08.05.2019
Тяжело выдохнув и потушив окурок в пепельнице, Фуллбастер прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Был на все сто процентов уверен, что сделает самую большую ошибку в своей жизни, но черт возьми... он ее сделает. Грей сомневался. Сомневался из-за Нацу, который наверняка до сих пор — до самого вечера — ждал его. Сомневался из-за своих же предубеждений насчет Леона. Потому что последние полгода он только то и делал, что пытался вбить себе в голову, что Бастия — последняя блядь, к которой он больше не приблизится ни на шаг. А сейчас все это сошло на нет. Потому что сейчас — буквально вот несколько часов назад — Леон вдруг зашел в гребаную гримерную. И не просто зашел. Зашел «поздороваться». Совершенно измотанный, уставший и без приевшегося надменного взгляда. Леону не плевать — не нужно было быть гением, чтобы понять простую истину. Стоило только глянуть блондину в глаза, как Фуллбастер сразу же осознал: Бастия тоскует. Не наиграно, не понарошку, не чтобы привлечь к себе внимание. Просто по Леону их расставание ударило не менее сильно, нежели по Грею. И черт знает, почему брюнет не замечал этого раньше — может, потому что Бастия сам того не хотел, — но сейчас, когда актер забрел ни с того ни с сего в гримерную со взглядом брошенного пса, Фуллбастера будто бы переклинило. Перемкнуло. Не было больше в его голове образа Бастии-ненавистного-изменщика. Был только светловолосый парень, который с какого-то черта тепло улыбался ему в самую первую встречу и говорил, мол, «надеюсь, сработаемся». Был только Леон. Тот самый Леон, которого Грей любил больше, нежели кого-либо другого в этом мире. Которого готов был принять с любыми недостатками и забыть все обиды прошлого. Просто потому что «Леон». Его единственный и неповторимый. Который наверняка разобьет сердце снова, но Грей смирится и с этим. Который без сомнений в очередной раз ранит, но Грей даже не будет против. Стерпит. Только ради того, чтобы снова увидеть едва ли уловимую скромную улыбку и счастливый блеск в потускневших глазах. Потому что Грей любил. Так сильно, что готов был жертвовать собой снова и снова....Нацу не позвонил. Грей не вышел из машины. Не сделал выбор в пользу Драгнила. Решил: лучше уж загубит себя окончательно, но испытает судьбу в очередной раз. Грей выбрал Леона.
***
Если бы кто-то сказал Грею, что он снова будет стоять перед квартирой Бастии, нервно меря шагами лестничную площадку — ни за что не поверил бы. Потому что еще утром Фуллбастер был уверен: никогда в жизни не сможет смириться с предательством Леона. Не сможет простить. Но стоило только Бастии выйти из тени, стоило только показать свою слабую сторону — ту, которая все еще убивается по брюнету и все еще скучает, — как Грей тут же забыл обо всех обещаниях, данных самому себе. Про то, что клялся больше не подпускать к себе актера ни на шаг; и про Драгнила тоже забыл. Нацу поймет, не осудит. Нацу только рад будет, если у Грея все наладится. А наладится? Не зря ли Фуллбастер сюда приехал? Потому что Леон все еще оставался Леоном — манипулятором и талантливым актером. У Грея скулы сводило от одной только мысли о том, что он мог попасться в хорошо продуманную ловушку. Что Бастия, стоило только узнать о Нацу, решил вернуть все на круги своя: напомнить Фуллбастеру, что тот просто не может уйти. Что он всегда будет возвращаться, что бы ни случилось. Словно бы связан с Леоном какой-то невидимой нитью. Даже осознавая всю безнадежность, все равно приползет обратно из-за страха одиночества. И ведь попался. И ведь приполз — прямо сейчас, прямо в этот момент стоял перед дверью квартиры Бастии и не решался постучать. Боялся, что страхи оправдаются, а Леон окажется вовсе не тем загнанным в угол парнем, которого