Путь в страну счастья

Анжелика металась по комнате, словно раненый зверь, и отчаянно пыталась ослабить нагрудник, плотно затянутый шнуровкой на спине. Она обдирала пальцы, выкручивала запястья, не обращая внимания на боль. Ей казалось, что эта кожаная экипировка душит ее, не давая сделать вдох, и ей во что бы то ни стало нужно избавиться от неё. Она снова была в этой спальне, которая успела стать для неё и пыточной, и убежищем. С тех пор, как она переехала в особняк, Анжелика больше не возвращалась в домик на Гаронне, но сейчас, вскочив на ещё не отдохнувшую после утренней прогулки Этуаль, она направилась прямо сюда. Она не просила портшез, не ждала, когда конюший подготовит для неё седло, а просто вспорхнула на спину своей белокурой кобылы, обхватив ногами ее тёплые бока, вцепилась в гриву и умчалась по парковой аллее под изумлёнными взглядами слуг. Ее не волновало удобство, подобные скачки совсем не были для неё в новинку благодаря босоногому детству, она думала лишь о времени, которое утекало от неё, словно песок сквозь пальцы. Сама не зная почему, она пыталась как можно быстрее сбежать из этого места и от этого человека, словно чрезмерное промедление могло стоить ей жизни… Ненавистный нагрудник наконец поддался, и Анжелика, громко выдохнув, швырнула его в угол. На мгновение молодой женщине показалось, что она как будто избавилась от оков, но облегчение длилось недолго. На пальце красной каплей блеснуло обручальное кольцо. Анжелика выставила перед собой руку, мрачно разглядывая состоящий из трёх колец гиммель*, который она получила от мужа после венчания. Во время помолвки Бернар Андижос, взявший на себя обязанности жениха по доверенности от имени графа, надел ей на палец золотое кольцо с рубином в виде сердца с инкрустированным в него бриллиантом. Ему самому тоже предназначалось кольцо, на котором вместо камня была изображена левая ладонь с пятью пальцами. У графа, по словам маркиза, было точно такое же кольцо, но с изображением правой руки. Анжелика тогда удивилась этой странной традиции и замысловатой форме украшений, но, пребывая в состоянии нескончаемого волнения, очень скоро позабыла обо всем. И лишь в день венчания она узнала тайну этого необычного обручального символа, который ее муж сложил из трёх колец, надев затем ей на палец. В центре располагался золотой ободок с рубином, а сверху и снизу его переплетали два кольца с изображёнными на них правой и левой ладонями — по традиции одно кольцо принадлежало свидетелю, а второе — мужу, — и, лишь соединившись с кольцом невесты, они становились одним целым — алым сердцем, бережно хранимым в мужских руках. Анжелика сняла гиммель и, сложив ободки, прочитала написанные внутри слова: «QUOD DEUS CONJUNXIT HOMO NON SEPARET»**. «Как это символично, — печально улыбнувшись, подумала она. — Три кольца и нас тоже всегда трое: я, он и кто-то вечно между нами». Анжелика поймала себя на том, что за все это время ей ни разу не приходила в голову мысль снять его. Даже если оно не подходило к вечернему платью или не сочеталось с выбранным гарнитуром из серег и ожерелья, она преданно носила его, подспудно надеясь, что хоть так сможет в какой-то мере загладить свою вину перед мужем. Но сейчас ей больше не хотелось надевать на палец эту лицемерную побрякушку. Положив гиммель на прикроватную тумбочку, она вышла на балкон. Несмотря на то, что сейчас никого не было рядом, Анжелика чувствовала присутствие Жоффрея. Лёгкий ветерок, щекочущий шею, напоминал о его тёплом дыхании, колышущем ее золотистый локон у виска. Солнечные зайчики, сверкающими бликами прыгающие по чёрной стали кованых перил скамейки, походили на искорки, загорающиеся в его тёмных глазах при каждом взгляде на нее, а в заливистом пении соловья