ИЗРАНЕННОЕ БОЛЬЮ СЕРДЦЕ САМОЗВАНЦА

А между тем, что касается вдовствующей царицы Марии Годуновой, она уже на столько крепко спала в своих просторных тёмных покоях, что даже не услышала того, как бесшумно открылась дверь, и в них боязливо вошла её личная служанка с обнажённым ножом в руках и, мягко подойдя к постели госпожи, осторожно взяла, лежащую рядом с ней подушку, затем положив ей её на лицо, принялась давить со всей силой, что привело к тому, что Царица внезапно проснулась и, чувствуя, что не хватает воздуха, начала задыхаться. Вот только желание жить в женщине оказалось на столько велико, что она начала, отчаянно бороться с предательницей. --Ах, ты мерзавка! Да, я тебя прикажу утром забить плетьми в пыточной до смерти!—догадавшись о том, что ветер дует именно от бывшей и всеми забытой, но, прибывшей, жить в царский дворец по распоряжению престолонаследника Димитрия, монахини Марфы, с огромной ненавистью вскричала молодая вдова, ясные глаза которой горели воинственной яростью, способной, безжалостно испепелить любого врага. Вот только, вскоре, она осознала, что силы не равны, да и служанка оказалась слишком изворотливой, но признавать поражение царице не хотелось, в связи с чем, инстинктивно схватив с прикроватной тумбочки золотой подсвечник и принялась отчаянно бить им девчонку по темноволосой голове, что вызвало в девушке небольшое замешательство, продлившееся не долго, ведь, собравшись с мыслями и понимая, что вот-вот может провалить, порученное ей Царицей-матерью Марией Нагой, задание, служанка, хотя и боролась с невыносимой слабостью и головокружением от, нанесённых ей царицей, сильных ударов, вовремя собралась и применила в ход, отданный ей госпожой, острый кинжал, которым она ударила несколько раз противницу в грудь, а, затем убедившись в том, что та мертва, инстинктивно вытерла кинжал от крови и следов и, спрятав его в складках простенького сарафана, на ватных ногах, вернее даже пошатываясь, не говоря уже о том, что теряя сознание, покинула покои, дав сигнал, стоявшим на чеку, стражникам о том, что дело сделано и теперь путь законному Царевичу к трону, открыт. Стража всё поняла и, переглянувшись между собой, перерезали горло той самой служанке для того, чтобы она ничего не смогла разболтать в случае допроса и внимательно проследили за тем, как девчонка, захлёбываясь собственной кровью, льющейся из раны фонтаном, плавно упала на холодный каменный пол, хорошо ощущая то, как ясный взор постепенно мутнеет и затухает, не говоря уже о том, что жизнь уходит из неё. Ждать пришлось не долго. Вскоре юная служанка умерла, распростёршись на холодном полу под терпеливым внимательным взглядом своих и царских палачей, которые её тело, как и тела царицы с бывшим царём Фёдором грубо вытащили из царского дворца и по общему решению самых представительных бояр и царицы Марии Нагой заколотили в импровизированные гробы и свезли на самый дальний погост, где и похоронили, как самоубийц, то есть без отпевания, провозившись там с ними, до самого утра и лишь с первыми яркими солнечными лучами вернулись по своим домам для того, чтобы приготовиться к присяге истинному Государю Дмитрию Ивановичу, которого, во время кровавой заварушки предпочли оградить от всего, прекрасно понимая, что юноше не до политики, так как ещё вчера он стал счастливым отцом трёх очаровательных и здоровых малышей, которых нарекли: Николай, Анастасия и Алексей, но ещё не крестили, так как торжественный обряд назначен на начало следующей недели, в честь чего всем нуждающимся в материальной поддержке будут выплачены денежные средства из царской казны и выпущены из тюрем все, кто попадает под амнистию, не говоря уже о том, что прощены все, сидящие в долговых ямах, должники. Бояре понимали Венценосную чету и решили их не беспокоить на протяжении целой недели. Пусть придут в себя и свыкнуться с новой для себя и страны важной ролью. Вот только их беготня с вознёй, как бы они ни старались провести всё по-тихому и, крайне, не заметно, привела к тому, что из-за него проснулись молодые венценосные родители: Государь Дмитрий Иванович с Царицей Ксенией Борисовной, успевшие распознать, что во дворце творится что-то страшное, но, что даже представить не могли, хотя и отчётливо слышали, доносящуюся из коридора беготню с душераздирающими криками, не говоря уже о том, что видели, мелькающие хаотично тени, снующих взад-вперёд людей. --Что происходит?