Грей видел всего пару часов назад, а хладнокровным и расчетливым мерзавцем, что в очередной раз обвел Фуллбастера вокруг пальца. В итоге все же постучал. Затаил дыхание, чувствуя напряжение в каждой клеточке своего тела, и постучал. Вот так просто. Всего пара движений — и три глухих удара о дверь. Когда же за дверью послушались тихие шаги, Фуллбастер словно бы забыл как дышать. В голове все смешалось: страх, надежда, ненависть, любовь. Смешалось в одно большое ожидание чего-то непонятного. То ли теплых объятий, то ли злорадной ухмылки. То ли долгожданного облегчения, то ли убивающего опустошения. А затем Леон открыл дверь. Грей застопорился, столкнувшись взглядом с актером — тот стоял у порога в домашней футболке и спортивных штанах, с не меньшим удивлением смотря на брюнета. А затем так легко улыбнулся — как улыбался раньше каждый раз, когда Фуллбастер возвращался домой — и, даже не думая, просто подался вперед. В груди у Грея что-то болезненно заныло от тихого, едва ли уловимого шепота: — Ты пришел. Он пришел. Пришел и теперь, чувствуя, как Бастия прижимается к нему, обнимал в ответ — все еще несколько неуверенно, ожидая какого-то подвоха. Слова затерялись в облегченном вздохе, а Леон не отстранялся. Только крепко ухватился тонкими пальцами за рубашку Грея и положил голову на плечо, пряча глаза и совсем незаметно подрагивая. — Я думал, ты не приедешь... Блять, Грей, я так... боялся. А у Фуллбастера с каждым сказанным словом словно бы земля из под ног уходила. Мысли в голове роились, а перед глазами все плыло. Четко он видел только Леона — так жалобно всхлипывающего и напуганного Леона. Не того, который строил ему козни долгие полгода — и зачем только спрашивается? — а того самого Бастию, с которым он почти год прожил в этой самой квартире. Ну как? Фуллбастер просто не понимал, как мог не замечать столь очевидного. Леон не притворялся — дышал часто, шумно глотая воздух и тычась носом куда-то в плечо, — точно не притворялся. Леон любил — как раньше, так и сейчас. А Грей никак не мог додуматься: ну почему же он не видел? Искрящегося теплотой взгляда, когда Бастия привычно ругался на него в студии? Отчаянных попыток удержать рядом, когда настаивал на продолжении их игры в отношения? Нежности в поцелуях перед камерами? Ну почему? Неужели обида настолько ослепила? Как же до горького привкуса во рту больно было от осознания того, что Грея не было рядом, когда Леон нуждался в нем. К чему вообще были эти полгода мучительной разлуки? — Тише, тише, — постарался улыбнуться Фуллбастер, но вышло слишком натянуто. Как тут улыбаться, когда внутри снова заныла так и не затянувшаяся рана? — Теперь все хорошо. — Останься, прошу, — голос у Леона дрожал, словно бы от ответа Грея сама его жизнь зависела. Брюнет кивнул, не переставая поглаживать спину Бастии и уже более уверенно ответил: — Конечно, останусь. Только после этого Леон понемногу начал приходить в себя от столь внезапного — наверняка даже для него самого — порыва. Расслабился самую малость, позволив себе обмякнуть в руках актера, и даже притих. Но отстраняться не смел. Грей усмехнулся про себя: кое-что все-таки не меняется. Бастия не любил показывать кому-то свои слезы. Вот и сейчас будет стоять, так и не поднимая головы с плеча Фуллбастера, пока не успокоится. Но Грей тоже, в общем-то, не менялся. Леон цыкнул как-то недовольно, когда брюнет, тепло улыбаясь, отстранил его от себя, обхватив лицо руками и утирая большими пальцами пару слезинок. Даже смутился немного, отводя взгляд — а это для Бастии было той еще редкостью, уж Грей-то знал. — Какой же ты все-таки идиот, — без всякого укора изрек Фуллбастер, приблизившись к лицу блондина и мягко поцеловав в уголок губ. — Прости меня, ладно? — За что? — все еще хмурясь, с удивлением спросил Леон. — За то, что так поздно.***
