***
Палец погружается в с готовностью приоткрывшийся рот, скользя подушечкой по мокрой губе, задевая острые грани зубов, касается языка, надавливает посередине. Питер хнычет, закатывая глаза, и сильнее вжимается пахом в отставленную вперед ногу, кладет руку на сгиб локтя Тони и сжимает пальцы, протяжно выдыхая, когда тот подталкивает ногу вперед и несколько раз ритмично надавливает на член, четко ощущающийся сквозь черные брюки, довольствуется глухим стоном и проталкивает палец дальше. — Ты что-то хотел сказать, Питер? — низкий голос проникает под кожу, и Питер жмурится до выступивших в уголках глаз слез. Тони склоняется к уху, едва прикрытому несколькими растрепанными завитками, и выдыхает: — Я не расслышал. Питер пытается открыть рот и ответить, но натыкается на забытую на мгновение преграду, гулко простонав от неожиданности, когда вторая рука Тони обхватила его подбородок, крепко сжав. — Не припомню, чтобы ты, рассказывая сегодня о ночевке у друга, упоминал, что ночевать вы собираетесь вовсе не у него дома. Палец на мгновение выскальзывает изо рта, но возвращаются они уже вдвоем, и Питер хнычет и жмурится, сглатывая, чтобы сдержать позыв выблевать все внутренности разом. — Давай, не стесняйся. Потом будет неловко, но лучше так, чем ты будешь через часа два блевать во сне, потому что ты с этим дерьмом только во сне справишься. А так просто от него не избавишься, надо было головой думать, прежде чем начинать пить, — он разводит пальцы в стороны, неаккуратно задевая ногтями чувствительное небо, отчего Питер вздрагивает и делает слабые попытки отстраниться, но пальцы, удерживающие за подбородок, не дают этого сделать. — Как ты там говорил? Давай, детка, не ломайся, — ухмыляется Тони и давит пальцами у самого основания языка, толкая пальцы еще дальше. Питер закашливается, ощущает подступающую к горлу жидкость, и Тони наконец-то его отпускает, обхватывает ладонью шею и подталкивает парня к унитазу, дожидающемуся своей очереди чуть левее раковины, на которую присел Тони под напором надвигающегося неприступной глыбой без сомнений в кипящих на глубине глаз желаниях Питера. Смелого Питера. Настойчивого. И черт его знает, что сделал бы для него Тони, если бы он не был обдолбан в край. Паркер снова кашляет, сплевывая последнюю горечь, скопившуюся во рту, сжимает пальцы до треска эмали и поднимает рассредоточенный взгляд на стоящего рядом Тони. Встречает предложенный графин с водой с некой отстраненностью — что не удивительно, он все еще пьян и, судя по всему, еще и принял какие-то наркотики, придурок малолетний. Он два раза полощет рот, а остальное вливает в себя, после чего замирает на секунд двадцать и снова разражается приступом рвоты. — Урок номер один: не хочешь блевать, не пей теплую воду, — лениво замечает Тони, снова приваливаясь к раковине. — Ну хватит уже, мистер Старк, — тянет Питер и, ставя графин на пол, упирается лбом в холодную поверхность бачка. — А как же «хочу тебя» и прочее, и прочее? «Тони», «Тоничка» и так далее? — вскидывает Тони бровь и смотрит сверху вниз на сгорбившегося над унитазом Питера. — Уже что-то не хочу, — хнычет тот, втягивая носом сопли, образовавшиеся после длительного избавления организма от ненужной ему дряни. Он медленно оседает задницей на пол и вытирает рот тыльной стороной ладони, после чего обтирает ее о темно-серую футболку с несколькими мокрыми пятнами у ворота. — Неужели? Паркер, ты хоть понимаешь, что, если бы тебя нашел не я, а какой-нибудь менее обремененный моральной хренью человек, тебя бы уже вовсю пялили в какой-нибудь подсобке? Я видел записи с камер. Какого черта ты, блядь, творишь? — И что? — с вызовом, гнусаво перечит Питер, снова втягивая носом кислород, зажмурившись, и утыкается лицом в острые колени, прикрытые темной джинсой. — Мое дело, кто там и где меня пялит, если что. Вас вообще никто не просил заявляться? — Ах, твое. Уверен, что Мэй будет любопытно услышать и даже увидеть, как ты «собираешь лего», дружок, — ехидно говорит Тони, с ухмылкой глядя на мгновенно среагировавшего на скрытую угрозу Питера. — Ну нет, мистер Ста-арк, только не ей, я же голову на плечах не удержу, — бормочет парень, умоляюще глядя Тони в лицо. Тони качает головой, бормочет ругательство одними губами, отталкиваясь от холодящей зад раковины. — Все потом, марш в душ и в кроватку. Деткам пора спать. Плохим деткам надо бы еще и ремня прописать, но тебе и так, судя по виду, нелегко приходится, пожалею. Питер сидит, не двигаясь, смотрит невидяще в пол, пока притупившегося слуха не достигает раздраженный рык, а за шкирку не вздергивает сильная рука. — Глухой? Марш в душ, я сказал! И чтоб, пока не будешь похож на приличного человека, не смел выходить, — Тони одним махом стаскивает с Паркера треснувшую по шву от его усердия и еле сдерживаемой агрессии футболку, расстегивает штаны, медленно сползшие вниз по стройным ногам, и подталкивает его прямиком в душевую кабину, голосовой командой включая воду. — Вымыться, думаю, сам сможешь. Жду в комнате. — А если не смогу? — огрызается Питер, обхватывая подрагивающие от соприкосновения с прохладной водой плечи. — Тогда мыть тебя будет Дубина, а я не уверен, что ты к такому готов, Паркер. Мыться и спать. У тебя десять минут. Рекомендую сразу подрочить, снова терпеть твои пьяные подкаты я не намерен. Тони дожидается раздраженного кивка и вылетает из ванной. Что за несносный мальчишка.***
