано, что сделал ее отец, растопил любую надежду Шерил когда-либо жить потенциально нормальной и счастливой жизнью.
Ибо кто мог жить с правдой, что их отец убил их собственного брата?
Ее собственный отец. Уничтожить единственного человека, который любил ее. Единственный человек, которому всегда было не все равно. Джейсон был ее родственной душой. Возможно, не в романтическом или физическом плане, несмотря на то, во что верили многие в Ривердейле, сплетничая за закрытыми ладонями и пустыми взглядами. Но Шерил Блоссом всегда верила в то, что у каждого есть более чем одна родственная душа. И она знает, что Джейсон был одним из них. Не проходит и дня, чтобы она не скучала по его улыбке, или по прикосновению его руки, сжимающей ее плечо, или по его громкому голосу, когда он велел Пенелопе Блоссом убрать когти и отойти от его младшей сестры.
Но Джейсон ушел. Как и ее отец.
Клиффорд повесился, как трус. Эгоистичный, хнычущий, коварный человек, который покончил с собой прежде, чем власти смогли наказать его за преступления.
Наркоторговля. Убийство.
Он убил собственного сына.…
Сплетни все еще преследует ее по городу. Как и взгляды. Шерил уже почти месяц не могла переступить порог папиного дома без того, чтобы кто-нибудь не посмотрел на нее с удивлением.
И если кто-нибудь узнает, что произошло всего несколько часов назад... Взгляды никогда не прекратятся.
Никто не должен знать, что она сделала. Никто не может знать, что она колотила руками по замерзшему льду реки Свитвотер в отчаянном желании присоединиться к брату. Присоединиться к Джейсону Блоссому в смерти и, наконец, освободиться от всего. Никто не должен знать, что она провалилась, унесенная течением подо льдом, с водой, заполняющей ее легкие, как кинжалы, пронзающие каждый дюйм ее тела, внутри и снаружи.
Никто не может знать, что она была так близка к тому, чтобы, наконец, поддаться сладким объятиям смерти, прежде чем Арчи Эндрюс окровавленными, избитыми руками, пробивавшими лед, чтобы добраться до нее, вернул ее к жизни.
Шерил Блоссом пыталась покончить с собой. После убийства брата и самоубийства отца. Она выбрала трусливый путь, как и ее отец.
Но, в отличие от него, она потерпела неудачу.
Нет...никто не должен знать.
Это секрет, который умрет вместе с ней, Арчи Эндрюсом, Вероникой Лодж, Бетти Купер и Джагхедом Джонсом.
Уже одно это разрушило бы всякую надежду Пенелопы Блоссом сохранить фамилию Блоссом в большом почете. Ни убийство сына, ни самоубийство мужа-наркобарона...нет. Попытка самоубийства ее дочери станет концом всего этого.
И Шерил, теперь, когда некому было ее защищать, не посмеет огорчить мать.
Теперь, когда у Пенелопы Блоссом больше не было мужа, чтобы ругать и наказывать, больше не было Джейсона, чтобы осыпать его любовью и привязанностью, все ее горе, вся ее ярость, упали на единственного человека.
В конце концов, Розанна Блоссом была очень старой и очень больной женщиной. Не может быть, чтобы это дошло до нее.
Для Шерил в этом нет ничего нового. Быть мишенью гнева матери. Она привыкла к этому.
Где-то в глубине сознания эхом отдается голос Вероники Лодж, мимолетное замечание, сделанное с насмешкой, которую Шерил до сих пор время от времени слышит, как тусклое воспоминание.
“Боже, Шерил. Не представляю, как ты это терпишь.”
Она не совсем уверена.
Возможно, потому, что какая-то ее часть верит, что где-то, может быть, возможно, глубоко, глубоко внутри, Пенелопа Блоссом действительно любит свою дочь. Имеет чуточку заботы и привязанности к Шерил, но столько гнева и ярости заблокировали ее от этого чувства…
Она цепляется за эту надежду, как за наркотик. Это единственное, что держит ее теперь, когда Джейсон ушел. Потому что, если ее собственная мать не любит ее, кто ещё полюбит?