—ничего не понимая, спросила у возлюбленного юная девушка, из-за чего он не нашёл ничего лучше, кроме, как нехотя подняться с постели и, подойдя к двери, дёрнуть её, но, почувствовав, что та крепко заперта, иронично рассмеялся, чем привёл, перепуганную до смерти возлюбленную в ещё большее замешательство, но, понимая, что до утра им так ничего и не узнать, вернулся в постель и, заключив жену в крепкие объятия, чуть слышно и с оттенком лёгкой иронии выдохнул, стараясь не напугать её ещё больше: --Кажется, нас заперли с той стороны, Ксеньюшка. В связи с чем, между молодыми супругами воцарилось длительное, куда ещё более мрачное молчание, из-за которого, юноша пошёл на самое верное, как он, на данный момент, считал действо, а именно, заключить в заботливые объятия, дрожащую от невыносимого страха и уже каким-то внутренним чутьём догадавшуюся о том, что у неё больше нет матери с братом, юную девушку и, не говоря ни единого слова, прильнув к её сладким, как ягоды спелой земляники, алым губам, приняться, неистово их целовать, тем-самым, отвлекая её от страшных мыслей, что ему успешно удалось, благодаря чему, его возлюбленная, постепенно перестала дрожать и, успокоившись, доверилась собственным чувствам с порывами и не думая о том, что ей ещё, как минимум, недели две нельзя придаваться плотским утехам с возлюбленным мужем. Единственное, о чём думала юная царица—как унять ту дрожь и невыносимый страх этой жуткой ночи. Самый верный способ—забыться в головокружительной любви и неистовых ласках мужа, что помогло супругам, постепенно успокоиться и погрузиться в глубокий сон, в котором они решили находиться до тех пор, пока их не выпустят из вынужденного заточения, в которое их ввели по единогласному распоряжению Царицы-матери Марии и Царевны Ольги, занимающихся новорожденными детьми в просторных светлых покоях самой Царицы, укладывая их в золотые и серебряные колыбельки после того, как кормилицы покормили малышей. --Как я слышала от верных мне источников, ты, голубушка, себе на беду осмелилась влюбиться в «моего сына» Димитрия?!—пристально смотря на, слегка изумлённую, одетую в парчовое платье морковного цвета с преобладанием яркого розового шёлка, юную девушку, которая, к своему стыду, залилась румянцем лёгкого смущения, из-за чего скромно улыбнулась и отвела изумрудный взгляд, с оттенком искренней доброжелательности заметила Царица-мать, от чего юница почувствовала себя крайне не уютно, в связи с чем попыталась отговориться: --Что, вы, Ваше Царское Величество?! Да, как я смею допускать для себя такой грех, ведь наш Государь является дражайшим мужем моей сестре Ксении, да ещё отцом их общих очаровательных детишек!—что вызвало у Государыни вздох искреннего одобрения, с которым она хладнокровно и заговорила, плавно переходя к важности их разговора, от которого зависела дальнейшая судьба черноволосой красавицы-царевны и их общего семейного благополучия, как и правления Димитрия Ивановича: --Мой сын, действительно очень красив и обаятелен, да и грезить о нём не запрещено никому! Только речь не об этом! Я пригласила тебя к себе для того, чтобы обсудить безопасность вместе со спокойствием правления Государя, но для этого нам необходимо избавиться от самого главного его врага—пана Юрия Мнишека и не допустить проникновения в царский дворец и к власти Маринки. Уже осведомлённая о данной беде шурина и сестры, Ольга всё поняла и, переполнившись воинственностью и желанием, как можно скорее уничтожить польских супостатов, участливо осведомилась: --Как вижу, у Вас уже появился план по борьбе с ними, Государыня! Чем я могу быть Вам в этом полезна? Можете