Трещины

      Трещины. Бесконечно чёрные, невидимые для других, окутывают мир своей паутиной, не отпуская никого и ничего, и лишь иногда собираясь в странно-страшные сгустки на людях.       Конан уже привык к ним. Перепрыгивает часть под смешки — "пол — это лава, да? Или лазеры?" — и косится порой на слишком уж остроумного шутника, разглядывая, где уникальные трещины того. Хватает ненадолго — люди быстро расходятся, напуганные. Осторожно избегает касаться и даже стоять — слишком страшно — и лишь иногда срывается на отчаянный крик.       Инспектор, весь давно окутанный в паутину, с небольшими сгустками на печени и желудке и с огромной сетью на левой ноге — должно быть, сломал в молодости, — опять спорит со стариком — удивительно здоровым для своих лет, лишь на глазах небольшая темень.       Конан их не слушает — и так знает, что предмет спора он. Сузуки опять хочет косвенно задействовать его силу — а маски Кида удивительно чёрные в силу недолговечности, — пока инспектор считает его слишком маленьким для ограблений, то ли не обращая внимания, то ли не зная о репутации Конана вокруг.       Нет нужды тратить силы на ерунду.       Он мягко оглядывает офицеров, подмечая привычные для себя сгустки — у кого на лёгких от курения, у кого снова на печени из-за долгих попоек с инспектором — и ищет другие, очередные уникальные, пока не упирается взглядом в одного из офицеров, у которого есть новый на сердце, медленно укореняющийся.        — Скорую! Живо! И медиков сюда! — кричит он, отчего инспектор аж подскакивает на месте, пока Ран уже звонит — из-за его способностей скорая и полиция уже давно у той стоят в быстрых вызовах. Люди в суматохе бегают повсюду, Конан же не сводит глаз с начавшего расти сгустка — чёрт, спровоцировал криком учащенное сердцебиение! — Тише. Вдох-выдох. Всё будет хорошо, просто не волнуйтесь.       Он врёт. Уже не будет.       Но отчаянно пытается успокоить, хоть немного замедлить рост комка, будто с некой насмешкой расползающегося по всему телу офицера.        — Чего это он? — негромко спрашивает инспектор. Видать, всё же не в курсе его репутации. Возможно — путь к единственному светлому пятну теперь перекрыт.       Но это не так важно, как умирающий и суетящиеся вокруг того медики — возможно, личные старика, на случай какой проблемы. Те утаскивают не своего пациента, о чём-то между собой ругаясь — но Конан хватает отрывков: яд.        — "Глаза бога Смерти". Говорят, если кричит, то хотя бы шанс есть, — не без горечи подмечает старик, пока инспектор недоверчиво смотрит на Конана, будто не в силах поверить. — Возможно, Кида он также ищет.        — Эй, шкет, ты можешь сказать, что конкретно ты видел? — фыркает Накамори, небрежно поднимая его за шиворот и открывая вид на сеть мельчайших трещинок. Рука... такая хрупкая.        — Нет? У него что-то с сердцем. Простите, инспектор, но ограбления сегодня не будет, — устало, почти что бесцветно отвечает Конан, провожая взглядом уже почти целиком чёрного человека.        — Конечно, не будет, — фыркает инспектор, почти сразу опуская его на землю — Конану приходится чуть изогнуться, чтобы не наступить на трещину, —  и спеша за своим человеком. — Кид же всегда беспокоится о людях, которые его ловят.       Всегда, да?..       Конан горько усмехается: увы, ему сочувствие Кида ничем не поможет. А потому приходится приниматься за работу, полуигнорируя шёпот за своей спиной — опять обсуждают его глаза, и ничего полезного, вроде того, чем мог отравиться жертва. А жаль.

