ИЗРАНЕННОЕ БОЛЬЮ СЕРДЦЕ САМОЗВАНЦА

Чуть позже, а именно после того, как юная Евдокия привела себя в порядок под бдительным присмотром Царевны Ольги Борисовны, она вновь предстала перед ясными очами вдовствующей царицы Марии Годуновой, по- прежнему с царственной грацией восседающей в своих просторных покоях, утопая в лучах яркого солнца и погружённая в мрачные мысли о ближайшем будущем семьи и страны, из которого её вывела дражайшая старшая дочь, царевна Ольга, почтительно поклонившаяся матушке и принеся искренние извинения за внезапный визит, грубо поставила любовницу брата перед ней на колени, осторожно объяснив истинную причину, по которой ей пришлось выпустить негодницу из темницы и приведя в доказательство подтверждение акушерки о наличии у девчонки беременности, в связи с чем вдовствующая царица не на долго задумалась, как бы взвешивая в уме все «за» и «против», после чего, обращая на себя внимание, смиренно ожидающей вердикта о своей участи, одетой в простенькое бледно голубое шёлковое платье, белокурой девицы всё с тем, же, высокомерием заключила: --Скажи спасибо своему ребёнку, Евдокия! Если бы ни твоя своевременная беременность, ты сегодня, же, бы вечером отправилась послушницей в один из загородных монастырей до конца своих дней! А сейчас забудь обо всём, что с тобой было до этого дня! Отныне все твои мысли и заботы должен занимать твой ребёнок, в жилах которого течёт кровь царской династии! Вздумаешь, причинить вред, либо ему, либо себе—пожалеешь о том, что на свет родилась!—и, не желая, продолжать общение с ненавистной ей девицей, подала повелительный знак о том, чтобы служанки увели девчонку. Те всё поняли и, почтительно откланявшись, подняли Евдокию с колен и увели прочь, провожаемые, полным глубокой задумчивости, пристальным изумрудным взглядом черноволосой Царевны Ольги Борисовны, которой самой было, далеко не по душе предстоящее родство со Снегирёвой, из-за чего она тяжело вздохнула. А между тем, стоявший на балконе своих просторных покоев, облачённый во всё зелёное, но разных оттенков, Царевич Дмитрий с глубокой мрачной задумчивостью смотрел на уже местами, окрашивающийся в золото, дворцовый сад и не обращая внимания на пасмурность этого осеннего дня, мучимый сомнением о том, правильно, ли он поступил, отдав престол царевичу Фёдору, ведь, как он успел заметить из своих тайных вылазок в город, народ недовольно робщет, считая, что юному царю не до нужд людских. Он занят собственными потребностями: пьянки, разврат и игнорирование народных просьб с пожеланиями, да и бояре начинают осуждать его политику, в связи с чем, светловолосый царевич от понимания всего этого, печально вздохнул, что ни укрылось от музыкального слуха, мягко и бесшумно вышедшей к нему, доброжелательно ему улыбаясь, одетая в парчовое бардовое платье, Марья Нагая. --Сынок!—ласково позвала она юношу, заставив его, всего просиять от искренней радости с душевным теплом. --Матушка!—с трепетным волнением выдохнул он, плавно обернувшись к ней и после того, как она подошла, почтительно поцеловав ей руку и получив от неё благословение на текущий день. Зато она, словно прочтя, тяготившие его трепетную душу, мысли, одобрительно заключила, легонько потрепав юношу по бархатистым щекам, при этом добровольно утопая в его ласковой голубой бездне выразительных глаз: --Не терзай себя сомнениями в том, правильно ты поступил, отдав престол Фёдору Борисовичу, либо нет. Лучше займи теневую позицию и посвяти всего себя возлюбленной жене, нуждающейся в твоём тепле, заботе и любви, а Фёдор сам себя изживёт, как наш Государь. Ему уже не долго осталось править. Вот увидишь, скоро народ и боярская дума свергнет его. Её мудрые, полные искреннего душевного тепла, слова постепенно согрели юношу, придав ему ещё большей уверенности в себе и заставив ещё больше утвердиться в, выбранной им