Кукушонок

Он целует напористо, жадно почти, отчаянно. Быков успел соскучиться за чудовищно короткий срок, теперь насытиться пытается, утолить жажду по пацану, который у него стальной стержень непоправимо надломил. Фил, в свою очередь, снова отдает всего себя этому человеку. Не сопротивляется, поддается каждому движению, льнет к горячей широкой груди мужчины и весь трепещет перед ним; трясется почти от переполняющей любви к нему. Быков сбрасывает с ног кроссовки и, разорвав поцелуй, в два легких движения обхватывает парня за талию и закидывает себе на плечо. — Oh, Gosh! — от неожиданности вскрикивает парень, хватаясь за футболку Быкова, — Андрей Евгеньевич, что вы делаете? — Веду тебя на водные процедуры, Кукушонок, — ухмыляется он, направляясь в сторону ванны. — У меня же есть ноги, Андрей Евгеньевич, я умею ходить, — пытается фыркнуть он. Быков заходит в ванную и опускает парня на пол. Фил хватается за стиральную машинку, чтобы не свалиться, и во все глаза смотрит на то, как он снимает с себя черную футболку. — Рад за тебя, — ухмыляется мужчина, бросая на пол предмет. — Надеюсь, утром ходить ты тоже сможешь. В глазах мужчины дюжина чертей, но Фил любит этих чертей больше всего на свете. Ричардс может назвать каждого его чертенка по имени, знает, за какой грешок каждый из них отвечает, и как каждого из них успокоить и уложить спать. Никто не знал, а он знает. Черти Андрея мальчишку больше всех предыдущих любят. Быков тянет его к себе и впивается горячим поцелуем в губы, рука касается крана, чтобы включить воду. Андрей лишь на мгновение разрывает поцелуй, чтобы снять с него толстовку, и Фил покорно выгибает спину и поднимает руки, после чего стягивает с себя джинсы вместе с бельем. В ванной становится душно, под потолком закручиваются курчавые облачка пара от горячей воды, и Филу непонятно, почему ему дышать тяжело: потому что он стоит в душной маленькой комнате или потому что Андрей прижимает его к стене, оставляя метки на шее. Струи воды бьют по закрытым векам, когда Фил откидывает голову назад и протяжно стонет, утопая в горячих ощущениях. Пальцы мужчины сжимают ягодицы парня, тянут того к себе ближе, сокращая расстояние до минимума. Язык ласкает кадык, Быков чуть прикусывает его зубами, и Фил хватает ртом воздух, кусая губы. Ричардсу его мало. Его хочется больше, ближе. Его хочется в себе. — Damn it, I want you, — задыхается Фил, изворачиваясь в его руках и заставляя встать к стене. — Fuck, I want you so hard. Андрею даже не требуется в эту самую секунду его навороченный телефон, чтобы понять, что имеет в виду мальчишка. Ответ приходит сам, потому что Фил встает перед ним на колени, врезаясь чашечками в холодный, крашеный белым чугун, и вбирает член в рот, втягивая в себя щеки. — Блять, — не сдержавшись, выдыхает мужчина, запрокинув голову назад. — Блять… Ричардс сам насаживается, задает ритм, дышит согласно методике, которую прочитал сегодня днем, и она, кажется, помогает. Он ведет языком от основания до головки, чертит кончиком незамысловатую восьмерку, и насаживается снова. Умения мальчишки его в очередной раз поражают до искр из глаз. — Фил, — на выдохе, рвано и скомкано. В него надо. Сейчас, срочно. Так сильно надо, что дрожат колени и сосет под ложечкой. Связать его, заставить прогнуться в пояснице и кусать свое предплечье от безысходности и невозможности прикосновений. Сладкая мука, завтрак для всех его демонов. — Идем, давай, — а в голосе — голод. Тянет мальчишку за руку вверх, заставляет встать, не смотрит на то, как он морщится от боли в коленках, собирается выйти из ванной. В ушах шумит; демоны очень голодные. В ногах дрожь; черти хотят продолжения. — Андрей Евгеньевич, — едва успевает сказать, сжимает руку мужчины. Он останавливается, не успевая выйти, и оборачивается. Вскидывает брови, мол, что, говори уже, времени нет никакого совсем. Вода застилает глаза. Фил облизывает губы. — Я не прошу романтики, — наконец начинает он. — Я не прошу звезд