Грешная страсть

It's strange what desire will make foolish people do На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний! «Chris Isaak — Wicked Game»

      — Да сколько можно? — Вновь выругался Шастун на очередной падающий стул, который он недавно поставил. Все валилось из рук, все как-то было не на своем месте, отчего парень сильно психовал.       До концерта оставался час. Просто обычный час, который вымотал Антону уже все нервы, и заставил весь день провести в Церкви. На часах было около пяти вечера, а значит, скоро начнется литургия, после которой, наконец-то будет концерт. На удивление самому парню, Антон ждал его. Но о концерте ли речь?       — Так, ну, думаю, это все. — Поставив ведро обратно в комнату для уборщицы, выдохнул парень. Он и правда, устал, исполняя обязанности, которые на него возложил Арсений. — Подмети по-ол, переставь сту-улья, — недовольно растягивал слова Шастун, размахивая руками, активно жестикулируя и выплескивая накопившиеся эмоции. — И это, по-вашему, отработка за потасовку? Просто жесть, сделали из меня горничную.       Приближение шагов заставило юношу обернуться и встретиться с взглядом синих глаз, так нахально и насмешливо осматривая прибранный зал и самого Антона. Псаломщик скрестил руки за спиной и медленно, приглядываясь ко всем деталям и вещам, приближался к парню, делая вид, что сначала его не заметил.       — Хорошая работа, — похвалил его Арсений, но это прозвучало слишком странно, и Шастун лишь фыркнул в ответ.       — Мне может еще купола отдраить? — Саркастично вскинув бровь, спросил парень, отчего Арсений по-доброму улыбнулся.       — Нет, не нужно. Хватит и того, что ты помог обустроить зал к концерту.       — Почему я должен так батрачить на вас? — Сунув руки в карманы, Антон поджал губы, терпеливо выжидая ответ. Мужчина смотрел на него слегка с прищуром.       — Уже на «вы»? — Усмехнулся Арсений. Шастун иронично кивнул и закатил глаза.       — Ну, вы же мой наставник, как там точнее, учитель? — Псаломщик слегка засмеялся.       — А ты, значит, — мой ученик? Странновато звучит, не находишь?       — Ой, вы поняли, о чем я, — отмахнулся Антон сев на одно из «зрительских» мест. — Кстати, у вас есть там, ну, фамилия или отчество? Мне как вас лучше называть-то? — Непринужденно спросил парень, закинув ногу на ногу.       — Ты, вроде сказал, что я твой учитель? — Усмехнулся Арсений, встав напротив него. Антон цокнул и посмотрел на брюнета исподлобья. — Ладно, можешь называть меня Арсений Сергеевич.       — Звучит еще хуже, чем учитель, — выдохнул Шастун, покрутив в руке свои четки. — Арсений Сергеевич, м-да. Ну и сколько вам лет?       — Тридцать два года,       — Ого, а по вам и не скажешь. — Арсений вскинул брови в удивлении и задал встречный вопрос одним взглядом, который Антон сразу понял. — Мне двадцать семь, можете обращаться ко мне Антон Андреевич,       — Ты, конечно, не далеко от меня ушел, но я буду просто звать по имени. — Не дожидаясь ответа, он присел рядом, но слегка держа дистанцию. Однако и этого действия было достаточно, чтобы Антон повернул голову в его сторону и замер в ожидании. — Я немного резко выразился сегодня в твой адрес, прошу прощения.       — Бог простит, — коротко отвечает Шастун наотмашь.       — Почему ты так негативно настроен к этому? — Переведя полностью взгляд на парня, Арсений вновь прищурил взгляд.       — Потому что, когда жизнь окунает в дерьмо, и у тебя совсем ничего не остается, ты, как обычный человек, обращаешься к Богу в надежде, что он поможет. Но итог для меня всегда был один, — его глаза потускнели, а лицо стало слишком серьезным, отчего даже голос слегка понизился. Псаломщик наблюдал за его дальнейшими действиями, выжидая ответа, и решил показать, что он заинтересован в нем.       — Какой же итог?       — В этом мире Бога нет. — Отрезал парень, отведя взгляд, но при этом, хмуря лоб до выступающих морщин, и недовольно скривив рот. Арсений тяжело выдохнул и откинул голову на спинку большой лавки, на которой они сидели, всматриваясь в изображения потолка.       — Это твое право — верить или нет. Тебя отправили сюда не молиться каждый день, а переосмыслить свою жизнь, поступки и, быть может, прийти к новому итогу.       — Знаете, что-то я не припомню, чтобы мы были такими друзьями для откровений подобного рода, Арсений Сергеевич, — довольно дерзко добавил Антон и прикоснулся к кольцу на указательном пальце, слегка провертев его по кругу. Мужчина посмотрел на его длинные худые пальцы и на тонкие запястья, желая узнать, зачем же Антону столько браслетов и колец. Но вместо этого чуть отвернулся от него и перевел взгляд на свои руки.       — Ты прав, Шастун, мы не друзья, — парень повел плечами, когда он назвал его по фамилии. — Просто я привык, что люди приходящие со своими проблемами ждут от меня встречного диалога, — то ли он оправдывался, то ли констатировал факты, юноша не понял, лишь повернулся полностью к Арсению и слегка замешкал сказать очередную едкую фразу. «У него такой правильный профиль. Да и сидит он как-то важно, словно Граф». — Антон мотнул головой, отбросив глупые мысли и решился спросить Арсения.       — Ну, а фамилия есть?       — Попов, — коротко ответил брюнет, чуть улыбнувшись.       — Какая ирония, — усмехнулся Антон. Разговор перестал быть каким-то напряженным, и остальные минут двадцать парень все же решил рассказать всю ситуацию, из-за которой сюда попал. Арсений внимательно слушал его, не перебивая, а лишь замечая, как он, в порыве эмоций, немного нервно теребит кольца либо оттягивает браслеты указательным пальцем.       — … И вот я здесь, — выдохнул Шастун, посмотрев вновь на Попова. — Давайте, скажите свое Божье слово,       — Ситуация, конечно, странная, но видимо ты это заслужил. — Антон сморщился после этой фразы и фыркнул.       — Ну, еще бы, я же не святой как вы, Арсений Сергеевич, — мужчина слегка шикнул и чуть нахмурился.       — Когда ты меня так называешь, мне не по себе становится.       — Ну, просто вы такой, эм, ну не знаю, — почесал затылок Антон, подбирая слова, но потом бросил это дело и выпалил: — словно манерная графиня.       — Графиня? — делая акцент на окончании, удивился Арсений, смотря на парня в упор.       — Ладно, граф, но мое описание больше подходит, — расплывшись в самодовольной улыбке, Антон развалился на лавке и чуть прикрыл глаза.       — Сильно устал? — заметив легкую зевоту парня, поинтересовался Попов.       — Я, конечно, не говорю, что прямо-таки слабак, но перетаскивать стулья и эти здоровые лавки довольно тяжело и долго. — Потянувшись кверху и вытягивая тело по струнке, Шастун устало выдохнул.       — Отдохнешь на концерте, — сказал Арсений, вставая и поправляя черную рясу. — Ты ведь придешь? К тому же для тебя вход бесплатный, так и быть, заслужил, — наигранно и протяжно похвалил его мужчина, слишком по-детски, на что Антон закатил глаза.       — Все равно дома делать нечего, а тут я вас хоть покритикую потом.       — Тогда мне пора готовиться, а ты можешь осмотреть Храм.       — Не, Отец Алексий уже все мне показал, я лучше схожу поем, — махнул парень и направился к выходу. — До свидания, что ли?       — До совсем скорого свидания, — блеск синих глаз слегка затормозил Антона, но двери скрыли этот странный взгляд и самого Арсения. Парень еще немного потоптался на месте, а затем вышел из Храма, направляясь в рядом стоящую кофейню.       Ароматный горячий напиток стоял рядом с книгой, которую недавно нашел у себя дома Шастун. Он нередко заглядывал в эту кофейню, и столик у большого окна ему приглянулся сразу. Отпивая черный молотый кофе с миндальным сиропом, который так любил парень, он вновь потянулся к книге, словно в первый раз разглядывая обложку. Она была черная, совсем не приметная на вид, но Антон очень ей дорожил. Вот, в который раз он бегло пролистывает страницы рукописной книжки и останавливается взглядом на последней, обрывистой, незаконченной, почти пустой.       — И почему я не могу вспомнить конец? — Который раз, чиркая карандашом и тут же стирая, чертыхался Антон. — Такая знакомая мелодия, все ее знают, но звучит везде одинаково. А в тот раз она звучала по-другому, — запуская свои пальцы в волосы и часто проводя по ним, он пытался вспомнить мелодию, которую слышал в детстве. И уже который год пытался ее воспроизвести на бумаге, а точнее в книжке, чьи страницы разлинованы под написание нот.       