Запах мёда

Тёплой весной я переехал в город, где пахло мёдом. Единственный, кто был со мной рядом всю дорогу – брелок, прицепленный к сумке. От него веяло и веет местом, из которого я родом: … Позади меня теперь лежал маленький населённый пункт, блёклый и по-осеннему мокрый. Лежал, как оторванная страница дневника, вложенная в карман куртки. В том зашарпанном мирке остались мои родители, которым я пообещал писать письма два раза в неделю, на случай, если моя первая открытка не придёт. Мать и отец не решились переезжать, хотя я предлагал и даже настаивал. Я знал, что расстояние и два совершенно разных города оборвут между нами почти все ниточки, но что-то позвало меня к возможному счастью. Поманил шлейф медового аромата. Наверное, такое нередко случается в 23 года, когда пора повзрослеть. Я приехал из костлявого, обглоданного людьми и машинами места в город, где пахло жёлтыми, искрящимися сотами. Книжные лавки в «новом_для_меня» городе встречались часто, через каждые четыре улицы, не то, что в моём плесенью убитом захолустье. Я прерывал путь к своей съёмной квартире, заходил в каждый магазин, осматривал его, пробегал взглядом по полкам, оценивая ассортимент. В каждом из магазинов преобладал свой жанр. У меня не было чемоданов, только та большая сумка через плечо: там несколько вещей и деньги на некоторое время. Всё, что мне захотелось взять из моего старого дома. Я продолжил путь к съёмной квартире, держа стопку книг в руках. Штук восемь-десять, здесь они не дорогие, совсем дешёвые, можно сказать; или, скорее, я попал в магазины в день распродажи. Я подумал, что это лучший город в моей жизни; что должен сильнее полюбить мёд. «Ты со мной согласен, дружище?» – задал я немой вопрос своему пластиковому попутчику. Он не удосужился мне ответить, но улыбался. Пожалуй, следует назвать его Стёпкой – милое имя. Небо здесь совсем свободное, распаханное белыми следами самолётов, даже высотки упираются в него мягко. А в мае зелени столько, сколько не бывает и летом на моей малой родине! Меня поразило, насколько сильно два места одной страны могут различаться. Мне стало жаль старых соседей, которые, наверное, навсегда останутся в том сером пункте, который на карту-то не всегда наносят; я переживал за то, есть ли у людей, которых я вижу, хотя бы временное пристанище/дом, так, чтобы там было тепло и вкусно пахло. Я переживал за то, есть ли куда возвращаться людям. Под тяжестью томов я немного согнулся назад. На наручных часах 18:30, уже довольно поздно – я ожидал добраться до дома быстрее, часам к пяти, но старенький поезд, который умчал меня сюда, сильно задержался. Тогда, в момент ожидания, на станции многие курили, а я ни разу не пробовал-то. Решил и не начинать. Стоя на платформе, я думал о том, куда уезжаю. О том, что не знаю этого «куда». Я подумал, что моя жизнь может измениться до неузнаваемости, либо не измениться совсем. Нельзя было мечтать – я не хотел, чтобы мои ожидания треснули и разошлись по швам. Я впервые понял, что совсем не знаю своего будущего. На одной станции со мной никто не вышел из поезда – все проехали этот волшебный город. А может, для них он не оказался бы волшебным. Может, они поехали в другие, настолько же прекрасные места. У них было своё будущее, которое они, возможно, спланировали. Не как я: наобум, чтобы вырваться из тесноты и серости. До моего подъезда мне осталось пройти всего одну улицу; в самом её начале стоял очень большой дом – 14 этажей, и в ширину также 14 окон, один ряд балконных, а 13 - комнатных. Я никогда не видел таких больших домов, я даже не задумывался о том, что такие бывают. А теперь я уверен, что есть дома гораздо больше этого. Я уверен, что есть миллиарды вещей, о которых я никогда не узнаю. Я долго смотрел на светло-коричневые