с неба доставать, мне ничего этого не надо. Просто… любите меня. Слова срываются с языка сами, и назад их уже не вернуть. Фил прикусывает язык, но Андрей смотрит на него внимательным, нечитаемым взглядом, который Ричардс пока так и не научился понимать. — Любите так, как вы умеете, — вздохнув, продолжает Фил. — Немного жестоко, возможно, слепо, импульсивно и порой опрометчиво, но… любите. Струйки горячей воды стекают с кончиков их носов, капают с волос, путаются в ресницах, но ни один, ни второй не обращают на это внимание. Ричардс чувствует, как внутри у него все сжимается от наконец сказанных слов. Почти всех. Фил качает головой. — Просто будьте рядом, — просит он. — Этого достаточно. Быков смотрит на мальчишку, а у того взгляд взволнованный, влюбленный до чертиков, яркий и такой светлый. Мечется по лицу мужчины, зацепиться за что-то пытается, но не получается. Андрей резко выдыхает и тянет его за собой в сторону спальни. За пределами ванной влажную кожу тут же обдает холодом, и Фил мгновенно покрывается мурашками. Замерзнуть он не успевает. Мужчина заваливает его на постель лицом вниз и заставляет согнуть ноги, прогнув поясницу. Фил знает, что сейчас нужно только молчать. Только молчать и покорно все делать, это он уже в прошлый раз понял. Ричардс знает его правила: никакого тактильного касания во время секса, поэтому он прижимает к груди руки и не шевелится, покорно ожидая дальнейших действий мужчины. Слышится щелчок крышки от тюбика со смазкой, и в следующее мгновение входа касаются холодные пальцы. Ричардс протяжно выдыхает, прогибаясь сильнее, и насаживается на пальцы мужчины. — Тш-ш, — наклоняясь ниже, кусает ему кожу вдоль позвоночника Андрей, начиная плавно двигаться внутри парня. — Не шевелись. Фил чуть кивает и замирает, но хватает его на пару тройку резких входов, потому что ему попросту становится мало. Быков наклоняется к нему снова, чтобы оставить отметины на лопатках, и случайно задевает левое бедро парня членом. Ричардс не сдерживается. Он нарушает правило. Нарушает его единственное правило. Рука сама тянется назад, и Фил обхватывает его член левой рукой, начиная плавно надрачивать. У него вышибает из легких воздух, когда его рука с силой оказывается прижата к постели. Фил замирает, пальцы мужчины выходят из него, в воздухе начинает витать напряжение. — Андрей Евгеньевич?.. За спиной слышится копошение, и Фил оборачивается, наблюдая за тем, как мужчина что-то ищет в стоящем в дальней части комнаты шкафу. — У меня есть галстук. Два, — наконец не выдерживает затянувшегося молчания парень. — Третья полка сверху. Быков ищет все это какое-то время, а после снова направляется к постели. Фил виновато вжимается головой в простынь и зажмуривает глаза. — Простите меня, i'm sorry, я не хотел, я… — Руки. Фил покорно хватается за изголовье кровати, и Андрей начинает привязывать его руку к ней, не произнося ни звука. Ричардс кусает губы, слушая его дыхание, и принимать важное на тот момент решение: он сможет это сделать. Он сможет. — Я сделаю все, что вы хотите, — шепчет он, чуть повернув голову и закрыв глаза. — Абсолютно всё. Только скажите, — запинаясь, произносит он. Быков замедляет движения после этих слов, но связывать его не прекращает. До сегодняшнего дня все предыдущие ничего подобного никогда ему не говорили, они вообще ничего не говорили, потому что боялись ослушаться и нарушить правило. Фил — чертов радикал. Может, все к этому в его жизни и шло? Всем нам однажды требуется революция. Ричардс чувствует промедления мужчины, выдерживает паузу, прощупывает почву, ждет. И, когда Андрей тянется, чтобы завязать его вторую руку, Фил перехватывает ладонь мужчины, и впервые поворачивается к нему, глядя в глаза. — Постойте… Быков правда теряется от неожиданности, замирает сам, чувствуя как парень отчаянно цепляется за его руку. Фил смотрит ему в самую душу или в то, что от нее осталось. Внутри все сжимается. — Я хочу… — смелость Филу требуется немалая, чтобы