располагать мною, ибо, ради спокойствия с благополучием нашей с Вами семьи, я ни перед чем не побрезгую. Подобный настрой искренне порадовал вдовствующую, одетую в шикарное бордовое парчовое платье, огненноволосую молодую Царицу, в связи с чем, она одобрительно улыбнулась юной и невинной, как утренняя роса, собеседнице и, не желая её мучить, высказала свой план, от которого девушке стало не по себе, хотя и, прекрасно понимала, что пути назад уже нет, да и она сама вызвалась участвовать в беспощадной борьбе с коварными польскими интриганами и угнетателями: --Тебе предстоит соблазнить старшего Мнишека и, когда он полностью влюбится в тебя, забыв про бдительность со всей осторожностью и начнёт во время ваших с ним постельных утех, обо всём делиться с тобой, как с самым близким человеком, ты убьёшь его тогда, когда он меньше всего будет того ожидать. Только запомни, царевна, даже не вздумай сама в него влюбляться! Это будет провалом всей нашей борьбы! Поняла? Потрясённая до глубины души, возлагаемой на неё Царицей, очень важной, вернее даже освободительной миссией, Ольга судорожно сглотнула и, печально вздохнув, не говоря уже о том, что, испытывая полное отвращение к предмету, которого ей предстояло обольстить, а в дальнейшем, убить, покорно выдохнула: --Как прикажете, Ваше Царское Величество! Ваша воля для меня—закон! Всё это время, внимательно наблюдающая за юной девушкой, царственно восседающая на парчовой пёстрой тахте, молодая женщина отчётливо видела то, какой болью полны ясные изумрудные глаза юной девушки, в трепетном сердце которой было место любви лишь одному мужчине—обаятельному светловолосому юному красавцу с голубыми глазами и с ласковой улыбкой—Димитрию, из-за чего в них даже отчётливо проглядывались горькие слёзы, которые она никак не могла скрыть. Только царице уже не было никакого дела до запретных чувств Царевны Ольги. Вместо этого, она одобрительно кивнула и, доброжелательно вздохнув, заключила: --Так-то лучше, голубка! Единственное, что нам остаётся, на данный момент—смиренно дождаться прибытия наших врагов, продумать новые боевые действия и начинать безжалостную борьбу с ними за благополучие нашей семьи и страны.—и, выдержав короткую паузу, позволила девушке уйти. Та всё поняла и, почтительно откланявшись, покинула царские покои, провожаемая, полным глубокой задумчивости, понимающим взглядом Царицы-матери, чутким сердцем успевшей, распознать, что в хрупкой душе, юной царевне совсем не хочется приносить себя на потеху жестокому польскому интригану, который был ей омерзителен, что вызвало в Государыне печальный вздох. Мария Нагая не ошиблась в распознании хрупкой души царевны. Так и было на самом деле, но пути назад уже не было. В связи с чем, сразу после того, как она, поникшая, словно цветок перед грозой, юная царевна покинула Государыню и прошла в один из залов дворца, не разбирая пути от, застлавших ясные изумрудные глаза, горьких слёз, вызванных ощущением себя жертвой на заклании в угоду счастья с благополучием младшей сестры с Димитрием, юная девушка прислонилась стройной спиной к тяжёлой дубовой двери, где не в силах себя больше сдерживать, дала волю слезам, чем и привлекла внимание, изучающего государственные дела царя Фёдора Борисовича, красавца Михая, сидящего на тахте в парчовой и шёлковом облачении, залитого лёгким медным мерцанием от, горящих в канделябрах, свечей, что заставило юношу отложить свои дела царского секретаря и уделить внимание прекрасной юной незнакомке, чем он и занялся, плавно поднявшись с тахты и бесшумно подойдя к ней с яблоком в руках, которое любезно подал ей с участливыми словами: --Не знаю, что или кто посмел расстроить такую красавицу, но уверен в том, что яблочко развеселит тебя. Это его действие вызвало в юной девушке горькую усмешку, с которой она постепенно успокоилась и, робко взяв, галантно предложенное ей, яблоко, решительно надкусила, затем постепенно успокоилась и, почувствовав, что она может довериться этому незнакомцу, печально вздохнула