Peach Sweetness

Ночь. Укрытый её подолом город спит, лишь кое-где светясь одинокими фонарями. Мир так устроен, что когда засыпают одни, просыпаются другие, выходя на охоту, но… Чон Чонгук не знает, к кому себя отнести. Он, как первый в Корее экспортёр наркотиков, оружия и прочей херни, может жить как хочет: иногда, при свете дня, играет самого надежного и выгодного партнера для контракта, иногда, в темный час суток, развлекается по полной, вдыхая белые дорожки, смакуя элитный алкоголь и исследуя новые тела дорогих шлюх. Работа у него непростая, скорее даже наоборот, требующая опыта, харизмы и уверенности, чтобы подчинять себе всё новые и новые кланы, отбирая у жалких людишек всё до последнего, чтобы ухмыляться, когда те приходят и, в буквальном смысле, ползают на коленях у твоих ног, пытаясь уговорить оставить хотя бы что-то. Таким и должен быть настоящий альфа: непобедимым, уверенным в себе и, в каком-то смысле, даже устрашающим. В случае Чонгука, все начинают трястись только учуяв его довольно редкий запах сандалового дерева, что там говорить о взгляде антрацитовых глаз, пугающих не меньше смерти. Чон зачёсывает рукой назад темные волосы и открывает дверцу любимого авто, чтобы выйти и продемонстрировать свою неотразимость. Все, кто собрался возле входа, роняют челюсти, сразу пряча глаза, чтобы, не дай Бог, не вызвать непонимания и злости самого влиятельного человека в их области. Альфа выглядит, как всегда, невероятно. Рукава белой, когда-то идеально выглаженной рубашки, закатанные по локоть, открывают вид на смуглые руки, где четко виднеются вены. На запястье красуется новая модель часов «Rolex», которая, честно говоря, куплена потому что красивая, а не для понтов. Черные классические брюки плотно облегают длинные ноги, а взгляд сам по себе приковывается к манящим бедрам, на которых, кажется, ткань с минуты на минуту должна разойтись по швам. Прядки волос цвета вороного крыла вылезли из идеальной укладки, ничуть не портя образ влиятельного альфы. Глаза, точно под цвет волос, презрительно блуждают по собравшимся здесь неудачникам, узнавая всё больше и больше лиц: то ли он их в компании видел, то ли провинились чем-то перед брюнетом, то ли наркоту покупали. Мужчина берёт в руки пиджак того же цвета, что и штаны, и направляется ко входу в здание самого популярного борделя, хозяин которого когда-то задолжал Чону. Вот так и познакомились. Теперь у альфы есть особые привилегии и бесплатные посещения до конца жизни в любое время суток. В зале пахнет изысканными духами и различными коктейлями, нет ни одного приторного запаха, который всегда ощущается в публичном доме, которых, ох поверьте, Чонгук видал не мало. — Здравствуйте! — милый парнишка, одетый в довольно-таки открытую одежду, приветствует брюнета, кланяясь. — Привет, — Чон облизывается, пройдясь взглядом от сочных бёдер к упругой заднице, которую прячут короткие шорты розового цвета. — Вам как всегда? — парень смотрит в пол, боясь поднять взгляд. — Ну же, Чимин-и, неужели я настолько устрашающий? — альфа тихо смеётся, подходя ближе и цепляя пальцами подбородок, приказывая поднять голову. С жадностью смотрит на пухлые губы, которые точно всем нравятся. Исключение, наверное, сам Чонгук, которому приглянулись чужие, немного пухловатые и очень сладкие уста. Такие же сладкие, как и его хозяин. — Нет, Господин, — отрицательно машет головой розововолосый, а после объясняет: — Хозяин запрещает делать что-то большее для вас. Только Бён Бэкхёну это позволено. — Вот как, — удивлённо поднимает брови альфа и убирает руку, смотря на то, как мальчишка опять тупит взгляд, опуская глаза. — Ну, тогда позови его, — хмыкает альфа, переключая внимание на интерьер холла. — П-простите, — Чимин заикается, чем вызывает интерес альфы, потому как он ещё никогда не