На двух дорогах

Глава 11 Саша Правда это или нет, но вода поднимается вверх, нарезанные овощи превращаются в водоворот, пар летает, врезаясь в бирюзовый кафель. Остановите это безумие, но железо продолжает водоворот с огромными пузырями, забирая часть компонента на экспертизу. Ещё чуть-чуть и мама перестанет. Нет, ты врёшь. Огонь не прекращает наслаждаться ржавой посудой, беспомощно позволяющей себя пытать, одним единственным способом, известным пламени с синими языками на конце заострённых пик. - Мам, - обратился я, сидя на табурете. - Что, Саш? - Я хотел тебя кое о чём спросить. - Слушаю, - заявила мама, помешивая горячий суп для Екатерины Анатольевны. - Меня тут в гости позвали. - Так поздно? - В общем да! Если я пойду, то это будет не сильно страшно, по отношению к бабушке? – спросил я, ломая кривые пальцы. - Делай, как знаешь, ты уже не маленький. - Так что, я пойду? - Иди, - вздохнула мама, явно не желавшая отпускать сына в столь позднее время, когда стрелка часов перевалила за 21:00. Развеивая мысли о заболевшей бабушке, я отправился по приглашению в Юлин дом, зная, что он будет свободен до самого утра. Круглосуточный магазин, выручил меня в ответственный момент. Купив всё, что было нужно, стучусь в квартиру королевы. - Что-то ты долго, - заметила Юлия, впуская меня в прихожую. - Иди ко мне, - произнёс я, целуя несопротивляющиеся губы с влажным языком страсти. - Я тебя не для этого позвала. - А для чего? – спросил я, улыбаясь, зная, о чём идёт речь. - Для того самого, не будь дураком. Я думала посмотреть фильм, выпить вина, а ты сразу так целуешь. - Я просто соскучился, ничего больше, - запротестовал я с лицом. - Смотри мне! Тогда не останавливайся, мне понравилось. - А что за фильм? - Какая-то мелодрама, ты не против? - Я только за! Присаживаясь на диван, укрытый узорами обещаний, мы приступили к вину и просмотру фильма, целуя каждый сантиметр друг друга, купаясь в лёгких градусах некрепкого вина и я растворился в малиновом сиропе с тёплыми круассанами, выпивая всё через радужную трубочку, оставив молочную улыбку на её лице. Полночь, давно ушедшая за горизонт серых полей, не успела увидеть нас, глубоко вдыхающих воздух уютной комнаты. Случилось то, что не входило в Юлины планы, решившей перенести любовные игры на несколько месяцев вперёд, а не кидаться в омут с головой так быстро, забывая о своих принципах воспитанной девушки. - Как ты? – спросил я, восстанавливая дыхание. - Хорошо, - ответила довольная Юля, прижимаясь ко мне, целуя моё плечо. – И ещё, больше этого не будет, не хочу, чтоб ты считал меня такой доступной. - Зайка, я знаю тебя с самого детства. Никогда, слышишь? Никогда я не подумаю о тебе плохо. - Где мы были раньше? - Я всегда был рядом, только постоянно молчал, не мог найти к тебе подход. - Так это я виновата? - Конечно, нет. - Хочешь пить? – задала вопрос королева, решив спасти меня из путаницы слов. - Очень, только не вина. - Я тоже его не хочу. Надев халат, обтягивающий аккуратную грудь, местами покрасневшую от моей похоти, она ушла на кухню, оставив меня с мыслями о потерянной девственности. - Я дома, - раздался голос, долетевший из прихожей. - Мама? Что ты здесь делаешь? – обезумела Юля, держа в руке два стакана воды. - Не поняла? А что, собственно говоря, случилось? Одевшись со скоростью света, спрятав бутылку вина под диваном, в надежде, что пробка не выскочит, залив ковёр чужого дома, я вышел на свет, не видя смысла прятаться. Увидев Юлину мама, я был потрясён: короткая стрижка, тучная комплекция и янтарный камень на безымянном пальце. - Здравствуйте. - Виделись, - ответила янтарная женщина, присмотревшись к запуганному лицу. - Где это вы виделись? – удивилась Юля. - В больнице. - А что ты делал в больнице? - Бабушку свою укладывал, - помогла недовольная женщина, ожидавшая моего ухода. Может показаться странным то, что я не знаю Юлиных родителей, общаясь с ней с самого детства, но факт остаётся фактом. На день рожденье она всегда приглашала только Лизу, и учились мы с ней в разных школах, проживая, в нескольких кварталах