Под софитами

      После нескольких прохладных и дождливых дней ноября, проведенных с труппой в Гаррисберге*, палящее солнце Майами и жара неимоверно раздражали. Я никогда не питала особую любовь к южным штатам, поэтому акклиматизация проходила для меня просто мучительно. С самолета нас сразу же отвезли на заселение в отель. После лишь десять минут на сборы и отправление в театр на скорую репетицию. Выступление было назначено на восемь вечера сегодняшнего дня.       Пусть это были мои первые гастроли в новой труппе, но были они еще сложнее, чем самые первые, которые пришлись сразу после моего выпуска в балетной школе. Или, может быть, потому что в этот раз мне дали роль, требующую большей отдачи? Сразу после выпуска я, как и многие новички, была в дальних рядах кордебалета. Но сейчас в новом коллективе я решила немного показывать свои достоинства, что не остается без внимания со стороны руководства.       Занятие было изматывающим, впрочем, как и всегда. Разогрев, станок, комбинации на середине зала, прыжки и тренировка сложных элементов, будь то фуэте* или бризе*. Признаюсь — это утомительно, но необходимо для того, чтобы настроить тело на работу на предстоящий вечер.       А затем две репетиции, в перерывах между которыми я едва успевала выпить дрянной, но бодрящий кофе из автомата в кафетерии. Наш главный куратор, миссис Ингрем, впервые за все время похвалила мое старание, пусть моя роль в спектакле была довольно скромной. Даже помню её слова: «Вот бы все новенькие так работали, как Парсонс». Лестно, но, заметив явно завистливый взгляд некоторых девушек, я стушевалась, нервно колупая заусеницы на руках.       После прогона миссис Ингрем позволила нам отдохнуть несколько часов, но строго распорядилась вернуться всем за два часа до начала спектакля. Хотя, конечно, всегда найдутся те, кто обязательно явится за час и не успеет, к примеру, разогреться или идеально наложить грим. Есть такой у нас парень, кажется, его зовут Митч. Он тоже новичок, как и я, правда он из Грейт-Фолс*. Совсем еще юноша, ему на днях исполнилось восемнадцать, он был скромным и очень рассеянным. Я сама была такой в его возрасте. И поэтому всякий раз пыталась ему помочь, если у него возникали какие-то проблемы.       Как сейчас, например.       — Виола, — его голос раздается за моей спиной, пока я стояла лицом к станку.       Я оборачиваюсь и вижу вечно растерянное выражение лица. Стараюсь легонько улыбнуться, чтобы хоть как-то приободрить Митча.       — Да?       — У тебя не найдется какое-нибудь лишнее полотенце? Я свое оставил в Гаррисберге.       Я тяжело вздохнула, но все-таки направилась к своей сумке, доставая дополнительное полотенце.       — Пора бы тебе становиться более внимательным, Митч, — протягиваю ему полотенце. — Держи, оно, конечно, небольшое, но лучше, чем ничего.       На широком веснушчатом лице юноши расцвела улыбка.       — Спасибо большое, я сегодня куплю себе, а это постираю и отдам тебе.       Я махнула рукой.       — Можешь оставить себе, если хочешь. Я все равно куплю новое.       Шатен еще раз одарил меня улыбкой благодарности и, подхватив свою спортивную сумку, вышел из репетиционного зала. Я же села на пол, развязывая ленты пуант, освобождая ступни и в удовольствии поджимая пальцы ног. Наконец-то свобода.       — Ви, — окликает меня Кира, пока я потирала уставшие ступни.       — Да? — поднимаю голову, сдувая упавшую на лоб прядь.       — Не хочешь прогуляться?       И снова она улыбается так обескураживающе, что я не могу устоять и не улыбнуться в ответ.       — Почему бы и нет? Можем пофотографироваться, поедим заодно.       — Отлично! Тогда давай встретимся у входа через полчаса?       Я кивнула головой, а Кира ушла в общую гримерную. Оставшись одна в танцевальном зале, уже хотела подхватить спортивную сумку и последовать за ней, как мое собственное отражение в огромном, на всю стену, зеркале заставило меня остановится.       