в трёх словах

«Я, Ли Сонгук, следователь главного следственного управления Кореи. Служу здесь вот уже 30 лет, посвятив больше половины жизни работе. Был уволен, выброшен, как последняя собака, без указания на то причины. Спустя время узнаю, что на ставку пришёл парень, перед которым открыты все двери, будто так и должно быть. Если вы все…если хотя бы уважаете себя, то объяснитесь.» Мужчина ставит точку и сворачивает бумагу пополам, чтобы вложить в конверт. Он не спал вторую ночь, от чего под глазами собрались синяки, будто грозовые тучи. Горечь в горле отнюдь не от кофе: напиток давно не придаёт сил, лишь напоминает о тех временах, когда Сонгук наливал себе чашку ароматного кофе в участке. Волнуется, на это указывают кривые буквы и местами мятая бумага после потных ладоней. Вчера его даже не пустили на порог места, в котором он почти жил. Кто? Парень, крепкий сопляк, не работавший там и дня. Старший следователь? Он не заслужил, даже если 100 закрытых дел стояли прямо за спиной новичка. Чангюн должен стать его 101 делом.

***

Я вспомнил одну странную вещь: портрет отца. «Ты должен стать хорошим человеком, сынок» — строго смотрели его глаза из-под густых бровей. Я считал себя достаточно взрослым, чтобы не слушаться мать, а потому пошёл работать, затем женился. Мой кот хороший человек, только любил пироги с черникой. Ненавижу чернику, от неё пахнет дождём и прелой травой. Зато я люблю вишню, ведь её кислые ягоды приятно скользят по горлу. Чангюн, остановись. Просыпайся. Я открыл глаза и простонал от глухой боли в затылке. Чем били по голове? Бита, пистолет, кирпич? — Локтем. — послышался сдавленный голос напротив. Собеседник кашлянул в кулак — кажется, сезон дождей отразился на его здоровье. Тёмная комната, но не та, в которой Вонхо любит проявлять фотоплёнку и говорить шёпотом со своим отражением в зеркале. Не та тёмная комната, где мы с Кихёном были совсем недавно. Кихён. Возможно, сейчас он ищет меня, а может уже ждёт за закрытой дверью. — Прости, сильно я тебе приложил. Приятный голос: не бархатный, как это описывают в дешёвых романах, но и не звонкий, от которого хочется скривить лицо. Этот голос не кусал нервы. В некоторых звуках слышалось клокотание в его горле, сдавленный стон или смех, насмешка, сострадание. Да, его голос не лишён чувств, не холодный, живой, как у настоящего человека, не рутинёра. Он следил за мной. Яркий свет ослеплял, я не видел взгляда человека напротив, но, поверьте, его взгляд был осязаем: он прилип к моей коже, и блуждал по всему телу. И, клянусь, если взгляд можно было бы потрогать, то в руках я держал бы нечто горячее. Руки сдавливали браслеты (так мы называем наручники). Я дёрнулся и, почувствовав тупую боль в запястьях, сел в прежнее положение. — Это на тот случай, если решишь выкинуть глупость. — он подошёл ко мне и положил руку на затылок, аккуратно трепля волосы. Что за… —  Ты не похож на буйных пациентов. Правда, Им Чангюн? — Пациентов? — Все преступники больны. Кто-то телесно, некоторые ментально. Я пока не понял, к какому типу относишься ты. — парень вновь запустил руку в прядь моих волос, заботливо поглаживая ушиб холодными пальцами. Я чувствовал себя уличным котом, которого сначала обласкают, а потом пнут. В отличие от Кан Сонгука, этот следователь делал больно в тысячу раз сильнее, чем если бы меня избивали. Я дикий, не знавший ласки. Даже если эта ласка была иллюзией, лживой приманкой, мне становилось не по себе. Я не дёргался, шумно вбирал в себя воздух, прикрывая глаза то от боли, то от удовольствия. Скорее бы Кихён вытащил меня отсюда. Он провёл пальцем по щеки и, спустившись к подбородку, запрокинул мою голову, заставляя посмотреть себе в глаза. Он улыбался этим взглядом, но на губах не было даже подобия улыбки. Молодой следователь смотрел внимательно, почти безотрывно. Глаза в глаза, как смотрят волки на своих врагов. Его пальцы мягко коснулись моих губ, но это показалось мне уже чересчур. Наручники по-прежнему крепко держали руки, но, клянусь, эти оковы лишь спасали от лжи, прикрывая моё бездействие: всё моё тело содрогалось и не перечило ему. И губы нервно сжались, когда он провёл указательным пальцем, слегка надавливая на место ссадин. — Кто ты, чёрт возьми? — я