Кукушонок

Он бежит со всех ног в прихожую, запинаясь за тумбочку и ругаясь на чистом русском, потому что их надо скорее впустить, иначе всех соседей разбудят, и Филу от хозяйки квартиры прилетит по первое число. — Р-ребят, не надо было приезжать, — с порога произносит он. — I'm fine. — Нихрена ты не файн, — заваливается с пакетом Лобанов. — Нихрена не файн. — Пришлось из дома все запасы выгрести, магазины ведь уже все закрыты, — замечает Глеб. — Мы с тяжелой артиллерией. Ричардс обреченно вздыхает, когда Лобанов несет пакеты на кухню и что-то бурчит себе под нос. Филу удается понять только «задолбали ваши голубые драмы» и «сука, последнюю бутылку пива пришлось из дома забрать» и он почему-то улыбается, потому что ребята, оказывается, правда его друзья. Не каждый согласится для моральной поддержки потратиться ночью на такси. Лобанова бы жаба задушила, однако… он здесь. И для Фила это очень много значит. — Это «пацаны, я не хочу об этом говорить» для рывка, — вытаскивает Сема из пакета пиво, — это «мне надо кое-что вам рассказать», — ставит он на стол водку. — А это «зря я это рассказал», — вытаскивает Глеб из внутреннего кармана куртки бутылку текилы. — Крути барабан, Фил, так просто мы не уйдем. Ричардс обреченно садится на стул и горбит плечи. — This is all, — мотает головой, — Это все необязательно… — Еще как обязательно, мой хороший, — ставит на стол бутылку Глеб и снимает с себя кожанку. — И судя по тому, в каком ты сейчас состоянии, первый этап мы пропускаем. Тигр, доставай стопки. Лобанову дважды повторять не приходится, он тут же суетиться начинает, копаться в ящиках кухни и вскоре находит все необходимое. Ставит три стопки, параллельно переговариваясь на не касающиеся грядущего диалога темы, пока Глеб раскрывает сушеные кальмары и желтого полосатика. — Ну, а я тебе о чем? — садится наконец за стол Лобанов. — Херня этот ваш женский волейбол. Повисает недолгое молчание. Глеб переводит взгляд на съежившегося Фила и кивком показывает Семену, что пора разливать. Лобанов ловко избавляет горлышко от крышки и начинает разливать содержимое по плечики. — Сразу говорить начнешь или выпьем сначала? — спрашивает Сема. Фил нервно облизывает губы, перед глазами у него немного плывет от выпитого рома, но на этот разговор с ребятами он согласен пойти только в… как там по-русски это говорится? «В щи пьяным»? Фил согласен дойти до стадии «щи». — I… выпьем. — Выпьем, — кивает Глеб. — Ну, за откровения. Нестройный звон стопок разбивается обо все поверхности небольшой кухни, и все залпом выпивают содержимое. Фил морщится, но совсем немного, виду старается не подавать, что на эту русскую «водку» иммунитет он пока не особо наработал. Лобанов закусывает сушеным кальмаром и кладет скрещенные руки на стол. — Ну? — кивает он. Фил закусывает, запивает своим домашним киселем и занюхивает рукавом толстовки разом, а после мотает головой и, громко вдохнув, выдает: — Я переспал с Андреем Евгеньевичем. — Ебаться в сраку! — хватается за голову Лобанов. Глеб улыбается на все тридцать два и одобрительно кивает. — Да, Тигр, так это примерно и происходит, нам ли не знать, — ехидничает Романенко. — Охренеть! — орет Сема. — Охренеть, блин! Ты че, реально был прав?! — бьет он его по руке от переизбытка эмоций. — Охренеть! — Сем, тише, — шипит, но улыбается Глеб, поглаживая рукой место, куда шибанул Лобанов. Фил просто с лютым охуеванием смотрит на то, как сурового русского мужика пытается успокоить парень, который перевел его на голубую сторону без особых усилий. — Да какой там тише! Я ведь до последнего тебе не верил, Глеб. Охренеть ты глазастый, мне аж надраться