Я любила черный цвет. Практически весь гардероб был в темных тонах. Поэтому сегодня на мне было любимое черное трико с длинными рукавами и юбкой шопенкой*. Материя трико плотно облегала мой стан, скрывая небольшую худобу, так необходимую в нашем искусстве. А фатин юбки придавал образу некую сказочность, пусть даже я и не была в красивом костюме для спектакля. Пучок волос немного растрепался, лицо покраснело после серии прыжков. Я никогда не считала себя красивой, но и не дурнушкой. Обычная внешность. Обычное лицо. Обычно тело для моей профессии. Просто обычный человек, один из миллиарда.       Закинув сумку на плечо, я отправилась в общую гримерку, где быстро приняла душ и переоделась в белую блузу и черный комбинезон, который мне был чуть мешковат — постоянно приходилось подтягивать лямки, чтобы они не сползали с плеч. На ногах были уже легкие туфли, одни из моих самых любимых. Волосы я забрала в высокий хвост, поскольку ходить по жаре с распущенными волосами, длина которых достигает ниже талии, просто невозможно. Красится я не стала — лишь подчеркнула карандашом брови и легким блеском губы, поскольку знала, что в жару любой макияж спустя тридцать минут пребывания на солнце неимоверно потечет. Я взяла с собой небольшой рюкзак, в котором уже лежал кошелек, документы и старенький, принадлежавший моей матери, полароид, и скорее отправилась вниз, поскольку знала, что Кира меня уже ждет.       Она не злилась, что я немного задержалась. Пусть Кира и бывает странновато-взбалмошной, но все равно я благодарна ей за то, что она не стала меня упрекать за мою медлительность. Улыбнувшись друг другу, мы отправились на ближайшую автобусную остановку, чтобы проехать к рынку Бэйсайд, где мы уже чуть позже закупились различными сувенирами. Хотели еще взять экскурсию на катере вокруг местных звездных особняков да высоток, но огромные очереди из туристов сразу же убили в нас это желание. А когда ноги уже неприятно начали отдавать ноющей усталостью, мы решили зайти в первый попавшийся ресторанчик, чтобы отдохнуть и перекусить. Веранда, выходящая на причал, была на удивление пустой, чем мы и воспользовались.       Закинув пакеты с покупками на первый попавшийся столик, мы со вздохом облегчения сразу упали на мягкие стулья, вытягивая под столом ноги. Мы даже и не поняли, как к нам подошел официант. Заказав по коктейлю, уже спустя несколько минут мы наслаждались приятными напитками.       — Боже, я ног не чувствую, — протягивает Кира, поправляя прическу.       — На спектакле справишься? — руки сами тянуться к собственным волосам, поправляя длинные пряди, отливающиеся на свету яркой медью.       — Конечно. Был у нас случай один. Еще до твоего прихода мы однажды танцевали Лебединое* после долгого отпуска. Было настолько сложно, что приходилось ногти лидокаином замораживать во время небольших перерывов между действиями. А приятная боль после шоппинга – сладкая боль.       Я засмеялась и Кира подхватила мой смех. Но в миг смех подруги резко прекратился, я даже подняла голову, отвлекаясь от коктейля. Лицо Киры исказилось в полном изумлении. Даже в ступоре.       — Кира? — окликаю я подругу, касаясь рукой её плеча, немного тормошу, чтобы привести её в чувство.       — Ты только посмотри туда, — шепчет она, указывая пальцем за мою спину.       Я оборачиваюсь, и сама в миг замираю. Кажется, что я даже дышать перестала. Троих мужчин, идущих вдоль пирса, я узнала сразу. Первый, очень высокий с короткими темными волосами что-то обсуждал с еще одним брюнетом, но уже длинноволосым. Судя по активно жестикуляции, разговор был очень важным. А вот Курт шел немного обособленно. Сутулый, с солнцезащитными очками, одетый в несколько слоев одежды даже в такую жару, он словно отгородился от своих друзей.       