Игнорируя бешено стучащие друг о друга зубы, Питер до покраснения рьяно натирает саднящую кожу грубой мочалкой, одуряюще-противно воняющую ментоловым или мятным гелем для душа — ему в принципе плевать, чем она там воняет, но ему нужно хоть куда-то выплеснуть раздражение и возбуждение, а дрочить, как «порекомендовал» мистер Старк, в таком состоянии себе дороже — не ровен час оторвет себе член или что похуже. Концентрируясь на отрывистых движениях, он усердно пыхтит, игнорируя никак не опадающий даже под холодящими струями стояк, и от того раздражается еще больше, не зная куда деться, потому что хочется снова прижиматься к ноге Старка, унизительно потираясь, потому что это — уже что-то. В голове вообще мутно, запутанно и очень быстро. Мысли на короткие мгновения являют себя и тут же исчезают в ворохе таких же раздражающих и так же дурманящих рассудок; Питеру одновременно хочется свернуться клубком прям тут на полу, наплевав на маячащее в ближайшем будущем переохлаждение, и вновь ощутить пальцы мистера Старка во рту, даже если это будет еще одной попыткой вызвать рвоту, просто потому что он хочет пальцы Тони Старка в своем рту, понятно? Это же достаточно веская причина? Определенно, да. Для него — уж точно, а на остальное плевать с высокой колокольни. По крайней мере сейчас, а потом — это уже разговор отдельный. Питер психует, отбрасывает мочалку, от которой в воздух взлетает несколько клоков пушистой пены, на пол и вручную переключает воду на более щадящий режим, потому что зачем себя мучить, если один хрен не помогает? Он несколько секунд сердито обдумывает, что ему теперь делать, когда возвращаться к издевательству над кожей он уже не хочет, теплый душ перестал обжигать несколько секунд назад, так как Питер привык и согрелся, и вот он уже тянется, чтобы сделать воду еще горячее, потому что находит в горячей воде, в воде, которая немного обжигает, нечто приятное и успокаивающее, и, возможно, он даже сможет помастурбировать и немного успокоиться. Тони Старк за дверью, на удивление, не смущает. А ведь еще утром он бы умер от сердечного приступа при одной мысли о том, что Он может как-то просечь о его теперь-уже-не-очень-тайном увлечении своей не скромной персоной. Но он же сможет списать все на алкоголь, так ведь? Питер очень на это надеется, потому что терять отношения с мистером Старком ему до ужаса не хочется. Удивительно легко быть пьяным, ничто не держит, не тяготит — теперь Питер чуть больше понимает любовь мистера Старка к выпивке. Но все еще надеется, что более здравомыслящий он, которому завтра придется терпеть похмелье и осознание произошедшего, решит, что алкоголь — зло, потому что так блевать он не хочет больше никогда, даже если рядом вдруг волшебным образом окажется Тони Старк, готовый сунуть ему два пальца помощи в рот. Или не в рот, но даже обдолбанный непонятно чем Питер понимает, что трахать себя пальцами в задницу прямо сейчас — стремно до одури, и нынешнему Питеру жалко себя будущего, потому что отдуваться за все грехи ему, и свербящее и растраханное очко с утра вкупе с похмельем — это уже удавиться можно. Потому что его десять минут могут кончиться в любой момент, и кто знает, войдёт ли Старк, чтобы проверить, не подох ли здесь Питер. А если он просто увидит, как он дрочит — что ему сделается? Все парни дрочат, это естественная потребность, тем более что он сам предложил. Поэтому он осторожно обхватывает член у основания, придерживая и поглаживая, успокаивая, цепляет, всхлипывая, двумя пальцами — мизинцем и безымянным — поджавшуюся и до ужаса чувствительную мошонку, падает спиной на скрипнувший кафель, чуть соскальзывая ниже, и решительно проталкивает сразу два пальца между губ, крепко их обхватывая, посасывая. Ощущает гладкий и влажный рельеф языка, сжимает ещё раз член и осторожно проводит до головки, чуть подразнив ее кончиком пальца, пока глаза в экстазе закатываются от вдруг возникшего до неприличия четкого образа Тони: в мыслях его пальцы занимают место питеровых, грубая от постоянной ручной работы в мастерской ладонь ложится на болезненно подрагивающий, розоватый от прилившей к нему крови член, легко сжимает и следует призрачным желаниям Паркера, будто пунктиром обозначенным, который хочет всего и сразу. Питер задушенно хнычет, десны и язык сводит от стихийного желания. Питер проталкивает пальцы дальше, почти по самые костяшки, и по наитию массирует, от чего тело просто сходит с ума, взрываются мириады искр, осколками острого желания