Алый айсберг

Солнечная заря пробиралась через скандинавские горы ослепительно-белыми лучами, которые мгновенно поглощались северным Институтом — превеликим Дурмстрангом, что расположился посреди норвежских морей и суровых холодных земель. Его мраморные стены заливались великолепным алмазным проблеском, а потрясающие башни, ведущие в небо и сколоченные из сибирского янтаря, отражали солнечный свет. Сразу, как светило достигало горных вершин, студенты Дурмстранга пробуждались от раската духовой трубы. Эту традицию принесли викинги — единственные немаги, которые знали о существовании волшебников. Дисциплина — то, против чего нельзя было идти в Институте Дурмстранг. Иначе при любом их нарушении назначали выговор и отправляли в карцер на несколько часов или даже суток, в зависимости от рода проступка. Пол и возраст при этом не служили поводом смягчения наказания, поэтому все без исключения были равны перед законом Дурмстранга — такого темного и беспощадного. Как только часовая башня, на которой хаотично рассыпались зерна жемчуга и камни граната, пробивала семь часов, у дурмстрангцев начинались школьные занятия. Их было всего шесть, из которых большая часть ориентировалась на Темные искусства. Однако многие студенты были вправе отказаться от любых двух и выбрать вместо них элективные курсы: навыки мореплавания, охота на диких существ, элементы нумерологии, а также иностранные языки. Сам Институт представлял собой громадный мраморный замок с небесными башнями. Атмосфера в нем была тяжелая, мрачная и нелюдимая. Большинство студентов разговаривало на своих родных языках: норвежском, финском, болгарском, датском, русском и других. Однако официальным языком все же являлся английский. Дурмстранг не любил гостей, особенно — неприглашенных. Несмотря на это, в скандинавский Институт солнечным апрельским утром однажды пожаловал Альбус Дамблдор, небезызвестный английский волшебник, чье имя часто звучало в последнее время. Дамблдор, профессор иной школы Чародейства и Волшебства — Хогвартс, имел честь встретиться со своим давним другом Игорем Каркаровым, директором Института Дурмстранг, черты лица которого уже слегка позабыл. — Игорь! Сколько лет, сколько зим! — радостно восклицал Дамблдор, шагая навстречу профессору Каркарову. Директор Дурмстранга прошелся ладонями по своей груди, подтирая их и приглаживая тем самым чуть лохматый блестящий мех своей шубы, и льстиво улыбнулся. Хмурые черноватые брови с шуганными волосками оставались на своем месте, взгляд слегка заискрился, а лицо залилось щедрым густым блеском. Директор Хогвартса, почувствовав ледяные руки в своих теплых, улыбнулся и сверкнул глазами, осмотрев чудом сохранившееся лицо Каркарова. Черты оставались все такими же черствыми и неестественными, однако некая облачная легкость и юные блики рисовались на его коричнево-серой физиономии. — Какими судьбами, Дамблдор? Навестить меня, наконец, соизволил, иль как? — бархатным вкрадчивым голосом спрашивал профессор Каркаров. — Небось, в учителя к нам решил податься? Альбус простодушно посмеялся, демонстрируя старческую хрипотцу. Каркаров похлопал Дамблдора по плечу, и вместе они направились к нему в кабинет. — Назревает событие, — начал Альбус, обвив пальцы вокруг коленей, — которое непременно войдет в историю… — Продолжай, — коротко произнес Каркаров, звеня хрустальными рюмками. Положив две на стол, мужчина с мягким хлопком открыл вишневку и отлил десяток грамм. Дамблдора вдруг резко замучила жажда, и он мельком облизал сухие губы, скрытые от чужого обозрения серебристой бородой. — Когда-то давно три избранных ученика из трех разных школ боролись за один трофей. Это было крайне давно, еще до нашего с тобой рождения. Альбус заметил лукаво поблескивающие глаза Игоря. Тот нерасторопно покачал головой, принимая во внимание все произнесенные слова, и прищурился. — Недавно посетил Шармбатон, — продолжил Альбус. — Встретился с мадам Максим. Мы поговорили с ней на эту тему. Идея эта Олимпии понравилась. Каркаров поджал губы в ожидании. Он уже строил догадки, которые позже оправдались. — Министерство предлагает провести Турнир Трех Волшебников, — признался Дамблдор и сдержанно улыбнулся, заметив подобревшее лицо Каркарова. — Сборы уже назначены, подготовлен план. В общем, твое мнение, Игорь, будет решающим. Капли воска нагрянули на его лице, сделав его точь-в-точь