и поделилась: --Навалилось всё сразу: вначале, влюбилась, не кстати в возлюбленного мужа моей дражайшей сестры Царевны Ксении, ныне в нашего Государя Димитрия Ивановича, из-за безопасности которого мне пришлось отравить собственного брата Фёдора, затем этот проклятый дворцовый переворот, в ходе которого погибла моя матушка Царица Мария Годунова, а теперь мне ещё предстоит стать постельной утехой жестокого польского пана Юрия Мнишека. Такое чувство, что жизнь катится по инерции, а я ничего не могу изменить! Услыхав эти, полные невыносимой боли слова прекрасной черноволосой незнакомки, потрясённый до глубины души, Михай понимающе презрительно присвистнул: --Да уж, я тебе не завидую!—и выдержав короткую паузу, наконец, решил снять с себя маску таинственности и всё с той, же любезностью представился, протянув девушке руку и перейдя на шутливый тон.—Кстати, я и есть единственный, но к сожалению отвергнутый, хотя в каком-то смысле, может и к счастью, сын того изверга, к которому тебя собираются положить в постель. Моё имя Михай, а ты, как я понимаю, Царевна Ольга Борисовна Годунова!? Очень приятно познакомиться! Вот только, узнавшая о том, с кем она так откровенно беседует, потрясённая до глубины души, юная девушка ощутила то, как её всю начинает переполнять праведный гнев, из-за которого она впала в лёгкий ступор и, пробыв в нём какое-то время, плавно сползла по двери на пол и, обхватив буйную голову изящными руками, зарыдала пуще прежнего, чем ещё сильнее сбила с толку молодого парня. Он даже осторожно попытался её вновь утешить добрым словом, но она решительно отшатнулась от него, грозно прокричав: --Не прикасайся ко мне! Все вы Мнишеки одинаковы, подлые и жестокие! Вы мне все отвратительны! Как вас только земля носит! Ошалевший от столь справедливых высказываний царевны, Михай понимающе вздохнул и не стал больше донимать её, предпочтя отойти в сторону и вернуться к прочтению государственных бумаг для того, чтобы утром отчитаться обо всём перед государем-другом, а Ольга, видя, что юноша больше не обращает на неё никакого внимания, постепенно успокоилась и, молча, ушла в свою комнату. А в эту самую минуту, окружённая надёжной охраной, карета с Мнишеками, уже была в нескольких сотнях километрах от столицы Российского государства, что не мешало, одетым во всё самое тёплое, отцу с дочерью вести вразумительный разговор о том, как Марине предстоит вести себя при русском царском дворе для того, чтобы завоевать симпатию царицы-матери, что привело в лёгкое замешательство юную гордую и честолюбивую панну. --Как нам известно, Димитрий официально обвенчался с царевной Ксенией Годуновой и даже обзавёлся тремя детьми. Ничего страшного, ведь все великие Османские Султанши начинали с положения простых наложниц, каковой ты и станешь для нашего Государя, Марина. Забудь про гордость с честолюбием! Только так мы добьёмся всего, чего хотим от Димитрия!—вразумительно наставлял горячо любимую дочь пан Юрий, внимательно проследив за тем, как её красивое личико исказилось праведным гневом, с которым она убийственно взглянула на отца и, сильнее укутавшись в тёплую шубу с глубоким капюшоном и муфтой, угрожающе прошипела, подобно змее: --Я никогда не упаду до уровня этих османских гаремных свиноматок! Я—панна Марина Юрьевна Мнишек, верноподданная польского короля Сигизмунда, а это означает, что я лягу в постель к Димитрию лишь, будучи его законной женой и венчанной царицей и после того, как он сошлёт в монастырь свою царевну с ублюдками! Что вызвало праведный гнев в её отце, от чего он еле сдержал в себе бурный яростный порыв на то, чтобы ни отхлестать взбалмошную дочь отрезвляющими звонкими пощёчинами. Вместо этого, мужчина тяжело вздохнул и, испытывающе глядя на неё, приказал тоном, не терпящим никаких возражений, что заставило строптивую панну, потрясённо уставиться на своего отца и больше не пытаться злить его: --Нет, ты станешь наложницей Димитрия, Марина, постепенно очаровывая и влюбляя его в себя, тем-самым всё больше и больше