она слышала мелодичные звуки, срывающиеся со струн его гитары и проникающие под кожу будоражащими вибрациями. Amore… Amore… Скольким женщинам он пел эту песню, завораживая их своим бархатным голосом? Тулузские сеньориты, испанские донны, парижские куртизанки… Анжелика обхватила себя руками и обреченно опустилась на скамью. Видимо, ее кормилица была права — он действительно завлекал женщин сладостными речами и любовными мелодиями. И она, увы, не стала исключением. Юная графиня зажмурила глаза и сильно прижала руки к ушам, лишь бы больше не видеть и не слышать ничего, напоминающего о нем, как вдруг до нее донёсся еле уловимый аромат фиалок. Анжелика было уже подумала, что сходит с ума, но запах становился все насыщеннее. Отняв ладони от ушей, она услышала за спиной неторопливые шаги. Сцепив руки в замок, молодая женщина вытянулась в струнку на краю скамьи. Шаги смолкли, но она чувствовала через тонкую ткань рубашки, как ее спина горит под чьим-то пристальным взглядом. Не оборачиваясь, она сглотнула подступивший к горлу ком: — Вам не стоило утруждать себя конной прогулкой. Вы ещё слишком слабы… — Я достаточно силён, чтобы последовать за дамой моего сердца, — раздался за спиной ответ графа. Услышав его мягкий голос, Анжелика съёжилась, сжав переплетенные до побелевших костяшек пальцы. — Боюсь вас разочаровать, мессир, но вы ошиблись.., — молодая женщина пыталась совладать с дрожащим от гнева и обиды голосом. — Здесь нет ни привычной вам женской тулузской публики, ни парижских куртизанок, ни темпераментных испанских дам, — на одном дыхании выпалила она и тут же пожалела о своей несдержанности, прикусив губу. Она склонила голову и быстро провела ладонями по лицу в попытке вытереть струящиеся по щекам слезы. — С тех пор, как я женился на вас, моя дорогая, меня не интересуют ни первые, ни вторые, ни уж тем более третьи, — прозвучало совсем близко. Граф прошёл вперед и, развернувшись к Анжелике, оперся спиной о балконную балюстраду. — Мадам де Мерекур — это давно позабытое прошлое, к которому я никогда не хотел бы возвращаться, но оно есть у каждого и порой приходит без приглашения, не так ли, сударыня? Анжелика вздрогнула от этих слов и подняла к мужу заплаканное лицо. Она знала, что он говорит о той ночи, события которой ей так хотелось забыть. Они ещё ни разу не касались этой щекотливой темы, но сейчас пришла пора ответить на все вопросы. Они снова в этой комнате, на этом балконе, как и в первую брачную ночь, но сколько всего переменилось с тех пор. Теперь стоящий перед ней мужчина, на которого она боялась взглянуть всего несколько месяцев назад и чьего присутствия так безумно страшилась, казался самым близким и нужным. Как могло так статься, что он не только не прогнал ее после того, что она натворила, но и оказался таким чутким и великодушным? Молодая женщина опустила голову и выдавила из себя лишь тихое: — Почему?.. Облокотившись на крылышки мраморных купидонов, Жоффрей внимательно изучал свою супругу, и страстное чувство сверкало в его неотрывном взгляде. В длинной дорожной юбке, прячущей ее ноги в волнах тёмной ткани, и лёгкой полупрозрачной рубашке она была похожа на русалку, сидящую на камне и льющую слезы по своей запретной и неразделенной любви к простому смертному. Глядя на ее опущенную золотистую головку, он еле сдерживался, чтобы не прижать ее к себе и не вдохнуть исходящий от макушки запах свежескошенной травы и полевых цветов. — Почему я не повёл себя, как следовало оскорбленному супругу? — закончил он ее вопрос. — Я не оскорбила вас, — пробормотала Анжелика, — разве что чуть-чуть… — Мне нравится эта оговорка, — ответил Пейрак и весело расхохотался. — Дорогая, вы восхитительны. Она не знала, смеется он над ней или нет, но тепло