янтарным, и директор Дурмстранга неожиданно поумнел во взгляде. Зажглись какие-то огоньки в глазах-льдинках, а уголки рта слегка стянулись. — Хочется верить, что все пройдет как-никак лучше, — наконец произнес профессор Каркаров, растопырив костлявые пальцы и покрутив в них мелкие песочные часы. Дамблдор довольно улыбнулся и пригляделся к очаровательной вишневой настойке. От нее веяло чудным и прилично терпким ароматом. Неожиданно в кабинет пробрались розовые заревые лучи. — Как же прекрасна солнечная заря, — мудро произнес Альбус, слегка щурясь от лучей. — Точно, — согласился Каркаров. — У нас так каждое утро. Когда Игорь расслабился и напряжение снялось, Дамблдор решился спросить Каркарова о том, что тревожило его целых три года. — Мне вдруг припомнился август девяносто первого, — начал Альбус. — Помнишь, что за ребенка я послал тебе? Вдруг с лица Каркарова сползла улыбка. Глаза вновь заледенели и покосились на Альбуса. — Как тут забудешь. — Каркаров пытался сказать это максимально ровным тоном. — Я помню. Конечно я помню… — Как она?.. — тон Альбуса тоже понизился и помрачнел. — Хуже ученицы я еще не встречал, — откровенно произнес Каркаров. — Учеба дается ей — на удивление — легко, схватывает все на лету, но дисциплина… Мужчина понимающе покивал. Глаза сверкать перестали. — Дерется похлеще мальчиков, — строго произнес профессор. — Единственный плюс из этого, пожалуй, - борьба у нее хорошо идет. Да и владеет палочкой не хуже нас с тобой, Альбус. В голосе Каркарова одновременно слышались и гордость, и осуждение, и печаль. Он укоризненно взглянул на Дамблдора, который тут же отозвался: — Игорь, — выдохнул он. Невольная дрожь стала бить по кистям. — Надеюсь, она не попадала… — Попадала, — признался Каркаров, сомкнув челюсти. — Каждый, кто нарушил дисциплину, попадает в карцер. Без исключений. Альбус, кажется, задохнулся воздухом. Он долго не мог сомкнуть веки. Поледеневшая ладонь медленно поднялась с переносицы на темя и резко вернулась назад, ударив по столу. Профессор Каркаров не ожидал такого поведения от Дамблдора и вздрогнул. — Мы договаривались с тобой, — промолвил Дамблдор после тяжелой тишины и затем поднял суровый взгляд на Игоря. — Мы договорились, что Аврора должна провести учебные годы в спокойной обстановке, скрытой ото всех школе, на которую никто не посмеет напасть. Ты давал мне слово, что позаботишься о ней, Каркаров. — Здесь нет любимчиков, — тут же ответил Игорь. — Я ко всем отношусь одинаково и к ней в том числе. Правила — есть правила. Она не особенная… — Это прекрасный ребенок! Ты это понимаешь. К тому же, она была избрана… — Дамблдор тяжело вздохнул, сомкнув веки. — Разреши ей посетить Хогвартс в этом году. Вместе с другими учениками. Она должна побывать в родной стране. Каркаров оледенел и как-то странно покосился на Дамблдора. Его лицо было таким необычайно свежим, хоть и морщинистым, взгляд — рассудительный, здоровый. Альбус не умел унижаться перед людьми, прося о чем-либо, но сейчас в его глазах сияла мольба. — Не знаю, — ответил Каркаров после томного молчания. — Тогда она пропустит учебу. — Мы будем обучать ее в Ховартсе. Она может окончить четвертый курс у нас, в Шотландии, — говорил Дамблдор. — Как, в принципе, и другие твои ученики… — Учиться у вас?! В Хогвартсе?! — возмутился тот, раскрыв туманно-синие глаза. Его козлиная бородка дернулась. — В этом нет необходимости, — строго продолжил он. — Мы сами будем проводить уроки для наших студентов. Нам не нужна посторонняя помощь. Вдруг лицо Альбуса вновь засветилось. Брови всплыли вверх, а уголки губ приподнялись в доброй улыбке. Хоть тон у Каркарова и был суровым, Дамблдор понимал, что профессор все же согласился на предложение. — Нет проблем, — простодушно сказал Альбус. — Но Аврору ты все же отпускаешь? — Мужчина нескромно лукавил, играя бликами на очках-полумесяцах, и взялся за хрустальную, заманчиво поблескивающую рюмку с вишневой настойкой. Каркаров снисходительно фыркнул, схватившись за свою рюмку, и невольно улыбнулся. Однако взгляд оставался таким же ледяным и заискивающим. — Посмотрим, как будет себя вести, — процедил мужчина грудным голосом. — Если никого не убьет до конца месяца, то, может быть, и поплывет с нами. Дамблдор, услышав эти слова, поднял кверху рюмку и чокнулся ею с Каркаровым. Вишня оказалась славной — сочная, бархатная, тающая на языке.