Резкий запах бензина, обжигает ноздри, как спички, поднесенные к лицу, когда она долго и пристально смотрит в огонь перед собой, сжимая подсвечник в руке.
Шерил, возможно, не знает этого сейчас, когда она смотрит в огонь и обнимает его тепло, ее тело все еще слегка дрожит от холодных глубин реки Свитвотер, несмотря на часы, которые она провела в Пембруке с Вероникой, согреваясь перед камином с Лодж на плече, но события, которые вот-вот произойдут, начнут серию событий, которые перевернут ее жизнь с ног на голову.
Серия событий, которые ответят на ее самый глубокий, самый жгучий вопрос:
"Если собственная мать не любит ее, кто, черт возьми, еще сможет полюбить?"
Это была единственная мысль, которая пришла ей в голову. Одна мысль о том, что Торнхилл-Мэнор может быть прекрасным домом, но пустота внутри него "съедает" ее каждый день. Все, что есть сейчас - это воспоминание.
Воспоминание о Джейсоне и Клиффорде.
Уничтожить дом. Это единственный способ покончить с этим. Начать все сначала. Очиститься.
Два часа спустя и прекрасное поместье, которое она называет своим домом, покрыто бензином, Нана Роуз в безопасности в доме Тислхаус, а Шерил терпеливо ждет у камина возвращения матери.
Щелчок ключа в двери заставляет Шерил насторожиться. ее ногти впиваются в ладонь, когда она готовится, ее сердце колотится при звуке голоса матери.
- Шерил?
Она закрывает глаза, глубоко вдыхает через нос, лоб слегка морщится от запаха бензина, а звук ключей, брошенных на стол, эхом отдается в коридоре.
- Шерил? - Она снова зовет, и Шерил наконец отвечает.
- Сюда, мама.
Стук каблуков матери по земле становится все ближе и ближе, но она по-прежнему не оборачивается. Ее сердце колотится в груди почти болезненно, но она знает, что это правильно.
Это безумие, полное и абсолютное безумие, но Шерил никогда не ассоциировала себя со здравомыслием.
- Что это за запах? - Голос матери звучит испуганно, и Шерил не может не улыбнуться.
Возможно, теперь она это почувствует. Возможно, теперь она почувствует шестнадцать лет страха и отчаяния, которые испытывала Шерил, живя в этой тюрьме.
- Бензин. Это единственный способ начать все сначала, очиститься. - И прежде чем мать успевает остановить ее, Шерил швыряет подсвечник на пропитанный бензином ковер у себя под ногами, и мать, задыхаясь от шока, отступает назад, в ужасе глядя на дочь.
Шерил позволяет пламени окружить себя, и вскоре Пенелопа кричит, кричит на Шерил в гневе и ярости, а Шерил не обращает на это внимания.
Вместо этого она идет вокруг огня легко, не торопясь, уверенной походкой, когда ее мать начинает кашлять, прижимая шаль к лицу, когда она задыхается, и Шерил закатывает глаза и хватает мать за руку, таща ее к двери, когда мать цепляется за ее руку в попытке остановить ее.
- Бабушка Роуз. - Бормочет она.
- В безопасности, в Тислхаусе, мамочка. Ты действительно думаешь, что я позволю единственному Блоссому, который любит меня, кроме Джейсона, погибнуть в огне? - Шерил растягивает слова, уже скучая, когда пламя начинает распространяться, и Пенелопа пытается затащить Шерил обратно в дом, когда та кричит.
- Фотография...
- Отпусти прошлое, мама! Джейсон и папа мертвы, и ты тоже умрешь, если мы не выберемся отсюда! Сейчас же!
Шерил удается вытащить мать на улицу, на большую подъездную дорожку Торнхилл-Мэнора, когда она поднимает глаза, улыбка мгновенно озаряет ее лицо при виде открывшегося перед ней зрелища.