его голоса сняло напряжение, терзавшее ее. — Наверное, самым правильным для обманутого супруга в ту ночь было бы убить вас обоих прямо на месте, — на него взметнулся полный ужаса взгляд, — но дело в том, что у меня при себе не было оружия, — криво усмехнулся Пейрак. — Кроме того, я не так быстро перемещаюсь, как вы могли заметить, поэтому в ту ночь даже не успел бы сходить за ним, потому что буквально через несколько мгновений я услышал доносящиеся из вашей комнаты крики, а затем, предусмотрительно отступив в тень ниши, увидел вашего разъяренного любовника, выбегающего из комнаты с окровавленным лицом… — Он не мой любовник! — поспешила оправдаться Анжелика, вскочив со скамьи и тут же смутилась. — Он лишь… часть моего прошлого. — Которое вы когда-то любили? Не в состоянии вынести испытующий взгляд Жоффрея, молодая женщина отвела глаза. — Нет… Я никогда его не любила, — пытаясь справиться с волнением, она начала теребить бутоны алых роз, обвивающих перила балкона, неосознанно срывая с них лепестки. — Это было лишь… — Недоразумение? — продолжил за неё граф, улыбнувшись краешком губ. — Которому вы весьма беспощадно разбили нос, тем самым раскрыв передо мной ещё одну пленительную грань своего характера, — Пейрак приблизился к ней и взял за руку, заставив повернуться к себе. — Именно этот ваш поступок натолкнул меня на мысль о том, что вы вряд ли обошлись бы подобным образом со своим возлюбленным. И ваше последующее добровольное заточение в домике на Гаронне лишь подтвердило мою догадку: молодая девушка, насильно выданная замуж и готовая скорее выброситься с балкона, чем отдаться ненавистному супругу, не упустила бы шанса сбежать с тем, кого любит. Тогда я понял, что вы ещё загадочней, чем я думал, и ещё опасней, чем предполагал, — Пейрак поднёс ее руку к губам и поцеловал дрожащие пальчики. — И я решил во чтобы то ни стало разгадать эту загадку. — Но зачем же тогда вы уехали? — непонимающе смотрела на него Анжелика. — Я уехал, чтобы дать нам обоим время подумать. А также предоставить вам возможность узнать меня получше. Молодая женщина нахмурилась: — А если бы я сбежала? — Если вы не сделали этого сразу же, то вряд ли бы решились на это потом. К тому же, за вами беспрестанно наблюдали: Марго, Альфонсо, и, конечно же, Бернар. Мне сообщали о ваших успехах, и, признаться, я был невероятно горд вами! — Как же это низко! — возмутилась Анжелика, вырвав свою руку. — Как же это было коварно с вашей стороны мучить меня неведением! — Если уж быть до конца откровенным, я тоже изрядно измучился, моя милая, — скрестив руки на груди, Пейрак иронично приподнял бровь. — О, я наслышана про ваши «страдания» в объятиях Нинон де Ланкло! — гневно бросила ему Анжелика, снова принявшись обдирать несчастные бутоны. Глядя на летящие во все стороны лепестки, Жоффрей де Пейрак широко улыбался, обнажая свои белоснежные зубы. Он не мог сдержать радости: его маленькая жена, его возлюбленная, его фея неистово ревновала, и это было самой большой наградой за все его усилия. — Нинон — мой давний друг, дорогая, и я не мог, прибыв в Париж, не почтить ее своим присутствием, — примирительно ответил граф. Анжелика замерла, ее лицо исказила гримаса боли. — Так значит это все правда?! И вы?.. — Зная о музыкальности мадам де Ланкло, я привёз ей в подарок лютню, и она, дабы выразить мне свою благодарность, сыграла на ней, попросив меня спеть с ней дуэт. Жоффрей вплотную подошёл к Анжелике и аккуратно взял за плечи. — Нет, очаровательная непосредственность, я не искал утешения у Нинон де Ланкло. Думать так — значит плохо понимать природу мужчины, когда он сражен болезнью любви, о которой говорят поэты и о которой так мало знают… Только обладание предметом своего желания может исцелить