Красные рога

Мара нехотя расцепляет объятия. Шаман не убирает рук с её пояса, но даёт развернуться, чтобы посмотреть на всё так же беснующихся волков. Мара хмурится, и Юлес чутко улавливает смену её настроения. — Что мне делать с ними? — растерянно спрашивает Мара, обращаясь скорее к себе, чем к шаману, но тот неожиданно отвечает: — Могу попробовать что-нибудь сделать. — С помощью духов? Сможешь их усмирить? — с надеждой вопрошает Мара. — Могу заставить их почувствовать ту боль, которую чувствует каждый из них, — предлагает Юлес. — Должно помочь. Мара поводит плечами — она не представляет, каково это, если на одного человека вдруг бы обрушилась боль всей стаи. Поэтому она качает головой. — Это слишком, — говорит она со вздохом. — Нужно что-то другое. Она кусает губы, но вдруг вскидывается. — А ты можешь хоть на мгновение дать им увидеть, что станет с племенем, если они перебьют друг друга?! — Мара несдержанно хватает Юлеса за рукав. — То разорение, ту разруху и скорбь, что они принесут, если так и продолжится?.. Шаман с сомнением качает головой, но медленно высвобождает руки и поднимает их над собой. — Если только на мгновение… Всё вокруг неуловимо меняется. В какой-то момент ладони Юлеса вздрагивают, и воздух становится словно подёрнут дымкой. Мара догадывается, что они увидят не всё, что увидит стая, но и этого ей хватает с лихвой: образ залитого кровью селения с лежащими тут и там мёртвыми соплеменниками пробирает её до глубины души. Юлес опускает руки, и морок пропадает. Но этого оказывается достаточно: волки как по команде замирают и глядят друг на друга растерянно. Мара заботливо подхватывает шамана — из него словно вытянули все силы — и бросает короткий взгляд на стаю. Хело смотрит прямо на неё, и Мара неловко улыбается в ответ. Хело кивает ей, обращается в человека, завладевая общим вниманием, и Мара знает — дальше всё только в его руках. Она больше не будет вмешиваться. Отголоски слов Хело долетают до Мары, когда они с Юлесом покидают горы, и она с тоской слышит, как друг объявляет о смерти Керги. Как-никак она считала Кергу достойным звания молодого вожака; только теперь его нет в живых. Мара стискивает зубы. Не ей горевать — она даже не хочет думать, как воспримет эту весть Войка. Мара выныривает из своих мыслей и замечает, что шаман наблюдает за изменениями на её лице и, когда ловит её взгляд, улыбается. — Присядем? — предлагает Юлес, когда они спускаются к подножью гор. Мара кивает, и они усаживаются на ствол поваленной сосны. Шаман подлезает к ней под свой же плащ, и Мара, прикрывая глаз, укладывает голову на его плечо. Они долго молчат, слушая далёкий ропот горной речки и шелест хвои, когда Юлес нарушает тишину. — Я родом не из этих мест, — говорит он тихо, и Мара затаивается, готовая слушать. — Моя родина куда севернее и, наверное, чуть западнее, чем ваши владения. Около тридцати лет я жил там, а потом стал странствовать. Шаман замолкает ненадолго, и Мара его не торопит. — Я много где бывал, — продолжает он со вздохом, и его пальцы на Марином плече чуть подрагивают. — Долго жил на юге, о котором вам, наверное, рассказывали. Там всё и началось. Там совсем другие и люди, и порядки, Мара. Они слишком отличаются от любых, которые я знаю. И тогда мне было слишком сложно привыкнуть. Только вот вместо того, чтобы уйти с юга, я решил приспособиться. Когда понял, что что-то стало не так, решил вернуться домой. И по дороге домой попал в эти места. — И тогда волхвы?.. — Мара не подбирает правильного слова, но Юлес мотает головой. — Ещё нет. Позже. Но уже тогда я познакомился с тобой, — лукаво сверкает глазами он. Мара аж подскакивает на месте. — Когда это?! — возмущённо вопит она. — Я ничего такого не помню! Юлес смеётся, запрокидывая голову, и Мара снова думает, что он делает это очень красиво. Шаман подхватывает её за пояс и перекидывает к себе на колени так, чтобы они оказались лицом к лицу. — И