самим, правильной позиции невмешательства в государственные дела. На этом «мать» и «сын» расстались, уйдя каждый по своим делам: Марья вернулась в свои просторные покои, а юный Царевич Дмитрий, переодевшись в одежду простого горожанина, отправился в город. Там, проходя по рынкам с трактирами, он не навязчиво интересовался у горожан и торговцев тем, как идёт торговля и о том, что они думают о политике юного царя Фёдора, конечно по собственной инициативе, но с молчаливого согласия самого Фёдора Борисовича, которое он дал шурину ещё пару месяцев тому назад при вступлении своём на Российский Престол, так как мнение народа юноше было важно, на тот период. Вот только этот осенний пасмурный день оказался не обычным для Дмитрия тем, что, зайдя в один из трактиров для того, чтобы немного передохнуть и попить чайку, не говоря уже о том, что перекусить, он, к своему глубокому удивлению встретился в нём со дражайшим польским другом, паном Михаем Мнишеком, который оказался, тоже искренне рад встрече с другом, что заставило юношей обняться и, сев за один столик, начать душевную беседу о том, что их обоих интересует, на данный момент. --Михай, какими судьбами ты оказался в Первопрестольной?—доброжелательно поинтересовался у дражайшего друга юный «царевич», от внимания которого ни укрылось то, как сильно измождён и исхудал молодой польский пан, в связи с чем тот тяжело вздохнул и принялся делиться с другом душевными печалями, что напрягло их обоих. --Сразу на следующий день после вашего с Царевной отъезда, вернулся из Кракова наш с Маринкой отец, которому моя дражайшая сестрица всё рассказала о вас. Он пришёл в настоящую ярость и, даже жестоко побив меня, выгнал из дому, лишив всего, из-за чего мне пришлось какое-то время прожить у Калиновских, но узнав о том, что ты официально стал «царевичем Дмитрием», да ещё и престолонаследником, я отправился в Москву для того, чтобы помогать тебе в управлении страной, ведь всегда хорошо иметь преданных сторонников вместе с поддержкой.—душевно рассказал другу Михай, от внимания которого ни укрылась глубокая мрачная задумчивость, отчётливо прочитываемая в добрых голубых глазах друга, заставившая Дмитрия тяжело вздохнуть и после небольшого молчания вновь заговорить: --Мне пришлось отдать престол Царевичу Фёдору Борисовичу для того, чтобы он перестал смотреть на меня, как волк на зайца и полностью уйти в тень, занимаясь уделением всего моего внимания, обретённой семье, что мне нравится, куда больше, чем политические игры. Между юношами воцарилось небольшое молчание, во время которого они быстро перекусили и, допив чай, отправились прогуляться по базару, где, затерявшись в, беспорядочно снующей мимо, толпе, Михай предупредил дражайшего друга о том, что пан Юрий Мнишек вместе с Маринкой не собираются отказываться от получения своего куша власти при воцарении Дмитрия на русский престол. Их даже не остановит то, что юноша официально женат на уже Великой княгине Ксении Борисовне и скоро станет отцом собственного наследника. Для Мнишеков это не преграда, а маленькая проблемка, которую можно легко решить удушением младенца и ссылкой самой княгини в монастырь, что возмутило до крайности Дмитрия, придав ему ещё большей воинственности с желанием бороться и защищать свою семью от всех возможных недругов. Именно с таким настроем юноша вернулся в царский дворец и стремительно прошёл в покои к Царю Фёдору для того, чтобы обсудить с ним действия по защите их общей семьи от посягательств на неё со стороны польских панов с их шпионами. Дмитрий застал царя в гордом одиночестве, сидящим на троне и погружённого в мрачную глубокую задумчивость, да и по его измождённому лицу отчётливо проглядывалось то, что тяжёлое бремя власти, беспробудные пьянки с гулянками давили на него, да и постоянное язвительное шушуканье бояр за его спиной, изводило