его. Все иное лишь вызывает отвращение. — Чего же вы желали? — Анжелика робко обратила к нему свой прекрасный взгляд; от тревоги и муки глаза ее потемнели и приобрели оттенок морской воды, волнуемой штормом. — Вас, моя милая, — от такой откровенности молодая женщина стыдливо потупилась, но Пейрак пальцем приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Не опускайте своих прекрасных глаз. Я никогда не забуду день, когда впервые увидел вас на пыльной тулузской дороге, когда вы вышли из кареты и стояли в лучах солнца, среди шумной музыки и танцев… Я догадывался, что вы боитесь меня… и возможно, поначалу меня это забавляло… Но случилось то, чего я не ожидал. Я увидел перед собой саму невинность, само очарование! Воплощение искренности и отваги. И вас, прекраснейшую из женщин, продали самому отвратительному, ужасному злодею! В тот день я испытал незнакомое мне доселе потрясение! Не знаю, было ли это тем, что поэты называют «озарением любви», «любовью с первого взгляда», но во мне одновременно бушевали восторг, уверенность и боль. Безжалостная стрела маленького бога Эроса пронзила меня в тот день. Я был охвачен гневом на тех, кто принес вас в жертву, не отдавая себе отчета, что я сам, без сожаления, участвовал в этом. Тогда, сидя рядом с вами в карете, — и пусть вы в ужасе отказывались замечать меня и цветы, которые я вам подарил, — я поклялся себе покорить вас… поклялся любить вас вечно… Анжелика слушала его жадно, не дыша, и каждое слово возвращало ее к жизни. Она ощущала себя рядом с ним пойманной птицей в руках птицелова, который использует свою власть, чтобы чарами или силой чувства удержать хрупкое существо, готовое вырваться на волю. Нет, она не хотела вырываться. Нежность в его голосе, в его пылком взгляде, в самом его облике стоили, по ее мнению, того, чтобы принести в жертву свою свободу. Она подспудно чувствовала это, ей лишь оставалось осознать свои ощущения, и монолог, на который он осмелился сейчас, — своего рода исповедь, размышление одновременно тонкое и искреннее — открыло ей силу его любви и то, какую власть она имеет над его сердцем. Граф привлёк Анжелику к своей груди и зарылся лицом в ее волосы. — Давайте оставим прошлое там, где ему самое место — позади, и позабудем тех, кто остался в нем, — и тихо добавил: — А сами сдержим данные обещания. — Какие же? — удивлённо спросила молодая женщина, немного отстранившись. — Я поклялся себе сделать вас счастливой, а вы, помнится, обещали, сидя у моей постели, что не покинете меня. — Как? Вы все слышали?! — Я помню каждый миг, проведённый с вами, даже в бреду, — мечтательно проговорил Жоффрей. — Помню каждое ваше прикосновение к моему лбу, виску, глазам, — он взял ее ладонь и нежно коснулся губами ее тыльной стороны. — И если для того, чтобы оставить вас рядом, мне придётся снова оказаться на грани жизни и смерти, то я без колебаний сделаю это. — Не надо, прошу вас! — испуганно воскликнула Анжелика и прильнула к мужу. Они так и стояли, обнявшись и даря друг другу тепло своих тел и жар влюблённых сердец. Анжелика, улыбаясь в плечо Жоффрея, с упоением вдыхала исходящий от него аромат фиалок и табака. — Разве доктор разрешил вам снова курить? — озорно взглянула на супруга графиня. — Если вы ещё не заметили, сударыня, то я не очень послушный пациент. К тому же, моя главная сиделка стала отлынивать от своих обязанностей, — шутливо парировал Пейрак. — Это потому что она решила, что вы хотите заменить ее другой, давно вам знакомой и более… искусной, — в словах Анжелики послышались нотки обиды, и она протестующе уперлась руками в грудь мужчины. Жоффрей рассмеялся, крепче прижимая жену к себе. «А он действительно полон сил», — подумала молодая женщина, перестав сопротивляться. — Никто