Понял, насколько на самом деле истосковался по Леону, Грей только тогда, когда Бастия томно выдохнул его имя, тут же откинув голову назад и прикусив нижнюю губу. Соскучился по горячим поцелуям в контрасте с холодными прикосновениями и по манящей коварной ухмылке. По глубоким синим глазам, в которых точно бесята вытанцовывали, и по едва ли уловимому запаху лаванды — такому волнующему и дурманящему. Выпытывать у Леона, к чему была эта нелепая ссора, Грей не собирался. По крайней мере, не сейчас. Если захочет — сам расскажет. Сейчас же главное то, что их отношения наладились. Наладились же? Кажется, да. Правда, Фуллбастер до сих пор боялся, что это все сон какой-то — очень хороший и сладкий сон. Бастия дрожал, а вместе с ним и Грей. То и дело облизывал пересохшие губы и затуманенным взглядом въедался в манящее тело разгоряченного Леона. Кажись, за долгие месяцы разлуки брюнет успел забыть, насколько приятны прикосновения к бледной коже парня и как обжигают его поцелуи. Склонился, опаляя дыханием ключицу, и тут же припал губами, из-за чего Бастия в его руках в очередной раз вздрогнул и снова закусил губу. Ярко-красный засос, резко выделяющийся на почти что белоснежной коже, болезненно заныл, когда Фуллбастер начал спускаться поцелуями ниже, уделяя отдельное внимание каждому сантиметру родного тела. Бережно прикоснулся губами к шрамам на запястье, с некой горечью пытаясь вспомнить, какие из них старые, а какие успели появиться за прошедшие полгода, а затем снова вернулся к шее. Леон шумно сглотнул, когда услышал тихий щелчок — Грей открыл тюбик со смазкой, — и, недолго думая, притянул брюнета за плечи к себе, вновь вовлекая в поцелуй — нежный и чувственный, словно бы пытался донести, как же ему не хватало ласки Фуллбастера. Брюнет же только усмехнулся едва ли заметно: не в стиле Леона были все эти нежности. Если кратко, то он не только в жизни, в постели тоже вел себя грубо. Но сегодня день особенный, сегодня хотелось насладиться уютным единением, словно бы по сценарию слащавой мелодрамы. И тут уж Грей был полностью с ним согласен. Не смог сдержать томного вздоха, когда почувствовал внутри сразу два пальца, и невольно прогнулся в спине, пытаясь насадиться сильнее. Как же, черт возьми, приятно было ощущать Грея внутри. Приятно до покалывания в самих кончиках пальцев. А Фуллбастер не медлил. Аккуратно ввел и третий, массируя стенки и растягивая. Он точно помнил, под каким углом нужно согнуть пальцы. Знал, отчего у Леона сносило крышу и что сделать, чтобы добиться стонов. И ведь и правда: уже в следующее мгновение Бастия протяжно что-то промычал, комкая руками простынь и извиваясь. Брюнета же это только порадовало: все же его тело он знал, наверное, получше самого актера. Дыхание сперло, а внутри все словно бы перевернулось с ног на голову, когда Грей толкнулся внутрь, входя сразу наполовину. Леон стиснул зубы, шипя от боли, но не отстранялся, нет. Упивался каждым ощущением, что дарил ему Фуллбастер. Даже болью — такой тянущейся развратной болью. И ведь Грей понимал это лучше кого-либо другого. Смотрел, едва ли заметно скалясь, и ждал, когда же Бастия привыкнет к чувству заполненности. Когда более-менее расслабится и слабо кивнет, мол, можешь продолжать. А продолжить Грей хотел — очень сильно хотел. От одного только вида Леона — тяжело дышащего, краснеющего и кусающего губы — тормоза отказывали. О, как же хотелось, чтобы Бастия как раньше толкнул его на кровать, запрыгивая сверху на бедра и со своей этой недоброй соблазнительной ухмылкой медленно опустился на напряженный до предела член, маняще прожигая Фуллбастера взглядом. Вот только Леон всего-то продолжал слабо