разлетающихся в разные концы его сошедшего с ума тела, а в голове Питера внезапно возникает мысль — если ему так хорошо от пальцев, то каково будет, если на их месте окажется член, член мистера Старка, а не какой-то там рандомный — они его вообще мало интересуют. Питер особенно громко стонет, едва не рычит, когда его рука — а в мыслях рука Тони-прости-господи-Старка — легко скользит по стволу, так туго и — буквально — умопомрачительно сжимая, и у Питера складывается ощущение, что дрочит он насухую, а не под беспрерывным потоком воды, сглаживающей неприятные ощущения от соприкосновения грубоватой ладони и нежной кожи чувствительного члена. Он теряется в оглушающе ярких и застилающих разум чувствах и ощущениях, окутывающих, опутывающих, как паутина, путающих его в эмоциях; Питер невротично моргает, глядя на расплывающуюся от попадающей в глаза воды простую белую дверь, как по заказу распахнувшуюся под его немигающим томным взглядом, но ему плевать, что там произошло. Он вдруг видит мистера Старка, таким невообразимо реальным и четким, что ноги подкашиваются, пальцы дрожат, а глаза распахиваются лишь сильнее, лишь бы задержать это короткое видение, но пять секунд — и оно исчезает вместе с оглушающим хлопком двери, заглушаемым лишь непрерывными ударами капель о пол. Два мистера Старка одновременно — охуеть можно. На Питера будто лавина обрушивается, исчезает все, даже мысленный мистер Старк, руки которого занимали место его собственных, и он бурно кончает, глухо простонав, чувствуя, как ногти царапают слизистую нёба, ноги совсем слабеют, но он и в состоянии похуже бегал, так что не страшно. Питер десятком движений выдаивает сперму, наслаждаясь ощущением постоянно сокращающихся мышц спины, живота и бедер, бьющихся о кафель лопаток, и, ненадолго подвиснув, вытягивает изо рта обслюнявленные пальцы, которые за секунду очищает беспрестанно льющаяся вода. Питер выходит из душа, едва не поскальзываясь на полу, быстро вытирается, натягивает сухие трусы, лежащие в ящике около раковины, и, каждой клеточкой своего тела чувствуя, что его щеки определенно-точно горят маковым цветом. Но смущения или чего-то подобного нет. Питер хочет спать, поэтому, игнорируя хмурой тенью восседающего в огромном кресле Тони-оригинального-Старка, он проносится к огромной кровати — целый траходром, ха! — и падает на нее, тут же заворачивась в кокон из одеяла и пледа. Сознание отключается как по щелчку.***
Питер методично помешивает чайной ложкой разведенный в стакане вишневый «Pepto-Bismol», сидя за любимой барной стойкой мистера Старка, и кривит сухие губы. Пить сладкое лекарство просто так — выше его сил, потому что от одного только запаха его мутит сильнее, чем в те моменты, когда он проходит мимо мусорок без маски Человека-паука, оснащенной необходимыми фильтрами. Мистер Старк сидит напротив, с усмешкой наблюдает за ним и, словно передразнивая, неторопливо покачивает стаканом с чем-то темным и явно имеющим градус. Питеру на этот стакан смотреть противно, неприятно, во рту будто снова разливается послевкусие от той дряни, что он хлебал на злополучной вечеринке, поэтому он предпочитает пялиться на однотонную стену, не желая раскрывать рта ради разговоров, от которых ему заведомо стыдно. И неловко. Пожалуй, очень неловко. Он краем глаза замечает, как Тони делает небольшой глоток, и на автомате бросает ложку на стол и осушает стакан, морщась от сладкого привкуса, который вода лишь немного приглушила, не убрав полностью. Но терпеть можно — и ладно. Питер еще пару раз вздыхает и поднимает взгляд побаливающих от сухости глаз на мистера Старка, не зная, как начать. Стоит извиниться? Или что? Сказать: ой, простите, я тут случайно напился, выпил с коктейлем какую-то странную таблетку и «воспылал»? Супер. Класс. За-е-бись. — Мистер Старк, я, эм, — Питер снова морщится, услышав собственный голос — сухой, охрипший, будто ногтем по стеклу ведешь, отводит взгляд. — Извините, мистер Старк, я не хотел, чтобы так вышло, мне жаль, я… — Да ладно, Паркер, с кем не бывает, — весело хмыкает Тони, ухмыльнувшись, и почти с нежностью смотрит: — Подумаешь, напился, закинулся. В жизни же все надо попробовать, — еще веселее говорит он и продолжает, сузив глаза, пристально глядя в лицо Питера: — Еще раз что-то подобное выкинешь – тебе не жить. — Понял, — бормочет Питер, уставившись в пустой стакан, деланно увлеченно разглядывая гладкие грани. — А, а как вы, ну, узнали, где я? — осторожно спрашивает, исподлобья взглянув на мистера Старка, делающего еще один глоток. — Твой дружочек-пирожочек позвонил с твоего допотопного мобильника, почти умоляя тебя забрать, потому что «Мэй его таким нельзя, а Вам, «обожемистерстарк!», — Тони строит восторженное лицо, почти в точности копируя Нэда, — «Питер доверяет больше, чем себе», что, кстати, тоже не очень разумно, но, каюсь, льстит. И вот ты здесь, и я тут, и нам так весело, да, малыш-паучиш? — Безудержное веселье, мистер