и никогда не сможет заменить тебя, — вдруг серьезно произнес он и, склонившись, поцеловал ямочку у основания ее шеи. Анжелика закрыла глаза, наслаждаясь теплом его губ на своей коже. Как долго она ждала этого и как долго не смела себе в этом признаться. Она без стеснения прильнула к мужу и спрятала лицо в бархате его одежды, с безудержным блаженством отдавая себя в его власть. — Я желал этого с самой нашей первой встречи, мадам де Пейрак, — прошептал он ей, добравшись поцелуями до ушка. — Если бы это было правдой, вы бы не были так холодны со мной, когда вернулись домой после долгого отсутствия, мессир де Пейрак, — довольно улыбаясь, поддела его Анжелика. — Но я спишу это на вашу усталость и кровоточащую рану. — Тогда я решил, что вы ждёте кого-то, а я своим возвращением нарушил ваши планы, — Пейрак вдруг почувствовал, как нервно сжались ее руки на его спине. — Как? Вы думали, что я встречаюсь с… любовником? — недоуменно ахнула Анжелика, тут же отпрянув от мужа. Она смотрела на него расширившимися от неверия и возмущения глазами. — Ах! — ее пронзила внезапная догадка, и она в ужасе попятилась в глубину спальни. — Неужели вы решили, что я подстроила это покушение? А после осталась с вами только из-за вашего тяжелого состояния? — Как только, открыв глаза, я увидел вас, услышал ваш голос, почувствовал вашу руку на своих губах, у меня не осталось и тени сомнения, что вы ни в чем не виноваты, — граф говорил спокойно, медленно наступая. — А когда узнал от слуг о том, как вы ночи напролет проводили у моей постели, окончательно убедился в том, что вы возле меня по своей воле. — Поверить не могу, что вы были обо мне такого мнения! — молодую женщину переполняло возмущение, и она решительно отступала, пока вдруг не уперлась спиной в стену. — Посудите сами, мадам. По дороге домой посреди ночи на меня вдруг нападает шайка разбойников во главе с вашим старым знакомым, — да, я узнал его, сударыня, — и грозит, что спасет вас от меня. А затем во дворе своего особняка я встречаю свою жену, которая почему-то бодрствует да еще и поджидает кого-то у самых дверей, — он подошёл совсем близко, и высоко вздымающаяся от негодования грудь Анжелики коснулась его камзола. — Что бы вы подумали на моем месте? — А вы не могли предположить, что я ждала вас? — дерзко вскинув голову, она посмотрела ему прямо в глаза. Пейрак ухмыльнулся, любуясь тем, как она прекрасна в гневе. — Юная, обворожительная и самая желанная женщина на свете, — медленно начал граф и, подняв руку, мягко провёл пальцами по ее скуле, — у ног которой лишь по одному ее желанию рад был бы оказаться абсолютно каждый кавалер Тулузы, будет ожидать посреди ночи ненавистного ей колченогого урода мужа?.. — Перестаньте, — тихо взмолилась Анжелика, с которой вдруг слетела вся спесь, как только она услышала проскользнувшую в словах Жоффрея горечь, — зачем же вы так?.. — С растрепавшимися со сна шелковистыми волосами, — продолжал он, перебирая ее переливающиеся локоны, — в одной ночной рубашке, являющей взору очевидцев манящие прелести своей хозяйки, — его пальцы, скользнув на кружевной вырез сорочки, задержались на ее декольте, — нет мадам, такого я не мог тогда себе представить даже в самом чудесном сне. От его близости и этих еле ощутимых прикосновений, у Анжелики закружилась голова, и она была рада, что ей есть о что опереться. Он неотрывно смотрел на нее, и она тоже не отводила взгляда. «У него самые красивые глаза, самая белоснежная улыбка и самые чудесные волосы на свете. Его кожа самая гладкая, его руки самые нежные, его губы самые пьянящие, — думала она. — Как я могла считать его отталкивающим? Это и есть колдовство любви?». — А сейчас? — вдруг прошептала она, положив руки мужу на грудь. — Сейчас… — Пейрак взял в ладони лицо жены, глядя в ее затуманенные зеленые глаза, светящиеся, как два изумруда. — И навсегда ты только моя… — глухо выдохнул он и припал к ее губам долгим поцелуем…

