На два фронта, или Гори в аду, Хисаги Шухей!..

- Опачки, а это ещё чего за катана такая? - цепи, которые, похоже, были на одежде или оружии Джируги, как сумел понять Хисаги, задыхающийся под темнотой тяжёлого одеяла и Улькиорры на этом одеяле, снова зазвякали, металлическим перебором бьющихся друг о друга звеньев сопровождая и отсчитывая каждый шаг воинственного арранкара, неумолимо приближавшегося к так и оставленному у кровати Казешини. - До чего ж на дзанпакто синигами похоже... "Казешини, только не смей высовываться!" - мысленно взмолился Шухей, дурея от боли, которая разливалась по его вдоль и поперёк искалеченному телу из-за того, что боявшийся его обнаружения Улькиорра собственным весом буквально вдавил его в глубины застланной одеялом кровати. - "Не для того Улькиорра с Гриммджоу сейчас так рискуют, укрывая меня здесь!" "Если эта морда одноглазая только посмеет меня тронуть", - зло прошипел напрягшийся во внутреннем мире пока ещё сокрытого от этого мира клинка Ветер Смерти, - "вы все как хотите... а я за себя не отвечаю!" Ещё не видя лица Ннойтры, теперь Шухей знал - одного глаза у этого арранкара, похоже, нет. Хотя, о чём он, невесело усмехнулся парень в мыслях - ещё неизвестно, цел ли там под тугим бинтом его правый глаз после пережитого, а то, вполне возможно, и ему в скором времени придётся носить гордое прозвище "одноглазый". - Вы, никак, тут синигами где-то припрятали? - оживлённо поинтересовался Джируга у своих как-то странно притихших товарищей и соседей по замку, которые теперь с такой одинаковой растерянностью в опустевших из-за осознания собственной ошибки взорах смотрели на клинок Хисаги у изголовья его кровати. - Колитесь давайте, где у вас тут синигамья морда, где вы его держите, - начал подначивать Ннойтра четвёртого и шестого Эспад, разделителем по силе между которыми был как раз он, Квинта Эспада. - Тащите его сюда, я тоже, наверное, развлечься хочу, не всё вам развлекаться... Хоть будет кого отлупить, чтоб не ваши рожи, а то тошно от вас всех уже, на манеже всё те же, что называется! А если не поделитесь со мной синигами, которого вы тут заныкали, я вас Айзену сдам, что вы пленника без его разрешения в замок притащили! Айзену?! Хисаги замер. Он не ослышался? Арранкар, Пустой, пусть с разумом и характером человека, оружием и боевыми способностями, похожими на те, какие были у синигами, но всё-таки тот, кто явно был по другую сторону от Готея, говорит о том, что сдаст Улькиорру и Гриммджоу Айзену?! Соске Айзену, который был лейтенантом у Хирако Шинджи, и слыл по всему Сообществу Душ, как справедливый, добрый и очень мягкосердечный синигами?! Может, ему от ранений и боли уже чудиться что-то не то начало? Разве ж может Айзен, добропорядочный и примерный синигами до мозга костей, подпольно возглавлять армию Пустых в Уэко Мундо? "Да нет, балбес, тебя явно не глючит", - отозвался Казешини на смятение, поднявшееся в душе его раненого хозяина после того, как он имя своего сослуживца из уст арранкара услышал. - "Этот упырь и правда про нашего Айзена сказал. И да, этот очкарик занюханный у них тут точно за главного... иначе бы этот одноглазый не козырял тем, что сдаст ему твоих друзей". И вдруг, усаживаясь прямо на чудом не вскрикнувшем от боли Шухее и быстрым жестом комкая одеяло за собственной спиной так, чтобы не было видно того, кого это одеяло скрывало, Улькиорра негромко, но с нажимом произнёс: - Да, Джируга, ты нас раскусил... мы действительно припрятали синигами. Прямо здесь. У Шухея внутри всё оборвалось. Не сказать было, что Улькиорра доверяет Ннойтре... да и не сказать было, что, кроме Гриммджоу, Улькиорра хоть кому-то ещё в Эспаде способен довериться. Неспроста же он так не хотел, чтобы хоть кто-то из их с Гриммом теперешних сородичей увидел здесь Шухея. Так зачем же, зачем он теперь этому Джируге всё вот так с разлёту выдаёт?.. Наверное, сущность Пустого взяла верх над былою дружбой, и Улька решил разделить кровавую трапезу с теми, с кем теперь он был, так сказать, одного помола, горько усмехнулся Шухей, уже даже не переживая, услышит кто его приглушённый одеялом и телом Шиффера смешок отчаяния. Казешини тоже засмеялся. Но, в отличие от Шухея, не от горечи и обречённого безразличия перед предстоящей смертью в клыках Пустых, а над ним самим: "Ну ты и идиот - такого про дружка своего мышастого надумал! Да он тут такую пантомиму устроил, лишь бы твоё нахождение скрыть всеми методами!.. Постыдился бы, дурья голова - эти Пустые и правда готовы сами бошки в пасть своему сородичу засунуть, лишь бы он тебя не нашёл, а ты про мыша себе такого надумал!" "Ты о чём?" - непонимающе вздрогнул Хисаги, запоздало подумав, что, наверное, он поторопился плевать на всё и обречённо посмеиваться в ожидании, что в него вот-вот вопьются клыки готовых разорвать его живьём арранкаров... В отличие от него, укрытого тяжёлым одеялом с головой и придавленного продолжавшим восседать на нём Шиффером, Казешини видел всё, что там, снаружи, происходило. А вот Шухей не видел того, как, сказав свои последние слова и продолжая при этом сохранять вид спокойный и невозмутимый, Улькиорра изобразил ладонью круг у своего живота, недвусмысленно намекая на то, что похищенным синигами они уже перекусили. - Да-да, - как-то необыкновенно живо поддержал друга Гриммджоу. - Видишь кровь на одеяле? Знаешь... а он даже не орал, когда мы его на куски рвать начали. Так, похрипел только, глоткой чего-то побулькал, да так и сдох, когда Улька ему сердце выбил. Ну, как тебе в своё время на крыше замка чуть не сделал, помнишь? Ловко он, оценил по достоинству Шиффер манёвр своего товарища, глядя на то, как Ннойтра аж зубами от злости заскрипел, когда Гриммджоу напомнил ему об одном их бою на крыше Лас Ночаса. Куатро Эспада и так уже видел, что одеяло и нижний край простыни замараны в крови Шухея, и это ещё один их промах, такой же, как забытый у кровати дзанпакто. И, не найдя, что сказать, он и так уже нервно ёрзал на задыхавшемся под одеялом Хисаги и мысленно молил все потусторонние силы, какие только есть, чтобы пронырливый и порой чрезмерно любопытный там, где не надо, Джируга не заметил того, что кровать в покоях Сексты Эспады буквально пропиталась кровью из ран синигами. А Гриммджоу сам его к этому подвёл, да ещё и грамотно обыграл очередную их промашку, превратив её в козырь в их руках. Да ещё и Джируге напомнил о его