не вспомнишь, — произносит он с той же хитринкой; поднимает руку и оглаживает Марин шрам. — Это был ты, — поражённо ахает она. — Ты управился с духами и спас меня! — Да, — улыбается Юлес. — Ты лежала с горячкой уже дня три, и не представляешь, сколько над тобой было духов. Я не мог пройти мимо и не посмотреть, что их так привлекло. Тогда и сцапала меня ваша ведьма. Я тогда не слишком был расположен помогать каждому встречному, но она и ваш старый вожак меня вынудили. Мара фыркает и щёлкает шамана по носу. — Зачем ты его ранил, когда сбегал? — хмурится она. Юлес перестаёт улыбаться. — Я был в ужасе, — признаётся он. — А он… Таош? — схватил меня и попытался остановить. Но что бы смог сделать старик против юноши?.. Мара жмёт губы, но примирительно гладит шамана по плечу. — Я вернулся к себе домой, — возвращается к своей истории Юлес. — Но оказалось, что прошло столько зим, что меня никто там уже не вспомнил. Они приняли меня за врага и попытались убить, ну я и погорячился. Наделал много вещей, о которых теперь жалею. — И уже за это тебя осудили волхвы? Шаман кивает. — А что ты делал после того, как ушёл отсюда? — любопытствует Мара, стараясь не вспоминать, как тяжело она переживала то время. Но, видимо, что-то такое всё же отражается на её лице, что Юлес виновато смотрит исподлобья. — Шёл, куда глаза глядят, — задумчиво произносит он, принимаясь перебирать Марины волосы. — И никак не мог понять, что же я сделал не так. Сколько бы я стрел не перепробовал, сколько бы луков не наделал, стрела с тетивы из твоих волос всегда падала мне под ноги. Только спустя долгое время понял, что олень с красными рогами — я сам. Мара завороженно смотрит на шамана, и тот хмыкает, заставляя её смутиться. — Только никак не мог вспомнить своё имя, хотя всё сделал правильно. Пришлось снова побегать от волхвов, — лукаво говорит Юлес и вдруг суёт руку в карман. – А потом меня позвало это. Он открывает ладонь, и Мара, отчаянно краснея, выхватывает у него маленький серо-голубой камень. — Оставь его на всякий случай, — кивает шаман. Мара вертит камень в пальцах. — А имя почему не сразу вспомнил? Юлес на мгновение замирает, словно вопрос застаёт его врасплох. — Потому что тот я, — говорит он внезапно изменившимся, пробирающим до мурашек голосом, — был так безумно влюблён в тебя, что не хотел уступать другому чёрствому мне. Не мог договориться с самим собой. Мара вспыхивает от слов шамана, утыкается в изгиб его шеи и тихо, словно боясь собственных слов, шепчет: — А теперь договорился? — А теперь я влюблён в тебя полностью и очень надолго, — проникновенно отвечает Юлес, и Мара целует его сама. И чувствует себя самой счастливой.

***

Мара просыпается поздно. Потягивается, не открывая глаз, перекатывается по мягкой соломенной лежанке и морщится, когда тёплый солнечный луч — по-весеннему тёплый — касается шрама. Вставать совсем не хочется. Правда, под боком нет Юлеса — наверняка встал ещё с рассветом. Они живут в одной хижине уже как целый сезон, но Мара никак не может к этому привыкнуть. — Мара, вставай, — вдруг раздаётся откуда-то снаружи. Шёпотом, словно украдкой. — Ведьма тебя зовёт, ну Мара! В полудрёме Мара различает голос Сима. Они широко зевает, наконец садится и вдруг вспоминает — точно, Ведьма! Мара обещала ей помочь сшить куклы-обереги для родившихся у Войки близнецов! Сон как рукой снимает. Мара спешно меняет ночное платье на обычное, вскакивает, полная сил, и выбирается к Симу. — На речку! — говорит она весело, и паренёк с широченной улыбкой бежит за ней вприпрыжку. Вода в реке ещё леденяще-холодная, но Мара с размаху опускает в воду голову. Короткие волосы тут же завиваются мелкими курчавыми прядями, и пока Мара недовольно пытается их выпрямить, Сим пересказывает ей последние новости. — Леса и Нийра вернулись с охоты и очень кашляли, так что Хело просил тебя посмотреть их, как освободишься, — тараторит он. — Войка пока