бетонные стены, они казались такими тёплыми, и их лизали лучи самогó оранжевеющего солнца, а потом оно ускользало по стёклам. Я посмотрел на верхние этажи, а там, около распахнутых окон, стояли люди и смотрели вниз, краем глаза замечая меня. У одной девушки по лёгкому ветру развевались длинные-длинные русые волосы, она смотрела на небо и слушала музыку. Правее и ниже курили молодые люди, и, когда они говорили что-то друг другу, изо рта вылетал и рассеивался дым. Мне показалось, что так их слова становятся материальными. А на другом подоконнике сидел кот, пристально наблюдающий за мной ярко-зелёными хитрыми глазами. От ноши у меня отсохли руки и плечо, я подошёл к скамейке, поставил на неё сумку и книги, чтобы передохнуть минуту-две, а сам посмотрел в свободное небо, которое накрыло куполом этот город. Голубым, светлым, с упавшими в него облаками, разукрашенным жёлтыми и краснеющими лентами солнца. Потом я снова взгромоздил на себя вещи и отправился к своему дому; он оказался высоким, но не очень-очень большим. Моя съёмная квартира на седьмом этаже была крохотной: одна комнатка, 3 на 3 метра, но с очень высоким потолком, а, следовательно, и стенами. И коридор, ведущий к кухоньке и ванной (отмечу, что с холодной и горячей водой). Все стенки выкрашены нежно-серым; они напомнили мне шерсть у котят. У входной двери – мягкий светлый коврик. На кухне всё самое необходимое: плита, раковина, кран, стол, даже чайник и минимальное количество посуды. Я был приятно удивлён таким сюрпризом: всё нужное на месте… Всё, кроме еды. Но всё же самое волшебное, что было в моём новом доме - гостиная, а по совместительству ещё и спальная комната. Из мебели там только низкая кровать и неброский столик в центре. А на передней стене – большое-большое окно с подоконником. Окно выходило на запад, а значит – закаты солнца я буду видеть отменно. Я скинул с себя куртку, поставил новые книги на подоконник и, достав из сумки нетбук, кинул её в угол. Вдруг я подумал, что было бы неплохо устроиться работать в один из книжных магазинов, их в этом городе много, а работников, наверно, не хватает. Да и больше я ни на что не годен, а занятие отличное – сиди себе в уютном местечке, почитывай книжки со склада; главное, чтобы книгу не купили, пока ты не дочитал её до конца. Завтра пойду искать объявления, решил я. Лёжа на холодном белом полу, я глядел в потолок, на выключенную лампочку. В квартире было тихо, как в вакууме, и сквозь закрытое окно доносились только шорох листвы, лязганье соскальзывающих лучей солнца, мерный, далёкий шёпот птиц. Я даже не слышал, как тикают мои наручные часы; будто бы что-то или кто-то звал меня на улицы этого города, где пахнет теплом, свежестью и мёдом. Если звёзды видят перед собой звёзды, то та, что приколота к самому краю звёздной вселенной, наверное, видит Даль последней звезды. Может, если в жизни я не встречусь с кем-то, с кем было суждено, то тепло у нас будет браться из постоянного движения молекул. Тепло будет сохраняться с помощью одеял и пледов. Мы будем вливать это тепло прямо в себя – кто чай, кто алкоголь. Если я встречу всех тех, кого нужно, то тепло будет браться от света, который мерцает в далёких домах. А свет сможет браться от тепла. Мы сможем сохранять это тепло прямо друг в друге. Солнце залило мне глаза, немного согрело пол. Допустим, что с солнцем я уже встретился. С солнцем этого замечательного места. Я всё же решил подняться и раскрыть окно; тёплый, свежий ветер наполнил квартиру, запутался в моих волосах. И снова ярко запахло мёдом; я не знал раньше, что у города может быть собственный запах. 