позоре, сверкнул зелёными глазами Улькиорра, вспоминая тот жуткий день. Всё так хорошо было, никто никого не трогал... Улькиорра вместе с Гриммджоу и третьей в Эспаде по силе красавицей с роскошной фигурой, длинными волосами цвета морской волны и глазами цвета кварца по имени Неллиэл ту Одершванк, возлюбленной Гримма, собирались слинять из Уэко Мундо в мир живых под шумок и хорошенько там развлечься. Причём, если некоторые арранкары в слово "развлечься" вкладывали идею поубивать как можно больше людей, синигами или без разницы кого, лишь бы убить можно было, да душа была какая-никакая, чтоб её энергию впитать, то у троицы самых дружных в Эспаде арранкаров под словом "развлечься" скрывались именно развлечения. Те самые, простые, незатейливые порой, которые так любимы были людьми из мира живых... и которых вовек в Уэко Мундо было не сыскать. Кино, прогулки по набережным Каракуры - города, который был отправной точкой из потусторонних миров вроде Сообщества Душ и Уэко Мундо на землю, потому что именно в этом городе наиболее велико было скопление духовных частиц, позволяющих создавать всяческие порталы между мирами неба и земли - , боулинг, бильярд... Гриммджоу поначалу особенно полюбил картинг - так в мире живых называли катания на гоночных машинах по большому треку. Вот тут-то отчаянный Секста отрывался, что называется, по полной программе, гоняя так, словно это не просто катание ради забавы, а как минимум уличная гонка, на кону которой звание самого крутого стритрейсера на районе и чемодан купюр крупного достоинства впридачу. Улькиорра не раз говаривал, что у его друга явный водительский талант - водил он лихо, но при этом ни разу не попадал в аварии ни на картинге, ни на мотогонках, ни на собраниях любителей погонять на оттюнингованных в пух и прах легковушках позднее, когда он раскошелился на мотоцикл, а машину ему Шиффер и Нелл на день рождения в качестве подарка умудрились прямо под балкон его покоев в замке Уэко пригнать. Плюс ко всему Улькиорра планировал, любезно оставив Гримма с Нелл поразвратничать наедине в какой-нибудь сауне с джакузи, пузырьки в которых приводили Трес Эспаду в дичайший восторг, проследить кое за кем. Точнее... не то чтобы проследить, просто потешить себе душу осознанием того, что она жива, здорова, снова идёт не спеша домой со своих длящихся до самого вечера занятий в колледже, заткнув уши музыкой, льющейся из её увенчанных с наружной стороны голубыми красивыми камушками наушников, листая разные там песенки в своём смартфоне и без всякого стеснения подпевая им. Он даже смог узнать, что её зовут Иноуэ Орихиме, что она учится на медсестру... и что она при удивительнейшей своей доброте, которую источала энергия её души, увы, бесконечно одинока. Даже близких друзей рядом с ней Шиффер не заметил, отчего ему становилось за эту девушку бесконечно обидно. Он видел, как она с охотой и искренним рвением помогала прохожим на улице, если тем становилось плохо или нужно было проводить их до места, дороги до которого они не знали, как она кормила бездомных кошек, собак (и даже людей), покупая эту еду на собственные деньги, которые ей ещё и зарабатывать, трудясь в свободные от учёбы дни в кафе официанткой, приходилось... и он считал, что она не заслужила того, чтобы быть одинокой. Пару раз Улькиорре довелось даже спасать от Пустых эту кареглазую прелестницу с длинными рыжими волосами, в мягких волнах которых Куатре до дрожи хотелось утонуть всем лицом, целуя изгибы её изящной спины... о, чёрт, да что за ерунда в голову его глупую лезет, встряхивался Шиффер каждый раз, не замечая того, как багровеет от смущения, чего раньше на его безжизненном белом лице отродясь было не видать. И оба этих раза всё происходило по одному и тому же сценарию. Неосмотрительная в своей мечтательности, Иноуэ брела по городским улицам, снова песенки свои незатейливые, но такие берущие за самую душу распевая. Оголодавший и видящий так рядом полную тёплой и такой притягательной энергии душу Пустой пытался подкрасться к ничего не подозревавшей девушке... и не успевал даже шагу в её сторону сделать, падая разрубленным на куски клинком Улькиорры на городской асфальт и орошая его брызгами своей крови. Так и подрабатывал Шиффер для той, кого он, сам в это всё не веря, но всё-таки полюбил, этаким ангелом-хранителем с мечом в руках, при этом продолжая не попадаться ей на глаза и не решаясь даже заговорить с ней. - Да подкати ты к ней уже по-нормальному, - сочувственно и пьяно вздыхал Гриммджоу, нежась во хмелю на коленях поглаживавшей его лицо, шею и плечи Нелл и откровенно млея от её касаний практически до готовности мурлыкать в голос. Как-никак, его рессурексион, раскрытый меч, некое подобие дзанпакто у синигами, в облике пантеры давал о себе знать, так что в повадках Джаггерджака с самого его перерождения в арранкара всегда было что-то кошачье. Смотреть на то, как мается его друг, Гримму уже становилось невыносимо, и как-то раз он даже пригрозил: - А если сам к ней не подкатишь, клянусь, однажды я сам тебя вытолкну на дорогу из этих твоих кустов, из которых ты за ней следишь, и так, чтобы она тебя обязательно заметила! - Ты, как всегда, генерируешь неимоверно дебильные идеи, - вспыхнув от возмущения (что раньше ему, всегда способному держать себя в руках, ранее было совсем не свойственно), процедил Улькиорра. - Ну вытолкаешь ты меня к ней на вид... не пройдёт и трёх секунд, как она убегать от меня будет с криками "Уберите от меня это чудовище!". Даже если я и спрячу маску в мире живых, как мы это обычно делаем, моя энергия меня выдаст... в одно место я себе это при всём желании засунуть не смогу. Она ведь сразу поймёт, что я давно мёртв, от нас ведь и так порой некоторые люди, у которых чутьё посильнее, чем у прочих, шарахаются, когда мы мимо проходим. А она всё уловит, уж поверь мне, у неё душа такая. Так что я её только напугаю, и ничего между нами не сложится. Но... угрозы Гримма даже не понадобилось приводить в исполнение. В скором времени судьба всё сама расставила по своим местам. Так вот, в тот проклятый день Гриммджоу и Нелл с Улькиоррой вместе снова решили отправиться в Каракуру и устроить себе вечерок хорошего выгула. Парни уже были готовы к выходу и по доброй традиции развлекали себя партией в покер в гостиной покоев Нелл, пока та, как говаривал Джаггерджак, "марафет наводила". Как всегда, импульсивный, не любящий и не умеющий просчитывать ходы своего противника по картам Гримм проиграл свою горсть драгоценных, которую он поставил против пары крупных купюр Улькиорры. - Да ну тебя, ушлая ты мышатина, - картинно надулся Гримм, обижаясь не столько из-за потери денег, сколько из-за проигрыша. Поражений воинственный Секста практически не ведал, и потому даже проигрыш в карты вызывал у него раздражение. - Вечно ты вот специально чего-нибудь выдумаешь, чтобы я продул. - Хочешь - верну тебе деньги, которые ты проиграл, - с безразличием повёл жилистым плечом Улькиорра, пододвигая к себе пепельницу поближе. Зашипевший на него с выражением неимоверной обиды Гримм пробурчал: - А то ты не знаешь, что дело не в деньгах. - Ну кто ж тебе виноват, если ты головой думать не умеешь, - легонько улыбнулся Улькиорра, пуская в потолок покоев Неллиэл кольца сигаретного дыма. - В покере думать надо, а не эмоциям поддаваться... а кое у кого под хвостом подгорает так, что способность шевелить мозгами начисто отваливается. - Иди ты знаешь куда? Тоже мне проповедник нашёлся, учить он меня ещё тут вздумал, - огрызнулся Джаггерджак, тоже закурив. - Вот послало же мне небо друга-зануду, вот и живи теперь с этим, как хочешь... Улькиорра, быть может, и сказал бы что-нибудь в ответ, чтобы скрасить осадок в душе Гримма после неудавшейся для него партии в покер душевной перепалкой с кучей всяких обзывательств, которыми эти двое просто обожали себя развлекать... но тут коридоры замка внезапно огласили громкие девичьи крики. Мольбы о помощи, срывы на откровенный визг, с трудом сдерживаемые истерические рыдания - столько всего и сразу в этих отчаянных криках было намешано, что Улькиорра и Гриммджоу, позабыв о своей перепалке, которая у них на тот момент по выстроенному ими двоими негласному плану шла, одновременно повскакивали с кресел в покоях Нелл, в которых один ждал любимую девушку, другой же - лучшую подругу, и бросились в ту сторону, откуда, как им показалось, эти крики и доносились. Но не только потому, что коридоры замка Лас Ночас неожиданно огласили отчаянные мольбы о пощаде, Гриммджоу и Улькиорра помчались со всех ног разбираться, что происходит. Чутьё арранкаров на малейшие колебания энергии тех, кто рядом, было в целом хорошо развито и позволяло им определить, кто ждёт их за поворотом, ещё не видя того, кто там... а чутьё конкретно Улькиорры обгоняло своей восприимчивостью даже чутьё самого сильного в Эспаде, Примеры Эспады, высокого голубоглазого мужчины с удлинёнными волнистыми каштановыми волосами по имени Койот Старк. Улькиорра всё чувствовал тонко, глубоко и издалека... о чём только его близкие друзья знали. И, не успели хлопнувшие дверями покоев Нелл и ринувшиеся на разборки парни рвануть вдоль по коридорам величественного замка в обители Пустых, как Улькиорра огорошил едва не врезавшегося в стену на повороте Гримма тем, что он смог разобрать благодаря своему феноменальному чутью: - Гримм, там Ннойтра опять бушует. И... если до этого он уже несколько раз пытался взять силой нескольких девчонок из Эспады, то теперь дело куда всё хуже. Для этих же целей он притащил сюда девушку из мира живых, вот как раз она и кричит так... - Ёпт... - только и смог поначалу выдавить из себя ошарашенный и потирающий ушибленный от касательного столкновения с углом коридора лоб Гриммджоу. - Да он вообще, что ли, оборзел? Мало в те разы от нас за наших девчат огребал, теперь ещё решил и мир живых изнасиловать?! В любой другой ситуации Шиффер бы прыснул от фразы "изнасиловать мир живых". Гриммджоу всегда был мастером невообразимых ляпов... но сегодня чувствующего, как там, где у всех остальных билось сердце, а у него зияла идеальной округлостью дыра, какие всегда есть в теле Пустых, отчего-то тяжёлой волной восстают ярость и тревога, сплетаясь в тугую паутину непроницаемого мрака, Куатро даже это не позабавило. Он не стал говорить об этом Гриммджоу... но ему показалось, что это Иноуэ кричала. Но нет, нет, сам того не заметив, Улькиорра аж на бегу головой махнул так, что чёрные волнистые растрёпанные пряди закрыли его бледное лицо, ему просто уже крышу рвёт в этой молчаливой слежке за своей солнечной принцессой, как он прозвал Орихиме про себя... не может же Орихиме тут оказаться, так ведь? Шансы на то, что Ннойтра из мира живых притащит именно её, практически равны нулю, так что ему просто от постоянного переживания за то, как там её дела, пока он не следует за ней незримой тенью по пятам, оберегая от каждого дуновения ветра, которое, как ему казалось, могло причинить ей хоть какой-то вред, уже и голос её везде чудиться начал. Двери в покои Джируги были в мгновение ока выбиты с двух взмывших в синхронном ударе ног, и старые друзья буквально влетели в роскошную, но содержащуюся в вечно пьяном бардаке гостиную пятого среди сильнейших. А дальше... а дальше, вспоминая этот перевернувший всё с ног на голову день, Улькиорра ничего внятно объяснить не мог, признавая в мыслях, что его хвалёное хладнокровие покинуло его тогда, прихватив с собой его расчётливый ум и способный всё просчитать на сто шагов вперёд рассудок, а вместо этого всё то звериное и жестокое, что он так старательно в себе давил, вдруг проснулось и восстало в одном отчаянном порыве - разорвать гадину Ннойтру. Разорвать живьём, в клочья. Причём не одним махом, а медленно, мучительно, чтобы тот визжал и корчился, пока клыки и когти Куатры выдирают из него куски его плоти. На светлом ковре, который охочий до всякой атрибутики роскошной жизни Ннойтра притащил из мира живых, скорчившись, плакала обнажённая девушка. Ну, практически обнажённая, если не брать в расчёт нежно-розового кусочка ткани на ниточках, который девчонки гордо именовали нижним бельём, едва прикрывавшего то заветное, чего нормальные парни добиваются ухаживаниями и подарками. Длинные-длинные рыжие волосы её, разлетевшиеся растрёпанными волнами по окровавленной обнажённой спине, тоже были замараны кровавым багрянцем. Нежные руки её, тоже испещрённые свежими ссадинами, припухли и онемели от верёвок, стянувших их за спиной запястьями вместе, и на связанных в щиколотках ногах картина была ничем не лучше. Словно не слыша её слёзных просьб остановиться, Ннойтра то бил её ногами, и его увенчанные острыми шпорами сапоги оставляли на теле такой беззащитной перед ним девушки тёмные кровоточащие следы, то хватал за волосы и возил лицом по