слышал, как этот парень говорит неразборчиво. Всё-таки владелец знает, как обучать свой персонал и Чимин не исключение. Ему положено обслуживать альф, задавать вопросы и предлагать омег, которые им понравятся, именно поэтому ораторские способности у него на высшем уровне, а тут… такое. — Что, малыш? — Гук даже подходит ближе, чтобы лучше слышать, не осознавая того, насколько он давит на омегу своим запахом. — Бён Бэкхён уже занят, — говорит Чимин и поджимает губы. — Что? Парень уже боится что-то говорить дальше, потому что… перед ним Чон Чонгук, мать вашу! Самый опасный из всех в этой стране. Говорят, он ещё с детства обучался разным единоборствам у лучших мастеров мира. Говорят, он в одиночку может уложить на лопатки семерых громил, вооруженных до зубов. Говорят, что Чонгук в ярости — это вам похлеще взрыва какой-то там ядерной бомбы. А ещё говорят, что трахается он, как сам Дьявол. Жёстко, грубо, так, как причитается главе первого дома в Корее. Чимин глотает вязкую слюну, которая почему-то не проходит дальше горла и пытается выдавить из себя жалкое: — Бён Бэкхён уже занят. Его забрал Пак Чанёль — глава второго дома. Омега выдает это на одном дыхании и просто пятится назад, ибо кажется, что жар тела Чонгука сейчас сожжет, не оставит ничего от хрупкой омежьей сущности. Тёмные глаза полны ярости и вполне ясно, что завтра в живых не будет ни Пак Чанёля, ни Бён Бэкхёна, ни этого заведения, если потребности брюнета сегодня не удовлетворят. Пак боится поднять взгляд карамельных глаз, ибо и так знает, что чужие направлены на него и прожигают дыру. — Е-если вы хотите, я могу помочь удовлетворить В-Вас, — Пак заикается, хотя знает, что при его должности это почти что невыполнение обязанностей. Но в ответ на предложение тишина, и Чимин незаметно поднимает глаза, надеясь не быть порванным этой ночью на куски, а после — выброшенным в реку Хан. — Нет, малыш, не нужно, — скалится Чон, смотря куда-то в пустоту. — Сегодня мы придём в гости к самому Ким Тэхёну, — низким голосом почти что рычит альфа. Видя, что Чимин пытается возразить, он продолжает: — Не бойся, никто не пострадает, — наигранно ласковым голосом сообщает брюнет и минует розововолосого, что может лишь только открывать и закрывать рот. Быть между двух огней — это нихера не круто. — Кроме самого Ким Тэхёна, — добавляет альфа по пути к кабинету этой стервы.

***

— Ким Тэхён, чтоб тебя! — Чон с грохотом открывает дверь, да так открывает, что петли чуть не отваливаются. — Да, Чонгук? — низким голосом обращается к нежданному гостю омега. Странно, что одним из лучших борделей владеет омега, не так ли? — Почему мою шлюху забрали? — уже закрыв бедную дверь, то ли говорит, то ли рычит мужчина. Совсем как волк, на территорию которого посмели заявиться чужаки, и теперь тот зол на весь мир. Сидит, рычит, выпрямляя черную шерсть, и скалит зубы, показывая, что в любую секунду может напасть, укусить… Разъебашить нахуй это здание, этого человека, эту страну. Прокусить кожу в два счета и наслаждаться чужими муками. А Тэхён сидит, улыбается, как чеширский кот, вертя в руке стакан с янтарной жидкостью. — Но-но-но… — недовольно цокает языком, — не нужно так моих сотрудников называть. В конце концов, эта шлюха обслуживала тебя уже больше двух месяцев. Я вообще удивлен: как он тебе не надоел? — ведет плечом, смотря своими накрашенными кошачьими глазами из-под челки. — Это не меняет того факта, что его у меня забрали, — Чонгук подходит ближе, опираясь руками о стол, и дышит через раз. Его чувствительный нос не может не улавливать запаха зрелых персиков, который настолько полюбился его внутреннему волку. — Ну-у… — тянет безразлично Тэхён и подносит к губам коньяк, после облизываясь. Терпение Чона не железное, особенно, когда в конце напряженного дня хочется трахаться, особенно, когда