Ненадёжный рассказчик

      Выпитое потустороннее зелье сильно ударило охотнику в голову. Если обычных завсегдатаев его таверны пойло делало излишне буйными, прибавляло смелости, обаяния и учило отлично танцевать, то конкретно его от застольных излишеств клонило в сон и навевало жестокие, даже по его собственным меркам, мысли.       Маленькая девчонка на разливе, которую Гастон про себя окрестил Красной Шапочкой из-за цвета дорожного плаща, нехотя продолжала наполнять пустые бокалы покойников, не забывая при этом о своём собственном. Она слушала с интересом, чего не скажешь о Голосе. Для него явно не было в этом рассказе сюрпризов. В конце концов, знать грехи покойников ― это фактически его работа.       ― Слушай, ― осторожно начала девчонка, ― Ты решился запереть отца возлюбленной в доме скорби. Но убить чудище, которое она любит… Да, чувства могут быть сильными, но ты не думаешь, что это перебор?       ― Перебор? ― переспросил Гастон, глядя на подранное зверем лицо девочки. На следы когтей, что прошлись по этой некогда милой мордашке и вскрыли тонкую шею, отправив её в мир иной. ― Ты всерьёз задаёшь мне этот вопрос?       ― Ну, этот зверь ведь ещё никого не трогал, вроде как, ― буркнула Красная Шапочка, смущённо поправляя немецкую фибулу на своём плаще.       ― Возможно она имела в виду не это, а твою весьма специфическую форму мазохизма. Такое жгучее желание получить кусочек внимания от человека, что на столько очевидно тебя ненавидит, действительно вызывает вопросы, ― предположил Голос, отпивая немного из отобранной у Гастона кружки.       ― С чего ты взял, что после всего случившегося, я бы продолжил добиваться её руки всерьёз? ― спросил охотник, едва ворочая языком. Его сознание туманила зелёная фея, разрывая связь с тем что реально и наступающим сном, оставляя лишь не привязанный ни к кому конкретно вопрос:       ― Тогда зачем всё это было?

***

      В маленьком городке суета по случаю возвращения какого-то там местного принца, что на радостях поспешил как бы невзначай поднять налоги. Видимо, чтобы казна, пустевшая в его «отсутствии», пополнилась побыстрее и свадьбу с красавицей можно было отметить с должным размахом и шиком. Ведь негоже будущей жене отказывать в роскоши, правда?       ― Как же преобразилась эта деревушка со времён вашего последнего визита, ― восторженно щебетал слуга, сопровождавший своего господина в таком ответственном деле, как скупка всех цветов, что были на прилавках.       ― Ты прав, Люмьер, ― со сладенькой мечтательной улыбкой отвечал новоявленный правитель. ― Когда я был ребёнком тут не было ничего, а сейчас и фонтаны, и булочные, и лучшие портные в округе, библиотека. Мне казалось, что все простолюдины здесь безграмотны, зачем им даже такая скромная библиотека?       «Интересно, кто внушил тебе эту мысль, гений?» ― ворчала себе под нос Лауретта, неспешно потягивая чай на подоконнике. Окна городской квартирки Гастона на втором этаже таверны выходили прямиком на Торговую улицу и цветочную лавку в которой закупался принц-отшельник. На всю эту суету она смотрела с самым кислым выражением лица. Радость состоятельных людей от возможности сорить своим богатством она давно перестала разделять.       ― Надеюсь, что хоть с тобой эта принцесса наконец-то всем довольна, ― отстранённо произнесла Лаура, допивая чай из любимой чашки. ― Хотя, о чём это я? Это ведь всё та же Белль. Наверняка даже окружённая комфортом и роскошью найдёт о чём поплакаться.       Девушка неохотно поднялась со своего места, прибрала чайный сервиз обратно на поднос и не на долго задержалась у кровати Гастона. Просто так, чтобы убедиться в том, что её подопечный ещё дышит.       ― Вот скажи мне, ― начала Лаура в слух. ― Что вы, мужчины, в ней нашли такого, что готовы были друг друга поубивать? Ты так вообще много чего был готов натворить, но ради чего? Чтобы показать, как она ошиблась, выбрав другого?       Лауретта рассуждала про себя и не ждала ответов на свои вопросы. Она просто говорила, пытаясь убедить хотя бы себя в том, что её молчаливый собеседник не находиться одной ногой в могиле. И уже хотела было покинуть спальню, когда охрипший голос за её спиной на грани слышимости произнёс:       ― Ради её слёз.       Поднос с чайным сервизом выскользнул из её тонких пальцев, и посуда с грохотом разлетелась на сотни осколков.