ковру, обдирая этим в кровь и щёки её, и лоб, и подбородок, и виски, вдавливал сапогом её голову в пол, чтобы немного заглушить её крики и рыдания, и продолжал давить, пока та не затихала, подрагивая от страха и нехватки воздуха... С каждой новой каплей крови на её коже Улькиорра зверел всё сильнее, и глаза его, обычно изумрудно-зелёные, окрасились багровым, да и он сам вдруг стал видеть и различать всё пространство вокруг окутанным пеленой цвета свежей крови. Это была она. Та, к которой он даже ближе подойти себе не позволял, та, которую он трепетно оберегал, следуя за ней незримым ангелом-хранителем с окровавленным клинком в руках, та, от улыбки которой хотелось улыбаться и ему, пусть даже она и не ему улыбалась... теперь она страдала в лапах озверевшего в своей жестокой похоти Джируги, измученная, избитая, униженная. Улькиорра не позволял себе неправильного вздоха в её сторону, чтоб не допусти того небо, она его не обнаружила и не испугалась его... а тварина Ннойтра посмел похитить её, раздеть против её воли и вот так над ней надругаться?! Как Улькиорра бросился на Джиругу - он толком и не помнил уже. Помнил только, как вырвал у него из рук ошеломлённо вскрикнувшую Орихимэ, как буквально перебросил израненную девушку в руки Гримму, отрывисто велев другу отволочь её в покои Нелл... и как клинок его ударил заматерившегося Джиругу в грудь, рассекая её в кровь, вперёд того, как он успел вообще сообразить, что он, собственно делает. Единственное, что Шиффер отчётливо запомнил перед тем, как им овладели демоны, которые брали над ним верх в те минуты, когда кто-то осмеливался трогать тех, кто был дорог его душе - её взгляд в тот миг, когда она оказалась в его руках. Залитые слезами и кровью карие глаза смотрели на него с целой бурей эмоций - боль от пережитого, шок из-за неожиданности всего происходящего, немая, но от этого ничуть не слабая благодарность за спасение... и такая искра, которая загорается лишь в глазах тех, кто видит хорошего знакомого, того, кому действительно рад... но этого же не могло быть, мелькнула последняя осознанная мысль в голове Шиффера, уже звереющего от того, что Джируга осмелился причинить боль этому лучику солнца с невероятно доброй душой, она же никогда его не видела... наверное, рассудок уже изменяет ему, уступая арену бешенству и желанию убить пятого Эспаду. Он уже не увидел того, как, бесцеремонно сорвав огромную штору с окна покоев Ннойтры, Гриммджоу при помощи своего серо распорол верёвки на руках и ногах пленницы, и, завернув её в эту самую штору так, чтобы её нагота её же саму не смущала, подхватил её на руки и бросился в стремительное сонидо - поступь Пустых, что по сути своей похожа была на Мгновенный шаг у богов смерти - прямиком до покоев Нелл. Ударив Ннойтру мечом в грудь и воспользовавшись тем, что буквально пару мгновений он не мог очухаться от глубокой рваной раны, что наискось пролегла по его груди, Улькиорра схватил его за горло и, пробивая собственным телом высокий и стремящийся всем своим контуром в вечно пасмурное небо Уэко купол, что в покоях пятого Эспады служил заместо потолка, швырнул Джиругу на крышу замка. - Что, завёлся, мышонок? - зло прошипел Квинта Эспада, схаркивая кровь от удара и медленно поднимаясь после череды совсем не элегантных и весьма болезненных кувырков через голову после броска словно рассудка лишившегося Шиффера. - А я знал, что тебя взгреет, если я над именно над этой девкой поглумлюсь немного... я видел, как ты шастаешь за ней в мире живых, когда сам туда по своим делам мотался. Вот и подумал, а почему бы тебе не подгадить немного... да не исказить настоящим гневом твою вечно надменную мышиную рожу! Мне надоело драться с теми, кто равен мне по силе, я хотел сразиться с тобой, потому что хотел проверить, за какие такие заслуги ты стал четвёртым в Эспаде, понять, реально ли ты сильнее меня... - Заткнись, - оборвал разглагольствования Ннойтры Улькиорра. - Ты тронул то, что мне было дорого... я тебя не сражаться сюда вытащил, животное. Сегодня ты здесь подохнешь в муках за то, что ты сотворил, и больше я слышать от тебя ничего не желаю. Меч, который уже обагрился кровью пятого Эспады, просил большего, и Шиффер именно в тот момент уже осознанно готов был его послушать. Слепая ярость вдруг уступила место холоду в душе, который обнажал настоящую, могильную, мёртвую пустоту и при этом превратил вызванное порывом желание жестоко расправиться с обидчиком Орихиме во вполне такую трезвую и ясную идею. Клинок Улькиорры застыл в его руке остриём вниз, и ничего хорошего это не значило, даже Квинта нервно съёжился, уже догадываясь, что сейчас будет. Всем, кто в Эспаде носил номера выше его, пятого, запрещено было раскрывать свои мечи под куполами замка, потому что от одного давления их реацу могло целый этаж в щепки разнести... А раскрытый в здании Лас Ночас рессурексион мог добрую половину всех, кто там в тот момент находился бы, одним ударом похоронить. И лишь, когда из резко разжавшихся и замаранных кровью вырванной из рук похитителя Орихиме пальцев Улькиорры сорвался его меч, летя к земле остриём вниз, и лишь, когда из его тронутых чёрным уст прозвучало негромкое: - Сковывай, Мурсиелаго... ... вот тогда-то Ннойтра и понял - а теперь ему действительно конец. Именно так, как он и хотел - умереть в бою, отчаянно выбивая себе право на ответный удар... то, что Джаггерджак и Шиффер лупили его в замке, когда он приставал к девушкам из Эспады, его не устраивало, ощущения настоящего, жестокого, отчаянного боя это не давало. А вот теперь... В долгу Джируга не остался, выкрикнув: - Молись, Санта-Тереза! Вокруг него поднялся столп затанцевавшего в безумном вихре песка, что не дало ему увидеть, как в тот же миг на крышу замка Уэко будто бы дождь из чёрно-зелёной реацу обрушился. Но ощутил её нереальное давление Ннойтра настолько явственно и ярко, что содрогнулся от ужаса - даже при том, что он раскрыл свой меч, его сжало так, словно он стал мелкой мошкой, загибающейся под тяжестью хлопушки в человеческой руке. Внутренности скрутило в сильнейшем спазме, от которого Джируга даже дышать какое-то время не мог, невыносимая боль драла его в такие клочья... что он даже не понял, как опустился на колени, едва находя силы ещё держать рукоять огромного топора с двумя спаянными вместе остриями наружу лезвиями. А Улькиорра преобразился, вместе с раскрывшейся