***

Во рту уже начинало жечь металлом. Зубы противно закислились, язык затвердел, а нёбо покрылось вязкой слюной. Пальцы машинально сжимались и драли волосы, ногти царапали кожу. — Овца! — взревела девка, как только ногти другой вцепились в шею. — Тупая дрянь! — выкрикнула вторая, зарычав, как голодный зверь. Студентки дрались, валяясь на полу и стуча кулаками по голове и груди друг друга. Первая была явно не в авторитете: кричала она, как дикая истеричка. Ее бордовая помада размазалась по миловидному белому личику, смешавшись вместе с кровью, а от угольных волос практически ничего не оставалось: густые клочья потерялись где-то из рук второй студентки. Та расположилась на ее животе, обхватив руками горло. Никто не смел вмешиваться. Каждый столпился возле этих двух, воспринимая их потасовку как зрелище, и делал ставки. И только староста мог прекратить это побоище. — Что здесь происходит?! — воскликнул он, но студентки его не заметили. — Прекратили обе, я сказал! Староста отцепил их, взяв за шкирку, как двух вшивых котят, и откинул в разные стороны. Они пытались заново начать драку, однако невольно подметили того, кто их разнял. Это был Виктор Крам. Против него нельзя было идти, это был уважаемый человек в школе. Он уступал лишь директору Каркарову. — Что. Здесь. Произошло?! — членораздельно процедил он, тяжело дыша. — Она первая начала! — сразу же ответила первая, вытирая кровавые слезы. — Безотцовщина! Несмотря на сковывающие ладони Крама, вторая девочка злобно дернулась и заново полезла на соперницу. Однако та ответила жестче, чем в предыдущий раз, вкогтившись в плечи девчонки. Она ударилась лбом о ее грудь, и та приняла в действие свои локти. Соперница колотила ее словно в последний раз и в конце концов добилась крови на лице. На скуле теперь образовалась крупная ссадина и ярко-алая кровь. — Верни мою фотографию! — игнорируя разбитую скулу, говорила вторая и скинула ее обратно на пол. Вдруг гул прекратился. Студенты мигом расступились, увидев черную фигуру на лестнице. Он впал в ярость, увидев, что творится в коридоре, и прибавил шагу. — Что здесь происходит?! — закричал он, быстро спускаясь по лестнице. — Я спрашиваю: что здесь… На его силуэте застыл взгляд карих глаз. Он понял, кто влез в драку. Девочка отобрала у соперницы свою фотографию и, бросив на профессора ненавидящий взгляд, убежала прочь. Каркаров потерял дар речи, раскраснелся и сурово выдохнул, поспешив к ученикам. Рядом идущий Дамблдор тоже не мог говорить, но причина, вероятно, была совершенно иной. Альбус не видел ее очень много времени. Он позабыл эти волосы, глаза… Ему казалось, что прошла целая вечность, как он проводил Аврору Поттер к вратам Дурмстранга. Волосы ее остались с теми же кремово-желтыми, лимонно-янтарными и светлыми песочными прядями. Веснушек все так же не было, цвет кожи побледнел, приобрел в своей палитре иней. Цвет глаз точно отцовский — обжаренные кофейные зерна. Брови тонкие, размашистые, прямые и хмурятся в такой же манере, что и у матери. Губы залиты густым вишневым соком. Нос тонкий, прямой, точь-в-точь как у Лили. Лоб своенравный, крупный — словно Джеймса. И только на тупоконечных выползающих скулах горел розовый кварц, и виднелась высохшая кровь, что портили лицо Авроры. Только вот Альбус совсем не видел в ней ту Аврору, что родилась у таких прекрасных людей как Лили и Джеймс. Это был другой человек: одичалый, изолированный и совершенно пустой. Дамблдор часто жалел о поступках прошлого, но решение спасти маленькую, неокрепшую Аврору, отправив в Дурмстранг, было его роковой ошибкой. Альбус торопился в своих мыслях, считал их сумбурными, пытался понять их ход. Почему у него возникло то чувство?.. Именно то чувство, когда не узнаешь в человеке того, кого создал в своей голове. И сейчас, убедившись, что дорогая Аврора жива и здорова, у него была новая цель: любым способом вытащить ее из ледяного, кровожадного замка.