друг от друга. Поэтому знакомство с её мамой, произошло именно в такой ситуации, где не каждый хотел бы оказаться. - Юль, я, наверное, пойду, - предложил я, заглядывая в карие глаза моей девушки. - Да, так будет правильно, только не обижайся, ладно? Янтарная женщина поволокла купленные продукты на кухню, освобождая прихожую для ухода незнакомца. - На тебя сейчас будут орать? – спросил я, одевая узкую обувь. - Потом расскажу. Наша ночь испорчена. Прощаясь тихими поцелуями, я не хотел её отпускать на моральный расстрел, осознавая в случившемся свою вину, но пройдя пару улиц, вдыхая осенний воздух, я понял что произошло. Прокручивая любимую запись в голове, снова и снова, ныряя в прошедшую действительность, замедляя время осколками испорченных часов, я говорю вслух. - Я больше не девственник! *** Сентябрь подходит к концу, приглашая грозы с проливным дождём под взрывные овации грома, наполнившего небо тоннами вокала, бородатого баса, в наш город. Листья сменили окрас с сочно зелёного на красно-жёлтые оттенки потухшего солнца. Зачуханные собаки, вечно слоняющиеся в лабиринтах улиц, искали слабую добычу в жалости религиозных людей, идущих за своей мечтой, укрытой обязанностями семейного долга. Осенние восходы солнца стали всё холоднее, отодвигая Перуна как можно дальше, от жадных обитателей земной кары. - Саша, проснись! – крикнула мама, вытягивая меня из другого мира. - Я не сплю! - Ты уже так полчаса не спишь! Сколько можно тебя будить, на часах уже восемь! - Как восемь? – подорвался я, надевая джинсы. – У меня пары начинаются в восемь. - Вот и я о том же! Не забудь сегодня сходить к бабушке после пар. - Хорошо. - Деньги есть? – забеспокоилась мама. - Та вроде. - Значит, в технаре позавтракаешь, и опять напоминаю, сходи к бабушке. - Хорошо, хорошо, - сказал я, убегая на остановку. Оказывается, я опоздал на пару «Соски», поэтому переживать не было смысла. Выслушав насмешки над учителем, одевшим новый галстук с розами, в надежде произвести впечатление на физрука женского пола, с фигурой богини, я высидел ещё три пары грозных преподавателей, которых боялся, весь техникум, включая назойливую уборщицу. Учебники полетели в бездонный рюкзак, болтающийся на моих плечах, и я, не спеша, побрёл к городской больнице. Ветер поднимал пыль, залетавшую в рот с неприятным хрустом на зубах, обувь покрылась тем же песком, превращая кроссовки в заношенные ботинки скалолаза. Отдавая здоровье тысячам ступенек, я врываюсь к бабушке, сидящей на кровати, приговаривая гадости в адрес докторов, не знающих предпочтения поседевшей женщины. - Папа ушёл? – спросил я, целуя сухую щёку бабушки. - Для начала, здравствуйте! - Да, да, здравствуй, бабушка. - Сколько можно тебя учить, ты же позоришь нашу семью. - Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю в очередной раз. - Не перебивай меня, сколько можно тебя просить. Никогда не перебивай человека, тем более старшего тебя. Может этот человек откроет тебе мудрость, а ты всё пропустишь мимо ушей из-за своей спешки. - Тебе здесь скучно? – выстрелил я, пытаясь перевести тему разговора. - Немного, а всё из-за этих тупоголовых врачей. Занимались бы, мной как подобает, мне бы не было скучно, все, что они мне могут предложить, так это капельницы, от которых тошно, - высказалась бабушка, найдя свободные уши для не нужной информации. – Ты мог бы выполнить мою просьбу? – немного замешкавшись, процедила Екатерина Анатольевна. - Всё что хочешь, может тебе купить фруктов? – задал я вопрос, увидев гору еды, купленной заботливым сыном. - Нет, спасибо, я и это не съем. Собственно говоря, в этом и заключается моя просьба. - Я весь во внимании. - Ты мог бы сходить в церковь за поворотом и поставить свечку за здравие, только не говори конкретно за моё, попроси для всех родственников, так будет правильно и забери всю эту еду, оставь только йогурт и булочку. - Это шутка такая? - Какая шутка, балбес, иди и исполни мою просьбу, неужели так сложно? Здесь же за поворотом, недалеко ведь, а ты выделываешься. - Мне как-то неловко, я триста лет не был в