отсыпается, роды же тяжёлые были! Реол ни на шаг от неё не отходит, даже в хижину не даёт заглянуть! А ещё вчера ночью я слышал, что Хело кому-то говорил, что Баюны опять границу переходили и кого-то у нас поймали. Так и не простили нам тот случай с шаманом!.. Мара со всего размаху отвешивает Симу подзатыльник, и он неловко валится в воду. — За что?! — взвывает он, отплёвываясь. — За то, что вожака подслушиваешь, — наставительно грозится пальцем Мара. — Да и вообще, может, я ещё обижена! Сим тут же надувается. — Ты сама только с Хело и водилась, — бубнит он негромко, понимая, к чему клонит Мара. — Поэтому мы к тебе и не подходили. — Небо с тобой, — отмахивается она. — Шаман где? — С утра помогал коз доить, — оживляется Сим, и Мара давится слюной. — Он говорит, у него на родине они оленей в загонах держат, так что он знает, как и что! — Спасибо, — выдавливает Мара, представляя, как Юлес, сидя на корточках, доит козу, и её пробирает смех. — Есть со мной будешь? Сим мотает головой. — Не-а, мы на границу к Баюнам идём, Хело так вчера сказал, — говорит он и заранее отшатывается, видя Марину в шутку занесённую ладонь. — Я пошёл! — Иди, — смеётся она. Мара возвращается в селение и идёт к общему костру. В воздухе разносится изумительный запах рыбной похлёбки, и Мара довольно жмурится. Вдруг её из-за спины обхватывают знакомые сильные руки, обнимая, и она хихикает. — Доброе утро, — радостно здоровается она, мимолётно касаясь губ Юлеса своими. — Ты кушал? — С тобой поем. — Только я быстро, мне к Ведьме, — предупреждает Мара и, получая в ответ кивок, с благодарностью принимает от Шаи, сестры Хело, две дымящиеся плошки. Она наскоро выхлёбывает свою тарелку, прерываясь только для того, чтобы переброситься с соплеменниками парой слов, и, махая рукой, убегает к Ведьме. Юлес остаётся на большой поляне, и краем глаза Мара замечает, что к нему тут же подсаживается кто-то из стариков. Она улыбается — шамана на удивление хорошо приняли в племени, пусть и некоторым недовольным пришлось смириться с волей вожака. Племя живёт новой жизнью. Больше нет деления селения на волчью и не-волчью часть; больше нет разрозненности между матерями и детьми, и к ужину все собираются на общую поляну, хоть по всему селению и разбросаны маленькие костерки для обогрева. Теперь и волки, и матери, и старики вместе ткут лён и коптят рыбу. Хело и правда старается. — Мара! — вдруг окликает её голос вожака, и Мара усмехается — лёгок на помине. — Что случилось? — спрашивает она приветливо. Хело за локоть отводит её в сторонку. — Ведьма нервничает, — с ходу начинает он, косясь в сторону пахнущей травами хижины. — Всё ворчит, что остаётся без ученицы. Вы точно не останетесь? — Точно, — уверенно отвечает Мара. — И так до последнего тянули. Как снег сойдёт, так пойдём. — Я предупредил, — вздыхает Хело. — Будь с ней поласковей. Мара кивает. В палатке Ведьмы её привычно обругивают за задержку, и Мара, фырча, садится за работу, тут же забывая обо всём. Когда она на закате покидает обиталище Ведьмы и с усталым, но довольным вздохом разминает затёкшие мышцы, Мара с радостью видит чуть в отдалении силуэт статного оленя с раскидистыми красными рогами. Она скидывает одежду в бесформенную кучу, ногой запихивает под полог хижины, не слушая ворчания Ведьмы, и оборачивается в волка. Пряный запах темноты и ночного леса стрелой вонзается в лёгкие, головокружительно пьянит, и Мара вместе с Юлесом — со своим шаманом — устремляется на север. «Я люблю тебя», — слышится ей из-под стука копыт. Мара заливается громким воем — и она, и она любит. И здесь, только здесь, только с шаманом она чувствует себя живой. Здесь, в лесу, на севере, среди величественных сосен и шуршащей под лапами хвои — её дом только здесь. Они пойдут странствовать на юг, когда сойдёт снег. Мара хочет увидеть мир, узнать всё то, что знает шаман, и Юлес не против. Пока они будут вместе, всё будет хорошо.