То, что бьётся за рёбрами

      В последние пару недель гложила мысль о сказанном в отеле, присутствовало непонимание того, как Тимур мог отреагировать на слова о любви. Было страшно стать отвергнутым, но ещё страшнее — потерять какой-либо словесный контакт. На сцене Паша всегда старался скрывать свои истинные эмоции, с улыбкой фотографировался, расписывался везде, где его просили, разговаривал с фанатами и успешно скрывал весь мрак своей души. На удивление, Самедов нисколько не отстранился от друга, они общались как раньше и Тимур не чувствовал никакого дискомфорта, принимая Пашу как человека, ничем не отличающегося от других, но в то же время с кучей своих особенностей и индивидуальным характером.       В силу многочисленных переживаний Паше с каждым днём становилось хуже, из-за стресса он просто не мог признаться Тимуру, сколько бы ни пытался произнести в голове те заветные слова. Всё это в совокупности давило на мозг, сжимало грудную клетку, ранило сердце, вгоняло в депрессию и не позволяло веселиться с другими ребятами. Арсен, с которым они всегда дурачились, уже не узнавал своего друга, часто приходил к нему в номер и пытался расспросить, но в ответ получал лишь то, что всё отлично, это просто усталость, ничего более.       — Паш, ты сам не свой. Ты не подумай, мы с ребятами не отделяем тебя от коллектива, просто порой ты не замечаешь, как сам уходишь куда-то от нас. Если у тебя что-то случилось, ты всегда можешь рассказать нам об этом и не волноваться, что тебя осудят. Я хоть и бью тебя, смеюсь и рофлю, но ты мой друг, которому я всегда помогу. Если ты просто устал от моих тупых шуток, то скажи, и я перестану.       — Нет-нет-нет, даже не думай винить себя в чём-то, Арсен. Просто перестань допрашивать меня, скоро это пройдёт и всё вернётся на свои места, у каждого человека бывают перепады настроения, это совершенно нормально и относиться так, будто я уже никогда не вернусь в прежнее состояние, не нужно.       Примерно так выглядели диалоги друзей в последнее время, и Юрова это уже раздражало. Его молчаливость и беспомощность не доведут его до добра, нужно признаваться, а иначе никак не поступишь в этой ситуации. Одним вечером Паша надумал изложить всё, что творилось на душе, но в письменной форме. Он дрожащей рукой нажал на переписку с Тимуром, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов. «Сейчас, или никогда».       Я знаю, что зайдёшь ты в онлайн только утром, но пока ты спишь, хочу сказать тебе важные вещи. С октября я начал замечать за собой некоторые странности, они проявлялись в учащённом биении сердца при виде тебя. Дальше это перерастало в добрую улыбку, когда ты садился рядом, начинал разговаривать на темы, не касающиеся музыки, а касающиеся меня или тебя. Мне чертовски страшно понимать, что я и вправду влюбился в тебя, ведь знаю, каков шанс на взаимность. Не обманывай меня, пожалуйста, скажи всё, как есть на самом деле, я не буду домогаться и насильно заставлять, шантажировать и умолять на коленях о чувствах в свою сторону. Я.. люблю тебя, Тимур.       Чтобы не мучиться всю ночь с раздумьями, Паша уснул, пока хотелось, но спал не долго. Среди ночи его тревожный и чуткий сон нарушило громкое уведомление, которое стояло только на диалоге с Самедовым. Спросонья Юров не понял, что произошло и зачем он поднялся, когда была возможность отдохнуть хотя бы эту ночь. Он привычно взял телефон, лежащий совсем рядом, чтобы посмотреть время и рассчитать примерно, сколько осталось времени на сон, но на экране высвечивалось уведомление «Тимур Самедов прислал сообщение». В панике Паша не знал, что ему делать, оставлять ли на утро или прочитать прямо сейчас, пока друг, возможно, не удалил. Переборов свои страхи, он нервно открывает сообщение.       Я давно догадывался, Паш, но мне самому тяжело жить с этим, понимая, что ты мучаешься. Мне не нравятся парни, но я останусь для тебя другом и ничего не испортится в наших отношениях, обещаю. Главное не отчаивайся, влюблённость странная штука — сегодня есть, а завтра ты уже вдыхаешь глоток свежего воздуха и понимаешь, что нашёл свою истинную любовь, чистую и взаимную. Ты мне важен как друг, но у нас не может быть отношений, извини меня.       И Паша лишь выдавил из себя улыбку, ощущая, как в уголках моментально покрасневших глаз собираются горячие слёзы, которые в ту же секунду ручьём скатываются по щекам, это состояние было похоже на мгновенную пропасть. До него медленно доходили эти слова, и чем дольше он рассуждал над ними, тем больше становилось влажное пятно на подушке, в которую он в итоге уткнулся лицом, обхватив с обеих сторон. Его охватила настоящая истерика; даже несмотря на то, что он не рассчитывал на ответную любовь, каждое написанное слово читалось через невыносимую боль, словно одна буква — один удар ножом в самое сердце. Юров рыдал так, как никогда в жизни, всё, что накопилось в нём за полгода, сейчас выливалось в один нескончаемый поток слёз. Надежда на счастье разрушилась мгновенно. Если раньше он жил хотя бы для того, чтобы сохранять интригу возможных чувств Тимура к себе, то сейчас оказалось, что их и вовсе не было. Не было совершенно ничего, лишь тёмная дыра в грудной клетке между рёбрами, она будто затягивала душу и все чувства, все планы и позитивные мысли, рушила светлую сторону жизни и не давала вдохнуть полной грудью. Сердце так и рвалось наружу, бешено колотилось и просило лишь одного — спокойствия. Когда его уже оставят в покое? Так Юров и провёл остаток ночи — обнимая подушку и рыдая в неё, раздумывая над тем, как ему жить дальше и.. стоит ли?       — Паш, ты опять не спал? — Обеспокоенно спросил Андрей утром, когда ребята собирались на вокзал.       — Я спал пару часов, всё в порядке.       — У тебя лицо такое, будто ты не спал неделю, хотя я подозреваю, что так оно и есть.       — Да перестаньте, ребята, всё со мной хорошо. Я после концертов уснуть не могу, всё задумываюсь о своём выступлении, не стоит так волноваться.       — Ребят, действительно, не нужно надоедать. Вы же знаете, Пашка никогда всерьёз не унывал и не будет, ну вымотался человек немного, все мы сейчас уставшие.       И на этом спасибо Тимуру, что хотя бы спас от вечных доёбов, но смотреть на него теперь не просто болезненно, а уже не хотелось. И Паша совсем не винил его, а только самого себя за слабость, за неумение отпускать и бороться с чувствами, за то, что позволил себе влюбиться и не может разлюбить даже сейчас, когда ему отказали.       — Ребят, идите сюда..       Когда все трое оказались на близком от него расстоянии, он без лишних слов обнял их, из-за чего поначалу все были в растерянности, но тут же обняли Пашу в ответ. Он не понимал, зачем это нужно, но этого желала его покалеченная душа, и скорее всего от обычной нехватки тепла. На несколько секунд ему стало так хорошо, легко и спокойно, он осознавал, что вскоре ножи вновь пронзят его изнутри, стоит только отойти, но пока был момент, нужно ловить его. Он обнимал своих друзей так крепко и тепло, будто видел их в последний раз.       Днём парни уже были собраны и вышли из отеля, но перед этим решили немного пройтись по городу, в запасе было целых полтора часа и в любой момент можно было вызвать такси до вокзала. Погода была то, что надо, поэтому Паша особо не жаловался, да и терять ему уже нечего, он был согласен буквально на всё без преувеличений. А какой смысл в том, что он просто ходит по земле? Фанатки, продвижение, родители, друзья.. Чашу весов всё так же перевешивали боль и тоска по временам, когда ему было хорошо без этих дурацких чувств. Они губили его каждую минуту всё сильнее, разъедали изнутри и убивали всякое желание жить. Словами не передать, каким слабаком он себя чувствовал сейчас.       — Пацаны, пошлите по путям, как раз до вокзала дойдём. — Один из парней остановил всех, замечая проложенную железную дорогу, причём пути было два, что означало их использование на данный момент.       — А если не в ту сторону придём? Или это вообще товарные пути до предприятия?       — Да нет же, я карты открыл, нам надо налево. Минут сорок пешком и будем там, кто со мной?       — Долбоёб ты, Андрей, но я не против, всё равно делать нехуй.       — Вообще похуй, если честно. Пошлите.       Кому ещё могла прийти такая идея в голову? Конечно, только этим людям, но шли они аккуратно, держать подальше от рельсов. А вот Паша шёл, держась подальше от друзей, потому что во время прогулок ему лучше думалось над своими проблемами. Он слишком заебался за это время тащить такой тяжёлый груз на своих плечах, хотелось избавиться от этого и не напрягать ни себя, ни друзей. Расстояние между ним и шедшими впереди друзьями было около шести метров, иногда Арсен оглядывался и что-то говорил, но Юров лишь поддакивал или отвечал на отвали, а когда его звали, он говорил, что подойдёт позже. Шли они уже минут двадцать, с краю от них было какое-то нескончаемое поле, но вдалеке виднелись здания, скорее всего, это и были привокзальные строения. Вдалеке послышался громкий гудок поезда, и Юров обернулся назад, замирая на месте. Парни тем временем лишь подальше отошли от дороги ещё на пару метров, чтобы сберечь себя и свой слух, продолжая обсуждать фанаток. Все мысли Паши за несколько секунд пронеслись в его голове, его ноги несли его не за друзьями, а на рельсы, он просил о том, чтобы его разум подчинялся ему, но мозг словно отключился и действовал так, как совсем не хотелось Паше.       Он наплевал не только на своё будущее, но и на друзей. На Андрея, с которым они вместе поднимались со дна. На Тимура, который взамен на любовь обещал ему крепкую дружбу и преданность. На Арсена, который так же, как и сам Паша, страдал от неразделённой любви, но только к нему самому.       Они втроём на минуту замолчали, когда поезд приближался, но никто из них не знал, чью кровь и душу на огромной скорости он нёс на своих колёсах.