церкви, а тут сразу с едой идти, я ж там ничего не знаю. - Ничего страшного, не потеряешься, взрослый уже. Ты главное голову включай, правильно спроси, что, где и люди тебе помогут. За спрос в глаз не бьют, знаешь такую поговорку? - Ладно, схожу! - Жизнь - она, Саша, быстротечна. Вот есть, например, бабушка, а потом раз и её не станет, а жить надо так, чтоб не всё для себя, а о духовном подумать, о вечном. - Ба, не начинай. - Всё, иди, я тебя здесь подожду. - А папа мне потом по голове не даст, что я у тебя всё забрал? - Мой сын? Ты что, с дуба рухнул? Если скажет чего, то я быстро на место поставлю. Поэтому слушайся бабушку! Он ещё не дорос, твой отец, чтоб жизни меня учить. Давай, собирай манатки и шуруй, потому как темнеет быстро, а там мало ли, может у них служба какая, может, заняты все, так что иди засветло. Собрав все продукты в пакет с крепкими ручками, отдавливающими мои пальцы до тёмно-синего цвета акварели, я отправился в путешествие, перешагнув порог больницы. Как и говорила бабушка, церковь находилась за поворотом, явно построенная с тем умыслом, дабы радовать заболевших людей, золотыми куполами Божьего храма с высокими ступеньками, доходившими до второго этажа городской больницы, наблюдавшей за торжеством святого дела. Упираясь всем корпусом, я попадаю в дом Господа с расписными стенами, оживающими в мерцании плачущих свеч. Огромная комната, бескрайний потолок, иконы в человеческий рост и тишина, давящая на барабанные перепонки, заставила проснуться дрожь в грудной клетке, покрытой мурашками непонимания. - Вам чем-то помочь? – поинтересовалась женщина низкого роста в розовом платке, украшавшим пепельные волосы. - Мне нужно поставить свечу за здравие! – признался я, доставая мятые купюры. - Давайте я вам помогу, - сказала незнакомка, заходя за прилавок, где продавались слипшиеся свечи, разной толщины. - Мне одну, вот эту, - выговорил я, указав пальцем на понравившуюся мне восковую палочку. Вручив мне предмет обряда, розовый платочек провёл меня к месту следующей процедуры, где исполнилась первая просьба моей родственницы. - У меня тут с собой еда, - начал я, переступая с ноги на ногу. – В общем, я должен или хотел бы, не знаю, как это сказать правильно… - Пожертвовать? – догадалась женщина. - Да! Именно это слово я и искал, спасибо, просто мне так неловко. - А что в этом такого неловкого? - В принципе, ничего. - Ну вот, так-то лучше. Добрые дела, они на то и добрые, чтоб сердце своё очищать от грехов. Настала минутная пауза, в которой с грохотом закрылась входная дверь, впустив высокого батюшку, одетого в рясу чёрного цвета, облегавшую огромное тело богатыря, избравшего свой путь без насилия, на что способны его медвежьи руки. - Я, наверное, пойду, - запнулся я, почувствовав себя лишним, в компании этого человека, заполнившего всё пространство. - Куда это ты собрался? Негоже оставлять людей, нуждающихся в помощи, - прогремел батюшка, выталкивая слова из выглаженной бороды в цвет своей рясы. - Если нужна помощь, то я только за! – испугался я, предложив кандидатуру хилого парня. - Вот и хорошо. Ступай за мной, только будь осторожен, здесь высокие ступеньки, не рухни мне на спину, - сказал святой человек, всё тем же сильным голосом, уведя меня за собой в подвальное помещение, где находились длинные столы из крепкого дуба. – Ну, взялись. Вытащив на свет три неподъёмных стола, соединив их в один огромный стол для большой компании, меня заставили принести посуду из другой комнаты, а после, за-сервировать стол на двадцать шесть персон, которые будут пить воду либо сладкий чай из деревянных кружек ручной работы профессионала, знающего толк в обращении с долговечным существом. Я был словно под гипнозом, получая удовольствие от происходящего, просто делал то, о чём меня просили, и был рад помочь. Возможно это атмосфера с высокими потолками и горящими свечами, делала из меня другого человека, совсем не похожего на меня в обычной среде, где правит жестокость и насмешки сверстников, являющихся огромной частью моей повседневности. Пришло время встречать