щуриться и вновь тянуться за поцелуем. Брюнет ответил. А потом снова тихо хмыкнул: и правда ведь соскучился, зараза, если вдруг на такие нежности пробило. Толкаться в Леона и наблюдать за тем, как он изгибается — красиво, изящно — доставляло сплошное удовольствие. Грей бы мог целую вечность наблюдать за его слегка притупленным желанием взглядом и приоткрытыми припухшими ни то от поцелуев, ни то от укусов губами. Следить, как после очередного резкого движения по тонкой шее стекают капли пота. Любовался бы им сутками напролет — это уж точно. А Бастия же просто тихонько с ума сходил от удовольствия. Прислушивался к своему телу и все больше понимал, что долго так не выдержит. Уж слишком долго он не чувствовал Грея внутри, уж слишком долго не знал его прикосновений и слишком — слишком! — долго не сгорал от поцелуев... — Я уже и забыл... м... насколько это приятно, — шумно выдохнул Леон, заставляя брюнета едва ли заметно насторожиться и слабо усмехнуться. — Ну да, еще скажи, что верность мне все это время хранил. — С-сейчас бы воздерживаться... ради какого-то кретина Фуллбастера... На этот раз раздраженного смешка Грей все же не сдержал. С силой толкнулся вперед, выбивая из Бастии громкий стон, а затем, снова замедлившись, склонился к самому уху, опаляя дыханием. — Тогда что? Ответа не последовало ни сразу же, ни через минуту. Видимо, Леон посчитал вопрос риторическим и решил проигнорировать. Но не будь Фуллбастер Фуллбастером, если бы смог это отпустить. Блондин только ахнул возмущенно, когда Грей вышел, объявляя своеобразную забастовку, и, сощурившись, выжидающе уставился на парня, мол, отвечай. — Ладно, ладно! Боже, какой же ты... — цыкнул Бастия, краснея и отводя взгляд. А как уже говорилось ранее, смущающийся Леон — зрелище весьма редкое. — Ну... я просто... никому не позволял себя... ну ты понял. Грей понял. Моргнул удивленно пару раз, а затем только широко усмехнулся и не сдержал довольного смешка. А в следующую же секунд блондин только ойкнуть успел, когда Фуллбастер снова вжал в его в кровать. Громкий стон затерялся в страстном поцелуе, когда парень одним движением вновь вогнал член до самого основания, а после — сплошная эйфория, разделенная только на них двоих... Уже потом, когда Грей, прижимая счастливо улыбающегося Бастию одной рукой к себе, уткнулся носом в светлую макушку, все-таки произнес несколько озадачено: — Вообще тебя не понимаю. — Глупый просто, вот и не понимаешь, — тихо засмеялся парень, зашевелившись где-то под боком и отворачиваясь к брюнету спиной. Фуллбастер же на это, с каким-то раздражением глянув на Бастию, только снова притянул его к себе. Ну уж нет — теперь не отпустит. По крайней мере, не так просто. — Конечно, я обманул, что не любил. — Ну и зачем? — устало выдохнул актер. Сколько не думал, а понять все равно не мог. Разве, если любишь, бросаешь человека? И кто это тут из них глупый? На этот раз парень все же перевел свой взгляд на Грея, а затем, задумавшись на секунду, чтобы слова подобрать, тихо выдохнул: — Именно потому, что любил. — Все равно не понимаю. — Ты стал мне очень дорог, Грей, — с какой-то совсем не присущей ему теплотой усмехнулся Леон. — И я просто испугался. Ты ворвался в мою жизнь, даже разрешения не спросив, и просто стер к черту все мои догмы и саму концепцию мировозрения. Будто бы... черт, ты просто... сияешь слишком ярко для меня. Я не привык к такому, я... это как дисгармония с самим собой, понимаешь? — То есть ты снова уйдешь? — вскинул брови Фуллбастер, пытаясь кое-как переварить смысл услышанных слов. Догмы какие-то, концепции... вот же любил этот дурак жизнь себе усложнять. Нет, чтобы просто любить и быть любимым, так нет — он и тут проблему найдет. — Что? Нет, конечно, — искренне удивился