юношу, в связи с чем он уже искренне жалел, что заставил шурина, ставшего для него, как старшим братом и наставником, уступить ему престол, морально давя на него коварными интригами, вот и получал, теперь возмездие в виде безразличия со стороны всех высокопоставленных сановников с духовенством, отчётливо ощущая то, что трон под ним уже шатается и вот-вот свалится, да и жаловаться шурину не имело смысла, ведь он предупреждал ещё три месяца тому назад, что управление Государством—вовсе не игра в игрушечные солдатики. Так и вышло. --Не время впадать в уныние, Государь! Над нами нависла, куда более серьёзная опасность, чем безразличие бояр с духовенством! Если мы не предпримем действия по защите нашей с вами семьи, её отправят в небытие коварные польские паны во главе с Юрием Мнишеком, спонсируемые королём Сигизмундом!—вразумительно проговорил, решительно войдя в тронный зал Дмитрий, почтительно поклонившийся Государю, пришедшему в лёгкое замешательство от таких, весьма отрезвляющих слов шурина. Между ними даже воцарилось длительное мрачное молчание, после которого, не на шутку встревоженный его предостерегающими словами, юный Государь спросил у шурина, мысленно полностью соглашаясь с ним в том, что обеспечение безопасности семьи с государством, куда важнее личных проблем: --И какие действия по обороне ты предлагаешь прежде всего предпринять? Это пришлось по душе юному Царевичу Дмитрию, в связи с чем, он одобрительно кивнул и принялся делиться с Государем детальными соображениями и действиями: --Ну, для начала выявим польских шпионов, допросим их, хорошенько, а уж потом станем действовать оборонительно. Фёдор не на долго призадумался, мысленно отмечая, что не перестаёт удивляться дальновидности шурина с его стратегическим складом ума, хитрости с изворотливостью и тем, что тайные выходы в народ идут лишь на пользу им всем, благодаря чему, они и узнают все, интересующие их, вести, в связи с чем одобрительно кивнул и распорядился: --Отдай распоряжение нашим разведчикам о том, чтобы начинали заниматься выявлением и поимкой польских шпионов, Дмитрий! Царевич всё понял и, почтительно откланявшись, ушёл заниматься выполнением царского поручения, оставляя юного Государя наедине со своими мрачными мыслями, продолжать сидеть на троне. Вот только для начала Дмитрий пришёл в их с Ксенией общие покои для того, чтобы справиться о её здоровье, прекрасно понимая, что ей уже ходить тяжело из-за большого живота, в котором рос и развивался их сын, что заставляло Великую княгиню больше находиться в их постели, либо выходить в сад на короткий период, да и то в сопровождении верной служанки Настасьи. Войдя в их просторные покои, юноша застал возлюбленную жену, отдыхающей в постели, скрывшись от ярких солнечных лучей под плотными вуалями воздушного, словно облако, серебряным газовым и бирюзовым парчовым балдахином, облачённую в светлое лёгкое шёлковое с преобладанием шифона, платье. Она дремала, но, почувствовав присутствие возлюбленного, в миг проснулась, и вся расцвела от, переполнявшей всю её трепетную душу, огромной нежности. --Дима!—ласково позвала она возлюбленного, что позволило ему без всяких колебаний и, словно на крыльях, впорхнуть в, распростёртые для него, её объятия, откликнувшись взаимным, не менее трепетным вздохом: --Ксюша, милая моя! Благодаря чему, они плавно воссоединились в долгом, полном огромной любви, поцелуе, во время которого юноша заботливо обнимал жену и бережно поглаживал её живот, внутри которого пинался их сынок, что отчётливо ощущал под заботливыми руками Царевич Дмитрий, чувствуя, как его всего переполняет необычайным восторгом, гордостью и искренним ещё большим желанием защищать свою семью от всех возможных недругов, в связи с чем, он обменялся с возлюбленной парой трепетных фраз и, попрощавшись с ними, снова отправился в народ на