Судьба решила, видимо, сыграть злую шутку, снова пересекая наши жизненные пути. Иначе как назвать тот факт, что за неделю с небольшим мы с Кирой встречаем их уже во второй раз? Или это просто совпадение, что наши гастроли и их тур иногда совпадают по городам?       Я замечаю, как длинноволосый брюнет уловил наши заинтересованные взгляды. Он даже приостановился, внимательно вглядываясь в меня. И через пару секунд на его лице засияла широкая искренняя улыбка. И мужчина широким шагом направился прямо к нам.       — Извини, — с ходу начал он, переваливаясь через небольшую ограду, разделяющую террасу кафе и пирс, – ты ведь она да? Та, которая неделю назад просила подписать открытку для Киры?       Я даже сначала опешила, но затем воспоминания о том самом вечере нахлынули с головой.       — Да, это я, — от легкого смущения одна рука потянулась к прядям волос, снова начиная теребить итак секущиеся концы, а второй указываю на рядом сидящую Киру, — для неё я просила подписать. Это – Кира, мы работаем в одной труппе.       — Труппе? — брюнет заходит на террасу через небольшую калитку и бесцеремонно садиться за свободный стул за нашим столиком, не занятый пакетами с покупками.       — Мы балерины, — подключается к разговору Кира, обаятельно улыбаясь, видимо, она собралась с мыслями и снова надела маску решительной и яркой обаяшки. Я видела, с каким интересом она разглядывала брюнета, который, насколько я помню, являлся барабанщиком Nirvana.       Лицо последнего, в свою очередь, вытянулось в искреннем удивлении.       — Неужели? — мы положительно кивнули, а в след получили еще одну широкую улыбку. — Впервые встречаю балерин.       — И, видимо, в последний, — парирую я, замечая, как Курт и высокий брюнет направляются в нашу сторону, видимо поняв, что своего друга они не дождутся. — Мы вполне вымирающий вид артистов.       — Я бы так не сказал, — возразил собеседник, а затем протянул мне руку. — Я Дэйв Гролл.       — Кира Нельсон.       — Виола Парсонс, — отвечаю я, пожимая теплую широкую ладонь новоиспеченного знакомого.       — Приятно познакомится, — все еще широко улыбаясь, отвечает Дейв, а затем оборачивается, замечая друзей за своей спиной. Мы в миг освободили два стула от пакетов с покупками, на случай если Курт и его друг захотят присесть. — А это Курт и Крист.       — Мы и за себя умеем отвечать, Дэйв, — врывается в разговор Курт, снимая очки и присаживаясь рядом со мной. Я тру ладони друг от друга и начинаю тяжело дышать. Даже Кира более спокойна, чем я, а ведь я даже не фанатка творчества их группы, в отличие от неё! От собственного поведения становится стыдно. Веду себя как школьница, с которой разговаривает самый красивый мальчик школы.       — Это довольно удивительно, что мы с вами пересекаемся уже дважды, — говорит Кира, ярко и солнечно улыбаясь, становясь похожей на какой-то яркий лучик солнца в пасмурный день. Я же начинаю мять ткань комбинезона в своих пальцах, не зная, как вступить в разговор.       — Бывают случайности в жизни, — отвечает Крист, пихая под локоть рядом сидящего Курта, чтобы и он поддерживал беседу. А он лишь слабо улыбается и изредка окидывает мою фигуру взглядом. Очень внимательным взглядом, от которого у меня начинали дрожать коленки.       — Если вы захотите посетить наш спектакль, то мы с Кирой можем достать для вас билеты, — решаюсь я встрять в разговор, понимая, как же нелепо и резко я звучу. — Ну вдруг у вас будет свободное время сегодня.       Перевожу взгляд на свои руки, стараясь не думать, как же по-идиотски я выглядела несколько секунд назад. Но вместо того чтобы услышать в ответ какую-либо насмешку в духе «мы не ходит на балет, так как это древнее дерьмо», я получила в ответ следующее:       — Во сколько ваш спектакль? — раздался абсолютно спокойный хрипловатый голос Курта.       