Торнхилл пылает, пламя вырывается наружу, и стекло разбивается вдребезги от пламени, "лижущего" внутренности дома, к которому Шерил так привыкла, пламя ревет оранжевым пламенем, когда дым горит высоко над ним, и Шерил слышит только жужжание в ушах, когда ее мать кричит на нее, шлепает ее, хватает за плечи и трясет, может только смотреть на разрушения, которые она вызвала, с улыбкой.
Больше никаких страданий.
Больше никакого ужаса.
С этой мыслью Шерил с надеждой наблюдает, как дым поднимается высоко над Торнхиллом, не подозревая, что прямо за маленьким городком Ривердейл, в районе Саннисайд - трейлерного парка, кто-то наблюдает за тем же самым дымом, кого она еще не встречала, но кто окажет гораздо большее влияние на ее жизнь, чем она могла себе представить кого-либо из южной стороны.
***
С широко раскрытыми от удивления шоколадно-карими глазами и розовыми, как жвачка, волосами, вьющимися по спине, Тони Топаз хмуро наблюдает, как дым поднимается в небо с северной стороны Ривердейла, когда она встает с сиденья своего мотоцикла. Она натягивает кожаную куртку вокруг тела, чтобы согреться.
Запах дыма доносится до них с северной стороны, и Тони подумывает позвонить 911, но она понятия не имеет, где находится огонь.
Кроме того, какая разница, горит ли часть северной стороны? По ее мнению, так и должно быть.
- Тони! иди сюда! - Рычание в его голосе дает ей понять, что он безумен, достаточно безумен, чтобы она спрыгнула с байка и поспешила в трейлер, и как только она закрывает за собой дверь, она жалеет, что не осталась снаружи.
Дядя стоит к ней спиной, вцепившись в столешницу так, что костяшки пальцев побелели, а все тело сотрясает дрожь, и Тони пытается заглушить тихий всхлип, который она издает, кашляя.
- Я просил тебя помыть. - Тихо говорит он, протягивая руку к раковине и вытаскивая пластмассовую миску с остатками хлопьев, все еще прилипшими к краям, пока Тони жует внутреннюю сторону щеки, чтобы успокоиться.
- Еще не вечер. - Говорит она вполголоса и едва успевает отскочить в сторону, как миска летит прямо ей в голову, и крик удивления срывается с ее губ, когда она сталкивается с дверью позади нее.
- РАЗВЕ Я СКАЗАЛ ДЕЛАТЬ ЭТО ВЕЧЕРОМ ИЛИ СРАЗУ ПОСЛЕ ОБЕДА? - Он рычит, и Тони даже не успевает ответить, звук его шагов эхом разносится по трейлеру, когда она прижимается к стене в попытке убежать, но, конечно, это бесполезно.
Ее ноги дрожат, когда его кулак ударяет в дверь, а затем он загоняет ее в угол, руки по обе стороны от ее головы, и запах его дыхания заставляет ее задыхаться.
Смесь водки и блевотины, некоторые из них все еще прижимаясь к углу рта, как Тони морщится, и в нескольких дюймах от него, как лучшее, что она может, поворачивая голову, чтобы избежать его взгляда, но все, что он делает, заставить его рычать, как он сжимает ее подбородок между мясистыми пальцами и заставляет ее смотреть на него.
- Я взял тебя к себе, когда умерли твои родители, я обращался с тобой, как с родной, почти шесть лет, и ради чего? Чтобы ты не уважала меня, да? Чтобы ты обращалась с моим домом как с грязью?
Ей хочется плюнуть на него, закричать, что он обращается с ней как с рабыней, а не как со своим ребенком, что он заставляет ее чувствовать себя неловко и страшно, когда кричит на нее, чтобы она убирала в его трейлере, стирала, убирала после его гребанного беспорядка.
- ОТВЕЧАЙ! - Он рычит, и Тони чувствует, как его пальцы впиваются ей в челюсть, когда она поджимает губы и отказывается подчиниться его просьбе.