блядский Ким Тэхён сидит перед тобой и облизывает губы, прикрывая веки из-за горечи алкоголя, особенно, когда эта комната пропитана только его ароматом, ароматом самого омеги, особенно, когда этот тупица — твой истинный, который либо тупого играет, либо и вправду ни о чём не догадывается. — Не тяни, — шипит сквозь зубы брюнет, гипнотизируя малиновые губы, наверное, до безумия сладкие на вкус. — Пак Чанёль — глава второго дома, как ты знаешь, — накрашенные глаза обводят напряжённые жилистые руки, что так сексуально выглядят в закатанной по локти белой рубашке, поэтому Тэхён медленно глотает вязкую слюну, часто моргая. — Я — глава первого дома, так что это не преграда, — альфа начинает хмуриться. — Он заплатил больше тебя, дурачок, — хихикает Ким, снова поднося стакан с жидкостью ко рту и немного выпивая. — Ты говорил, что не будешь никому его продавать, несмотря на цену. Именно в этом и заключался наш договор — я здесь живу по своим правилам, — Чонгук выдыхает, прослеживая путь розового язычка по губам. Неосознанно он делает также и расстегивает ещё две пуговицы на рубашке — становится очень жарко. — Слушай, Чон Чонгук! — вскрикивает Ким, открывая глаза, но тут же утихомиривает свой пыл, ибо ключицы, обтянутые нежной кожей и загорелая грудь — выше его сил. — Подписывая контракт со своими омегами, я добавляю пунктик, что они свободны, если одним из клиентов нашего дома станет их истинный, ясно тебе? — Тэхён хоть и не кричит больше, но голос заметно хрипит. — Так Чанёль истинный этого… Бэкхёна? — Чонгук немного запинается, вспоминая имя омеги. — Да, — выдыхает пепельноволосый, будто рассказывая что-то элементарное. Парень откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза. Как же это всё выматывает. — Ясно-о, — тянет альфа, ухмыляясь и начиная ходить по комнате. Только сейчас он замечает, что аромат персиков более выражен, чем ранее. Тэ тяжело дышит, а его нижняя губа слегка дрожит. — Тэхён-ши, Вы не хотите мне ничего сказать? — спрашивает Гук, подойдя немного ближе к омежьему креслу и опираясь бедрами о стол. — Что? — Тэхён открывает глаза и, обнаружив истинного так близко, чертыхается, чудом не падая с кресла. — Н-нет. — Ну что Вы, Тэхён-ши, не нужно меня так бояться, — басит Чонгук, наблюдая за нелепой реакцией Кима, — я же не кусаюсь, — нагло ухмыляется, пока омега пытается привести испуганное дыхание в норму. Запаха сандала вокруг так много, что аж лёгкие распирает, пока Тэ вдыхает поглубже. Я не уверен, что ты не кусаешься — Думаю, Вам пора уходить, Чонгук-ши, — Тэхён, нормально усевшись в кресле, легко намекает альфе, что тому пора смыться. А Тэхёну пора пить таблетки. — Ну что Вы… Разве так можно? — складывает руки на груди и приковывает взгляд к тонким пальцам, что оттягивают ворот тонкой блузки чёрного цвета. Кому-то тоже жарко. — Как можно? — кошачьи глаза недовольно сверкают в полумраке, пока их владелец всем своим видом показывает, что кому-то пора уходить. — Ну-у… — видно же, что Чонгук играется. Забавляется всей этой дурацкой ситуацией, чёрт его дери! Брюнет размеренными шагами подходит к двери и запирает её на ключ, пока Тэ вспоминает, куда положил свой сотовый. Альфа разворачивается на сто восемьдесят градусов и просто стоит, засунув руки в карманы брюк. Наблюдает, ухмыляется и чего-то выжидает. — Чонгук-ши, вы не ответили на мой вопрос, — упрекает Ким, снова беря в руки стакан и поднося к губам, случайно сталкиваясь с ним зубами. Выпивает до дна под вскинутые от изумления брови альфы. Он всё также стоит возле двери и всё также ухмыляется, в то время как Тэ решает расстегнуть первые две пуговки на блузке, ибо температура тела, похоже, пересекает отметку тридцати восьми градусов. И это было, кажется, его худшее решение за вечер, потому что ключицы с россыпью