встречу с преданными разведчиками, чтобы дать им царское повеление о выявлении с поимкой вражеских шпионов, провожаемый благословляющим бирюзовым взглядом возлюбленной жены, оставшейся на заботливое попечение старшей сестры Ольги с верной Настасьей, прекрасно понимая, что государственные дела намного важнее семейных нежностей, даже не догадываясь об истинной причине беспокойства с радением возлюбленного за их общее спокойствие с благополучием, да и Дмитрий, умышленно всё скрывал от неё, считая, что любимой не зачем знать о том, им вновь угрожают коварные Мнишеки, намереваясь справится с данной проблемой, самостоятельно. Вот только, как бы юная Евдокия Снегирёва себя ни берегла от всего, что может угрожать ей с её ребёнком, трепетно выполняя все рекомендации вдовствующей Царицы Марии, но выкидыш у неё всё равно случился из-за того, что она упала с крыльца царского дворца, когда шла на воскресную церковную службу, случайно оступившись о подол простенького одеяния. У несчастной девушки началось сильное кровотечение, которое не смогла остановить акушерка, как ни пыталась, в связи с чем бедняжка умерла в присутствии правящего огромной страной, бурлящей от недовольства правлением монаршей семьи, как котёл, возлюбленного, из-за чего он погрузился в глубокую скорбь и, не обращая внимания на вразумительные уговоры матери с сестрицами о том, чтобы взяться за ум и вернуться к управлению государством, чем пришлось вместо него, срочно заняться его шурину Дмитрию, ушёл в длительный запой и разврат, из которого юношу никто не мог вытащить. Это безразличие к управлению собственной страной привело к тому, что бояре, окончательно расхотели видеть своим царём пьяницу и развратника Фёдора Борисовича Годунова, поставив перед его шурином вопрос ребром о том, чтобы тот устранил от власти юного царя и сам взял на себя бразды правления, закрыв недоцаря в самый дальний и строжайший монастырь. Только, что касается самого Дмитрия, он решил выставить данный вопрос на семейное обсуждение, в связи с чем, тем, же вечером, экстренно собрал возле себя всех домашних и объявил им боярскую волю, хотя и, искренне понимал и разделял невыносимую боль юного Государя, вызванную смертью возлюбленной, но интересы Государства требовали срочного наведения порядка с установлением строжайшей дисциплины. --Даже не вздумай идти на это предательство, Дмитрий, иначе я сам заточу тебя в монастырь, либо того хуже, прикажу казнить!—угрожающе вскричал, чувствующий, что обстоятельства идут против него, юный Государь, готовый в любую минуту, вцепиться в шурина для того, чтобы поколотить его, но между парнями встала вдовствующая царица Марья, прекратившая ссору одним лишь своим словом: --Дмитрий, немедленно отправляйся в покои к жене, а ты, Фёдор, завтра, же подпишешь манифест о своём отречении от престола в пользу своего шурина! Только юноша даже и не думал поддаваться уговорам мудрой матери и, проводив шурина, полным огромной ненависти взглядом, вскричал, смутно надеясь на её понимание: --Матушка, ну, неужели вы не видите, что этот злодей только и ждёт момент для того, чтобы сместить меня с трона и самому занять его! Не сомневаюсь, что он своими коварными уловками и подкупом настроил против меня весь государственный аппарат! Только вдовствующая Царица-мать отнеслась с холодным безразличием к пьяной истерике единственного сына и, дав ему звонкую отрезвляющую пощёчину, приказала: --А ну, немедленно, рот закрой! На кого ты стал похож? Как хорошо, что отец тебя не видит в таком не потребном состоянии! Как можно запустить себя и забыть об управлении страной из-за какой-то недостойной глупой девки, которая даже вести себя не умела в приличном обществе! Она годна то была, лишь для плотских утех, не больше! Не ожидавший таких грозных слов в адрес его возлюбленной, окончательно впавший в уныние, потирающий, пылающее