отдаляя его от Ксении до тех пор, пока он полностью, к ней ни охладев, сошлёт её в монастырь, да и тебе необходимо заручиться доверием царицы-матери! У тебя на всё это будет ровно месяц, так как царица Ксения не сможет быть с мужем так, как полагается быть жене из-за того, что позавчера стала матерью, а значит она является нечистой. Вздумаешь, продолжать настаивать о своей гордости, в монастырь отправишься именно ты! я сам тебя в него сошлю! Что, же, касается меня, то я не стану вам мешать и займусь налаживанием представительских дел в польском посольстве и даже в политику не полезу. После чего, между отцом и дочерью, вновь воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого гордая и честолюбивая панна Марина, хотя и яростно фыркнула, но погрузилась в тщательное обдумывание мудрых слов горячо любимого отца, решившего таким способом, сбить с неё спесь, делая более покладистой, не говоря уже о том, что сговорчивой, мягкой и обходительной, как и полагается быть добропорядочной женщине, что, хотя и было девушке, далеко не по душе, но она решила больше не бунтовать, проявляя строптивый характер, ведь так она никогда не станет по-настоящему любимой и счастливой. Доказательство тому для неё стало полное безразличие с холодностью Димитрия ещё полгода тому назад. Теперь ей предстояло самой покорить его, к чему она и решила приступить по приезде в царский дворец, но постепенно и после того, как немного обвыкнется. Пока, же девушка сидела на мягком сидении, сильнее укутавшись в шубу с муфтой и смотрела в окно, не обращая внимания на сильный мороз, образовавший на стёклах кареты пушистые растительные узоры, сверкающие разными цветами, как бриллианты. А несколькими мгновениями позже, когда ясное зимнее солнце уже было высоко на голубом безоблачном небосклоне, юный новоиспечённый русский Царь, хотя ещё и не венчанный на царство, но уже принявший присягу на верность у всех бояр и духовенства во время утреннего заседания боярской думы, сидел на тахте на балконе своих просторных покоев, душевно беседуя с «матушкой» о ночном перевороте с кровавой расправой над матерью и сыном Годуновыми. Сказать, что юноша был недоволен—ничего не сказать. Он пришёл в страшную ярость, в бурном порыве которой хотел даже в наказание, вновь сослать «матушку» в монастырь, а всех, причастных к ночному кровавому злодеянию, бояр, жестоко казнить на лобном месте, конфисковав всё имущество, а жён с детьми насильно постричь в монахини с монахами, но, понимая, что такими жестокими расправами, обернёт против себя русский народ, уже постепенно начавший успокаиваться после свержения Годуновых с их физическим уничтожением, смирился, хотя это и было, крайне нелегко, да и в душе продолжало всё бурлить, что пришлось, глубоко по душе его «матери», решившей, перевести тему разговора на другое. --Кстати, завтра в Москву прибывает панна Марина Мнишек, сын. Только она сможет стать при тебе всего лишь наложницей, не больше. Но на твоём бы месте, я не стала бы причинять боль Ксении сближением с полячкой. Лучше сошли панну в монастырь, либо выдай замуж за кого-нибудь из сыновей своих влиятельных бояр, ведь народ всё равно не примет её из-за того, что она еретичка.—мудро посоветовала сыну Царица-мать, отчётливо прочтя в доброжелательных голубых глазах сына лёгкое замешательство от, услышанного известия, ставшего для него полной неожиданностью, ведь, облачённый в парчу и шелка, как и мать, юноша совершенно не был готов к новой встрече с девушкой, длительное время издевающейся над ним и унижающей его. --Видит Господь Бог, что я сам не желаю встречи с ней, не говоря уже о возобновлении общения! Да и, зачем она мне, когда у меня есть моя возлюбленная Ксения с маленькими детьми, которых, я очень сильно люблю!