родинок на них — совершенство, которое заставляет Чона сглотнуть и попытаться не представлять продолжение тела, спрятанного под одеждой. — Ты не будешь отвечать на мой вопрос? — Киму надоело играть в кошки-мышки — видно по интонации. — Почему же… — отвечает Чон, начиная медленно приближаться обратно к столу. Брюнет подходит, нависает над Тэхёном, сжавшим подлокотники кресла, и шепчет на ухо: — Разве можно приходить во время течки на работу, куда приходит множество альф? И все они хотят потрахаться, натянуть чью-то задницу на свой член и услышать тяжелые вздохи, — закончив, он обхватывает губами мочку уха с очень красивой сережкой, оттягивая. Тэхён тихо стонет, чувствуя, как штаны постепенно намокают. — Это всё из-за тебя, придурок, — омега втягивает воздух, насквозь пропитанный сандалом и одеколоном Гука, — перед твоим приходом я выпил горсть таблеток для подавления запаха, — кажется, грудная клетка сейчас не выдержит и лопнет от такого давления. — Ох, давай подумаем, почему же мой запах так на тебя действует, а? — выпрямляясь, интересуется Чон. — Может, потому что я, блять, твой истинный? — рычит, после напрягая челюсть. — Ох, ты думал, что я такой тупой и не понимаю, что мы истинные? — усмехаясь какой-то улыбкой сумасшедшего, изрекает Ким, разводя шире ноги. Жёсткая ткань джинс больно давит на стояк, а влажные от смазки штаны неприятно липнут к коже. — Я учуял, что мы истинные при первой нашей встрече. Ещё тогда, на аукционе. Ты был слишком сексуальным, — Тэ ухмыляется и прикусывает губу, выгибаясь в пояснице. — Э-эй! Не смей кончать, представляя меня, когда я стою перед тобой! — выкрикивает Чон, видя, как изгибается Тэхён. — Ох, а когда ты заговорил с моим папой, предлагая сделку, которая спасет наш бизнес, я почти потёк, знаешь? — прикрывает глаза и снова кусает губу. Чон наблюдает и понимает, что тоже хочет укусить её, после того, как дослушает, несмотря на то, что собственный стояк настолько каменный, что становится больно. Тэхён слишком во всём: слишком возбуждающий, слишком игривый, слишком красивый, умный и одновременно слишком тупой. — Так я и предложил ту сделку, чтобы тебя спасти, идиот, — шепчет Чон, но Тэ слышит и ещё больше ухмыляется. — Знаешь сколько раз я кончал с твоим именем на губах? — Тэхён поднимает свои охуенно-эстетичные пальцы и прикасается ими к губам. — Сколько раз представлял тебя, когда меня целовали другие, — рука плавно переходит на шею, скользя к ключицам, оттягивает блузку, грозясь порвать оставшиеся застёгнутыми пуговицы, и ведёт по плоскому животу, который не скрывает полупрозрачная ткань. Чонгук не может оторвать взгляд. Во рту скопилась слюна, и он её громко глотает, чувствуя движения кадыка под кожей. — Сколько раз игрался, представляя тебя, — Тэ сжимает возбуждённую плоть и громко выдыхает, сомневаясь, был ли это тяжкий вздох или стон. Легко нажимает между ног, чувствуя, как горячий воздух скоро порвёт нахрен грудную клетку. — Хватит! — громко рычит альфа и в доли секунд преодолевает расстояние, разделяющее их, хватая пепельноволосого за запястье, резко дёргая на себя, тем самым заставляя встать ухмыляющегося парня с всё ещё закрытыми глазами. — Посмотри на меня, — басит Чон, но Тэ лишь ухмыляется, отрицательно качая головой. Альфа притягивает того за талию и разворачивает спиной к столу, тут же вжимая в него хрупкое тело своими бёдрами. Тэхён стонет, когда чувствует соприкосновение эрекций и лениво открывает веки, кладя руки на чужие плечи, после зарываясь пальцами в угольные волосы. Чон дышит омеге в губы, смотря в глаза. А радужка у сероволосого такого же цвета, как и коньяк, который тот так долго и мучительно пил. Чонгук понимает, что тонет. Тонет в бездне точно и безвозвратно. Эти омуты засасывают, втягивают за собой и, если бы Гук выбирал, он бы пошел