от пощёчин, лицо, юный царь взвыл, подобно раненому зверю: --Мама, зачем Вы так говорите про мою несчастную Даки?! Ведь я любил её и черпал силы лишь в ней одной, а теперь её больше нет! Я остался совершенно один, не нужный даже вам с моими сестрицами, а всё этот проклятый самозванец! Он околдовал вас всех! Только вдовствующая царица Марья не захотела больше слышать ни единого слова от пьяного сына, стремительно ушла из его, залитых лёгким медным мерцанием, от горящих в канделябрах, свечей, покоев, приказав стражникам, никуда не выпускать юного Государя до тех пор, пока он ни образумится. Те всё поняли и, почтительно поклонившись, принялись выполнять Высочайшее приказание. А между тем, ворвавшийся в свои покои, подобно растревоженному льву, Дмитрий, на столько сильно оказался взволнован тем, что Государь, считая его предателем, едва ни отдал приказ о заточении своего шурина под стражу и в колодки, что, не найдя ничего лучше, схватился за, стоящий на небольшой тумбочке, серебряный кувшин и, налив его содержимое, а там была прохладная вода, в кубок, жадно принялся пить, что ни укрылось от внимания дражайшей Ксении, вернувшейся с балкона, в связи с чем, она понимающе вздохнула и, бесшумно приблизившись к возлюбленному, которого, внутренне всего колотило от нервов, заботливо обняла его, затем взяла за руку и, мягко подведя к парчовой тахте, села вместе с ним на неё, но, продолжая, ласково поглаживать любимого по гладкой ладони, что постепенно помогло ему успокоиться, вразумительно произнесла тихим, но очень уверенным голосом: --Ничего не бойся, душа моя! Федю, конечно, жаль, ведь потерять смысл своей жизни и счастье—невыносимо больно, но отталкивать тех, кто помогает ему в управлении Государством, оборачивая все управленческие рычаги против себя—глупо, не говоря уже о том, что опасно, особенно в наше, невыносимо тяжёлое, скажу даже больше напряжённое время. Впадать в скорбь, совершенно не к месту, когда каждая ошибка, либо случайно выброшенное небрежно выброшенное резкое слово, может ввести страну вместе с семьёй в катастрофу. Нам всем надо как можно крепче держаться друг за друга и быть единым целым. Федя глуп, но ты не бойся ничего, Дима, ведь матушка не даст тебя в обиду моему брату из-за того, что она хорошо понимает, что наше спасение, как и благополучие России, именно в тебе. Она дорожит тобой, как и я. Правление Феди уже завершилось, и он сам в этом виноват. Не волнуйся, а лучше наберись терпения и молись Господу нашему о заступничестве. Царская корона уже у тебя в руках. Осталось подождать совсем чуть-чуть. Скоро твои самые заветные мечты сбудутся. Между супругами не на долго воцарилось мрачное молчание, во время которого Ксения ласково погладила возлюбленного по бархатистым щекам, отчётливо ощущая то, как он, не смотря, ни на что, продолжает нервно дрожать, а в ясных голубых глазах, в которых ей хотелось добровольно утонуть, всё ещё стояла невыносимая грусть, смешанная со страхом за их общее счастье с любовью, что вызвало в ней понимающий вздох, вырвавший юношу из мрака его глубокой задумчивости, заставив возлюбленную пару встретиться пристальными взглядами, что вызвало в нём новый измождённый вздох. --Видела бы ты какой огромной беспощадной ненавистью Государь смотрел на меня, Ксюша! Не сомневаюсь, что, если бы ни вмешательство в наш спор твоей глубокоуважаемой матушки, Фёдор Борисович, мгновенно схватился бы за меч и разрубил бы меня на месте. Его взгляд напрямую говорил мне об этом желании!