невероятной силищей обретя немного иной облик. Теперь растрёпанные черные волосы его стали длиннее, доходя до лопаток, в руке вместо меча появилось копьё пронзительно-изумрудного цвета из его же гнетущей и буквально заставляющей трещать небо над замком по швам реацу, а за спиной распустились огромные перепончатые крылья. С остекленевшим взором, в котором ничего, кроме беспросветной и мёртвой пустоты, не осталось, Шиффер двинулся на вскрикнувшего и не сумевшего подняться с колен даже с раскрытым мечом Джиругу. Он настолько был нацелен убить и настолько был уверен, что сделает это, что даже не летел, не срывался в сонидо, содрогнулся от ужаса Ннойтра. Он просто шёл, с каждым своим шагом давя его заживо мощью всей сокрытой в нём энергии, давя так, что ему казалось, будто на его тело поставили весь замок Лас Ночас вместе с его обитателями внутри и бросили так умирать... Но, даже чувствуя то, как полилась кровь из его не выдержавшего такого мрака глаза по начавшему покрываться кровавыми трещинами лицу, как губы его стали рваться на нём же, даже не ощутив ещё настоящего удара от разъярённого Куатры Эспады, даже задыхаясь от того, что его рёбра начали ломаться внутри него, треща и распарывая нутро острыми краями, Ннойтра не готов был вот так просто сдаться. Он не для того разгневал четвёртого в войске Айзена, чтобы умереть, даже не попробовав его клинка на вкус... Вскинув дрожащую руку и ужаснувшись от того, как стремительно с жутким резиновым треском начали лопаться его жилы, обагряя его кожу хлынувшей из него кровью, Джируга всё-таки нашёл в себе силы раскрутить Санту-Терезу для её первого полёта. Полёта в голову зазнайки Шиффера, как подумалось вдруг разваливавшемуся на куски Квинте напоследок. Будь это тренировочный бой, Улькиорра, разумеется, дал бы оппоненту сделать свою атаку, чтобы уклониться от неё и дать ему достойный ответ... но сегодня Шиффер вышел на крышу замка Лас Ночас. А, стало быть, Шиффер вышел убивать. И потому, лишь холодно хмыкнув в ответ на истошный крик Ннойтры, которого он одним давлением всей своей истинной силы уже практически заживо размазал, заставив живьём начать буквально трещать по швам и ломаться изнутри, он даже не стал бросать в него своим копьём. Нет, для гадёныша Джируги это будет слишком быстро, холодно подумал Улькиорра, идя на него во всём своём ужасающем величии... он и так уже практически труп. Выставив вперёд жилистую руку, Куатра выстрелил в раскрывшего свой залитый кровью глаз Ннойтру шквалом зелёно-чёрного серо... и от оружия в руке вскрикнувшего Джируги ничего не осталось. Длинные чёрные волосы Квинты спутались от крови, которая вдруг сразу засочилась из трещин в его голове, раскрывшихся после этого удара, с колен он сполз лицом во взметнувшийся от атаки Шиффера песок, что долгие годы заметал себе под ветрами Уэко тихо-мирно крышу этого замка... И, когда Улькиорра подошёл к распластанному перед ним на песке, безоружному и уже жестоко израненному Квинте, он аж вздрогнул поначалу, услышав то, чего услышать никак не ожидал. Пятый Эспада, жизни без жестоких боёв не видевший и отважившийся посягнуть на то, что давало Улькиорре стимул к жизни и победам в боях, несмотря ни на что (хотелось же потом к своей солнечной принцессе в маленькую, но оживлённую такую по сравнению с Уэко Каракуру вернуться и бродить за ней по пятам в молчаливом обожании), весь такой брутальный, отвязный, жестокий и наглый пятый Эспада плакал. Сдавленные всхлипы ещё доносились до слуха Шиффера, пока связки Ннойтры не начали с треском рваться под давлением мрака из самых потаённых уголков души Куатры... и тут Шиффер кое-что вспомнил. - Иноуэ тоже плакала, - процедил он, хватая испытывающего невыносимое унижение от того, что он даже удара мечом не получил, а был сломлен простым давлением реацу да шквальным выстрелом серо, Джиругу за горло с такой лёгкостью, будто тот не был выше его на три головы и крупнее его раза в полтора, как минимум. - И что-то не припомню, чтобы ты пощадил её после этого. - Етит твою налево, это что тут за апокалипсис творится? - ошарашенно оглядываясь и содрогаясь от невыносимой тяжёсти сгустившейся реацу, на краю крыши замка показался запыхавшийся и явно торопящийся Гриммджоу. И лишь сейчас Джаггерджак, содрогнувшись от тяжёлого и рвущего нутро в кровоточащие клочья давления энергии своего друга, с ужасом понял кое-что... Он впервые видел Улькиорру таким. Нет, Шиффер и раньше во время боёв раскрывал перед ним свой меч, Гримм видел его перевоплощения за пределами замка... но в те разы разумом Ульки правил сухой расчёт, и он тщательно контролировал каждый свой вдох и выдох, чтобы вся та тьма, что заполоняла его, не вырвалась и не раздавила тех, кто по одну сторону с ним. А сегодня его немного застенчивый (да не немного, раз ходил по пятам за девкой, оказавшись в итоге не в силах даже заговорить с ней, мысленно припомнил Джаггерджак, выхаркнув сгустки крови из своих начавших лопаться прямо внутри него лёгких), сдержанный и такой спокойный друг будто Ад небесный на плечах своих на крышу этого замка вынес... нет, будто сам в настоящего демона превратился. - Свали отсюда, кошак! - а вот теперь Улькиорра испугался. Сейчас он высвободил себя почти полностью, сейчас он сам не хозяин был демонам внутри себя, сейчас он не контролировал мощь и силу своих ударов... а этот балбес, уже утирая хлынувшую из глаз, носа, рта и ушей кровь, продолжает оставаться там, где его заживо в месиво из мяса, крови и костей превратить может! - Размажу же... я сейчас за себя не в ответе. - А если ты... - настороженно глянул на дёргающегося в руке Шиффера Ннойтру Гримм... лишь потом осознавая, что этого бугая за два метра ростом Улька спокойно удерживает одной рукой, хотя при этом он его на полголовы пониже был. - Справлюсь, не сомневайся, - холодно отчеканил Улькиорра, отворачиваясь. - Уходи, нечего тебе тут делать. Надеясь, что его отчаянный, и до безумия отважный товарищ всё-таки послушал его и ушёл, Улькиорра при помощи копья пригвоздил взвывшего от боли Ннойтру к стене замка, пробив ему изумрудным остриём левый бок. Джируга заклокотал горлом и начал отрыгивать кровавую жижу, в которую Шиффер сумел превратить его нутро, а Куатра, с холодной ненавистью взирая на корчившегося в муках арранкара, негромко, но отчётливо произнёс: - Пожалуй, сделаю тебе прощальный подарок перед смертью, насекомое. Ты не просто