Она скорее умрет, чем доставит ему удовольствие напугать ее.
Он усмехается, глядя на нее сверху вниз, и Тони чувствует, как к горлу подступает желчь, когда он оглядывает ее с головы до ног, что-то мелькает в его глазах, прежде чем он оттолкнул ее, крепко сжимая ее плечо.
- Иди в свою комнату, я не хочу видеть твое лицо сегодня. Вперед! - Тони, не колеблясь, хватает свою сумку и бежит прямо в свою комнату справа в конце трейлера.
На самом деле это даже не комната. Это односпальная кровать, придвинутая вплотную к стене, и Тони едва помещается внутри. Если она вытянет руки, ее пальцы едва заскребут по стенам комнаты. Она состоит из кровати и комода. Вот и все.
Боже, она ничего так не хочет, как убраться отсюда ко всем чертям.
Она ненавидит это.
Она могла уехать, могла остаться с дедушкой. Он ясно дал ей понять, что его трейлер всегда открыт для нее, но Тони не может этого сделать. Ее дедушка не позволяет ей спать на диване, всегда давая ей свою кровать, и в его возрасте Тони не может оправдать то, что она выгнала своего деда из кровати только для того, чтобы хорошо выспаться, независимо от того, сколько она спорит с ним, что она в порядке, беря диван.
Она могла бы остановиться у Свит Пи или у Фэнгса, но их родителям уже надоело ее содержать, она видит это в их глазах каждый раз, когда появляется на пороге их трейлеров.
Так что она застряла здесь. Застрять здесь, пока ее дядя не решит сделать одну из двух вещей, которые он всегда делает: выбить из нее дерьмо или выгнать ее.
Честно говоря, она не уверена, какой из них ей больше нравится. Когда ее избивают до полусмерти, ей хотя бы разрешают остаться дома, потому что он чувствует себя виноватым. Когда он выгоняет ее, она вынуждена ходить из трейлера в трейлер, умоляя о переночевке. это удар по ее достоинству.
Кроме того, она предпочла бы страдать от оскорблений дяди, чем видеть удрученное выражение на лице деда каждый раз, когда он видит змеиную куртку, украшающую тело его внучки.
Нетрудно заметить, что Томас Топаз, один из отцов-основателей "Змей Саутсайда", недоволен тем, во что они превратились. Речь уже не идет о защите Земли от захватчиков. они зацепили всю эту прочую хрень, что Тони желает больше, чем все, что они могли перестать быть вовлечены. Наркотики, насилие и полномасштабные войны за территорию с Упырями.…
Так что она терпит дядино дерьмо. Она терпит это ради него.
Иногда Тони хочется вернуться в прошлое. иногда Тони хочется вернуться в тот день, шесть лет назад, когда ее отец и мать ездили на велосипеде к реке Свитвотер и никогда не возвращались. Тони хотела бы вернуться в тот день и предупредить их, что все закончится тем, что их тела будут обвиты вокруг дерева, а десятилетняя дочь останется одна на "попечении" дяди, который обращается с ней как с дерьмом.
Она использует термин "забота" свободно.
Ему на нее наплевать. И, черт возьми, как бы она ни любила своего дедушку, если бы он действительно заботился о ней, он был бы здесь, чтобы не дать Джейкобу швырнуть ее, как тряпичную куклу, или вышвырнуть из трейлера, как он обычно делает.
Среди змей не секрет, что Джейкоб Топаз вспыльчив.
И, всё же, ее мать и отец тоже не очень-то заботились о ней. Они оставили ее одну, чтобы провести какой-то романтический день, и закончили тем, что были убиты. Часть Тони чувствует, что несправедливо думать об этом. Другая ее часть говорит: "К черту их". Они были счастливы, все трое. И они все испортили.
Она смотрит на фотографию родителей на стене, и слезы тут же навернулись ей на глаза.