—потеряно поделился с возлюбленной юноша, чувствуя то, с какой искренней заботой и нежностью она гладит его по шелковистым коротко остриженным светлым волосам и что-то шепчет в утешение в перерывах между горячими поцелуями, что приносило ему плавное успокоение. А между тем в своих просторных покоях, измождённый горем, юный царь Фёдор постепенно провалился в глубокий исцеляющий сон, из которого её жестоко вырвала, раздающаяся за пределами беготня слуг с домашними, что, окончательно привело юношу в чувства, заставив, немедленно отправится в покои к сестре Ксении, куда его не пустили, как и, стоявшего немного в стороне шурина, выглядевшего каким-то очень бледным, встревоженным и ничего не понимающим. Казалось ещё немного, и он упадёт в обморок от, переполнявших его всего, бурных чувств, да и из их супружеских покоев раздавались душераздирающие крики несчастной Ксении, мучающейся родами. Время для двух, ещё несколько часов тому назад, враждующих и готовых вцепиться друг в друга, юношей, казалось остановилось, что позволило им объясниться и помириться. --Мы с Ксюшей сидели и тихо разговаривали на тахте, когда ей внезапно сделалось очень плохо, из-за чего я, мгновенно отправил слуг за Государыней с моей снохой Царевной Ольгой. Они пришли и выставили меня за дверь, сказав, что роды—женское дело, а мужчинам на таком мероприятии нечего делать. Затем, туда пришла дворцовая акушерка с помощницами. Дальше я ничего не помню.—на одном дыхании и с всё тем, же, ошалевшим выражением на красивом лице, объяснил Государю Дмитрий, еле держась от того, чтобы ни упасть в обморок. В эту самую минуту наступила мрачная тишина, но не на долго лишь до тех пор, пока её ни прорезал тройной громкий детский крик, заставивший парней потрясённо переглянуться между собой, а в голове пронёсся один вопрос: «Тройня?», в связи с чем и не желая себя мучить дальше догадками, они рванули к покоям, из которых важно вышла, выражающая огромный искренний восторг, но при этом выглядевшая немного уставшей, Царевна Ольга, известившая молодого отца о том, что у него и Ксении родилось трое замечательных детишек: два мальчика и девочка. Все они здоровы, как и их мать. Вот только реакция Дмитрия оказалась странной. Видимо сказалось сильное душевное волнение вместе с беспокойством за возлюбленную с детьми. Он довольно заулыбался, после чего, как подкошенный, рухнул на пол без чувств. Не известно, сколько прошло времени, но, когда Дмитрий, наконец, очнулся, не говоря уже о том, что полностью пришёл в себя, он увидел, что лежит в постели своих покоев, уже значительно тёмных из-за того, что свечи в канделябрах уже полностью догорели и потухли, как и огонь в камине, за окном завывала метель, да и не удивительно, ведь на дворе был конец декабря—начало января, а возле него сидела, склонившись в беспокойстве его дражайшая «матушка» Мария Нагая, вздохнувшая с огромным облегчением и с доброжелательной улыбкой на лице: --Ну, наконец-то, ты очнулся, «сын»! Мы уж, всем дворцом думали, что ты: либо помрёшь, либо рассудка лишишься от радости, что стал счастливым отцом чудесных тройняшек! Эти, полные огромной искренности слова горячо любимой «матушки» заставили юношу горько рассмеяться, а потом залиться слезами огромной радости и счастья, но, когда он, наконец, справился с, переполнявшими его всего, бурными эмоциями, он весь запыхавшийся, измождённо вздохнул: --Сколько я здесь уже лежу? Бывшая Царица всё с той, же доброжелательностью ему улыбнулась, вновь, и, ничего не скрывая, ответила: --Целые сутки, Митя: то приходя в себя, то вновь теряя сознание! В связи с чем и от услышанного им, откровенного признания, юноша погрузился в глубокую мрачную задумчивость, совсем не заметив того, как провалился крепкий сон, что позволило его заботливой «матушке», оставить его одного и выйти из покоев молодой четы, где в, залитом лёгким медным мерцанием от, горящего в чугунных настенных факелах, пламени, коридоре, её уже с нетерпением и беспокойством ждала Царевна Ксения с немым вопросом: «Как мой Дима? Пришёл в себя? С ним всё хорошо?» Царица всё поняла и, доброжелательно улыбнувшись «невестке», успокоила её, сказав лишь одно: --Не волнуйтесь за своего