сказать это, — хочу видеть ваше лицо. Андрей не шевелится, дышит через раз, смотрит в глаза мальчишке. — Можно? Please… Не прерывая зрительного контакта, Фил выпускает руку мужчины и развязывает незамысловатый узел свободной рукой, высвобождая правую кисть. Он поворачивается к мужчине, стоя на постели на коленях, и сам медленно тянется к нему, прикрывая глаза и касаясь губ осторожным поцелуем. Осторожным, это самое правильное слово, потому что Фил до ужаса боится, что Андрей оттолкнет его, не примет изменения, не прогнется перед ними. Но он отвечает на поцелуй, и Фил чувствует, как внутри все начинает гореть с утроенной силой. Парень ложится на спину и тянет его за шею к себе, позволяя быть сверху. Это он у него никогда не отнимет. Ричардс обхватывает его талию ногами, давая возможность устроиться удобнее, и отрывается от губ, глядя на него с такой умалишенностью и безмерной влюбленностью, что слова горят на языке сами. — Love me… И Андрей вдруг понимает: любит. Глаза в глаза, разрядом тока под кожу, мокрые сцепленные ладони. И первый толчок — уносит. Внутри все взрывается сотней фейерверков, и Андрей, не сдержавшись, стонет, а парень ловит этот стон, втягивая в себя с очередным поцелуем. Мужчина начинает двигаться, задавая ритм и глядя на то, как парень стонет под ним, извивается весь, насаживается сам, просит большего. Он ускоряется. И от этого всего сдохнуть хочется в эту самую секунду, потому что это за гранью. Трахать пустышек со связанными руками, не глядя на них, и целовать его, вбивать в постель, смотреть на то, как его плавит, — это небо и земля. Видит Бог, он впервые видит эту чертову разницу. Мужчину лихорадит от всего этого, он отрывается от губ Фила и, закинув его ногу себе на плечо, меняет угол входа, вдалбливаясь по самое основание, от чего парень жмурится и стонет в голос, запрокинув голову назад. Глотку сдавливает от переполняющих эмоций, внизу живота все стягивается, и он кончает в него одновременно с ним; на впалом животе парня виднеется в полумраке собственное семя. Андрей слышит биение собственного сердца только тогда, когда осознает, что парень размеренно посапывает рядом, уткнувшись носом в его плечо. Чудовище внутри него тоже засыпает и просыпаться больше не хочет. Сытые черти бросаются врассыпную и прячутся в оврагах души Андрея. Теперь у них новый хозяин. Утром Фил просыпается в постели один и боится до кома в горле, что они вернулись с ним в начало, но, когда он идет в одних боксерах на кухню, то видит, как Андрей стоит и что-то делает возле плиты. — Вы же не завтракаете, — хриплым ото сна голосом произносит Фил. Быков поворачивается к нему в одном фартуке и с лопаткой в руке. Ричардсу хочется забить здоровенный хер на смену и остаться дома, чтобы с него этот самый фартук снять. — Но ты же завтракаешь, — ухмыляется он, поворачиваясь обратно к плите. — Надеюсь, не пивом, водкой и текилой, часть из которой пролилась на нижнюю полку холодильника? Ричардс зажмуривает глаза и поджимает губы. Теперь он должен Романенко бутылку текилы. Они завтракают вдвоем и даже умудряются разговаривать. Не о работе, а о чем-то отдаленном. Андрей читает газету и что-то рассказывает, Фил залипает на его сильные руки и татуировки и умудряется при этом поддерживать диалог даже о политике, хотя все равно дважды нарывается на «янки» и «блоху американскую». Андрей пьет черный чай с сахаром и медленно уплетает бутерброд, Фил ест приготовленную мужчиной яичницу. Андрей впервые за много лет завтракает. Фил впервые за много лет завтракает не один. Оба это понимают, но вслух не говорят. Слова им обоим не нужны в принципе. Они друг друга понимают и без них. Быков заводит с ругательствами мотоцикл, потому что «из-за твоего завтрака опоздаем на смену, янки» и оборачивается назад. Филу кажется, что на эту картину он может смотреть бесконечное количество раз. — Особое приглашение надо, Кукушонок? Фил улыбается и ловит руками шлем. Он больше не пойдет домой один.