***

      Кид терпеливо ждёт, когда Конан закончит с расследованием. Кусает немного губы, сминая уже бесполезную маску, и следит за каждым шагом того. Что же тот видит? Отчего всегда движется как-то нервно, то и дело избегая прикосновений? Вот и сейчас, исследуя угол, тот вновь перешагивает что-то невидимое, пока в глазах мелькает что-то тёмное при взгляде на свои руки.       Кид терпелив — почти. Едва дождавшись раскрытия, он почти сразу утаскивает Конана за руку, пока Мори-чан их не приметила, и тянет к выходу, окончательно сдаваясь перед своим любопытством.        — Не в публичное место, — неожиданно останавливает его бесцветный голос, и вор слегка изумлённо оборачивается, не понимая, к чему это сказано. — Вы же хотите спросить, как я это вижу, Кид-сан? Это проще показать.       Фыркая, Кид подхватывает совсем не сопротивляющегося детектива на руки и спешит уже на крышу, ловко избегая встречи с другими офицерами. Надо торопиться, пока Конан не передумал рассказывать!        — Что-нибудь, что не жалко, — тянет руку тот наверху, поставленный уже на землю, и вновь звуча по-страшному безразлично. — Это не то, что вы должны знать... но я устал.       Кид протягивает Конану первое попавшееся под руку — подобранная металлическая карта, которую он всё забывает вернуть в магазин пистолета, — и моргает.       Этого хватает, чтобы он всё пропустил: карта разорвана в клочья. И когда это в таком тщедушном теле появилась такая сила?!        — Дело не в ней, — легко угадывает его предсказуемые мысли детектив, мрачно улыбаясь, отчего по телу бежит волна прохлады. Предложенная же газета мгновенно отвергнута энергичным мотанием головы, и Киду приходится искать в своих бездонных карманах — карты, пистолет, платки, фляга со спиртом, разные бомбы, веревки, леска... — что-то более подходящее.       Например, копию сегодняшнего камня. Её, конечно, жалко, но ради эксперимента — не очень.        — Вы, конечно, не видите, — детектив осторожно крутит в руках копию, а после мягко показывает на что-то невидимое, — но здесь пролегает чёрная трещина. Знаешь, что будет, если я воткну в неё остатки вашей карты?        — Что-то... не очень хорошее? — Кид тщетно пытается разглядеть указанное, пока Конан осторожно подносит небольшой кусок карты и режет, словно ножом масло. Пара секунд, и камень рассыпается на маленькие кусочки, выпадая из руки Конана и барабаня по шиферу крыши и душе Кида, чьё тело пробрало насквозь морозом.        — Весь мой мир — такие трещины. И я в них тоже.       Безразличный голос режет по живому, пока вор пытается увидеть мир чужими глазами. Мир, в котором любое неловкое движение может всё порушить. Убить кого-то или же лишиться конечности.        — Порой хватает и ногтя. Особенно, если человек умирает... он тогда весь как трещина в иной мир, — дополняет Конан, отчего Киду становится немного дурно. Неудивительно, что тот почти никогда не пинает мяч напрямую в него, лишь рядом — боится случайно попасть. Где тот видит трещины у Кида?..       Он не уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос — вдруг и с ним тогда это сработает?        — Я удовлетворил ваше любопытство, Кид-сан?        — Более чем...  — медленно кивает он, судорожно ища хоть какой-то выход. Нельзя же того так оставлять! — Давно так?        — К счастью, нет. Только с этого тела, — хмыкает Конан, разглядывая в некой мрачной задумчивости собственную руку, — и Киду уже чудится, что где-то там, в глубине зрачков он может увидеть отражение этих самых трещин, способных с такой же лёгкостью уничтожить всё.        — Ладно. У меня, пожалуй, есть идея, как с этим помочь, — гулко выдыхает Кид, стараясь не размышлять об этом слишком глубоко и не представлять на себе. Дышать тяжело из-за мутной тяжести в груди, но он пытается, не желая вешать на совесть Конана и свою смерть.          — Ослепнуть? Думал уже об этом, — тот с мрачной усмешкой указывает на что-то около своих глаз, смотря с некой болью на него. — Всего лишь нажать вот тут, и... Эй! Я же всё рассказал! Куда вы меня опять несёте?!       Хоть какие-то эмоции, помимо боли и усталости...        — Я же сказал! У меня идея, как тебе помочь! Правда, не я буду помогать... но всё же, — фыркает Кид, прижимая к себе несчастный комок детектива и спрыгивая с крыши. Он готов заплатить любую цену Акако, лишь бы не оставить своего критика в таком состоянии — тот этого не заслужил.       (Правда, того, что в дом Акако вместе с Конаном на руках войти никак нельзя, он совсем не ожидал. Как и того, что детектив дома ведьмы не увидит вовсе).