Антон и правда ходил в музыкальную школу и закончил ее, как подобает прилежному ученику, на «отлично». Однако это было в его шестнадцать лет, сейчас же он стал совсем другим, возможно, даже более жестким, и не скупился на колкие высказывания. Но даже несмотря на это, парень не мог остаться равнодушным к той мелодии из детства, когда посещал очередной концерт уже будучи совершеннолетним и взрослым юношей.       Обычное музыкальное произведение похожее на песнопение. Ничем не удивляло, ведь это в порядке вещей выбирать такую музыку на концерты большого камерного хора. Но оно так запало в душу парня, что он который раз чиркал и вновь стирал до дыр, до мятой бумаги неправильные, как ему казалось ноты.       — Привязалась же, — чертыхнулся Антон и раздраженно закрыл книгу.       Эту самую нотную книжку ему подарил Андрей Васильевич Протасов, еще когда парень заканчивал школу. Так вышло, что этот мужчина оказался ближе всех, даже ближе семьи. В какой-то период обычный преподаватель спас его от настолько необдуманных поступков, за что Антон был ему благодарен. Хотя этого он не показывал, и часто ругался с Протасовым.       — Время уже подходит к шести, — посмотрел на экран телефона Шастун и, расплатившись, вышел из кафе, сунув книгу в сумку, перекинутую через плечо. — Занесло меня, конечно, — усмехнулся себе под нос парень, вспоминая, что помогает в Церкви, и направился в ее сторону.       Толпа людей потихоньку начала просачиваться и заполнять главный зал Храма. Антон решил сесть на второй ряд с краю, ближе к выходу, чтобы если совсем наскучит, выйти, не мешая никому. Довольно много людей, он даже не ожидал такого, однако все равно оглядывал небольшую сцену перед ним, словно кото-то ища взглядом. Кого-то?       Голос Отца Алексия усмирил переговоры в толпе, и все взоры были направленны на вышедший церковный хор, но Антон явно не их высматривал. Как только зажглись большие свечи вверху, почти под куполом Церкви, наступила тишина, которую разрезали шаги появившегося откуда-то из другой вселенной спрятанной за алтарем двери, псаломщика. Весь в черном. Пленительно черная ряса, которая слегка волочилась по полу, и все те же, до упоения синие глаза.       «Арсений, сука, Сергеевич» — выругался Шастун наконец оторвав от него взгляд и заметив большой рояль почти рядом с Арсением. Когда концертмейстер прошел к инструменту, воцарилась пауза, которая тут же прервалась взмахом кисти Попова и первыми нотами рояля. Сердце подскочило куда-то к горлу, а пульс молотил по вискам разгоняя кровь. Мелодия лилась рекой, проникая под кожу и заставляя каждую клетку вздрагивать. Антон замер боясь пошевелится, словно одно движение — и все закончится. Gregorio Allegri — Miserere.       И лишь когда хор вывел припев, уходя на кульминацию, внутри Антона словно что-то оборвалось — но после в его разум больше ничего не умещалось, кроме широкой спины дирижирующего Арсения и этой чертовой песни. — Я так долго пытался найти ее, — про себя проговорил Антон, не понимая, что вообще происходит. «Quoniam iniquitatem meam ego cognosco, et peccatum meum contra me est semper. Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда пред Тобою.» — Слышал ее будучи совсем мальчишкой, который бы и представить не мог себе все то, что обрушится на него. «Tibi soli peccavi, et malum coram te feci, ut justificeris in sermonibus Tuis, et vincas cum judicaveris. Тебе единому согрешил я, и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре своем и чист в суде Твоем.» — Вот черт, неужели, после стольких лет я все это время слышал и видел…       Вновь вскинув голову вверх, следя за каждым движением псаломщика, Шастун на сжатом выдохе, почти вырывая свист, произнес: — …Тебя. «Sacrificium Deo spiritus contribulatus, cor contritum et humiliatum, Deus, non dispicies. Жертва Богу дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже»       Музыка стихает, Арсений поворачивается лицом к зрителям и чуть кланяется в знак благодарности. Но его взгляд быстро находит Антона и в какой-то момент мужчина сам замирает, пока Отец Алексий не выйдет и не прочтет очередную молитву.       — Вот это я понимаю — кара Божья, — приходя в себя выругался парень стараясь, чтобы его не слышали. — Черт бы побрал это прошлое и его. Отличная отработка, — Антон злился, но не только на себя. В глубине души ему на миг показалось, что Арсений его узнал, запомнил еще в тот день, но эта мысль тут же стихла, а на смену ей вновь запел хор.