Старк, — закатывает Паркер побаливающие из-за сухости глаза, скупо улыбаясь. — Мне бы даже хотелось послушать трогательную историю твоей первой алкотусы, но ты, как я вижу, не в том состоянии, чтобы вспоминать, — ржет Старк, глядя на еще больше смутившегося Питера. — Так что я немного подожду, не думай, что отделаешься так просто. — Ну, мистер Старк, зачем вам это, — хнычет Питер, ощущая, как в уголках глаз становится непривычно щекотно, и, похоже, это еще один тревожный звоночек, потому что Питер не настолько расстроен, чтобы позволить себе порыдать при Старке, так открыто над ним потешающимся. Откровенно говоря, он вообще не расстроен, но слезы почему-то так и просятся наружу. Мистер Старк еще раз усмехается и упирается локтями в стол, невольно акцентируя внимание Питера на своих руках, и медленно, растягивая гласные, выговаривает: — А, приставая ко мне в машине, ты не постеснялся ни назвать меня по имени, ни того, что я был за рулем, Паучок. Питер сдавленно кашляет, бьет себя в грудь, чтобы успокоить сбившееся дыхание, и округлившимися донельзя глазами смотрит на мистера Старка, с прежней невозмутимостью смотрящего на него в ответ. Ох, вот оно что. — Я… Я полагал, что мне это приснилось, мистер Старк, — выговаривает с трудом Питер, отчаянно краснея, но отвести взгляд не решается, напряженно смотрит на Тони, но сознанием погружается в себя, пытаясь восстановить картину произошедшего. — То, что ты спокойно воспринял факт возникновения у тебя подобного сна, тоже настораживает, — ухмыляется Старк, перекатив на кончике языка несколько капель. Как он вообще мог подумать, что это чертов сон. Когда вообще они ограничивались лишь его неумелыми заигрываниями? Никогда — в этом и содержится сакральный смысл эротических снов с участием мистера Старка. В том, что они на двести процентов эротические. До конца. Тони щелкает пальцами у Пита перед носом, акцентируя на себе внимание, и милостливо предлагает даже показать — Пятница взяла на себя благородную миссию и записала сие событие. — Не нужно, мистер Старк, — Паркер бледнеет еще сильнее, и, кажется, его начинает мутить от складывающейся перспективы. Нет, он, конечно, посмотрел бы, но не в компании Старка, который наверняка посмеется, уж точно, потому что… Ну потому. В мыслях царит нестабильность, Питер пытается вспомнить детали, но расплывчатые образы, имеющиеся у него в распоряжении в избытке, будто закрывают от усталого сознания подробности минувшей ночи примерно с момента, когда незнакомая девчонка подала ему цветастый напиток — цвет Питер даже не вспомнит, — который он без зазрения совести принял, выпил залпом под ее восторженным взглядом и тут же взялся за второй. — У тебя на лице написано, что ты усердно пытаешься что-то вспомнить, Паркер, — в очередной раз хмыкает Старк, под рассеянным взглядом Питера стирая с губы пальцем янтарную каплю, за которую парень как раз зацепился взглядом. Питер поднимает рассеянный взгляд выше, отрываясь от губ, так напоминающих цветом чуть недоспелую малину, сильнее прикусывает щеку изнутри и мотает головой, отрицая очевидное, а разум выдает как никогда невовремя картину, как Тони Старк раздраженно крутанул руль, явно на превышенной скорости сворачивая направо так, что Питера, пусть и пристегнутого, уносит влево. Он хватается цепкими пальцами за бедро икнувшего от удивления Старка, тут же бросившего на него быстрый косой взгляд, но наглую конечность проигнорировавшего. Паркер на секунду возвращается в реальность, хватаясь за голову, но разум вновь заполняют четкие образы воспоминаний о минувшей ночи.***
Питер пьет какой-то сомнительный на вид напиток. Танцует с какой-то девчонкой. Следом пьет еще. И еще. Голова кружится от гремящей в ушах ритмичной попсы, от количества и градуса выпитого откровенно ведет. Отказывается от неизвестного по счету стакана в пользу воды, которую благополучно на кого-то проливает. Ноги периодически подкашиваются, и он падает на узкий кожаный диванчик рядом с таким же пьяным парнем, который не раздумывая, ошалело улыбаясь, седлает его подрагивающие колени и целует. У Питера нет ни сил, ни желания оттолкнуть. Несколько бесконечных десятков секунд идет безмолвная борьба, пока безымянного парня не дергает за шиворот, снова усаживая рядом с Питером, какая-то девушка, лица которой не видно из-за ставшего слишком ярким и рваным освещения, «извиняется за друга», и он тут же забывает о любвеобильном парнише, который через минуту находит новую жертву — но это уже проблема не Питера. В глазах все плывет, двоится, но что-то изменилось — грохот музыки будто стал тише, но что-то подсказывает, что только для него одного — это чутье встрепенулось, слабо давая понять, что стоит насторожиться. Питер крутит головой, выискивая возможную опасность взглядом, пока, снова посмотрев перед собой, не спотыкается им о мистера Старка, нависшего над ним суровой глыбой. — Здрасте, — улыбается Питер, как ни странно, не почувствовав по