захотелось от таких новостей! Лобанов говорит — Лобанов делает. И в течение следующих трех секунд он наливает себе стопку выше плечиков. — Фил, не обращай внимания, — машет рукой Романенко. — Он просто эмоциональный. Сема залпом выпивает стопку и даже не закусывает — надо же, как человек охуел от информации, — после чего тут же встает с места. — У-у-у, сука, — достает он из куртки пачку сигарет, — я курить! Лобанов хлопает дверью в гостиной и скрывается на балконе. Глеб остается с Филом наедине и, пожалуй, лучше возможности для разговора у них, наверное, не будет, учитывая слишком бурную реакцию Семы на всю ситуацию между Филом и Андреем Евгеньевичем. Глеб тянется к карману своей кожанки. — Рассказывай давай, — кивает он, доставая свою пачку сигарет, — меня ничем не удивишь. Я закурю? — уже щелкает он зажигалкой у кончика сигареты. — Глеб, не думаю, что это хорошая идея. — Почему? — выключает он зажигалку, поднимая глаза. — Нет-нет, — мотает головой Фил, — ты кури, я не против. Глеб одобрительно кивает и поджигает сигарету, делая сильную затяжку и вальяжно разваливаясь на стуле. Хорошо. — Я про Андрея Евгеньевича, — трет себе предплечье Фил, скрестив на груди руки. — Он запретил мне рассказывать. — Серьезно? — вскидывает брови Романенко. Фил кивает. — Сказал, что убьет и меня, и свидетелей. — Да бред это, Филя, — цокает он языком, закатив глаза. Романенко в какой-то мере надеется, что таким образом он его успокоил и подтолкнул к разговору, но это не работает. Ричардс будто сильнее в себе замыкается, гаснет на глазах и опускает взгляд. На разговор парень явно не настроен. — Ладно, не хочешь — не надо, — сдается Глеб. — Скажи хоть, как угораздило-то? Из тысяч мужиков ты выбрал его. Прицел у тебя явно сбит, Филя. Ричардс смущается, заливается краской весь. Такой, казалось бы, простой вопрос, а ответа на него Фил не знает. Как? Нечаянно и надолго, иначе выразиться он просто бы не смог. Говорить об этом Глебу он, почему-то, не хочет. — Он… I don't know, — Фил задумывается, подбирая слова. — Он жесткий человек, понимаешь? Романенко фыркает. — Я-то понимаю. Все мы понимаем. И я, и Сема, и Варя, и даже мама моя понимает. Про Купитмана я вообще молчу. Фил опускает голову и замолкает. А на что он рассчитывал, закинув удочку в новое русло разговора? На жалость? Нет. На понимание? Возможно. На отсутствие осуждения? Скорее всего. — Быков — человек прямолинейный, — делает тягу Глеб. — Он никогда не обманывал тебя, никогда не надевал на себя маски. Ты всегда знал, какой он, как и мы, — он замолкает на мгновение и выпускает в потолок очередную струйку дыма. — И ты все равно его полюбил. Ричардс поднимает взгляд и непроизвольно задерживает дыхание. Романенко удается за считанные секунды понять, что именно он скрывал все это время, и почему так себя вел. Фил в немом изумлении приоткрывает рот. Глеб ухмыляется. — Любишь ведь его, да? Фил сглатывает. Лгать бессмысленно. — Да. — Тогда какого хрена ты здесь делаешь? — тушит он бычок в железной крышке от маринованных огурцов и выдыхает остатки дыма через нос. — Не понял. Глеб кладет ногу на ногу и смотрит Филу в глаза. — Борись, — кивает он. — Бороться? — Разумеется, — наливает в обе стопки немного горячительного парень. — Думаешь, Сема сразу мне открылся? Романенко подает стопку Филу и тот почти с благодарностью ее принимает. Этот разговор, хоть пока емкий, но при этом очень сильно необходимый, идет Филу на пользу. И Ричардс думает: так вот для чего нужны друзья. — Как вы вообще… — чуть улыбается Фил. — Ну, ты… Семен… Вы ведь разные очень. Глеб вздыхает и ухмыляется. — А как вы вообще? — задает он