***

Когда Анжелика открыла глаза, первое, что она увидела, была роза. Прекрасный цветок на длинном стебле в хрустальной вазе стоял совсем рядом и почти касался ее лица. Утренний свет усиливал его удивительный, нежно-розовый цвет. Роза смотрела прямо на нее и стояла так близко, что Анжелике казалось, будто за ней наблюдают. Бутон только-только начал распускаться и теперь открывал свои бесподобные совершенные лепестки навстречу молодой женщине, посылая ей свое молчаливое приветствие. Улыбнувшись, Анжелика коснулась цветка губами. Все еще пребывая во власти сна, она постепенно просыпалась, сладко потягиваясь в постели. Прохладные простыни приятно охлаждали разгоряченное страстными ласками обнаженное тело. Воспоминания о ночной любовной схватке отдавались внизу живота сладкой истомой. Приехав вчера следом за ней в домик на Гаррону, Жоффрей не выпускал ее из объятий до самого утра, без устали доказывая ей, что лишь она одна владеет его мыслями... Анжелика сама удивилась, насколько ей теперь были безразличны и парижская куртизанка, и пылкая испанка с ее необузданной страстью к Жоффрею. Она впервые любила так искренне, так глубоко, и точно знала, что мужчина, которому она отдала свое сердце, принадлежит только ей… Проведя кончиками пальцев по гладкому лепестку розы, она повторила про себя слова, которые Жоффрей шептал ей этой ночью: «Само совершенство… Только ты…». Молодая женщина обвела комнату мечтательным взглядом, накинула пеньюар и вышла на балкон. Пузатые купидончики на кованых перилах все так же строили весёлые рожицы. «Надо же, — усмехнулась Анжелика, поглаживая пальцем их стрелы, — всего пару месяцев назад я готова была от горя и отчаяния покончить с собой, а теперь…». Теперь она каждый день с нетерпением ждала ночи, когда ее снова захватит восторг осознания любви Жоффрея, а он сожмет ее в своих объятиях, поглощенный только ей одной и тем, чтобы каждый раз исполнять своё обещание — делать Анжелику счастливой. Теперь все плохое ушло в прошлое: ее страхи, история с Николя, который после схватки с графом словно провалился сквозь землю, и ее одиночество… Она не знала, что после того ночного происшествия Жоффрей приказал Куасси-Ба очистить от разбойников все близлежащие леса, с чем мавр безукоризненно справился. Кто-то из бандитов был убит на месте, кто-то встретился со смертью чуть позже на плахе, а тем, кому удалось сбежать, больше и в голову не приходило ошиваться на графских землях. Анжелика с наслаждением вдохнула так полюбившийся ей запах фиалок и табака и тут же почувствовала на своей талии тёплые и нежные руки мужа. Накрыв их ладонью, она переплела их пальцы, на одном из которых вновь светился красным бликом триединый обручальный гиммель: он, она и их Любовь. «Ты здесь, со мной… душа моя…», — молнией пронеслось у нее в голове, которая даже слегка закружилась от переполнившей ее до краев радости. Сегодня, если бы она и могла умереть, то только от чудесного и безграничного ощущения счастья… _______________________ * Кольцо гиммель (или гиммальное кольцо) это 2 или 3 отдельных кольца, которые складываются вместе в одно. При помолвке пара скрепляла свой обет таким кольцом — одно доставалось жениху, второе невесте, иногда было еще и третье, которое носил свидетель до дня свадьбы (потом возвращал драгоценность молодой семье). После свадьбы эти кольца продолжали носить как обручальные. В данном случае сердце символизирует любовь, а руки — дружбу (доверие). ** «QUOD DEUS CONJUNXIT HOMO NON SEPARET» с лат.: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает».