Тигры и космонавты

Серёжа Сыроежкин, блондин, фантазёр и безнадёжный романтик, с восторгом смотрел на результат своего труда. Результатом была просторная жёлто-зелёная палатка весьма внушительного вида. Эта мечта путешественника расположилась в Сыроежкинском дворе под раскидистым клёном. Сергей постоял немного перед входом в палатку, затем обошёл её кругом, проверил колышки и, удовлетворённо кивнув, достал из кармана сигареты и закурил. — Дядь Серёж! — окликнул его звонкий детский голос, — А что это у вас тут такое? — А на что похоже? — с улыбкой спросил Сыроежкин, не оборачиваясь. Между ним и палаткой возникла рыжая девочка лет десяти с ведёрком в руках. В ведёрке что-то плавало. — Ну-у-у, — протянула девочка, — одно из двух. Либо вы в рыцарей играть будете, и это шатёр такой, либо вас тётя Женя из дому выгнала, и теперь вы тут жить будете, — она немного помедлила, — как турист! Сыроежкин не ответил, только вздохнул.  — Я так и подумала, — грустно сказала рыжая, — пропащий вы. Так мама говорит, я с ней совершенно согласная. — Катя, — у Сергея вдруг кончилось терпение, — ты, собственно, куда шла? — Тритонов в пруд несу, — Катя сунула ведёрко с мутной водой Сыроежкину под нос, — Танька разнылась, что они страдают, всё утро за мной ходила и просила выпустить. А я их только сегодня наловила, между прочим! На лице девочки читалась удивительная смесь гордости и разочарования. Это абсолютно точно был человек, который совершал достойный поступок под давлением обстоятельств и это понимал. — Таня всё правильно говорит. Им, как и всяким живым тварям, нужна свобода. — Вот и вы туда же! — сердито пробурчала Катя, — Я, может, юным натуралистом стать хочу. Природу изучать вблизи. Знаете, сколько во мне любви к животным? Сыроежкин не знал и знать не очень-то хотел. — Екатерина, — произнёс он вкрадчиво, — я вот давно хочу спросить, не в курсе ли ты, кто у нас во дворе кота зелёнкой красит? Дед Порфирий с первого этажа его с таким трудом на той неделе отмыл, а вчера смотрю - опять кот ходит весь зелёный. — Не знаю я ни про какого кота, дядя Серёжа, — насупилась Катя, — И вообще, бежать мне надо, тритонов спасать. До свидания. И быстрым шагом удалилась, но уже почти скрывшись за углом дома, крикнула, словно подводя единственно возможный итог разговора: — Я папе расскажу, что вас тётя Женя выгнала, он вас обязательно спасёт! Сыроежкин покачал головой и полез в палатку. Он не очень ладил с детьми. В палатке у него был маленький портфель, термос с чаем и два пакета: с пряниками и с вафлями. На этом пайке Сергей планировал протянуть до вечера, потом объявить голодовку, а дальше действовать по обстоятельствам. Сыроежкин открыл «форточку» на молнии — в палатку немедленно влетел громадный ногастый комар и принялся биться о потолок. Сергей, не обращая на комара внимания, налил себе чаю в крышку термоса, откусил кусок пряника и достал из портфеля потрёпанный томик Стругацких. Спустя минут десять раздался мягкий звук: кто-то попытался постучать в палатку, как в дверь. Сыроежкин отложил книгу и вежливо поинтересовался: — Кто там? — Здравствуйте! — послышался голос, — извините, пожалуйста, вы не могли бы… Сыроежкин расстегнул вход и частично высунулся наружу. — Ой, — сказала, увидев его, Елена Токарева, красивая зеленоглазая женщина, временно исполняющая обязанности управдома, — Серёж, это ты. Как хорошо, а то я подумала, сумасшедший какой во дворе палатку разбил. — Это я, — подтвердил Сыроежкин, и Елена собралась было уходить, но передумала и с любопытством спросила: — А чего палатка-то? — А это я эксперимент провожу. На свежем воздухе. В квартире никак нельзя. Опасно. — Опасно? — заволновалась Елена, — ты смотри аккуратней со своими опытами, мало ли что, тут дети играют. И обвела рукой совершенно пустой двор. Сыроежкин клятвенно пообещал, что будет осторожен, угостил Елену пряником и пожелал ей доброго дня. Следующие пятнадцать минут благодаря чтению пролетели незаметно, и он услышал, как кто-то стучит по колышку, удерживающему оттяжку. Сыроежкин вспомнил про детей, которые могли играть рядом с его палаткой и высунулся наружу. Стучал его старинный приятель Толик, живший на соседней улице. Вид у Толика был несвежий. — Серёга, — с чувством произнёс он, — у тебя совершенно случайно выпить нету? — Увы, — ответил ему Сыроежкин, — у меня из жидкостей только чай. Пряник будешь? На лице Толика отразилось неподдельное страдание. Сергей на секунду пожалел, что не имел неприкосновенного запаса только лишь ради такого случая. Чувство было абсолютно идиотичным, а потому было решительно отвергнуто. — Эх ты! Зачем тогда палатку разбивал? Выходной только тратишь напрасно. Сыроежкин хотел возмутиться, но Толик уже ушёл, не попрощавшись. Спустя ещё пару страниц над головой у Сергея прозвучал недовольный голос. — Ты чего там сидишь? Вылезай. Сыроежкин вздрогнул от неожиданности — из «форточки» на него смотрела взъерошенная голова Семёна Персунова, его соседа, друга детства и собутыльника. — Я никуда не пойду. Я организатор и участник акции протеста, — гордо ответил Сыроежкин. Голова нахмурилась и исчезла. Снаружи зазвучали голоса и Сыроежкин прислушался. — Говорит, что протестует. — Да я слышал. — Говорит, что организатор и участник. — Слышал я, ну. Давай Женьку приведём, пускай за ухо его оттуда вытащит. Услышав про Женьку и ухо, Сыроежкин поспешно выглянул из палатки. Снаружи он увидел, что вместе с Персуновым пришёл Шурик Токарев - учёный и изобретатель, аккуратно причёсанный и в строгих очках. Шурик был Сыроежкиным недоволен. Он строго спросил: — Серёжа, тебе не стыдно? — Нисколечки, — ответил Сыроежкин, — я имею полное гражданское право на протест. — И сколько ты собираешься там сидеть? — поинтересовался Персунов. — Я останусь здесь, пока другая сторона не начнёт переговоры по выполнению требований! — Да ладно тебе, — мягко сказал Шурик, — как Женя узнает, что именно ты требуешь? Она обиженная дома сидит. Пойдём с нами, расскажешь ей… Но Сыроежкин сразу разгадал коварство друга. — Если я выйду, вы сразу меня схватите и потащите домой, или палатку разберёте! Ничего у вас не выйдет! — Это ещё почему не выйдет? — возмутился Семён. — Потому что вы мои друзья и должны уважать моё право на отчаянные меры. — Серёжа, ты же не будешь тут до вечера сидеть? На обед хотя бы домой зайди, — не оставлял попыток Шурик. — У меня тут вафли и пряники, не пропаду. Семён провёл рукой по лицу и переглянулся с Шуриком. Тот пожал плечами. — Давай мы к тебе сейчас сами зайдём, Серёг. Пустишь нас? — спросил Персунов очень спокойным голосом, которым обычно разговаривал с хулиганистой дочерью. Тон этот Сыроежкин узнал, и почему-то решил наябедничать. — А знаешь, Семён, что это твоя Катя кота покрасила? Я её видел недавно, она почти созналась. — Нет, Серёж, кота - это моя Таня, — улыбнулся Шурик, — она переживала, что Пират, сколько ни подкрадывался к птицам во дворе, так никого и не поймал. Ну и решила, что если кот будет в лопухах незаметен, то станет успешным охотником. Хотя голубей ей тоже жалко. Сергей смутился и замолчал, а Шурик продолжил: — Сёма дело говорит, впускай нас. Вместе посидим, расскажешь, что у вас приключилось. Минуту Сыроежкин размышлял, а потом неуверенно кивнул и расстегнул молнию на входе в палатку. — Проходите, чувствуйте себя как дома. Друзья, ссутулившись, вошли. Сыроежкин поприветствовал их внутри неопределённым жестом и подвинулся, чтобы все могли усесться. Шурик продемонстрировал объёмистый пакет, в котором что-то звякнуло. Какое-то время все молчали, и в тишине было слышно недовольное сопение Сыроежкина. — А может и хорошо, что вы пришли, — сказал он наконец. — Хорошо конечно! — ответил Шурик, доставая из пакета бутыль и стаканы, — вот чтобы ты тут без нас делал. — Читал бы и наслаждался одиночеством. Семён фыркнул. — Женя, между прочим, думает, что ты у какой-нибудь любовницы. Палатка с вашего балкона не видна. — Да как она может! — возмутился Сыроежкин, — Мои чувства к ней самые настоящие! — Вот пойди ей и расскажи. — Не пойду. — Ну и дурак. Шурик разлил содержимое бутыли по стаканам и раздал друзьям по сыроежкинской вафле. — Закусывайте… Курить в окошко будем? — Ну нет, будем выходить. — Ага! — заволновался Сыроежкин, — я выйду, и вы похитите меня домой. — Да не похитим, что мы, звери. Рассказывай, зачем