сдохнешь в муках... ты познаешь настоящее отчаяние. Насколько я помню, твоя сторона смерти - как раз оно? Не найдя в себе силы ответить, Ннойтра лишь с ужасом уставился на своего палача. Ему было горько, стыдно, больно признавать... но Шиффер сломал его, и так подняв в его душе всё то, что он прятал за жаждой сражений и откровенно скотскими поступками. Каждый арранкар из десятки сильнейших в Эспаде, по словам их нынешнего вожака Айзена, олицетворял свою сторону смерти. Так вот, отчаяние сегодня плескалось из умиравшего Ннойтры бушующими реками, каждый его нерв разрывался, словно впрыскивая в него яд этого чёртова отчаяния... Он уже познал своё отчаяние... и увидел сторону смерти Улькиорры - гнетущую, безмолвную, мрачную, безжизненную пустоту... так куда же, спрашивается, ещё страшнее, застонал Ннойтра, пытаясь слезть с копья, на котором он висел теперь перед Шиффером, прибитый за бок к каменной стене. - Ну уж нет, мусор, - механически отчеканил Шиффер, ударом крыла распарывая обе руки вскрикнувшему Джируге и отбивая у того силы и охоту пытаться сорваться с копья. И без того надорванные жилами наружу, обе руки Квинты бессильно повисли вдоль его изувеченного тела, а Улькиорра монотонно выдохнул: - Сегунда Этапа!.. - Н - н - нет... - даже на шёпот сил Ннойтры уже не хватало, губы его едва шевелились в кровавом разрыве, пока он выдыхал. Это же второй этап перевоплощения четвёртого в строю Эспады, облик и сила, которых сам Айзен даже ни разу не видел, потому что боялся присутствия рядом с такой неконтролируемой силой!.. И снова Улькиорра сменил свой вид... теперь внешне окончательно в демона превратившись. Его расколотую маску теперь венчали острые рога, руки и ноги превратились в чёрные когтистые лапы, зелёные глаза стали кроваво-красными внутри, неприятно отсвечивая желтизной узких зрачков... а изумрудные полосы на лице словно разошлись рваными клочьями и стали ужасающе чёрными. Крылья его стали ещё больше, ещё острее по разорванным краям... и теперь одним ударом такого крыла Шиффер запросто мог голову такому, как Ннойтра, отрезать. Откуда у Шиффера было умение при помощи одного только давления реацу не только разрывать в клочья изнутри живьём физически, но и в душе поселять непроходимый мрак отчаяния, от которого хочется забиться в угол и истошно кричать, выцарапывая себе глаза - Ннойтра не понимал, внутренне ещё умудряясь завидовать такой неоспоримой мощи. Не понимал Квинта Эспада и того, что неспроста Шиффер себе оставляет одну пустоту, разрывая сердца и души врагам своим доводящим до безумия отчаянием... что так он просто бьёт других их же оружием, отдавая им свою некогда выстраданную боль. На самом деле там, где должно было бы биться его сердце, у него всё сжалось от боли и страха в тот миг, когда он увидел свой лучик солнца из Каракуры в руках мучившего её Джируги, её боль, её страдания отозвались в каждом его нерве, словно калёным железом его приложив, его душа словно загорелась от того, что кто-то осмелился посягнуть на то, что он так отчаянно берёг от внешних воздействий этого жестокого мира... но это всё тут же сменила животная слепая ярость, которая превращает желание плакать в желание убивать. И вот этим всем Улькиорра ломал своих врагов, не только калеча их физически, но и доводя их души до такого слома, что все, даже сильные мира сего катались у него в ногах и задыхались от сдавленных рыданий, моля его о пощаде или хотя бы о скорой смерти. Вот и Ннойтру это не обошло. Не сумев даже шевельнуть переломанными изнутри в крошево и разорванными руками, он кое-как дёрнулся на державшем его прибитым к стене копье и с надрывом заговорил, плача уже без попыток это остановить и в упор глядя на даже не дрогнувшего ни единым мускулом лица Шиффера: - Послушай... я знаю, я дерьмово поступил... но все, все заслуживают шанса, даже самые отпетые мрази.. неужто не пощадишь, Шиффер?.. Я ж... я же просто подраться в полную силу с тобой хотел... - Тебе это не давало права трогать Орихиме, - процедил Улькиорра. Он уже всё для себя решил - что бы ни сказал Айзен, пятый среди сильнейших в Эспаде сегодня умрёт. И умрёт от его руки. Не имея физического сердца сам из-за того, что его дыра Пустого была расположена ровно там, где оно должно было находиться, Улькиорра словно пытался всех, кого решал убить, сделать такими же, как он сам - безнадёжно и беспросветно пустыми. Иначе как ещё было объяснить, что он вырывал своим противникам сердца, оставляя в их переломанных в крошку от его удара грудных клетках зияющие кровавыми лохмотьями сквозные дыры, как у него самого?.. Улькиорра не знал, какой рефлекс заставляет его убивать именно так... но он постоянно так делал. И знал, что и в этот раз сделает так же. - Сдохни уже, животное, - выдохнул Шиффер, уже выбрасывая вперёд руку, готовую без промедлений и жалости вырвать сердце зажмурившего слипшийся от залившей его крови глаз Ннойтры... Со стороны смотрелось жутко и впечатляюще - расправивший рваные перепончатые крылья рогатый дьявол выдирал сердце распятому перед ним на стене пленнику, который уже вскинулся в предсмертном крике отчаяния. Картина, достойная кисти безумного художника... лишь безумный смог бы передать кривой треск этого пространства, лишь безумец прорисовал бы слепую ярость в очах дьявола с крыльями, лишь безумец сумел бы нарисовать ужасающую красоту смерти отчаяния в руках истинной пустоты. Но, как известно, не всем планам суждено сбыться. - Остановись, я тебя умоляю, не надо!!! Остановись, Улькиорра!!! - Что? - вздрогнув, Шиффер аж на шаг отступил, не веря тому, что он видит, слышит и чувствует перед собой сейчас. Не дав ему пробить сердце замершего в последнем вскрике Джируги, Орихиме бросилась под этот удар... и, обхватив тонкими пальцами его покрытое чёрной шерстью запястье, рывком смогла отвести его руку в сторону. Но... чёрт побери, спохватился Шиффер, с ужасом глядя на то, как она плачет, и как вместе со слезами из её глаз начинает литься кровь, как и у всех, кто ощущал на себе давление его мятущейся ныне в убийственной ярости реацу, зачем же она бросилась туда, где её могло бы попросту размазать по крыше замка, зная, что сейчас он - настоящее чудовище, которое давит всех, не разбирая на своих и чужих?.. В конце концов, он неспроста велел Гримму убираться. Он ведь не хотел ненароком убить своего лучшего друга. Кровь лилась изо рта, носа и ушей