дражайшего мужа, царевна! С ним всё хорошо. Только он сейчас спит. Юная девушка всё поняла и, искренне пожелав царице доброй ночи, прошла в свои покои, провожаемая её задумчивым мягким взглядом, в котором отчётливо прочитывалась душевная симпатия к данной паре и невыносимое беспокойство за их будущее, которое до сих пор было туманным и не определённым, что лишь усиливало тревогу в хрупкой душе молодой женщины, которая ещё четыре месяца тому назад, как вновь обрела, утерянного двенадцать лет тому назад, сына. А между тем, юная, одетая в, обшитое золотым гипюром, сиреневое атласное платье с преобладанием золотого шёлка, юная Царевна бесшумно вошла в свои покои и, остановившись на полпути к супружеской постели, где мирно спал, постепенно отходя от, пережитого ещё вчера, нервного сильного переживания, её нежный возлюбленный, бережно обнимающий вторую подушку, что вызвало у его возлюбленной вздох искреннего умиления с трепетом, в связи с чем, она, не в силах больше совладать с, переполнявшими её бурными чувствами, мягко подошла к нему и, взобравшись на их общую постель, даже не раздеваясь, крепко прижалась к мускулистой полуобнажённой груди возлюбленного и пламенно поцеловала его в трепетные губы, что заставило юношу, инстинктивно открыть, ещё полные сна, голубые глаза и, заворожённо смотря на возлюбленную, ласково ей улыбнуться и, измождённо выдохнув её имя, легонько потрепать золотистый шёлк шикарных распущенных волос, ниспадающие блестящим водопадом по её плечам и груди к тонкой талии. В эту, же, самую минуту, в просторные покои, мучимая дурными предчувствиями о судьбе дражайшей сестры с её возлюбленным, к брату пришла Царевна Ольга Борисовна и не зря, ведь юный Фёдор с нетерпением ждал её для очень важного разговора, стоя у камина с задумчивым выражением на лице, смотря на завораживающий медленный танец, источающего приятное тепло, пламени, окутывающего обширное пространство медным светом и делая его ещё уютнее. --Если ты пришла поинтересоваться о моих дальнейших планах, относительно моего шурина с его семейкой, то знай, что завтра на заседании боярской думы я объявлю во всеуслышание о том, что мой шурин, вовсе не царевич Дмитрий, а беглый самозванец Гришка Отрепьев, где его схватят и, сопроводив в пыточную, сначала хорошенько допросят, а потом казнят через отсечение головы. Что, же касается Ксении с её ублюдками, их сошлют в самый дальний монастырь, где насильно постригут в монахини!—словно угадав о причине ночного визита старшей сестры, коварно рассмеявшись, чуть слышно заключил юноша, лениво попивая из кубка вино, вернее он уже еле держался на ногах от, выпитого им ранее. Слуги даже успели заменить кувшин на новый. Только это было уже не важно, ведь, от услышанных страшных слов, относительно печальной участи дорогих её сердцу с душой людей, у стоявшей возле тумбочки с винным кувшином, одетой в тёмно-розовое парчовое платье, Ольги, словно мороз прошёлся по коже, в связи с чем, она поёжилась от ужаса, и сама того, не заметила, как инстинктивно вылила в кувшин сильнодействующий яд из, надёжно спрятанного в руке, маленького пузырька. --Ты страшный человек, Федя! Ненависть сжигает тебя, изнутри!—чуть слышно, в ужасе выдохнула юная царевна, что вызвало ещё больший язвительный смех у юного царя, из-за чего он налил себе из кувшина новую порцию вина и, отпив его, пристально всмотрелся в, искажённое невыносимым страхом, красивое лицо старшей сестры и ядовито заметил: --Думаешь, я не знаю о том, что ты, тайно вожделеешь Гришку, сестрица?! Мне давно уже об этом известно! Только завтра твои мучения закончатся. Я лично дам тебе лекарство от запретной страсти.—и, слегка пошатнувшись от внезапного потемнения в глазах с нехваткой дыхания, внезапно рухнул на ковёр без чувств, ничего не понимая, что это на него нашло. Вероятно от, чрезмерно выпитого вина.