Я подняла глаза на светловолосого, видя, как он смотрит прямо в мое лицо. В голубых глазах так и плескался некий интерес и заинтересованность.       — В восемь вечера.       И интерес в миг сменился легким разочарованием.       — У нас концерт в семь.       Я сама почувствовала, как внутри меня разрастается легкая грусть, но в миг попыталась отмахнуть от себя эти мысли. Ведь даже если бы у них было свободное время, они могли и просто так не прийти на спектакль. Эти трое не выглядят так, словно их когда-либо заинтересует балет. Или вообще танцы. Или любое другое классическое искусство.       Видимо, видя мое растерянное и в миг помрачневшее выражение лица, Кира с широкой улыбкой воскликнула:       — Ну если мы снова пересечемся в другом городе, то билеты вы однозначно получите. Даже если не сможете прийти, то можете сплавить их втридорога лишь по тому, что они побывали у вас в руках.       Крист громко рассмеялся, а вслед за ним волну схема подхватил и Дэйв. Курт же лишь позволил себе широко улыбнуться, обнажая белые зубы.       — Примем к сведению, малышка, — ответил Крист, поглядывая на наручные часы. — Курт, у нас всего час остался. Идем?       Я непроизвольно сама подняла левую руку, на которой были тонкие аккуратные часы, отмечая, что уже половина шестого вечера. В миг я взглянула на Киру, давая понять, что нам самим нужно возвращаться в театр. Для разогрева и небольшого прогона.       — Да, идем, ребята, — отзывается тихо Курт, словно с неохотой вставая из-за стола и поправляя выбившуюся прядь светлых волос за ухо. Данное легкое и небрежное движение заворожило меня.       — Удачи, девчонки, может еще свидимся, — уходя с террасы махнул нам рукой Дэйв. Нам с Кирой оставалось лишь помахать в ответ, на прощание. Лишь когда три силуэта исчезли из поля зрения в нарастающей толпе туристов, Кира с визгом снова села за столик.       — Обалдеть, Ви! Ты веришь в то, что сейчас произошло?!       Я поднимаю взгляд, видя на лице подруги просто дикий восторг.       — Пока они были здесь, ты вела себя вполне спокойно, — с усмешкой отвечаю я, доставая кошелек и оставляя 5 долларов за коктейль.       — Мне не хотелось выглядеть при них ненормальной фанаткой. Это просто невероятно! Кому расскажу – никто не поверит.       — Нужно было попросить сфотографироваться и все, у тебя было бы физическое доказательство того, что ты сидела за одним столом с группой Nirvana.       — Черт возьми! У тебя же фотоаппарат был с собой. Ви, ну что же ты не напомнила? — разочаровано протянула Кира, подхватывая пакеты с покупками и также оставляя купюру за напиток.       Я лишь пожала плечами и уже хотела взять свои пакеты, как заметила торчащий из кармана комбинезона белый уголок какой-то бумажки. В непонимании кладу руку в карман, доставая сложенную вдвое измятую салфетку. Нахмуриваю брови. Как она оказалась в моем кармане? Не припоминаю, чтобы я что-то клала в карманы. Решаюсь развернуть салфетку и замираю.       «Девушке с самыми грустными зелёными глазами в мире. 11/27/93».       И внизу большой росчерк, в котором я смогла разобрать «Курт Кобейн».       Черным по белому.       Как и когда? Как он смог это провернуть, ведь они присели к нам лишь на минуту-другую? И когда он успел?       — Ви, ты идешь? — окликает меня Кира. Я оборачиваюсь и киваю, аккуратно складывая салфетку и кладя её в ежедневник. Затем подхватываю пакеты и иду вслед за Кирой.       Явиться в театр перед спектаклем обязательно нужно за два часа до начала представления. Надо нанести грим, надеть костюм, настроиться, разогреться... И выйти на сцену. И в тот вечер, благодаря словам, которые были наспех написаны черной ручкой на бумажной салфетке из дешевого кафе в центре Майами, я смогла выступить без единого промаха. Еще никогда прежде я не чувствовала такого прилива уверенности в себе, и в своем деле.