Леон, тихо хохотнув. Грей не переставал гладить ладонью его спину, и от этого становилось настолько комфортно и уютно, что Бастия даже прикрыл глаза от удовольствия. — Второй раз я этого точно не переживу. — Тогда что? — Ну... я попытаюсь открыться тебе, — пожал плечами актер. Фуллбастер смерил его взглядом секунд с пять, а затем только засмеялся как-то по-домашнему, переворачиваясь на спину и поудобнее устраиваясь на подушке. — Откроешься? А до этого типа демо-версия была? — Иди в жопу, Фуллбастер, — раздраженно цыкнул Леон. Ему тут душу излить пытаешься, а он смеяться вздумал — и как тут не думать о блядской дисгармонии? — Только если в твою. Бастия сощурился с неким осуждением, приподнимаясь на локтях и смотря на брюнета сверху вниз. И шуточки у него дурацкие — даже очень. Но с этим уже ничего не поделаешь. Пусть и со всеми этими его минусами глупыми, Грей все еще оставался Греем — тем самым единственным и неповторимым для Леона. Выжигающим все солнышком, уйти от которого было равносильно самоубийству, так что приходилось уж терпеть. — Эй, Грей, — после минутного молчания, окликнул актера блондин, пристраиваясь сбоку в надежде, что Фуллбастер снова начнет его гладить — и надо же, правда начал. — Знаешь что? — М? — лениво протянул брюнет, приоткрыв один глаз. — Я убью тебя, если когда-то заставишь меня пожалеть об этом. Пару секунд Фуллбастер так и продолжал смотреть на него одним глазом, едва ли заметно хмурясь, а затем только хмыкнул как-то отстранено и кинул кратко: — Идет.***
09.05.2019
— На этот раз я точно голову ему оторву, — рыкнула Скарлет, в очередной раз кидая раздраженный взгляд на наручные часы. Съемки начались ровно как двадцать минут назад, а Грея-блядского-Фуллбастера ни на съемочной площадке, ни в гримерной так и не наблюдалось. Ну, оно впрочем и не удивительно. А вот то, что вместе с ним пропал и второй главный герой — Леон, — вот это уже да, вот это уже нонсенс. Стоящая рядом в холле здания Шерри то и дело скалилась, выстукивая пальцами по деревянной панели стены, и не сводила взгляда с главного входа. Уж не предвещала ей эта ситуация ничего хорошего. Не могло это быть простым совпадением. — Не волнуйся, я Фуллбастеру сама шею сверну, чтобы ты руки не пачкала, — зашипела Бленди, когда стеклянные двери наконец-то разъехались в сторону, а у входа в здание показались Грей с Леоном. Шагали себе вместе, улыбаясь и о чем-то переговариваясь. Словно бы так оно, блять, и должно быть. Словно бы еще вчера не были готовы глотки друг другу перегрызть. У Эрзы от такого зрелища даже блокнот с записями из рук выпал. Это еще как понимать? А вот Шерри просто удивлением не ограничилась. Тут же покраснела от злости и с яростью направилась навстречу горелюбовничкам. Леон замер на месте, заметив приближающегося менеджера, заставляя обратить на нее свое внимание и Грея. Впрочем... Фуллбастер был рад видеть девушку не больше, нежели она его. — Тварь ты эдакая, как у тебя только совести хватает снова свои чертовы феромоны вокруг него распускать? Совсем страх потерял?! — Чего? — недовольно цыкнул брюнет. — Шерри, шла бы ты отсюда... — Снова? — глупо улыбнувшись, наигранно удивился Леон. — О чем это ты? Подоспевшей следом за Бленди Эрзе хватило только на секунду переглянуться с Греем, чтобы развеять свои сомнения. Но поверить в такое и правда было непросто, поэтому Скарлет — ну просто на всякий случай — все же уточнила: — Так вы чего, помирились? — А мы разве ссорились? — пожав плечами, улыбнулся Фуллбастер. — Странные вы какие-то, девчат... Шерри снова начинала свою ругань, а Эрза же лишь понимающе кивнула и мысленно цыкнула. Ладно уж, раз такое дело, то пожалуй... сегодня она даже ругаться не будет. Ради такого чуда и опоздать не жалко...