резонный вопрос. — Ты и Быков. Фил смущенно улыбается. «Вы». И парню хочется встать и уйти, потому что Андрей Евгеньевич выразился предельно ясно. Нет никакого «вы». Ричардс в который раз убеждается, что Быков — эгоист самый настоящий, потому что ни на секунду не задумался о нем, и все решил за двоих. Плохо то, что Фила не отталкивают все эти отвратительные стороны личности Андрея Евгеньевича, они кажутся ему самыми правильными для этого человека. Потому что это Быков. Без всей этой жестокости, без этих бесов в глазах… Андрей не был бы Андреем. И не заставил бы сердце Фила вырываться из груди от одной только мысли о нем. — Любовь — зла, — поднимает стопку Глеб, — полюбишь и… Быкова. Лучше тоста попросту не придумаешь, поэтому Фил через силу улыбается, и они звонко чокаются. Глеб выпивает стопку, а свою Ричардс выливает в стоящий на столе цветок. Ему, почему-то, больше не хочется пить. Дверь балкона хлопает. — Так, я покурил, — доносится из гостиной голос Лобанова. — Не переварил информацию о том, что ты трахаешься с Быковым, но покурил, — садится он к ним за стол. — Тигр, будь с ним помягче, он и без того весь на взводе. Лобанов наполняет стопки. — А чего на взводе-то? Фил молчит, прячет куда-то взгляд. Романенко откусывает половину желтого полосатика и смотрит на парня. Лобанов складывает два и два как-то слишком быстро. Даже сам удивляется спустя какое-то время. — Че, Филимон, поматросили тебя и бросили? — давит лыбу Семен. — Crap, вот это поддержка, — сокрушается Фил. — Пот-ряс-но. — Филя, да не обращай ты на него внимания, — качает головой Романенко. — Это у него защитная реакция такая на шокирующие новости. Лобанов выпивает стопку без тоста и закидывает в рот кальмар. — Ничего я не шокирован, — решается внести свою лепту парень. — Так, Филимон, слушай. Тебе с Быковым… ну… Хорошо? Фил согласно кивает. — Хорошо. — Так, — выставляет вперед руку Сема. — Счастливее себя чувствуешь рядом с ним? Ричардс на какое-то время задумывается. Как только он себя не чувствовал рядом с Андреем Евгеньевичем. Он испытывал стыд, замерзал с ним, тепло его чувствовал и заботу. Он задыхался с ним, лишался почвы под ногами, терял рядом с ним надежду, а счастье… Счастье. — Наверное, да, — жмет он плечами, принимая решение… соврать? — Да. — Че, наверное? — вспыхивает Семен. — Давай конкретнее. В животе екает? Фил хмурится. — What? Что делает? — Ну, екает! Ричардс непонимающе жмет плечами. Лобанов рычит. — Да блин, Фил! Ну, когда сжимается все в животе. Есть такое, когда ты с ним? И Фил вдруг понимает: есть. И Фил вдруг понимает: всегда есть. — Да! — Ну, значит, всё, — разводит он в стороны руки, после чего закладывает в рот кальмара. Ричардс переглядывается с Глебом. У Романенко глаза горят даже сейчас. Непонятно, что такое Сема делает и чем он берет, но Глеб с ним просто сияет. Фил видит, что вот так оно и выглядит. Счастье это. — Что всё? Лобанов кладет ногу на ногу. — Не проеби. Романенко улыбается, глядя на профиль Лобанова. — Сём, а у тебя со мной екает? Семен поворачивает к нему голову, и Фил видит, что за брутальной броней неотесанного дикаря находится ласковый тигр, который высовывает нос из клетки только в том случае, когда Глеб манит его своей теплотой и любовью. Значит, правду говорят: чудовище перестает быть чудовищем, когда его любят. — Ну, как видишь, я ничего не проебал. — Сем, — выдыхает Глеб, — это пиздец романтично. Фил заливается краской и отворачивается, когда Глеб не сдерживает порыва и целует Семена так нежно и трепетно, что в голове не укладывается вся эта ситуация. Ричардс считал их очень разными и совершенно несовместимыми, однако