отвернул голову и с раздражением выплюнул эти слова. — Ш-ш-ш. — его ладонь накрыла губы. Тёплое дыхание щекотало ухо. Он сел на стол, раздвинув передо мной ноги. Моё лицо упиралось ему в живот, что «слегка» смущало. — Лови. — связка ключей от наручников прилетела на стол. Я бездумно посмотрел на неё. — У тебя есть все шансы развязать себе руки, а я не буду мешать. Он едко ухмыльнулся и достал сигареты, кинув вслед за ключами. — А потом мы сможем с тобой покурить и обсудить, какая погода на улице. — следователь отодвинулся подальше, чтобы ему было удобнее смотреть мне в глаза. — Чангюн, ведь у тебя есть возможность стать свободным человеком, а ты даже не пытаешься. Я дал тебе ключ, так придумай, как правильно использовать его. Затем он достал из мятой пачки сигарету и надавил на мои скулы, сунув её подальше и движением руки показав, что надо сжать зубы. Обе его руки легли мне на шею. Будет душить? — Я не сторонник насилия. Так я могу чувствовать твой пульс. Комок твоих нервов буквально в моих руках, Им Чангюн. Я не представился, верно? Уже облапал тебя, поговорил, даже успел почувствовать, как ты нервно глотаешь, как вены на твоей шее становятся больше — ты напряжён. Но так и не сказал своё имя. Его хитрые глаза улыбались, а губы расплывались в самой тёплой и искренней улыбке. Я зачарованно смотрел, без сил прервать наш контакт. В это время мне показалось, что если все преступники — пациенты, то он психиатр, способный излечить. Так мне казалось, пока голова не начала пустеть, мутнеть и отключаться. Он давил руками на моё бедное горло, сдавливая сильнее в мёртвой хватке и с таким невинным выражением лица. На моих глазах выступили слёзы, а руки задёргались в попытках скинуть его лапы  — бесполезно, наручники до сих пор давят запястья. Он не психиатр, он самый главный среди душевно больных. Парень скинул свои руки с шеи, резко встал со стола и сел на пол, не прерывая наш зрительный контакт, который напоминал мне линию электропередач. Я закашлялся. Он снял наручники и перехватил мою руку, которой я хотел потереть второе запястье. Тонкие пальцы притянули мою руку к его губам. — Ли Чжухон. — конвоир застыл в дверях. — Аммм… Господин Ли, за ним пришли. — Кто? — отвечает, смотря мне в глаза. — Ю Кихён, сэр. — На этом наша встреча закончена. — я уставился в пол. — Я так не думаю, Им Чангюн. Мне плевать, что твой друг имеет связи. — он ещё контролировал себя, а потом кое-что добавил на выдохе. — А я буду иметь тебя. Я посмотрел на это белоснежное лицо, которое светилось от лучей лампы. Этот холодный и лживый свет отражался бликами в тёмных глазах, не до конца прикрытых спадающей прядью волос. Он сел напротив и скрестил руки на груди, выжидающе смотря куда-то позади меня. — Мм? — словно он задал вопрос и ждал, когда ко мне придёт дар речи. — Это не то, о чём ты начал думать — я хотел сказать, что теперь у меня есть ты. А это кое-что гораздо ценнее связей. И мы даже не начали разговаривать. — Хах. — усмехнулся и скрестил руки. — Так я тебе и ничего не скажу, хоть кулаками вытаскивай признание. — Знаешь, когда я был в Японии на практике, то увидел одну занимательную вещь. Они не наказывают преступников: не бьют током и не окунают головой в воду, ведь все эти способы устарели. Сейчас отдают предпочтение разговорам. Спокойно. Давай заключим пари? — он протягивает руку. Выждав паузу, я смотрел на эту самую протянутую руку. Однажды Кихён сказал, что вся жизнь — это револьвер с одним патроном в барабане. Приходится рисковать, чтобы выжить, либо умереть в азарте. Я протягиваю руку тому, кто может меня пристрелить, а я так нелепо доверяюсь, потому что иду на риск. Завтра или послезавтра — не важно когда, но я пожалею. Не сегодня. Он улыбнулся. — Всё проще простого, Чангюн. Я пойму всё и по трём словам — ответам на мои вопросы. Нельзя уходить от ответов и придумывать то, чего не было. Уверяю, это просто, только включи фантазию, но говори правду. Через 7 дней я объявлю это дело закрытым в случае успеха… Либо отпущу тебя и принесу свои искренние извинения. Кому ты доверяешь больше всего среди своего окружения? — И правда просто. — пронеслось в голове. — Я доверяю Кихёну. — Видишь, всего три слова, а шестерёнки в моей голове дали ход. До завтра.