за ними на край света: куда угодно, только бы видеть их каждый день, каждую минуту, каждое мгновенье. Тэхён изучает чужое лицо взглядом и облизывает сухие губы, случайно цепляя влажным языком чужие. Альфа рычит и притягивает тело ближе, держа в крепких тисках, не давая даже нормально дышать. — Что, даже не поцелуешь меня? Неужели мои губы хуже бэкхёновых? — Ким язвит, но между строк читается обида и раздражение. — Ревнуешь? — хмыкает брюнет, поправляя рукой серые прядки на чужом лбу, что закрывают по-кошачьи красивые глаза. — Нет, с чего ты взял? — дует губы омега, немного царапая чувствительную шею отросшими ногтями, когда Чон в очередной раз ухмыляется. — Во-первых, я выбрал именно его, потому что он похож на тебя, — шепчет серовласому в губы. — А во-вторых, я никогда не целую шлюх, — изрекает Гук и, прежде чем позволить Киму что-то сказать, льнет к губам напротив, настойчиво сминая в поцелуе. Ким хочет снова сказать, что его сотрудники — не шлюхи, но целоваться, как не посмотри, гораздо приятнее, чем возмущаться. Чон делает это восхитительно, до дрожи в коленях и звёзд перед глазами. Омега зарывается тонкими пальцами в смоляные волосы, слегка их оттягивая, когда теплые ладони Чона оказываются под чёрной блузкой. Альфа немного толкается бедрами, от чего хочется скулить, ибо возбуждает до ручки. Чон-чёртов-Чонгук вообще сам по себе как очень сильный афродизиак. И Тэ готов принимать его лошадиными дозами, пока не надоест. А такое точно не надоедает — серовласый уверен. Пальцы альфы пытаются справиться с мелкими пуговицами на чужой одежде, но те постоянно ускользают, чем доводят его до бешенства. Брюнет рвёт блузку к чёртовой матери, слыша звон падающих о пол пуговиц, пока Тэхён скулит и больно кусает за верхнюю губу, ибо это была его любимая вещь из всего гардероба. Омега ведёт ладонями вниз по накаченным рукам, возбуждаясь до предела от одних лишь пошлых звуков поцелуя. Тянется к пряжке ремня дрожащими руками, пытаясь расстегнуть. Когда это всё же происходит, он на удивление быстро справляется с пуговицей и молнией, приспуская брюки до колен. Водит по возбужденной плоти, которую покрывает тонкая ткань боксеров. Чонгук стонет. Стонет так глубоко, насколько только позволяет его баритон. А Тэхён кончается. Кончается как личность, лишаясь всех остатков здравого разума, что в начале вечера ещё пытался что-то вякать. Чонгук не понимает причины остановки движений Тэхёна, поэтому перенимает инициативу и, пользуясь чужим замешательством, быстро снимает с омеги остатки блузки и до скрежета зубов узкие джинсы, привлекающие внимание к аппетитным ягодицам. — Малыш любит носить джоки? — Чонгук усмехается, видя какое белье надето на серовласого. — Тебе идёт, — со всей серьезностью констатирует альфа, ведя взглядом от одной из полосок ткани к плоскому животу, вздымающейся груди и изящной шее, — тебе всё идёт, — говорит он, понимая, что этого омегу хочется до электрических разрядов в подушечках пальцев. Хочется так, как никого другого. — Ты уже сделаешь что-нибудь? — хнычет Ким, жалобно проезжаясь по крепкому бедру, касаясь чужого возбуждения, ибо в голове туман, смазка всё льётся, а нежные стенки хотят ощутить в себе хоть что-то. Желательно пульсирующее и горячее. Чонгук нагибается и начинает играться с возбуждёнными сосками языком, пока руки пробираются к месту, что катастрофически требует внимания. Глаза округляются, когда вместо входа пальцы находят что-то рельефное и холодное. — Тэхё-ён, — довольно рычит Чон, пока тело серовласого прошибает разрядами тока от кончиков пальцев на ногах к вставшим дыбом волосам на затылке из-за хриплого голоса. — Ну что-о опя-ять, — хнычет Ким, немного ёрзая по гладкой деревянной поверхности и закусывая губу. Если этот ёбаный индюк прервёт их акт ещё хоть на минуту, Тэ самолично