Красные рога

Мара успевает лишь забежать к Ведьме, в паре слов рассказать ей о случившемся и вручить мешок с гореглазками. Она порывается скинуть с себя одежду, уйти, убежать в сердце предстоящей схватки, но Ведьма отрезвляюще хватает её за руку. — Не натвори глупостей, — шипит она раздражённо. — Не ввязывайся в их разборки. Иди, но не как часть стаи, а как ученица ведьмы. Так и они тебя не тронут. Мара закусывает губу, но понятливо кивает. Ей и правда лучше воздержаться — Мара и сама не знает, на чью сторону встать. Она принимает из рук Ведьмы глиняные горшочки с мазями, рассовывает их по полотняным мешкам и прикрепляет к поясу. С недоумением смотрит на протянутые валянные из шерсти сапоги — большую редкость, достающуюся далеко не каждому в племени. — Ноги держи в тепле, а голову в холоде, — поговоркой отвечает Ведьма на её молчаливый вопрос. Ходить в обуви неудобно, но Мара уже не задумывается. Выскакивает наружу, отыскивая место, откуда сейчас доносится волчье рычание Хело и Керги. Наверное, её шаг слишком решителен и твёрд, или же тому способствуют звенящие на поясе ведьминские горшки, но соплеменники расступаются перед ней. Все толпятся вокруг волков, и Мара тоже замирает около невидимой черты, за которой стоят, ощерившись друг на друга, Хело и Керга. Они по очереди мажут взглядами по Маре, но тут же возвращаются друг к другу. Кружат, не нападая. Выжидают. Мара невольно вспоминает их первую схватку — несерьёзную и короткую, прерванную прибежавшим юнцом-Симом. Тот и теперь здесь — порывается выбежать вперёд и выкрикнуть какую-то глупость. В его запале Мара с тоской видит свою былую преданность Керге. Войка тоже тут. Наблюдает за братом, почему-то держась одной рукой за живот, а другой — за руку Реола. Мару вдруг пронзает догадка: неужели Войка ждёт дитя?.. Она не успевает обдумать это — Керга с рычанием бросается на Хело, и волки сплетаются в яростной борьбе, падая на землю и желая разорвать друг друга в клочья. Их морды оскалены, клыки обнажены; тупые когти дерут один другому шерсть. Никто не смеет шелохнуться. Мара с испугом оглядывается: неужели никто, кроме неё, не осознаёт, что происходит? Неужели никто из соплеменников не понимает, что сейчас они просто раздерут друг друга, рассорят племя, которое Хело так хотел объединить? Мара переводит взгляд на тех из старшего поколения, кто здесь оказался, и впервые проклинает старые порядки — почему они не вмешаются?! Мара упускает момент, когда всё вокруг меняется. Все просто сходят с ума, срывают с себя одежду и бросаются, обращаясь, в бой. Теперь на Мару накатывает страх — племя сражается само с собой, но никто не знает, за что сражается именно он. Краем глаза она видит таких же, как она сама — тех, кто так же напуган и растерян. Тех, кто так же ничего не может сделать. В неё кто-то врезается, и Мара хватает этого волка за загривок. Пасть с окровавленными зубами щёлкает прямо перед её лицом, и Мара почти пугается, пока не узнаёт в потрёпанном волке Хело. — Что ты наделал?! — кричит она, надеясь хоть как-то образумить его. — Зачем нужно всё это?! Во взгляде Хело проступает понимание, но он только скалится и собирается броситься прочь. Мара перехватывает его за морду. — Хотя бы уведи всё это из селения, — обессиленно просит она. — Вы здесь всё порушите! Волк моргает, и Мара до последнего не уверена в том, что он всё распознал правильно. Но вот стая на мгновение замирает, словно вслушиваясь в чей-то приказ, и тут же срывается с места, уходя куда-то на север. Несколько мгновений Мара стоит, выдыхая и отрешённо смотря на мелькающие впереди холки и спины, но тут же бросается за ними. Бежать в обуви получается не сразу, поэтому она сильно отстаёт. Стая ревущей лавиной выкатывается из селения, пересекает лес и направляется в горы — туда, откуда, по приданиям, и пришли волки. Мара надеется, что это лишь совпадение, а не желание кого-то из зачинщиков покрасоваться, и лишь разочарованно стонет, когда, добежав до подножия гор, она обнаруживает, что волки карабкаются вверх. В отстающих Мара вдруг замечает Войку. Волчицы вынашивают детей меньше, чем люди, и в звере у Войки уже заметен небольшой живот; Мара хмурится. Обычно в этот период в волка стараются не обращаться — может нарушиться развитие ребенка, но Войку это, кажется, не останавливает. Рядом с ней бежит, пытаясь поддержать, Реол, и Мара с усмешкой думает, что Войка слишком опрометчива и нетерпелива, когда что-то касается её брата. Взбираться в горы трудно — снег уходит из-под ног, забивается под одежду, в сапоги, мочит волосы и лезет в глаза. Мара отплёвывается, но упрямо карабкается туда, где скрылись её соплеменники. Ей непривычно не бежать со всеми наравне, и когда Мара только добирается до небольшой долины, где остановилась стая, она успевает разглядеть только одно. Как клубок из сцепившихся Хело и Керги докатывается до склона, ведущего в пропасть, разделяется пополам, и один из них падает вниз. А потом всё заметает вьюга.

***

Последнее, что Мара помнит — поднявшийся в бешеном вихре снег и собственные пальцы, сжавшиеся на подаренном шаманом камне. Мара фыркает, замёрзшими руками стряхивает снег с лица. Она по пояс зарыта в сугроб. Небо над головой удивительно чистое, а огромное снежное поле вокруг — ровное, бесконечное и неисхоженное. Мара кое-как вытаскивает ноги. Почему-то нигде нет ни сапог, ни горшков с мазями, ни того же камешка, который — Мара точно помнит — надёжно лежал в её кармане. Она оглядывается, чувствуя удивительное спокойствие. Окрест неё всё однообразно бело, чисто и ослепляюще, и Мара откуда-то знает, что даже если она попытается, то не найдёт отсюда выход. Но почти не проходит времени, как вдалеке появляется странный темный силуэт. Мара вскакивает на ноги, проваливаясь в обманчиво-плотный снег, и у неё перехватывает дыхание. Она пытается пробежать, пройти несколько шагов, но вдруг останавливается, как вкопанная: навстречу ей несётся олень. Он скачет по снегу так, словно под его копытами камень; Маре кажется, что она даже слышит цокот. Над головой оленя, с той стороны, с которой он мчится, расплываются огромным чёрным пятном грозовые тучи. Над головой… Мара внезапно понимает, что ей странно в этом олене. У него багрово-красные рога. Не добегая до Мары десяти шагов, олень оборачивается шаманом. Время для Мары замирает: она смотрит во все глаза на человека, которого она больше никогда и не надеялась увидеть. Сердце бьётся заполошно, взволнованно, и Мара еле сдерживает лезущую на лицо радостную улыбку — право, это далеко не к месту. На краю сознания проскальзывает мысль о том, что шаман полностью одет, хотя только что был в звере, но Мара уже устала удивляться всему, что он умеет. Шаман хватает её за плечо, грубо разворачивает к себе; лицо его до того бледно и бескровно, что он кажется мертвецом. Шаман напуган, разъярён и смятён, и Мара как никогда благодарна своей волчице за то, что может ощущать чужие чувства. — Зря вы сюда пришли, — шепчет шаман срывающимся голосом. — Волхвы разозлились. Мара вздрагивает всем телом — о волхвах она знает ничтожно мало, но встречаться с ними совершенно не хочет. Шаман, видимо, её дрожь принимает за то, что она замерзла, поэтому на Марины плечи тут же ложится уже знакомый плащ из меха. — Это волхвы? — спрашивает она, переводя взгляд на тучи — туда смотрит и сам шаман. — Да. Три фигуры появляются там, докуда успели доползти тучи. Они размыты и приближаются слишком быстро для обычных людей; будто не идут, а летят. Шаман задвигает её за свою спину, и Мара бы решила, что он хочет её защитить, да даже думать о таком боится. Хотя бояться следует не своих мыслей. Голоса волхвов налетают разом и со всех сторон. Перемежаются, путаются, но громом звучат в ушах: — Ну, здравствуй, безымянный шаман! Мара содрогается от того, как голоса ввинчиваются в голову, и смотрит на шамана — тот бледнее снега, но всё равно твёрдо стоит на ногах. — Здравствуй, дева с подножия гор, — продолжают волхвы, и Мара покрывается мурашками. — Молчи и не вмешивайся, — одними губами шепчет шаман, и Мара нервно фыркает. В десятке шагов впереди из тончайших лучиков света, словно ткань из нитей, сплетаются фигуры волхвов. Сперва они бледные и неясные, но с каждым новым мгновением обретают всё более чёткие очертания. В стоящем посередине волхве Мара узнает того самого маленького человечка из воспоминаний шамана; он сжимает в руке свой посох и забавно щурится. Двое других Маре не знакомы. Волхвы подходят ближе, и маленький человечек семенит чуть впереди остальных. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки от шамана. — Ты снова бегаешь от нас, — говорит он своим по-детски высоким голоском. — Но бежишь ты только от себя. Шаман напрягается так, что у него приподнимаются плечи, но за длинными волосами Мара не видит его лица. Она украдкой отодвигается от шамана на полшага, но это не ускользает от взгляда волхва. Маленький человечек улыбается. — Ты боишься, дева с подножия гор? — спрашивает он ласково. — Боюсь, — зачем-то признаётся она. Шаман дёргается, опаляет Мару яростным взглядом, но она дерзко вскидывает подбородок в ответ. Не собирается она его слушаться! — Не бойся, — смеётся волхв. — Мы здесь не для того, чтобы навредить тебе или твоим родичам. Облегчения его слова не приносят, но Мара выдавливает улыбку. Волхв поворачивается к шаману, и его лицо неуловимо темнеет. Мара думает, что он снова начнет говорить загадками, но слова его на удивление просты и, наверное, шаману понятны. — Мы оба знаем, отчего ты так и не вспомнил свое имя, — произносит волхв с расстановкой. — И причина тому — эта дева. Мара вскидывает голову и встречается взглядом с шаманом. Он поспешно отворачивается, и Мара поражается хрипу в его голосе: — Она дала волосы. Больше ничего не было сказано. Маленький человечек хмурится так, словно теряет терпение. — Это и есть твоя беда, — недовольно тянет он. — Ты так и не понял этого? Ты лишь берёшь, но ничего не отдаёшь взамен. Ты выполнил условия, но сердце твоё не изменилось. — Что я могу ей дать?! — сквозь зубы рычит шаман, но волхв перебивает его: — И это мы оба знаем. Маленький человечек отступает на шаг и вдруг растворяется в воздухе сизой дымкой. Так же поступают и другие волхвы, и их голоса снова сплетаются в одно целое. Шаман зачем-то хватает Мару за руку, и, как бы она не пыталась вырваться, не отпускает. — Не разлучайтесь, — шелестят с одной стороны. — Не расставайтесь, — шепчут с другой. — Если один из вас покинет другого трижды, то на третий раз вы не встретитесь вновь, — завершают сразу со всех сторон. Ровное снежное поле вдруг оборачивается снежным вихрем. Мара ничего не чувствует. Она только видит сцепленные с шаманом руки и его меняющее возраст лицо: он предстает перед ней то юношей, с которым они встретились впервые; то стариком, никогда Марой не виденным; то самим собой, что-то беспорядочно шепчущим. Их выбрасывает в знакомое Маре место — туда, на горную равнину, откуда она и пропала. Вокруг всё ещё бушует метель и снуют туда-сюда разрозненные враждой волки; Мара понимает, что с момента её исчезновения здесь не прошло ни мгновения. Но её всё ещё держит за руку шаман. Мара поворачивается, чувствуя себя не готовой ни к чему, и замирает. Потому что шаман плачет и падает перед ней на колени. Любые слова комом застывают в горле. Мара не двигается — не хочет разрушить этот необыкновенный, не поддающийся пониманию момент. Шаман не отпускает её руки, но пытается закрыть лицо, стыдясь своей слабости. Слёзы текут по его щекам, глаза становятся красными, и в широко распахнутых зрачках Мара видит отражение самых разных чувств — ужаса, неверия, боли и сожаления. Как будто в голове шамана наконец-то сложились какие-то недостающие кусочки воспоминаний, которые значат для него слишком много. Мара не может смотреть на такого разбитого шамана, поэтому, пряча собственный страх, подходит ближе и неловко треплет его волосы. Шаман вздрагивает, сжимается под её рукой и голову поднимает с боязнью. — Прости меня, — вдруг шепчет он, встречаясь с Марой взглядами. — За то, что оставил. За то, что наговорил всякого. Я… — Если скажешь, что не хотел, я тебе не поверю, — предостерегает Мара, поджимая губы. — Мне жаль. Мара запрокидывает голову к небу. Снег всё так же кружит над ними, скрывая от чужих глаз, и Мара, в общем-то, знает, что она ответит шаману. Наверное, с её-то дурным сердцем, у неё и не было выбора. И Маре кажется, что это к лучшему. Она опускается на колени, чтобы быть наравне с шаманом. Заглядывает в его глаза пристально-нежно и крепко жмётся к его лбу своим. Мара ничего не говорит, но им и не нужны слова — сейчас это чувствуется по-особому чётко. Шаман расслабляется и вдруг усмехается ей прямо в губы. Выдыхает вместе с облачком пара: — Юлес, — и заглядывает в глаза. — Это моё имя. Мара хмыкает в ответ. — Юлес, — повторяет она; и шаман обхватывает её за пояс своими необычайно сильными руками, встаёт на ноги твёрдо, поднимаясь. Мара обнимает его за шею. — Я больше никогда тебя не оставлю, — обещает шаман с полуулыбкой. И Мара знает, что никакие предсказания волхвов тут не при чем. — Да, — соглашается она весело — ей очень хочется смеяться. И Юлес, сжимая Мару крепче, умопомрачительно её целует.