—наконец, завершая их и без того, возникшее между ними, мрачное молчание, душевно поделился с дражайшей матушкой венценосный юноша, в ясных голубых глазах которого отразилось морозное январское солнце, окутавшее собеседников золотым газовым воздушным покрывалом. --Тогда можешь не волноваться о ней, Митя! Наслаждайся минутами счастья в обществе любимой жены с детьми в свободное от государственных дел время! Я, же со своей стороны вместе с царевной Ольгой Борисовной позаботимся о том, чтобы ваши пути с Маринкой никогда не пересекались.—понимающе тяжело вздохнув, заключила царица-мать, грациозно поднявшись с парчовой тахты и, подбадривая похлопав сына по мускулистому плечу, покинула его покои, решив пойти к себе для того, чтобы всё, как следует обдумать, провожаемая его внимательным, но полным глубокой мрачности, благодарственным взглядом. Он остался совершенно один, что юношу совершенно не угнетало, а наоборот способствовало тому, чтобы всё, как следует проанализировать в уме и прийти к правильному заключению, что выйдет на благо русскому народу и его семье, да и лёгкий морозец, слегка пощипывающий бархатистые щёки светловолосого юноши, делая их румяными, хорошо освежал мысли, внося в них ясность вместе с порядком, благодаря чему Димитрий, вновь тяжело вздохнув, взял с небольшого столика серебряный кубок с горячим чаем и, медленно поднеся его ко рту сделал небольшой глоток, предварительно размешав в нём ягодное варение, отчётливо ощутив то, как внутри него плавно растекается растекается приятное тепло. А между тем, к, царственно вышедшей из царских покоев, Царице-матери стремительно подошла, облачённая в изящное яркое бирюзовое парчовое платье с золотистым шёлком, юная Царица Ксения, шикарные золотистые длинные волосы которой украшала бриллиантовая корона с сапфирами, при этом девушка выглядела чрезмерно взволнованной, даже встревоженной, а всему виной, случайно услышанная ею от служанки Настасьи, сплетня о том, что со дня на день к ним приезжает польская панна Марина Мнишек. Занимающаяся детьми, юная мать, конечно, не поверила дворовой девке, но для своего душевного успокоения захотела обсудить это с дражайшей свекровью, в связи с чем и вышла в, залитый яркими солнечными лучами, коридор, где женщины и встретились. --Вижу, что ты, тоже уже знаешь о скором прибытии проклятой еретички, голубка!—заметила по встревоженному выражению красивых бирюзовых глаз невестки царица-мать, что заставило юную девушку, залиться румянцем лёгкого смущения, из-за чего её густые шелковистые ресницы слегка встрепенулись, а пухлые алые губы расплылись в воинственной улыбке, с которой девушка и произнесла с огромной решительностью: --Пусть только она попробует, хотя бы один раз взглянуть на моего Димитрия, пожалеет, что на свет родилась! Уж я ей обрушу этот дворец на голову! Жизнь здесь для неё превратится в сущий ад! Воинственный настрой и желание сражаться с проклятой еретичкой дражайшей невестки, так сильно понравились Царице-матери, что она в знак искреннего одобрения похлопала её по изящному плечу и мудро заговорила, как бы внося в растревоженную трепетную душу юной девушки, желаемый покой: --Панна Марина тебе не угроза, Ксения! Да и, кто она такая по сравнению с тобой—Царицей Московии?! Обычная наложница-еретичка, которую за чрезмерно гордый и неукротимый нрав нам ещё предстоит воспитывать тщательнейшим образом прежде, чем подпустить к телу и к постели нашего Государя! Так, что успокойся и уделяй лучше всё своё внимание, любовь и заботу мужу с детьми! Об остальном позабочусь именно я с Ольгой! Юная Царица, хотя и уступила мудрым заверениям свекрови, но решила оставаться бдительной по отношению к еретичке и всеми возможными способами превращать её жизнь в ад, не говоря уже о том, что предотвращать и разрушать, подобно самому сокрушительному торнадо, либо цунами все попытки Маринки, встретиться с Димой, что вновь не осталось не замеченным от свекрови, испытывающий огромный восторг от воинственности юной невестки, в связи с чем, искренне пожелала ей доброго дня и продолжила свой путь, провожаемая её, полным глубокой задумчивости, бирюзовым взглядом. Оставшись, наконец, в гордом одиночестве, стоять посреди, залитого яркими солнечными лучами, коридора, укутывающими её, словно в приятный