палатка и отчего протест. Сыроежкин глубоко вздохнул, затем откашлялся и начал проникновенно: — Много лет назад, когда кровавые клешни капитализма ещё не сомкнулись на лебяжьей шее нашей несчастливой родины… — Серёга! — оборвал его Семён, — не паясничай. Мы правда за тебя волнуемся. Ты, мягко говоря, странно себя ведёшь. Шурик кивнул. Повисла пауза. Сыроежкин глядел в потолок палатки и стеснялся друзей. — И почему, чёрт возьми, — услышал он ворчание Шурика, — ты решил, что палатка во дворе жилого дома - это остроумно? — Знаете что? Это не палатка. Это моё логово, моя пещера, а я в ней пещерный человек, и буду тут жить, пока… — Пока что? — перебил Семён. Он глядел строго и очень хотел выйти покурить, но чувство долга мешало, — Вот чего ты тут ждёшь? Как поругались, так и помиритесь, дело-то житейское. Шурик же смотрел на Сыроежкина со странным выражением, словно ему уже было известно, что тот сейчас скажет. Незаметно Шурик протянул руку к Семёну и слегка сжал его плечо, сверкнув глазами. Семён, который хотел ещё что-то добавить, настороженно замолчал. В палатке наступила тишина и стало слышно комара, что летал под потолком. — Представьте себе, — заговорил Сыроежкин, — каменный век. Люди дикие, необразованные, но счастливые. Сами, конечно, счастливыми себя не считают - кругом же болезни, голод-холод, тигры. Дожил до тридцати - считай, повезло. Вместо дивана - шкура мамонта на полу в пещере. Мыться надо в реке, уборная в кустах, в общем, не очень культурно. Но жить можно. Помогаешь своему племени, а племя помогает тебе. На охоту вместе, на собирательство тоже вместе. — Похоже на наше счастливое детство, — улыбнулся Шурик. — Да, то есть нет. Я не об этом. Я про то, что было проще и понятнее. Ясное дело, что про физику никто ничего не знал, верили в духов и всякую ерунду. Но если сравнивать… Вот жили, допустим, два первобытных охотника — Шур и Сыр. Они были умными, но не очень сильными и не то чтобы храбрыми. Они, например, могли составить прогноз погоды для шамана, который станет сажать брюкву, а вот охотники из них были никудышные. Сыр в племени был самым слабым по физкультуре, а Шур паршиво метал копьё и расстраивал военрука на сборах. Но однажды летом к ним в племя пришёл Сём. Он был пещерным человеком сложной судьбы, но ничего не боялся. Он подружился с Сыром и Шуром, с которыми никто не хотел дружить. Он спорил с вождём. Он укротил дикую рыжую женщину из соседнего племени… Семён расхохотался, щедро осыпав друзей крошками пряника, который в этот момент ел. Шурик покачал головой. — Так вот, — невозмутимо продолжил Сыроежкин, — сам того не подозревая, Сём стал для Сыра в некотором роде примером для подражания. Сыр сам в какой-то момент решил, что он достаточно уверен в себе, чтобы перестать быть уже законченным ботаником, и, вспомнив бесстрашие Сёма, набрался смелости. Среди прочего он сам таки покорил дикую женщину из соседнего племени, которую давно добивался, она жила через улицу, они с Сыром ходили в одну школу и даже ездили вместе в летний лагерь. Оказалось, что чувства взаимны, и стали они жить в пещере, что досталась от покойной бабушки, долго и счастливо. Последние слова Сыроежкина прозвучали совершенно безрадостно. Он поднял глаза на притихших друзей, и Шурик, почуяв неладное, быстро наполнил стаканы. — Я ведь понятия не имел, что будет и что делать потом, когда сам звал её жить вместе. Ну серьёзно, счастливый финал, дальше что, конец, титры? Я ведь думал, вот, мы вместе и дальше счастье. Не предполагал, что будет столько… скандалов. Помните все эти анекдоты, где все друг другу изменяют, и это ужасно весело? Или фильмы, где муж с женой друг друга ненавидят, и это почему-то смешно. Мне страшно, когда я думаю, что у нас, наверное, всё именно так. Что я испортил ей жизнь, "украл лучшие годы". Или что у неё, наверное, кто-то есть, потому что это же, блин, нормально, когда двое вместе, но не любят друг друга, любовники заводятся сами собой, как мыши. А дети? Это же вообще кошмар. Я как подумаю, что мой ребёнок будет расти здесь, в этом всём… и я, конечно, тяну. Непонятно чего жду, со страху оттягиваю момент ответственности. Вот