прострелит ему голову пулей из пистолета, находящегося в одном из ящиков стола. — Развернись, — приказывает альфа, после смотря на то, как Тэ недовольно сползает со стола, разворачивается и ложится животом на стол, выпячивая зад. Чонгук застывает, когда смотрит на красивый чёрный кристалл, виднеющийся между ягодиц, что подходит в тон цвету белья. Кажется, член в штанах альфы призывно дергается, приготовившись излиться только от одного вида. Брюнет кладёт горячие ладони на округлые половинки, сжимая и раздвигая их в стороны. «Это слишком горячо для этого мира» — мысль, что не покидает мужчину с самого вхождения в этот кабинет. Брюнет слегка надавливает на кристалл, другой рукой очерчивая линию талии, немного сжимая нежную кожу. Тэхён стонет, когда ощущает, как металлическое тело внутри продвигается глубже, и лишь изгибается, подобно кошечке. Горячие губы рисуют причудливые узоры на плечах и спине, лопатках и позвоночнике, возле двух ямок. Чон скидывает с себя белую рубашку, а после — штаны, вместе с боксерами, освобождая наконец-то стояк из-под тисков ткани. Не очень-то удобно, когда возбуждённый чувствительный орган раздражается и удерживается бельём. Альфа садится на корточки, поэтому Тэхён ощущает горячее дыхание на своей коже, что возбуждает ещё больше, пуская заряды электричества по телу. Брюнет цепляет ногтями кристалл и вытягивает с пошлым хлюпом под глубокий стон сверху. Ким начинает течь ещё больше, хотя куда уже… Альфа снова вводит пробку и, с садистским наслаждением, впитывает чужие стоны, сжимая собственное достоинство у основания, чтобы не кончить раньше времени. Вдоволь наигравшись, Чон вытягивает пробку, смотря на вытекающую субстанцию, срывающую своим запахом тормоза. Собирает подушечками пальцев смазку и подносит к пульсирующему входу, просовывая две фаланги внутрь. Тэхён гортанно стонет, в который раз за сегодняшний вечер выгибаясь и проклиная всё, на чём свет стоит. Чувствовать внутри пробку и пальцы истинного — две совершенно разные вещи. — Какой чувствительный, — шепчет альфа, чтобы серовласый услышал. Проталкивая их всё глубже, Чон не знает куда деть свои эмоции, которых чересчур. Он сгибает пальцы, немного проходясь ногтями по стенкам, чувствуя, как Тэ напрягается. Чёрт, как в нём горячо и мокро. Чонгук тихо стонет и поднимается, не вынимая пальцев из ануса. Прижимается грудью к чужой спине, снова целует все возможные участки, внутри раздвигая пальцы. И хотя пробка сделала своё, Гук не может отказать себе в удовольствии поиздеваться подольше над омегой, тем более течным. Хотя, чем больше Чон мучает Кима, тем больше сам себя доводит до ручки. Пальцы покидают нутро омеги, пока налившаяся кровью головка собирает смазку на сочных бёдрах. Толчок. Ровный и точный, прямо попадающий по простате и выбивающий землю из-под и так ватных ног пепельноволосого. Чон ждёт немного, пока стенки перестанут очень плотно обхватывать его член, хотя бы до такой степени, что можно будет двигаться. Тэхён бесстыже скулит. Он не ожидал, что Чон настолько хорош. И его член входит в этот список идеальности. А ещё он идеально входит в Тэхёна, хоть сероволосый и не видит, но точно это знает. Чонгук целует плечи и шею, стараясь помочь омеге расслабиться, а после выходит полностью, задерживая внутри только крайнюю плоть. Толчок. Ким выгибается и царапает лакированную поверхность. Чёрт, так хорошо… Чонгук трахает долго и со вкусом: входя на всю длину и выходя, оставляя внутри лишь головку. Тэхён, кажется, видит белые вспышки перед глазами. На лбу выступает испарина, из-за чего серые прядки прилипают к нему, рубиновые губы становятся на несколько оттенков темнее от постоянных покусываний, а член до невозможности возбуждается, пачкая смазкой чёрное бельё и оставляя на нём мокрое пятно. Чон просовывает руку