они в очередной раз доказывают, что главное — слушать сердце. — Ну всё, всё, — целует его напоследок в кончик носа Лобанов. — Фил сейчас волком на Луну выть пойдет. Давайте выпьем. — Давайте, — соглашается Фил и думает, что паузу зря выдерживал, и надо бы напиться до этой самой стадии «щи» и забыться. За последний час он уже немного протрезвел. Ему ведь по жизни немного надо, чтобы добраться до кондиции. Ребята разливают стопки, и, только Семен собирается произнести тост, как раздается звонок в дверь. — Ждешь кого-то? — спрашивает его Лобанов. Фил отрицательно качает головой, ставит стопку и встает с места. По сравнению с тем моментом, когда он звонил ребятам, он действительно немного протрезвел, но, стоило ему посмотреть в глазок, как он протрезвел окончательно. — Это Быков, — пискает Фил. — Охренеть! — открывает рот Глеб. — Ебать! — хватается за голову Лобанов. Фил панически хватается за дверной косяк, ведущий на кухню. — Ребят, что делать?! — Блять! — снова орет Семен. Ричардс панически оглядывается по сторонам, стараясь понять, что делать. В дверь снова звонят, и это до мурашек насквозь прошивает. Ричардс вздрагивает и понимает, что он полностью протрезвел. Ребята, кажется, тоже. — Ребят! Уберите алкоголь в холодильник, а стопки в раковину! Faster, faster! Скорее, please, guys! — Сам ты гей! — уже во всю носится по кухне Лобанов. — Это «ребята» в переводе с английского, — выливает водку из стопки Глеб и тут же моет все остальные. — Да ты ебанись! — Семен в панике тут же забывает о том, что говорил, и ставит текилу с водкой и пивом в холодильник, роняя какую-то из бутылок. — Там реально Быков?! — Шевелись, Тигр! Романенко ставит стопки в шкафчик и подбегает к трясущемуся и бледному американцу. — Фил-фил-фил, — тараторит он, вытаскивая из заднего кармана пачку. — На жвачку. — С-спасибо, Глеб, — дрожащими руками закладывает он в рот две подушечки. — Не ссы в трусы, с тебя их сегодня снимать будут, — негромко говорит Глеб, хлопает ему по плечу и несется обратно на кухню. — Всё-всё, готово! — оглядывается по сторонам Лобанов. Ричардс кивает и подходит к входной двери. Коленки его трясутся, ноги ватные, ладони одеты в перчатки холодного пота, под ложечкой от страха сосет так сильно, что даже подташнивает. Голова кругом, и Филу кажется, что у него четыре сердца: одно гулко стучит в груди, еще одно в глотке и по одному в каждом ухе. — Сука, нам-то куда деваться?! — доносится агрессивный шепот Лобанова с кухни. — Сём, сядь, т-ш-ш. Ричардс задерживает дыхание и открывает от себя дверь. Он стоит перед ним в своей кожаной куртке с ремнями и шлемом в руке. Взгляд мужчины тяжелый, дышит он загнанно. Мало того, что он ехал сюда из другого конца Москвы, так еще и в доме Фила лифт сломался, так что ему еще пришлось подниматься девять этажей, но… Он здесь. И это все, что сейчас важно. — Андрей Евгеньевич, здр… — Чую запах дебилов, — перебивает его мужчина, утирая рот тыльной стороной ладони. — Ты не один? — заглядывает он внутрь, поворачивая голову влево. За кухонным столом сидят двое; ногу на ногу опустили, сверкают широченными и в то же время криповыми улыбками. Романенко машет рукой первым. — Здравствуйте, Андрей Евгеньевич! — Ага, здравствуйте, — буркает следом Лобанов, кивая головой. — Добрых вечеров, ошибки мироздания. Глеб переглядывается с Филом, и тот буквально по глазам читает этот крик в синих радужках Романенко: «Серьезно? На него встает?! Да ты ебанись, Фил!», но вместо ожидаемых слов ребята в очередной раз показывают себя с самой лучшей стороны. — Так, — кладет на колени руки Глеб, вставая с места, — ну, нам пора за этим… За