гостей, люди в грязной, потёртой одежде, заходили без остановки, удивляя меня своим видом беспомощности перед жестокими правилами этого мира и одновременно видом опасности, на что указывали их наколки. Смеркалось, после молитвы чернобородого батюшки все приступили к трапезе, от которой я отказался, побрезговав посудой, за что мне было стыдно, но подливать, убирать, приносить, в общем, помогать, я не отказывался, за что был награждён похвалой. Кушали люди без определённого места жительства. По разным причинам попали они в эту тяжёлую ситуацию: кто был сиротой, слонявшейся по миру и не находя себе места; кто потерял всё после знакомства с алкоголем; кто систематически попадал в тюрьмы после окончания школы - и всё это так страшно, когда пытаешься поставить себя на их место, понимая то, что ты вернёшься домой, где тебя любят, никогда не бросят, каким бы плохим ты не был. Больше всего, поражали опухшие ноги, и обувь, если таковой её можно назвать. Подошва, привязанная бинтом к ноге, порезанные валенки, не сумевшие уместить в себе искалеченные ноги, кроссовки с разными шнурками… И всё это так страшно, страшно не понятно для избалованного ребёнка, каким я себя считаю, которому посчастливилось поучаствовать в добром деле, благодаря бабушке, уставшей меня ждать на больничной койке. Банкет был в самом разгаре, челюсти только и успевали пережёвывать пшеничную кашу с мелко нарезанной курицей. Подлива вытекает из потрескавшихся губ на седую бороду, грязные ногти мелькали над тарелками и во всей этой процедуре, я заметил неусидчивого мужчину, явно чем-то озабоченного. Он вертелся из стороны в сторону, заглядывая в глаза товарищей, но все игнорировали его вопросы, связанные с неразделённой любовью. И в какой-то момент он увидел меня, пытающегося не заглядывать в миски опухших людей. - А ты кто такой? – обратился ко мне, озабоченный бродяга. - Можешь не отвечать! – подсказал батюшка. - А я что-то не так спросил? – удивился алкоголик. - Меня зовут Саша, я просто пришёл помочь. - Похвально! Ты приехал из какой-то семинарии? – не унимался любопытный человек. - Нет, я здесь живу, просто зашёл в церковь. - А из какого ты района, может, я знаю твоих родителей? - Тебе нечем заняться или тебе мало еды? – спросил сосед алкоголика, посчитавший лишним любопытство своего друга. - Как ты говоришь, тебя зовут? – переспросил бомж, вставая из-за стола, надвигаясь в мою сторону. - Саша, - ответил я, наблюдая перед собой, низкого мужчину с раздутыми ноздрями. Незнакомец вглядывался в моё лицо, пытаясь что-то отыскать в прыщавой обложке совершеннолетнего парня. - А ну-ка, сел на место! – взревел батюшка, недолюбливавший балаган в святом месте. – Нечего приставать к гостю, который тебе помог. - Его глаза! – прошептал мужчина, не обращая внимания на бас священника. – Твою маму случайно Машей не зовут? - Так и есть, - подтвердил я. - Знаешь ли ты, что она сделал со мной? - Я дважды повторять не стану! – настаивал батюшка. - Она разбила моё сердце. Тебя ещё не было. Мы с ней вместе учились, а потом она вышла замуж за того бородатого идиота, как же я его ненавижу. - Ты ещё и ругаться здесь вздумал, - не выдержал святой человек, хватая за шкирку влюблённого мужчину. Выпроводив голодного обитателя улиц, батюшка уселся на свой стул со словами: - «Не обращай внимания, это у нас впервые, так что не бойся, а в следующий раз если соизволишь, то приходи помогать, мне помощь пригодится». - Сколько я его помню, он всегда говорит о какой-то Маше, - сказал бродяга, дождавшись молчания батюшки. – Ему тогда лет тридцать было, как мы познакомились, а потом вовсе спился и умом тронулся от своей Машеньки, а я так и не видел её ни разу. Я сидел с широко открытыми глазами с мыслями о недоевшем мужчине, ожидавшим своих друзей на улице. Попрощавшись со всеми, я вышел из церкви, проходя мимо плачущего алкоголика, крепко закрывшего своё лицо ладонями. Хлюпанье сопливого носа провожало меня до самой больницы, где отдыхала моя бабушка, всматриваясь в огромное окно, заменившее телевизор с одной трансляцией о погоде.