поводу внезапной встречи ничего из спектра своих обычных эмоций, которые он испытывает, находясь вблизи мистера Старка — испуга, смущения, восхищения или, что наиболее стыдно, желания. Сейчас ему плевать на все, он кокетливо улыбается, фокусируясь на мужчине, хмуро глядящем сверху вниз. В конце концов, он пьян, возможно, даже настолько пьян, что белочка посетила его, приняв обличие наставника. А еще, кажется, в четвертом — четвертом же? — стакане подозрительно яркой жидкости было что-то, кроме алкоголя. — Премерзкий вечер, Паркер, такси пожаловало, подбирай свою хрустальную туфельку и шагом… хотя скорее ползком марш в машину, — в лоб выдает Старк, кивая Питеру в ноги, и тот наклоняется вперед, разглядывая собственную босую ногу, неподалеку от которой сиротливо стоит кроссовок. — А что Вы здесь?.. — начинает было парень задавать интересующий вопрос, но его раздраженно перебивают. — Вопросы после, полагаю, Лидса тоже стоит отправить под мамочкино крыло, — сердито обрывает Старк, присаживаясь на одно колено и дергая на себя кроссовок, который Питер, как только будет в состоянии мыслить связно, добавит в коллекцию «не стирать, не трогать, священно». — Почему ты так напился, Паркер? Вернее, «как»? Твой дружок как огурчик, а ты на его фоне, словно… Знаешь, такого детям не говорят, — задумчиво заканчивает он свою только начавшуюся тираду. — Вообще-то я не ребенок, — вздыхает Питер, тут же захмурнев. — Напомнить, что пить ничего, что крепче сока, тебе нельзя еще ближайшие лет пять? Ой, уже напомнил, — притворно удивляется Старк, без предисловий засовывая не сопротивляющуюся ногу в обувь. — Внимай. Питер улыбается хитро, в глазах — смешинки. Склоняется ниже, дожидается, пока Тони закончит со шнурком, приподнимет лицо, и выдыхает ему в кончик носа: — А вы за своим возрастом следите, папочка Старк, — протяжно рычит он то самое «Старк». Немое удивление, поселившееся на дне карих глаз, рождает на лице Питера еще более самодовольную ухмылку, и, похоже, Старк не намерен больше с ним возиться. — Машина, база, пиздюли — твой ближайший маршрут, сыночка Питер, — хлопает его по колену Старк и вздергивает за шиворот, заставляя нетвердо встать на ноги, и тянет на выход. Питер понятия не имеет, где этот самый «выход», но малодушно полагает, что у него теперь есть один-единственный выход, который спасет от «пиздюлей» — подошвой вперед, но данный вариант априори не рассматривается, как возможный для исполнения. Он смеется, цепляется за пиджак и тщательно переставляет ноги, слепо следуя за мистером Старком.***
— Вот дерьмо, это пиздец, это пиздец, — Питер несколько раз бездумно бьется головой о столешницу, шепотом костеря самого себя, едва не выдирает пальцами волосы, в которые с силой вцепился, пытаясь удержать мозг от выдачи новых порций информации. — Память – самый подлый предатель на свете, — задумчиво бросается Старк смутно знакомой цитатой, на что Питер разочарованно стонет, погружаясь в новый шквал предательских картин.***
Рассредоточенный Питер уверенно ведет ладонью по шелковистым на ощупь штанам, рассеянно глядя перед собой — на снующие автомобили и множество неоновых витрин и вывесок. Одновременно видит все и ничего, пока ощущения сконцентрированы в чуть покалывающих кончиках пальцев и середине ладони. Сжимает и поглаживает колено — просто потому что хочет и даже может, а раздраженный полурык в ответ на незамысловатое действие ничуть не трогает. Питер ухмыляется и гладит пальцем край надколенника, на котором сильнее всего натянулись брюки. Откидывается на удобную кожаную спинку и расслабляется — не полностью, рука по-прежнему гладит ногу мистера Старка, где придется — то есть везде, но тот лишь раздраженно шипит сквозь зубы и дергается несильно, на что Питеру, собственно, плевать, потому что ощущать сквозь тонкий слой — из чего там делают костюмы? Полиэстер? Хотя у Старка наверняка штанцы из какой-нибудь хитрозамудренной овчины или чего поинтереснее, — материи слишком классно, слишком восхитительно, слишком будоражаще, и отказываться от этого он не собирается хотя бы из-за проснувшегося в алкогольной неге сладкого эгоизма, каждую секунду нашептывающего о неисполненных — неисполнимых, будь с собой честен хотя бы сейчас, Питер, — желаниях. — Питер, — раздраженно рычит Старк, вторя внутреннему голосу парня, едва тот задерживает руку на месте, прощупав едва заметный под штанами шов от трусов — он слишком близко к тому самому месту, о котором Питер даже опьяненным мозгом пытается не думать, черт возьми. — Тони, — едва не мурчит Питер, даром, что нужных звуков нет в этом слове, не отрываясь от разглядывания из-под ресниц мелькающих снаружи красочных зданий. Улыбка сама рвется на безмятежное лицо, отражающее многочисленные блики, падающие снаружи. Взгляд с проблесками неподдельной паники Питер тоже отлично замечает, но ему определенно точно плевать, что там думает мистер Старк по этому поводу. — Если до этого я думал, что тебе