этими… — Да, за ними, — соглашается Семен, пребывая в лютом ахуе со всей этой ситуации. — Сема-а, — дергает его за рукав Романенко и берет свою куртку. — Нам пора. Лобанов становится ведомым и тупо идет вслед за Глебом, забирая и свою куртку с вешалки. Глеб отдувается сейчас за двоих, но ему до одури нравится разруливать ситуации и вытаскивать из них Семена, не отпуская его руки. — До свидания, Андрей Евгеньевич! — кивает он, огибая мужчину. — До свидания, Фил… — Охренеть, — выдает Лобанов. — Да Сёма! — шикает Романенко. — До свидания! Романенко продолжает шикать на выбрасывающего ругательства Семена до тех пор, пока они пешком не спускаются до первого этажа, и на весь подъезд не слышится звука открывающейся двери домофона. После этого повисает тишина. Фил сглатывает и ловит взгляд Андрея Евгеньевича. Вдох. — Даже спрашивать не буду. — Спасибо. — Я войду? — Конечно. Выдох. Быков входит в квартиру к парню и останавливается посередине коридора, с силой сжимая в руках шлем. Слышится звук кожаных перчаток; внутри от этого что-то переворачивается. Фил почти не слышит собственного дыхания, потому что сердце сейчас у него колотится просто бешено. Быков поднимает взгляд. — Не верю, что говорю это, но… Я уснуть не могу без тебя, Кукушонок. Филу надо сесть, срочно. Ноги подводят его, и он держится прямо лишь на честном слове. Что он, holly shit, сказал? Может, он забыл всю русскую речь и сейчас слышит лишь то, что хочет? — Хрен знает, что ты сделал со мной, но факт остается фактом. Не могу я отталкивать тебя, — он жмет плечами. — Не получается. Ричардс нервно усмехается и облизывает пересохшие напрочь губы. — Well, I can't live without you, — тараторит он. Быков хмурится, и по нему видно, что он в шаге от того, чтобы опустить какую-то издевку или язвительную реплику по этому поводу, как всегда, но он этого не делает. Пока он держится. Андрей вздыхает и достает телефон. — Что ж у тебя за привычка такая дрянная шпрехать все судьбоносные в моей жизни слова на своем родном языке? Фил чуть улыбается. Не сдержался. Андрей Евгеньевич что-то ищет на телефоне, и Фил только тогда понимает, что он заменил свою старенькую раскладушку на новый смартфон. Видимо, старый разбился тогда в холодильной камере. Но почему он не взял что-то простенькое, а решил перейти на что-то новое? — Повтори, — протягивает Андрей ему телефон. Слышится странный звук. Ричардс чуть наклоняется вперед. — I… I can't live without you, — запнувшись, повторяет он. Снова слышится странный звук, а после небольшой паузы в маленькой съемной однушке появляется третий женский механический голос. — Я не могу жить без тебя. — Эва как, — кивает Быков. — Слава машинам, которые однажды нас заменят. И Фил вдруг все понимает. Андрей специально купил этот навороченный телефон, разобрался сам, скачал приложение с переводчиком и голосовым набором, потому что понимает, что вывезти парня из Америки можно, а вот Америку из него — нет. Фил сейчас смотрит на него так, что забывается всё-всё плохое: все дурные слова и все издевки, потому что происходит то, на что он никогда в своей жизни не рассчитывал. Чудовище внутри него засыпает, а от ласки и искренней любви просыпается совершенно другой зверь. Ручной, домашний. И тянется к Филу, тычась мокрым носом в холодную ладонь. — Правда не можешь? — спрашивает Андрей. Фил качает головой и жмет плечами. — Никак, — честно сознается он. Быков бросает на небольшой диванчик свой шлем и новый мобильник, расстегивает кожанку и делает к нему шаг. — Да чтоб тебя, Кукушонок. Голова склоняется вправо, и его губы накрывают губы мальчишки. В животе у Фила снова «екает».