теперь у Иноуэ... а она, одновременно улыбаясь и не находя в себе силы сдержать слёз, всё держала руку оцепеневшего в недоумении Улькиорры и просила его не уподобляться человеку, что мучил её, пусть даже и ради возмездия. Уже переодетая стараниями Нелл, уже лишившаяся ран, оставленных ей Джиругой, тоже благодаря умениям Трес Эспады... и обзаводящаяся новыми ранами, которыми начинала пестрить её кожа под давлением его внутреннего мрака, что всё пространство в округе искажал и уродовал. А он смотрел, будто под наваждением каким, расправив свои демонические крылья, и не мог глаз отвести от её заплаканного, окровавленного... и дышавшего искренним доверием к нему лица. - Что же ты творишь, глупая ты женщина?.. - лишь спустя минуту этой завораживающе жуткой картины Шиффера словно в голову стукнуло. Да он одним давлением своей реацу сейчас мог причинить ей такую боль, какая рядом с той, что осмелился причинить ей подыхающий Джируга, рядом не стояла!.. Срочно, срочно свернуть всё это, стать тем, кем он был, слоняясь за ней по пятам в Каракуре... и больше никогда не сметь показывать перед ней этого дьявола, которого он даже перед лучшими друзьями показывать не смел!.. Теперь паникующему внутри (чего нельзя было сказать по его совершенно ничего не выражавшему лицу) Улькиорре хотелось самому себя насадить брюхом на клинок, прибив к стене и самому себе кишки на живую вырвать, чтобы наказать за такую неосмотрительность. Естественно, чего он хотел? Если такие, как Гримм и тварина Джируга, не выдерживали пребывания рядом с ним и его раскрытым мечом, то как это хрупкое создание из мира живых с душою редкой красоты выдержит настолько зверское давление, от которого кости ломаются изнутри, внутренности размазывает в кровавую кашицу, а каждый нерв в клочья рвёт от невыносимой боли?!.. Став снова тем самым, кто бродил за Орихиме по тесным улочкам Каракуры, тем, кто попивал винишко с Гриммом в замке и тем, кто рядом с друзьями бился против врагов, даже схлопотав десятки тяжёлых ранений, но не позволяя себе раскрыть свой рессурексион во всей его губительной красе, Улькиорра аж затрясся от ужаса. Пока он перевоплощался, Иноуэ сделала неосторожный шаг назад, голова её закружилась от бессилия и полученных ранений... И теперь его солнечная принцесса летела вниз с крыши величественного замка, стоявшего мрачной громадой посреди пустыни! Бросившись в сонидо, аж вскрикнувший от страха арранкар сумел поймать свою любимую на лету... да только вот даже перевоплотиться в создание, способное летать, он теперь боялся. Боялся потому, что не хотел больше делать ей так больно, как у него получилось... нет, нет, зажмурился Шиффер, обречённо летя на усеивавшие подножие замка острые камни на танцующих под ветром песках с невыразимо огромной высоты, больше он такого ни за что не допустит!.. Единственное, что он успел - перевернуться в воздухе так, чтобы он упал на спину во время приземления да крепче обхватить её, своё немного невезучее, но такое смелое солнце... это ж надо, броситься останавливать его, чудовище, дьявола во плоти, который в полном раскрытии своей силы ни своих, ни чужих не щадит, разрывая их заживо одним своим дыханием истинной пустоты, дивился Шиффер, отсчитывая последние мгновения их головокружительного полёта. Нет уж, пусть лучше весь его позвоночник разлетится по песку от удара о камни... но больше при ней свою сторону смерти он не покажет! Как ни странно, от жёсткого и оказавшегося ужасающе болезненным для потерявшегося в пространстве Улькиорры приземления Орихиме очнулась, растерянно-счастливая такая, и, даже не попытавшись подняться с его груди, осторожно погладила его окровавленную впалую щёку. От одного этого её касания Шиффер опешил так, что даже невыносимую боль в спине на мгновение ощущать перестал, хотя секундой назад он готов был поклясться, что, кажется, при попытке встать весь свой позвоночник он по звеньицу будет из собственных штанов выковыривать. А дальше Иноуэ заговорила. Тараторила, плакала, смеялась, снова плакала, тысячи раз благодарила его за своё спасение и за то, что он всё-таки не убил того, другого человека, который похитил её, назвала его своим ангелом-хранителем, отчего Улькиорру аж вымученные смешки пробрали - тоже мне, ангел, горько усмехался он, ангел, который чуть тебя не убил, дурочка ты доверчивая... но отчаянная и очень отважная, из-за чего в душе четвёртого в Эспаде аж целый ураган неведомых ему доселе чувств начинал зарождаться. Гримм и Трес Эспада, выбежавшие из-за того, что Улькиорра с Иноуэ на руках пролетел как раз мимо окон покоев Нелл, уже окончательно обалдевшей после появления избитой девушки из мира живых в одной шторе и последующего её побега на крышу Лас Ночас, теперь подметали нижними челюстями пески бескрайней пустыни Уэко, слушая, как бодро, несмотря на всё пережитое, щебечет эта отчаянная девчонка, решившаяся остановить самого дьявола во гневе, и даже не могли слова вставить, чтобы справиться о состоянии так и продолжавшего держать её на себе и не поднимавшегося Шиффера, которого во время падения с крыши очень и очень жестоко о камни спиной шибануло. А потом говорливая Орихиме навыдавала такого, от чего Шиффер готов был поклясться, что, будь ему ещё куда падать, кроме этих начисто отбивших ему всё на свете камней, он бы точно ещё раз триста свалился, кувыркаясь и матерясь на лету: - А ты знаешь, я вот привыкла во всём видеть свои плюсы. Вот, если бы меня сегодня не похитил тот человек, ещё неизвестно, сколько ты бы бродил за мной по пятам, отгоняя от меня Пустых и всех, кто хотел меня обидеть... Наверное, так никогда и не подошёл бы. - Что? - задыхаясь от боли, но мужественно терпя всё это, лишь бы Иноуэ продолжала вот так доверчиво восседать на нём, упираясь окровавленными ладошками в его отбитую рикошетом после падения грудь, выдавил из себя Шиффер. - Ты знаешь про Пустых? Ты видела, как я ходил за тобой? - Так я с самого детства и Пустых, и призраков всяких, и синигами вижу, - с грустной улыбкой произнесла Иноуэ, отводя взор, чтобы не увидел никто того, как на миг погасла в нём та самая лучезарная солнечная искра, что в своё время распластавшегося теперь под ней арранкара с ума свела. - Меня за это долбанутой постоянно называют, все думают, что я наркотики какие употребляю или на голову больна... И тебя я сразу заметила, - она с улыбкой посмотрела на растерянного и смущённого