нехорошо, кружится голова там, и поэтому ты лапаешь, блядь, мою ногу в течение десяти минут, то теперь в мою светлую голову закрадываются сомнения, Паркер, — срывающимся полушепотом выдает Старк, вероятно, понимая, что Питер прекрасно его слышит, и, не отрывая взгляда от дороги, крепче сжимает руль. — Я прекрасно себя чувствую, мистер Старк, — нараспев произносит Пит, расслабленно улыбаясь и снова ведя ладонью по напрягшейся сильнее ноге к все тому же колену. А Старк стоически и, как он считает, очень благоразумно игнорирует отнюдь не неумелые попытки флирта, как оказалось, наглого до мозга костей пацана, и, вероятно, едь он в момент звонка перепуганного дружка паучка домой в подвыпившем состоянии, то сорвался бы и показал наглецу, как нужно отвечать за свои слова и действия, но четыре часа, проведенные на встрече Совета Директоров, не располагали к распитию спиртных напитков. Там пили исключительно его нервы и время. И автопилот он не включает, чтобы сосредоточиться на дороге, а не на наглой конечности, блуждающей уже где-то на внутренней стороне бедра. Питера домыслы и метания Старка не интересуют абсолютно. Ему хорошо и самую малость весело. Хорошо — потому что он же, блин, трогает ногу мистера Старка, а весело — ну, он изредка на доли секунды воображает, каково будет ему, Питеру, когда разум очистится от алкогольного и, наверное, наркотического флера, и ему почему-то становится смешно, когда он представляет свою реакцию на происходящее сейчас. Полчаса молчания ознаменовываются въездом на незнакомую Питеру подземную парковку, о чем парень тут же громким шепотом уточняет, оттянув ремень безопасности, приподнявшись на сиденье и склонившись к самому уху уже успокоившегося мистера Старка, едва не задев ровно сбритый висок кончиком носа: — Это не парковка базы, Тони. Хэппи привозил меня туда, она иная. «Тони» не дергается, не показывает своим видом напряженности, которую Питер ясно ощущает ладонью, он тормозит, ставит машину на ручник и разворачивается к Питеру лицом. — Это моя парковка, паучок, естественно, ты тут не был. — Вот как, — задумчиво пожевывает губу, вглядываясь в темные провалы. — Вы могли бы… Провести мне экскурсию, — более низким и каким-то странным голосом выговаривает Питер. — А ты мог бы прекратить лапать мою драгоценную ногу, — щурится Старк, и Питер хихикает, приблизившись еще на миллиметр. — Или мог бы поцеловать Вас, — предполагает Питер, с невозмутимым видом свободной рукой отстегивая ремень безопасности, все это время упорно тянущим его назад. — Нет, не мог бы, — хмуро отрицает Старк, отстраняясь. — Поспорим, ми-стер Ста-ар-рк? — говорит Питер, на сей раз еще лучше распробовав имя наставника, растянув его по слогам. Мистер Старк вздергивает бровь, уверенно ухмыляясь уголком губ: — Да тебе гонора не хватит со мной спорить, Паркер. — А спорить я и не собирался, — гладкая лента со свистом втягивается в паз, глухо стукнувшись пластмассовым корпусом о тканевую обшивку салона. Питер со смаком облизывает сухие губы и без дальнейших предисловий подается вперед быстрее, чем мистер Старк успел бы даже подумать о том, чтобы отстраниться хоть на миллиметр. Питер восторженно перебирается на водительское сиденье, не давая Старку ни опомниться, ни оттолкнуть. Прижимает его влажными губами прямо к впадине подголовника, руками держится за плечи — и их тоже придавливает к сиденью, — а босыми ступнями — обувь Питер благополучно снял, едва влез в салон, — крепко держит колени подрагивающего от напряжения мистера Старка, пытающегося вырваться, но Питер держит уверенно и крепко. Питер чувствует, как тело под ним медленно расслабляется, как челюсть, которую держат пальцы, укалываясь о бороду, становится менее напряжённой, как мистер Старк втягивает носом много-много воздуха, едва Питер посильнее прикусывает его нижнюю губу, тут же влажно размашисто лизнув обе сразу, будто заглаживая вину. Он яро раздвигает их языком, скользя в поддавшийся на провокации рот мистера Старка, и тут же глубоко, протяжно стонет несвойственным для него низким голосом, прикрыв от удовольствия глаза — это точно куда круче того внезапного поцелуя с незнакомцем на диване во время злосчастной — а завтра он так точно будет считать — вечеринки. Он ближе льнет к сильному телу, распластав и себя, и мистера Старка по скрипнувшему от натуги кожаному сиденью, почти сливаясь с ним воедино, стукается с ним зубами и чувствует, как по шее тактично пробирается шероховатая ладонь, скользнувшая в волосы. Она пару секунд массирует, почти вводя мальчишку в состояние, близкое к экстазу, а затем резко сжимается в кулак, пытаясь отстранить Питера, на что тот совершенно никак не поддается, только абсолютно развязно смеется и шепчет хрипло, еле ворочая языком, так и не вынутым до конца из чужого рта: — Это так не работает, мистер Тони, я сильный мальчик, — очередное движение языка, и Питеру мерещится на секунду, что язык мистера Старка совершает ответный