у вас дети — и я думаю, как вы, блин, не боялись? Честно, пытаюсь понять и вдохновиться - не выходит. И вот думаю, лучше бы мне жить в пещере, охотиться с дубиной на саблезубых тигров и не знать никогда про институт брака и семьи. Тигров я боюсь, наверное, поменьше. Подумаешь, съесть могут. Шурику очень хотелось что-то сказать, и как-то разогнать мрачные мысли Сыроежкина, но подходящих слов не находилось. Шурик с затаённой мольбой взглянул на Семёна, и тот словно понял его без слов. — Что-то ты, Серёг, перенервничал, мне кажется, — произнёс Семён веско, — ты с Женей ужасы эти свои обсуждал? — Нет, конечно, — Сыроежкин передёрнул плечами, — она за такие слова и мысли меня не простит, сразу всё: секирбашка, развод, девичья фамилия. Девичья фамилия у Жени была Мицголина, и все трое собравшихся находили ужасными и фамилию, и перспективы. — Я не согласен, — сказал Шурик, — тебе стоит ей всё рассказать. Более того, думается мне, в твоих рассуждениях заложена базовая ошибка. Ты говоришь про смелость, а дело в доверии. Вот погляди, до чего себя довёл. Ты из дому сбежал жить в палатке. Недалеко сбежал, правда, но это к лучшему, конечно. Слушайте, давайте выйдем, покурим уже, а? Ну невозможно. Друзья, кряхтя, выбрались из палатки во двор, где, несмотря на выходной, никого не было. Семён ожидал увидеть на выходе вездесущих осуждающих бабушек, Шурик опасался, что кто-нибудь, заметив во дворе палатку, позвонит участковому. Сыроежкин смотрел себе под ноги и ни о чём не думал. Над их головами медленно потёк в небо сизый дым. — Надо рассказать, — повторял Шурик, — надо обязательно. У тебя это всё, — он покрутил пальцем у виска, — крутится в голове, ты и дичаешь. И Женя себе напридумывала… — Я, между прочим, — сказал Семён, — тоже боялся. Семья это, блин, штука непростая. Саша так вообще со свадьбы убежать хотел. — Врёшь! — восхитился Сыроежкин, превращаясь в себя обыкновенного, — А мне и не рассказал! — Да что там рассказывать, — пробурчал Шурик, — переживал, ночь не спал, таблетки пил успокоительные… Думал, правильно ли поступаю. Дурак я был. Тут ведь какое дело, уж если хочешь прожить жизнь с кем-то вдвоём, такие, ну, дела, их нужно вдвоём решать. Иначе беда. Семён вдруг взглянул куда-то назад, и Шурик с Сыроежкиным обернулись. К ним стремительно приближалась невысокая брюнетка в домашнем халате и тапочках. Лицо её выражало крайнюю степень решительности. — Бежим, — шепнул Семён Шурику, — мы сделали всё, что могли. — А как же палатка? — мудро напомнил друг, — надо собрать, потом отдадим. Брюнеткой была Женя Сыроежкина. Подбежав к Сергею, она взглянула на него снизу вверх и прошипела: — Немедленно домой. Сыроежкин опрометью кинулся к подъезду, а Женя, чуть прищурившись, кивнула Семёну с Шуриком и последовала за мужем. Какое-то время друзья смотрели им вслед и курили, затем принялись разбирать палатку. — В чём смысл? — уныло спросил Шурик спустя какое-то время, — раз он теперь думает, что мы тоже боялись, он станет бояться меньше? — Станет, — уверенно сказал Семён, сматывая оттяжки палатки, — моя, кхм, решительность была для него примером, тут тот же фокус. Семён смог, Шурик смог и я смогу. — Что «смогу»? — засмеялся Шурик, — наделать детей дело нехитрое. Он такого наговорил, такого понавыдумывал, захотелось его врачу показать. — Лучше мы ему тигров покажем, настоящих. Через неделю приезжает передвижной зверинец, мои очень хотят пойти. Серёгу с собой возьмём. — Потом начнёт ныть, что тигр в клетке — это он сам, запертый в бабкиной квартире. — Ерунда. Тигры там, конечно, не саблезубые, но здоровенные и страшные. Уж точно пострашнее Женьки и будущих детей. Оба немного помолчали. — Сём, — вдруг спросил Шурик, странно глядя на друга, — я-то понятно, наврал, у нас когда с Ленкой закрутилось, я и в себе, и в ней, и в будущем был уверен. На все сто. А ты, ну, не волновался? — Что ты, — хмыкнул Семён, — конечно, нет. Я совершенно не волновался. И сейчас ни о чём таком не волнуюсь. Мимо друзей пробежал красивого зелёного цвета кот, спугнув стайку дворовых голубей. Где-то на верхних этажах хлопнуло окно, прогудел самолёт. Время приближалось к ужину.