Неизвестные

Восьмое марта. Ой, то есть, пятое. Весна-весна. Звонок в дверь. — Иван Степаныч, какими судьбами? — Соскучился. Они оба ловят себя на мысли, что это, со стороны действительно напоминает неуклюжий флирт. Ольга готова испепелить его взглядом, когда появляются «Мужики! Заноси!», и весь дом за какие-то полчаса буквально завален цветами. — Ну не столько же! — вопила Ольга в момент, когда «мужики» пронесли внутрь более десяти благоухающих коробок. А потом остались лишь они вдвоём вокруг этой импровизированной оранжереи. — Давай хоть, напою тебя чаем. — растеряно предложила Ольга. — Давай. — пожал плечами Иван, сняв с себя куртку. Стряпню, кроме её котлеток он на дух не переносил, которых, увы, не было. Допив чай до дна, он отставил кружку, наблюдая за женщиной, что усердно делала вид, что не замечает его взглядов. — Вань, прекрати! — наконец, она не выдержала. — Не смотри на меня так! — Не буду. Но и ты перестань делать вид, что ты счастливая барышня. Рассказывай, как ты тут, с Берковичем в одном доме. — Это не твоё дело! — фыркает она. — Моё, ещё как моё! — спокойно настаивает Иван. — Только мы с тобой знаем, почему ты больше не плачешь. Скажи, он хоть раз видел тебя слабой? Ты хоть раз говорила ему, что скучаешь по своему Юрику? Этот спокойный тон, без единой насмешки, настораживал её сильнее любой ссоры. — Молчишь. Видишь как, значит, с ним ты этого себе не позволяешь. А со мной можешь. И плачешь, и смеёшься, сквозь слёзы… Оль, мы все знаем, что он — не то, что для тебя хотел Юра. Которого ты всё ещё любишь. Смерть — не повод, чтобы перестать любить. Я знаю это, видя эту боль в твоих глазах. — А что же ты? — Я? У нас с Валюшей всё, слава богу, нормально. Мы счастливы. Оль, но и ты мне важна. Мы ж не чужие. Ты знаешь, что моя забота о тебе — дело искреннее. Душевный порыв и всё такое. — он вздохнул. — Ну-ну! Продолжай делать вид, что Беркович — твой… Оль, даже этот дорогущий дом — куплен только на твои деньги, и это только фасад. То, что видят другие. Оль, мне можно сказать всё. Я знаю, что этот дом куплен в ипотеку. Женщина подавилась воздухом. — Откуда ты знаешь? — Видел мельком документы. Ты, кажется, заразилась рассеянностью от Юрика. И ты не отрицаешь. Ольга виновато прячет взгляд. — Шобы ты, бухгалтер, и взяла дом в ипотеку! — своим привычным тоном с оттенком шутки, воскликнул он. — Вряд ли Анатольич хотел этого для тебя. — Он хотел, чтобы я была счастлива. — И ты счастлива? — в его голосе был слышен сарказм. — Чего ты от меня хочешь? «Хочу, чтобы ты открыла глаза, чтобы увидела, что достойна лучшего, чем Беркович, что ты не заслужила такого отношения, что он тебя не уважает, что ему всё равно!» — Да ничего. Иди сюда. Женщина медлила несколько секунд, прежде чем подойти. Иван обнял её за талию, усадив себе на колени. — Во как получается. Когда-то мы все были порознь, а теперь… Юрик был бы рад. Впервые мы на самом деле дружная семья. С другой стороны, это произошло только после его смерти. Он помирил всех нас, будучи на небесах. И теперь я вижу тебя слабой — он позволяет. И помогаю тебе с этим справится. — То есть, эта оранжерея, которую ты сюда приволок — это помощь? — Получается, да. Пациент шутит — значит, всё в норме. — Иван поцеловал её в губы. — Ты в своём репертуаре. — закатила глаза Ольга, поднявшись с его колен. Перед тем, как поправить куртку, мужчина снова поцеловал Ольгу в губы.

***

В день, когда Женька поступала в Институт Культуры, Иван почувствовал внезапное де жа вю. Он никогда этого слова не слышал, но почувствовал. Это было похоже на то, когда всепрощающий белый и пушистый Юрик оказался на удивление твёрд в своих принципах, касательно своей работы. А теперь вот, его вдова — Ольга, тоже удивила. С виду вся такая железная леди на деле оказалась любительницей джаза и блюза, и что-то ещё ему заливала про «классическую музыку», ну-ну! Даже приятно. Но, (что поделаешь? Привычка) Иван не может не подколоть её, называя Ольгу королевой советского джаза. Тем же вечером он видит (слышит) её талант в действии. Она прекрасна и молода, будто бы годы над ней не властны. И поёт она песню о гадании, свидании, венках. Возможно, эта песня была про Юру, фото которого Ольга хранит там, где Беркович точно не станет копаться — в своей сумочке в потайном кармане, в медальоне, который никогда не надевала, но дорожит им.