реверанс, но он все же решает, что это неправда — мистер Старк бы этого точно не сделал, как Питеру бы того ни хотелось, и хозяйничать ему предстоит одному, как и получать потом «пиздюли». Вероятно, он хотел просто съязвить что-то истинно старковское, пока не обнаружил кое-что лишнее у себя в полости рта. — Тони-и, — охрипши тянет, сам не зная зачем, наверное, потому что просто хочет. Тело прошибла дрожь, когда Старк снова попытался оттянуть его за волосы, при этом сильно вздрогнув и задев сходящий с ума член, желание дотронуться до которого было почти таким же великим, как и дотронуться до самого мистера Старка. На секунду ладонь отпускает локоны, до слуха Питера доносится какое-то странное шуршание, которое его опьяненный мозг никак не идентифицирует, а через мгновение волосы словно тиски сжимают, и его насильно оттаскивают, заставляя почти лечь на руль. — Сильный мальчик не рассчитывал на сильного дядю, да, Питер? — несмотря на ситуацию язвит Тони, а Питер поддерживает его нервным смешком и, повозив задом, усаживается удобнее на по-прежнему сдерживаемых ногах Старка. Металлическая рука явно без притворства по-прежнему держала за волосы, отчего у Питера даже немного оттягивалась назад кожа на висках. — Сильным мальчикам нравятся сильные дяди, чтоб вы знали, — в мгновение ока на лице появляется сумасшедшая улыбка, парень пытается рвануться из захвата, но его лишь сильнее тянут назад, вынуждая выгнуться, и Питер, чтобы не упасть совсем, заводит одну руку за спину и упирается ею в колено. — Вот как, — Старк пробегается языком по искусанным губам — кажется, Питер даже заприметил небольшую капельку крови на пухлой искусительнице, но за достоверность зрения он сейчас отвечать не может, и дело не только в количестве лишней дряни, которая у него в крови, а еще и в дерьмовом освещении. — Но мне нравитесь Вы, — просто говорит Паркер, не задумываясь, и задыхается от еще сильнее сжавшихся пальцев на волосах. — Интересно. И давно? — серьёзно спрашивает Тони, с прищуром вглядываясь в такое знакомое и одновременно чужое лицо. Слетевший с катушек подросток — Паркер, чтоб его, а не просто подросток, — это определенно не тот исход вечера, на который он в душе надеялся, покидая опостылевших надоедливых мудаков из совета. Питер кашляет, подавившись попавшей не в то горло слюной, и, не сумев кивнуть, все же говорит: — Достаточно давно, чтобы смириться с тем, что мне ничего не светит, — улыбка в мгновение преображается, будто стекая с одного конца эмоционального спектра в другой. Старк кивает, с десяток секунд молчит, а после, вновь задумавшись, спокойнее произносит, не выражая ни лицом, ни голосом ни единой эмоции: — Дойдешь до комнаты спокойно — поцелую, договорились? Карамельные глаза вспыхивают с новой силой, и Питер рвано дергает головой, чему по-прежнему мешает запутавшаяся в волосах железная конечность, давая согласие.***
Питер прикладывает ко лбу холодящий стакан, заодно прикрывая и полыхающее лицо. Из горла вылетает свист — кажется, Питер близок к инфаркту, его сердце не переживет этого гребаного дня. Проклятая вечеринка. Мистер Старк с тщательно скрываемым любопытством наблюдает. Что-что там было дальше? Питеру необходимо вспомнить.***
Питер, даже почти не покачиваясь, как было прежде, медленно бредет по широкому коридору. Ускоряться все же опасно, а идти на шаг дальше и правее от мистера Старка Питера вполне устраивает. В лифте Питера немного мутило, голова вновь пошла кругом, но, стоило только покинуть кабину, самочувствие улучшилось благодаря отличным кондиционерам, позволившим вдохнуть прохладного воздуха и прочистить путающиеся мысли. Фыркнув, Питер раздраженно почесывает кончик носа о плечо, устало зевая. Глаза отчего-то слезятся, он нагоняет мистера Старка, роняет голову на теплое расслабленное плечо и говорит: — Спать хочу. Мистер Старк взволнованно обхватывает Питера за плечи рукой, придавая устойчивости, и замедляется: — Нормально себя чувствуешь? Есть? Пить хочешь? Может, поблевать? Тебе точно надо это сделать, — уже утверждает он, оглядываясь, и сам себе кивает. Осторожно тянет Питера к двери, которая легко поддается, стоит только мистеру Старку нажать на ручку, но Питер-то знает, что там стоят датчики Пятницы, которая сканирует то ли слепок руки, то ли отпечаток пальца, прежде чем впустить гостя или хозяина. — Средне хреново. Вас хочу, — снова зевает Питер, в очередной раз не придавая значения брошенной откровенности, и тот Питер, который сидит и все это вспоминает, едва не давится собственным языком, мечтая лишь попасть в прошлое и самолично себя придушить. Мистер Старк тоже давится, кажется, только в прошлом и не языком, а воздухом, качает головой и бормочет себе под нос снова, хотя Питер раньше не особо замечал за ним привычку тихо говорить с самим собой: — Зато честно. — А я всегда честный с Вами, мистер Старк, — хихикает Паркер и ластится румяной щекой к тому же плечу, пока наставник закрывает