Шиффера. - Просто не стала тебя расстраивать, решила подыграть какое-то время и делать вид, что я тебя не вижу. Всё думала, когда ж ты или меня раскусишь, или сам догадаешься подойти заговорить... не поверишь, на днях сама хотела дать тебе понять, что вижу тебя... но тут судьба сама всё решила. - Прости, - коротко выдохнул Шиффер, и, наплевав уже на адскую боль, начавшую драть его тело в клочья после тяжёлой битвы и жуткого падения с крыши замка, притянул ойкнувшую от неожиданности Иноуэ к себе, вцепился в неё с такими отчаянными объятиями, будто бы он умирал, а она его последним глотком воздуха стала, и горячо зашептал с таким надрывом... будто бы и впрямь жизнь его обрывалась, а он так торопился прощения у неё за всё попросить. - Прости... я придурок, и мне бы голову отрубить за это. Если бы я раньше обнаружил себя перед тобой, Джируга не полез бы к тебе... я бы не обрушил на тебя всю эту лавину своей реацу, которую тебе и видеть не надо было бы... прости, прости, я столько боли тебе причинил, а всё ведь не так должно было быть, прости... - Не вини себя, - Иноуэ легонько поцеловала его в окровавленные губы, чем ввела и без того ещё до конца не очухавшегося от всего произошедшего Шиффера в полнейший ступор. То, как он замер, вытаращив свои вдруг наполнившиеся стольким и сразу зелёные глаза на неё в упор, она расценила по-своему, резко подскочив: - Ой, что ж я творю? Сижу на тебе столько времени... а тебе же, наверное, больно после падения! - Ни капельки, - едва сумев собрать взвинченные всеми этими неожиданностями нервы в комок, просипел Улькиорра, вымученно улыбаясь. А вообще, он врал. Было просто писец как больно. И, кажется, спину он неплохо так в кровь расколотил, подумал Улькиорра, раз даже Гримм ошеломлённо матюкнулся, стоило ему повернуться к кошаку спиной во время резкого и болезненного подъёма на ноги. А Джируга так и остался на крыше прибитым копьём к стене замка, вдруг глянул Шиффер наверх. Ничего, сжал он отбитую руку в кулак, пусть повисит там да подумает о жизни как следует. Умереть после такого он уже точно не умрёт, скоро давление реацу от Сегунда Этапа развеется... а вот уроком для него это послужит хорошим. Слезет с копья, уползёт в свои покои, залижет раны и уж точно не будет больше лезть к тем, кто дорог душе Куатро Эспады. Но что-то щёлкнуло внутри Улькиорры, когда он посмотрел на идущую рядом Иноуэ. И, достав чудом уцелевший после этой схватки смартфон из кармана штанов, он отписал Заэлю, другу Ннойтры, носившему восьмой номер в Эспаде гению-самоучке: Забери своего тупорылого одноглазого дружка с крыши замка. И прихвати лекарств, они ему точно понадобятся. И, закинув телефон в карман, он поспешил за своими друзьями и теперь ещё и любимой, радуясь душой от того, что эта ужасная история привела к тому, что в его жизни наконец-то кое-что изменилось в лучшую сторону. Айзен в шоке был, когда узнал, что его арранкар вступил в романтические отношения с девушкой из мира живых, но препятствовать не стал, сказав только, что вопросы её безопасности в обители Пустых - это теперь головная боль исключительно самого Куатро Эспады... ну и тех, кто добровольно решит на это подписаться, движимые чувствами дружбы, долга или ещё там чего. С той поры уже немало воды утекло... а вот сегодня при одном неосторожном напоминании из уст Гримма про крышу Лас Ночас встрепенулись все. Вздрогнув от того, как его сердце сковал трепет бессильного отчаяния за миг до того, как Улькиорра едва его не вырвал, Ннойтора с ужасом глянул на Гриммджоу: - Вы что, реально его здесь сожрали? - Да, - самодовольно хмыкнул Гримм. Где-то под одеялом придавленный всё продолжавшим восседать прямо на нём Улькиоррой Хисаги чуть не заржал, представив, как обалдел один арранкар, услышав, как двое других сожрали синигами прямо в дворцовых покоях... при том, что этот самый синигами лежит себе-полёживает кровоточащим таким батоном под толстым одеялом, укрытый с головой, и, несмотря на отвратительное состояние и бессилие из-за ран, всё равно больше жив, чем мёртв. И уж точно никем не сожран. - А меч его я оставил себе на память... этот синигами очень стойко умирал, не ныл, в отличие от тебя тогда на крыше, и я решил, что оставить себе его дзанпакто будет достойно памяти о нём как о воине. То, что мы с Гриммом его поглотили, ничего же не меняет, всё равно он был синигами, был воином, умер достойно... - монотонно произнёс Улькиорра в своей фирменной манере, неожиданно усиливая давление своей реацу. Наверное, чтобы приблизившийся к клинку Джируга не почувствовал биение жизни в нём, взяв его в руки. - Так что не смей лапать этот клинок, чучело, даже не приближайся к нему. Или ты опять на крышу Лас Ночас со мной отправиться захотел? Интонации в голосе говорящего вроде бы спокойно Шиффера вдруг стали неприкрыто угрожающими, и, судя по удаляющимся прочь от изголовья кровати тяжёлым шагам с перезвоном цепи, Хисаги понял - Ннойтра отошёл от его меча... кажется, спасены. - Да нет, спасибо, мне и того раза хватило. Хисаги, не зная пока этой истории про крышу Лас Ночас, о которой мимолётом упомянул Гримм, и которой Улькиорра сейчас явно угрожал Джируге, даже реацу свою по максимуму сгустив в качестве весомого такого аргумента, поразился тому, каким суетливым и нервным стал тон голоса так нагло и вальяжно державшего себя доселе арранкара. - Ладно, счастливо оставаться, дико извиняюсь, что потревожил, пойду я восвояси, - цепи звякнули ещё раз, и незваный гость сорвался в сонидо, упылив в свои покои во избежание повторения того, что Куатра однажды с ним сотворил. Вздохнув с облегчением, Улькиорра встал с кровати. Хисаги тоже вздохнул с облегчением - всё-таки, хоть Шиффер и был худощав по сравнению с ним, не вот те великое удовольствие было израненным в мясо его вес всё это время на себе выдерживать. Когда торжествующе улыбающийся Гриммджоу стянул с лица облившегося ста двадцатью потами Шухея чёртово одеяло, под которым ему уже умереть хотелось, до того жарко и душно было, Улькиорра уже латал последнюю дыру в стене при помощи своей магии. - Рано радуемся, - выдохнул он, закончив со своим делом и повернувшись к потрёпанному после драки с Ннойтрой, но в целом довольному Гримму. - Если Джируга сейчас по всей Эспаде растреплет, что мы с тобой тут синигами сожрали, визита Айзена нам не избежать. А это значит, что тебя, Шуу, надо как-то перепрятать...