под чужое тело, оттягивая джоки и начиная надрачивать омеге. Тэхёна надолго не хватает: он, спустя несколько размашистых толчков, кончает в руку брюнета, прогибаясь в пояснице. Альфа рычит и тянется к чужой шее, сцепляет зубы чуть ниже уха, чувствуя металлический привкус во рту, и зализывает свой шедевр. Именно шедевр, ибо всё, что имеет связь с Тэхёном автоматически становится маленьким сокровищем этого мира. Ким опирается лбом о сложенные на столе руки, чувствуя с какой силой сердце бьется внутри. Его пометили. Пометил ни кто-нибудь, а истинный, который, оказывается, тоже залипает на пепельноволосого с первой встречи. В голове впервые за последнее время пусто и ясно, ни одна мысль не задерживается, вытесняясь послеоргазменной негой, что проходит телом, заставляя выгибаться. Почувствовав пульсацию внутри, Ким кричит, что есть силы: — Я течный, придурок! Не кончай в меня! — выходит слишком хрипло и не так громко как хотелось. Похоже, кому-то завтра будет сложно сказать и два слова. Услышав серовласого, Чонгук выходит, проводит пару раз по всему стволу и кончает на чужую поясницу, даря слишком пошлый и низкий стон. Он ругает себя за неосторожность, ибо и вправду чуть не кончил в течного омегу, так ещё и трахался без презерватива. Это как бы опасно, можно забеременеть и всё такое, но Чону наплевать. Секс с Ким Тэхёном — это нечто, и хорошо, что вообще при своем уме остался, а не с катушек съехал. Гук садится в кожаное кресло, в котором Тэ ранее чуть не кончил от одних мыслей о брюнете. — Иди сюда, — басит он, похлопывая себя чуть выше колена, пока Ким на ватных ногах подходит и садится тому на бёдра, пряча лицо в изгибе шеи и вдыхая аромат сандалового дерева. — Эй! — вскрикивает Чон, немного дёргаясь, когда чувствует боль чуть выше ключиц. — Что ты делаешь? В ответ показывается лишь довольная рожа Тэхёна, снова с этой улыбкой чеширского кота, а на губах… кровь? Чон проводит по ноющему месту и прекрасно ощущает следы зубов. Тэхён облизывается, закусывая после нижнюю губу, и похотливо смотрит на своё творение. — Т-ты меня пометил? — голос хриплый, но дрожащий, тем самым сдающий хозяина с потрохами. — А что? Тебе можно, а мне нет? — серовласый высовывает язык и обводит кончиком укус, зализывая. После поднимается поцелуями всё выше: к шее, линии скул, месту за ухом, мочке и наконец-то находит губы, просто дыша и ничего не делая. Горячее дыхание оседает на чувствительной коже, немного обжигая. — Я — альфа, а ты — омега, — не зная, чем возразить, бросает Чон. — Тем более. Вон ты какой, возле тебя так и вьются разные омеги. И не дай Бог ты кому-то позволишь что-то лишнее, Чон Чонгук! У меня оружие всегда с собой — застрелю, даже не сожалея, — гневную тираду Кима прерывает хриплый смех, чем выбивает пепельноволосого из колеи. — Я что-то смешное сказал? — лицо резко порозовело, показывая все эмоции его владельца. — Знаешь насколько ты милый, когда злишься? — перестав смеяться, говорит Гук. — Да иди ты, — пыхтит Тэ, пытаясь соскочить с чужих колен, но чужие руки обвиваются вокруг талии, прижимая ближе. — Никуда я не уйду. И ты не уйдешь. Без меня, конечно, — пряча довольное лицо в сгибе чужой шеи, говорит брюнет, наполняя все лёгкие запахом персиков. — А сейчас мы оба поедем ко мне домой, праздновать наш первый день вместе. — Боже, тебе что, шестнадцать? — бурчит Ким, поправляя выбившиеся из укладки прядки, но лишь разочаровано вздыхает, когда понимает, что это не поможет. — Нет, — машет головой альфа, — но я… — с очень серьёзной интонацией начинает брюнет. И чтобы не слушать эту ересь дальше, Тэхён невежливо затыкает Гука поцелуем. Поочередно и с какой-то непонятной нежностью сминает чужие уста, слегка оттягивая их зубами. Водит рукой по накачанной груди и не упускает шанса коснуться метки возле ключиц.