не издавшую ни звука дверь. — Да что ты? — без особых эмоций спрашивает тот, наверное, скорее для того, чтобы отвлечь Питера на разговор, пока ведет его неизвестно куда. Можно было бы и поглядеть, но Питеру вдруг становится так хорошо и спокойно — просто лежать на сильном плече, зная, что не упадешь, и чувствовать себя счастливой маленькой амебкой, что может быть совершеннее? Промычав в ответ что-то нечленораздельное, Питер вдруг вздрагивает, как ото сна очнувшись, а потом понимает, что уже сидит задницей на чем-то плоском и твердом; пара секунд уходит на то, чтобы определить, что под ним находится невысокий, но устойчивый комод в огромном помещении, которое он опознает как ванную. — Надеюсь, Вы не забыли, что должны мне поощри-тель-ный поцелуй, — с некоторым трудом выговаривает Питер, с прищуром наблюдая, как Старк расстегивает единственную пуговицу на пиджаке и неторопливо стягивает его с объемных плеч. — Главное, что ты не забыл, Питер, — закатывает глаза, отбрасывая пиджак на бортик пустого джакузи, оставаясь в приталенной белой рубашке. Питер едва слюну не пускает, глотает ком воздуха, застрявший ни с того ни с сего в горле, и раздвигает шире колени, инстинктивно прикрывая руками пах, уперевшись руками между ног и склонившись немного вперед, не скрываясь облизывая подтянутое тело взглядом. — Такое забудешь. Мистер Старк молчит, тоже замерев, словно зверь, и смотрит в упор на Питера, который через полминуты не выдерживает: — Свободная касса, мистер Старк, проходите, Вас уже заждались. — Неужели? И что же вы продаете, мистер Паркер? — чуть улыбается все-таки он, наконец сдвинувшись с места. — Дайте-ка подумать, — тянет Питер, состроив настолько задумчивую мордашку, насколько мог, с не совсем послушным лицом, на которое то и дело наползала непрошенная улыбка. — Сегодня в ассортименте «поцелуй» и «незабываемый поцелуй», что желаете приобрести? Старк приближается, остановившись лишь у Питера между ног, смотрит сверху вниз, улыбается уже шире, возводит глаза к белоснежному потолку, покачав чему-то головой, а после возвращается к притаившемуся Питеру: — И какова цена? Парень облизывает совсем пересохшие губы, пожевывает, обдумывая ответ, но глаз не отводит и выговаривает, хитро блеснув шоколадными омутами: — Тони Старкам сегодня все бесплатно, не проходите мимо. — Ну раз так, — Тони аккуратно обхватывает пальцами его подбородок, заставляя приподнять его выше, и склоняется, заканчивая предложение коротким выдохом Питеру в губы, приоткрывшиеся навстречу: — То как я могу отказаться. Второе звучит особенно заманчиво. И целует его. Питера. Тони Старк так сладко, тягуче целует губы Питера, что тот сам замирает на секунду, растворившись на мгновение в еще несформировавшейся восторженной эмоции — его же Тони поцеловал! Не обманул, не что-то еще, он, в конце концов, мог просто напросто отказаться, потому что кто такой Питер Паркер, а кто Он? Но, нет, реальность в том, что губы Питера сейчас под губами Тони, и это совсем-совсем не так, как тогда, в машине, когда Питер просто взял против воли, не почувствовав желанного отклика. Точно не как на вечеринке, когда ему было плевать с высокой колокольни. Реальность — язык, оглаживающий ровный ряд зубов и десну, от чего парень в миг лишается воздуха. Реальность — руки, скользящие вверх по мускулистым плечам, сцепляющиеся в нерушимый замок на загривке. Реальность — ладонь, слабо сжимающая бок, а параллельная ей — ладонь, легшая на пушистый затылок, словно ей там всегда и было место. Реальность — Тони, на сей раз отзывчиво целующий жаждущие губы. Питер довольно стонет, когда Тони менее нежно посасывает его язык, который парень даже чуть высунул изо рта, отдаваясь на «растерзание». Только вспомнить, как он оказался в положенном месте, уже не может, следующий кадр — это расплывчатый Тони, и голос, тоже его, гласящий: — Ну, а теперь-то ты мне все расскажешь, дорогуша, про вечеринку, про количество выхлебанной «алкашки», только, пожалуй, самый интересный разговор оставим на утро, для него ты мне в здравом уме нужен. — Может, не надо? — Питер безвольно падает лбом на укрытую белоснежной материей грудь, его снова ведет, только уже не приятно, как было при поцелуе, а противно, в животе будто кошки скребутся, стремясь выбраться наружу сквозь стенки несчастного желудка. — Надо, Питер, надо. Вставай, будем лечиться.***
— Шпион из меня вышел бы никакущий, да? — бормочет Питер, покачав головой, так и не оторвав порядком поднагревшийся стакан ото лба. — Ну, Наташа бы точно не оценила, — улыбается Тони, неторопливо кружа указательным пальцем по верхней грани отставленного в сторону стакана. Питер опускает громыхнувшую кружку на стойку, вдруг найдя в себе силы взглянуть своему главному стыду — самой постыдной мечте — в глаза: — Так о чем там Вы хотели поговорить утром? Я вроде как в норме. Мягкая улыбка и хитринка, мелькнувшая на глубине глаз напротив, вопреки всему, обещает только хорошее.