Это первая фотография, которую она сделала. Ее отец улыбается матери, его куртка "Змеи Саутсайда" выставлена на всеобщее обозрение, а мать смеется над чем-то, что он сказал, глядя ему в глаза, в которых нет ничего, кроме любви, и Тони проглатывает комок в горле и отворачивается, падает на кровать и со вздохом смотрит в потолок.
Поначалу она присоединилась к змеям только потому, что от нее этого ждали. Она - Топаз, а Топаз были одной из основателей семейства южных змей. Она не может отвернуться от своего наследия, даже если бы захотела. Но теперь... теперь все по-другому. Теперь у нее есть Свит Пи и Фэнгс. Они втроем создали свою собственную банду внутри банды, и Тони не стыдится признать, что эти мальчики - ее семья, больше чем когда-либо был или будет Джейкоб Топаз.
Она понимает, что ее пальцы бессознательно скользят по тазовой кости, кожа куртки трется о голый живот там, где задралась рубашка, и она глубоко вздыхает, прежде чем полезть в задний карман за телефоном.
Ей нужно отвлечься.
Она прокручивает вниз список контактов и набирает Свит Пи, и он отвечает на втором звонке.
- Эй. Как дела, мелкая? - он дразнится, и Тони закатывает глаза.
- Как всегда. Джейк ведет себя как осел, как обычно. Что ты делаешь?
- Играю в ореол. Мама волнуется из-за пожара на северной стороне.
- Вы тоже это видели? Похоже, он большой. - Тони хмурится. Свит Пи усмехается.
- Какая разница? Надеюсь, весь нортсайд сгорит. - Тони прячет улыбку и уже готова ответить, когда снаружи раздается громкий треск.
Она немедленно садится, ее сердце бешено колотится, когда звуки игры Свит Пи эхом отдаются в ее ушах.
- Дерьмо.
- Что? - Хмыкнув, спрашивает Свит Пи.
- Оставайся на связи. - Голос Тони слегка дрожит, и она слышит, как Свит Пи ставит игру на паузу.
- Тони, что случилось? - он сразу же спрашивает, а Тони так и не ответила, медленно открывает дверь и заглядывает в другую комнату.
Джейкоб Топаз лежит на полу, его трясет, а Тони застыла у двери, в то время как Свит Пи кричит на нее по телефону.
- Тони? Ты в порядке?! Что происходит?!
- Я... Дядя Джейк… он... я... - она запинается, не в состоянии сформулировать слова, как ее мозг пытается обработать то, что происходит.
- Я сейчас приду! - Свит Пи заканчивает разговор, и именно звук гудка заставляет Тони броситься к дяде.
- Дядя Джейк?! - Она хватает его дрожащее тело, его глаза закатываются, а во рту собирается пена.
Дверь распахивается, и на пороге появляется Свит Пи, пот стекает по его лбу, когда он в полном шоке смотрит на открывшееся перед ним зрелище, а потом наклоняется к Тони и снимает с дяди фланелевую рубашку, оставив под ней только белую майку.
- Звони 911! Тони, иди! - Свит Пи сворачивает рубашку и кладет ее под голову дяди, прежде чем перевернуть его на бок, и Тони изо всех сил старается не заплакать, когда падает на землю, ее спина сталкивается с ящиками под кухонной стойкой, когда она быстро набирает " 911 " дрожащими пальцами.
Она его ненавидит. Боже, она ненавидит его, но если он умрет... если он умрет, у нее никого не останется.
***
И тогда, с двумя отдельными моментами, двумя отдельными случаями, когда Тони Топаз отчаянно набирает 911, а Шерил Блоссом делает то же самое на другом конце города, эти два мира сталкиваются.
Ривердейл - маленький провинциальный городок, где царят хаос и драма.
И среди перестрелки, первой из многих, совершенных ныне печально известным "Черным капюшоном Ривердейла", среди дяди, страдающего внезапным эпилептическим припадком, и среди поместья, которое сгорает дотла, пока его владелец наблюдает в отчаянии, расцветает история любви.
В госпитале сегодня будет тяжёлая ночь.