мягкий шёлковый плед, юная Царица грациозно сложила изящные руки на соблазнительной упругой пышной груди и, тяжело вздохнув, погрузилась в мрачную глубокую задумчивость о том, с чего ей начинать борьбу с проклятой еретичкой, ведь в столь важном вопросе, повинуясь одним лишь чувствам—не годиться. Надо составить в голове более выигрышный и сокрушительный план, благодаря которому Маринка в страхе за свою жизнь сбежит, поджав хвост, обратно в Польшу. А в эту самую минуту, продолжая до сих пор чувствовать себя, крайне не удобно перед Михаем Мнишеком за небрежный ночной разговор, тепло одетая, Царевна Ольга захотела немедленно извиниться перед ним, в связи с чем вышла в дворцовый сад, смутно надеясь встретить царского секретаря там. Для этого ей пришлось пройти мимо цветочных аллей и, выйдя, наконец, к аллее фонтанов, погружённая в глубокую мрачную задумчивость и не обращающая внимания на лёгкий морозец, пронизывающий её насквозь и заставляющий бархатистые щёки, алеть, едва ни угодила под копыта резвого вороного коня молодого и очень привлекательного пана Михая, совершающего небольшую конную прогулку по дворцовому саду, благо юноша вовремя затормозил и остановив коня, мгновенно спешился и, передав его охраннику, стремительно подошёл к сидящей на сугробе, закрываясь изящными руками от, вовремя предотвращённого удара копытом, девушке. Она выглядела испуганной, что ещё больше придавало ей очарования с притягательностью, а уж взлохмаченные длинные иссиня-чёрные волосы, хаотично разбросанные по плечам, так вообще, окончательно взяли юношу в добровольный плен изумрудных, словно озёра, глаз, обрамлённых густыми шелковистыми ресницами в тон шикарным волосам. --С Вами всё нормально, Царевна? Мой конь ни причинил Вам никакого вреда?—обеспокоенно принялся расспрашивать юную девушку, Михай, заботливо помогая, ей подняться на ноги и отряхая снег с роскошной одежды, что весьма развеселило красавицу, в связи с чем, она доброжелательно ему улыбнулась и, любезно заверив его в том, что с ней всё в полном порядке, завела тот самый разговор, для чего и пришла сюда к нему: --Пан Михай, пожалуйста простите меня за ночную грубость по отношению к вам. У меня нет сомнений в том, что вы совсем не такой человек, как ваш деспотичный отец. Вы хороший и добропорядочный человек. Представляю, что вы сейчас обо мне думаете: «У избалованной гордячки совсем рассудок пропал, раз она кинулась под копыта коня, а всего лишь, огромное нежелание становиться наложницей отвратительного деспота!» вы окажетесь, абсолютно правы. Мне, действительно этого совсем не хочется. Только у меня нет другого выбора. Этого требуют интересы моей семьи. Между юношей с девушкой воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого Михай доброжелательно ей улыбнулся и, вдумчиво всмотревшись в изумрудные омуты, понимающе вздохнул и откровенно заключил: --Но тебе было бы, куда приятнее, оказаться в нежных объятиях обаятельного красавца Димитрия!--чем и ввёл юную собеседницу в лёгкий ступор, после которого она иронично рассмеялась и с возмущением накинулась на него: --Как можно спрашивать о таких вещах! Да, вы, как я погляжу, сама бестактность! Зря я пришла к вам, с целью примирения. Мне лучше немедленно вернуться во дворец! И грациозно развернувшись, уже собралась сделать несколько шагов в направлении дворца, но, прислушавшись к своим, не известно, откуда взявшимся демонам, внезапно остановилась и, слепив из снега небольшой комок, запустила его в наглеца, чем и вызвала у него весёлый звонкий смех, в связи с чем, между парочкой завязалась небольшая борьба и игра в снежки, после которой они румяные, вспотевшие, но довольные, не говоря уже о том, что весёлые, сидели в снегу, пытаясь отдышаться и привести мысли в порядок, хотя и признавались себе в том, что им очень хорошо, легко в общении друг с другом, что позволяло им забыть о том, что являются врагами. На данный момент, юноша с девушкой напоминали беззаботных маленьких детей, самозабвенно резвящихся в снегу и на морозе.