sinners

Духота в помещение оседала в лёгких, вызывала приступ тошноты. И совсем не помогал сквозняк из открытых настежь окон. Юнги сглатывает громко, облизывает потрескавшиеся губы, сонно смотрит на часы рядом с кроватью. Давно уже за полночь, но город шумит, будто вовсе день. Нахмурив брови, он преодолевает шаг за шагом на затёкших ногах пространство от комнаты до кухни и зябко ёжится, шмыгнув носом. Толстовка, не его, велика на пару размеров, не греет совсем. В телефоне на столе мигает уведомление. Небрежно бросив зажигалку, прикурив сигарету, Юнги тянется к гаджету, смотрит пытливо в чёрный экран и ловит себя на мысли, что ему не стоит проверять пришедшие сообщения. За рёбрами неприятно тянет, а лёгкие будто резко уменьшаются в размерах, не позволяя сделать глоток воздуха. В носу щиплет неприятно, в глазах ненавистная сырость, приевшаяся за последнее время. Чуть ниже рёбер сворачивается тугой узел обиды и, нитями расползаясь по венам, сдавливает до онемения. Сигарета тлеет в тонких пальцах, обжигает неприятно, от чего Юнги почти брезгливо тушит бычок о дно пепельницы и нажимает разблокировку экрана. Яркий свет ударяет в глаза, и он жмурится мгновенно. «Юнги-чи, почему я должен искать тебя по всему городу?» «Где ты?» «Я уже звонил твоей маме» «Она сказала, ты не был дома» «В квартире тебя тоже нет» «Так где ты?» «Очень надеюсь, что ты в Сеуле» «Но если нет, то даже в этом случае я найду тебя везде» Юнги морщится, неосознанно позволяет слезам скатиться на экран и тут же печатает сообщение в ответ. «Зачем?» Возможно, ему хотелось услышать о своей нужности именно от Сокджина, а возможно его просто пожирало раздражение к наигранной заботе в свою сторону. Он не ждет ответа, потому что время - почти четыре утра, блокирует экран, но тот загорается снова. «Потому что мы друзья, Юнги» Горькая усмешка перестает в громкий истерический смех. До боли в рёбрах, щеках, до сведённого дыхания. «С друзьями не трахаются, Сокджин» «Давай встретимся», - просит Ким. «Нет, это не имеет смысла. Просто оставь меня в покое», - Юнги не прогибается, стоит на своём, перебарывает в себе тихую мольбу второго «я» дать слабину. Если он вновь впустит Сокджина в свою жизнь, то сломается окончательно, рухнет марионеткой в руки старшему, позволяя делать всё, что вольно ему. Больше сообщений не приходит, но зато высвечивается входящий вызов от Чимина. - Ты не спишь, хён? – обеспокоенно уточняет Пак. - Нет, - ставит на громкую и укладывает свою голову на сложенные на стол руки Юнги. – Что ты хотел? - Прости меня, я знаю, что не должен был, - голос младшего ломается, хрипит слабо, выдаёт его переживания. - За что? Что ты сделал? – приподнимается он встревоженно. - Мне. Чёрт. Я сказал Сокджин-хёну, - объясняет Чимин. Юнги часто моргает, делает глубокий вдох и сбрасывает вызов, тут же поднимаясь с места. Испуганно рыщет по карманам куртки в поисках ключей, на ходу хлопая дверью, запирая замок. Почти бегом он спускается по лестнице, в миг оказываясь на пустынной тёмной улице с один лишь фонарём. Накинув капюшон, срывается с шага на бег и стыдливо удирает всё дальше от съёмной квартиры. Жар приливает к щекам, в лёгких пылает, обжигая воздухом распалённое горло. Силы иссякают возле дороги, потому он идёт медленно, с открытым ртом пытается выровнять дыхание. Остановившись на светофоре, Юнги упирается ладонями в колени и опускает голову, хлопая склеившимися от влаги ресницами. Шум колёс проезжающих мимо машин отдаёт в ушах. - Юнги. Этот голос, который он слышать не хотел, которого боялся, от которого бежал так долго. Он зовёт его так мягко, пугливо, что по позвоночнику пробегает неприятный холод. Он выравнивается, смотрит на Сокджина впереди себя, давится кашлем, интуитивно делает шаг назад. Но его локоть обхватывает холодная ладонь, не позволяя сделать ничего больше. Выдернув руку, Юнги кривится, вскидывает брови и мотает головой. - Я сказал тебе оставить меня, - хмурится и прикусывает щеку. - Пока ты не скажешь, почему тебе приспичило вести себя как ребёнок, прячась от меня, я не уйду, - заверяет уверенно, но грустно, почти растерянно. Он цокает, сводит скулы и смотрит пронзительно в глаза напротив. - Зачем? У тебя скоро помолвка. Есть дела важнее, чем это? Юнги действительно устал от всего, что навалилось на него вот так сразу. То, что он копил в себе за эти два месяца отшельничества в пустой без мебели квартире, оседало на плечи всё ощутимее. Юнги провел всё это время в раздумьях, пытаясь прийти к верному решению, но каждое из них имело один итог – вся боль так и останется с ним. Печаль не отпустит его ни в одном из случаев, а ему так хотелось побыть эгоистом, не испытывая колких страданий. Если бы только ничего не было, то он позволил бы себе прожить жизнь лучшую, чем эта. Если бы он не встретил Сокджина на одной из вечеринок в каком-то старом клубе несколько лет назад. Если бы он не проводил с ним столько времени, всё больше и больше впитывая в себя свою тогда ещё подростковую влюблённость. Если бы он в один из вечеров не открыл дверь чуть поддатому Сокджину и не впустил в свою квартиру. Если бы он в тот же самый вечер не поддался чувствам, пожирающим его изнутри, и не поцеловал Сокджина первым, распаляясь под ним, получая то, о чём мечтал так давно. Если бы всего этого не было, то сейчас бы он перерос нездоровую любовь, уехав подальше. Но он не смог. Продолжал любить и надеяться, что эти чувства получат ответ. Этого не произошло. Его мир рухнул сразу после слов Сокджина: «Давай опустим этот момент, ладно? Я погорячился». В его душе образовалась пустота, заполненная щемящей горечью, жалостью к себе и обидой на Сокджина. Потому что после этой ночи он получил новость о том, что через три месяца у старшего помолвка. - Я должен разобраться, Юнги. Ты мой друг, и я не брошу тебя в таком состоянии одного. - Да что ты заладил «друг-друг», - ощетинивается Юнги, выплёвывая обесцененное слово «друг». – Это конец, окей? Наша дружба не имеет смысла. И не делай вид, будто не понимаешь, что я сох по тебе. Всё ты знаешь и видишь. Дружить с тобой я не хочу, ясно? Сокджин молчит, тупит взгляд на свою толстовку на чужих плечах, не моргает совсем. Сердце Юнги колотится громко, больно ударяя по ребрам. Ещё никогда прежде он не чувствовал себя так, словно с него сняли кожу. Он ни минуты больше не стоит на месте, идёт навстречу Сокджину, обходя в паре сантиметров, и уходит прочь, оставляя в этом месте всё то, что так давно тревожило его. Но Сокджин нагоняет, разворачивает к себе лицом и душит в тёплых объятьях, вновь пропитывая его душу собой и его так и не потухшими чувствами. Юнги держится до последнего, руки безвольно опускает, позволяет слезам намочить пальто старшего. Его мир рушится дважды. - Прости меня, - шепчет едва разборчиво Сокджин, в ладонях сжимая куртку Юнги, не желая отпускать.