20:23 – через несколько минут уже закат, но мне безумно захотелось выйти на эти сладко пахнущие улицы. Я решил оставить все вещи дома, прихватил только пару купюр – всё же стоило купить баночку мёда. «Пока, дружище! Осваивайся», – вновь бросил я Стёпке. Чтобы было, с кем попрощаться. С книжками не принято прощаться, но радоваться встрече с ними – пожалуйста. Я вышел на улицу, забыв надеть куртку. Кварталы безмятежно наливались сине-фиолетовыми сумерками, а яркие фонарики, вывески и гирлянды плыли по деревьям, магазинам, домам. Я не в первый раз видел подобное, но был удивлён и заворожен. Солнце гасло золотисто-розовыми волнами на верхушках зданий, и птицы скользили по этому морю. По морю, через которое они проплывали каждый вечер и каждое утро. Когда закат уже почти затух, я таки зашёл в один из понравившихся супермаркетов; там было много парочек и компаний, выбирающих себе лакомство на вечер. Продавщицы методично отвечали: «спасибо за покупку», отдавая белые пакеты с покупками. Это город, целый мир, где все люди мирно существовали рядом друг с другом, несмотря на религии и взгляды. Из всего множества баночек я выбрал самую симпатичную: горшочек с белой крышкой и лентой. А на донышке рисунок пчелы. На сдачу я купил два белых, тёплых конверта. Возвращаясь обратно, в дом, где меня ждали книги, я проходил мимо небольшого, но безумно красивого магазина шарманок, как вдруг его серебристые окна загадочно засияли: сотни жёлтых и зелёных бликов-осколков посыпались с витрины. Я замер и вцепился пальцами в банку мёда и конверты; сердце начинало быстро колотиться. Ветер закружился по кругу, заиграл по проводам – шкатулочные ключики повернулись разрядами тока, и заиграла приглушённая мелодия, таинственная, призрачная. Посыпался дождь – галька зелёных листьев в ручьи дорог, и каждая из дорог вела в одно место. Я жутко испугался, а рядом не было ни одного человека, только вереницы эфемерных светлячков. Витрина магазинчика вся в бликах и серебряном налёте, а сверху мерцающая музыка. Моё сердце на секунду замерло в груди – то ли от восхищения, то ли от страха – но мне ничего не оставалось делать, кроме как собрать последнюю мужественность и пойти по дороге из листьев. Всё это, так или иначе, закончится. Свет затуманенной луны освещал тропинку. Первой исчезла музыка, она постепенно затихла и исчезла. Почему-то тишина начала пугать меня ещё больше. Светлячки и огни растворились в воздухе, все декорации спали на землю. Время замерло в лёгком вечерне-ночном ветре, как будто пошёл сухой дождь из медового запаха. И, когда последние лучики музыки и дорог угасли, я, отодвинув ветку дерева и шагнув вперёд, увидел девушку. Она была совсем белоснежной; белоснежная кожа и платье, светло-русые волосы; белоснежная, как луна. Длинные волосы струились по её хрупким плечам, по спине; эта девушка сидела на скамейке, не поднимая головы, поэтому лицо я поначалу не мог разглядеть. Я не знал, что мне делать; вернее всего было повернуть обратно и пойти домой по другой дороге, забыв, как весь маленький мир от магазина шарманок до парка засветился. Но девушка казалась мне слишком интересной, я безумно хотел разглядеть её поближе; подойти, посмотреть на лицо, глаза и уйти восвояси. Но я не то чтобы не привык, а вообще никогда не подходил к незнакомым девушкам, тем более, что она, может, молодого человека ждёт. И тогда огр… получу я потом по полной программе за свою любознательность и тягу к красоте. Пока я стоял с раскрытым ртом, девушка вдруг подняла голову и посмотрела на меня, убрав волосы на одну сторону. Эта «белоснежка» была до нереальности красивая: аккуратное и нежное личико, а глаза, глаза, окаймлённые длинными чёрными ресничками, тёмно-фиолетовые! Эта девушка улыбнулась, когда увидела мой немой восторг, но не от того, что я пятьсот пятый, кто поразился её красоте, а от того, насколько забавное у меня тогда было выражение лица, как понял я позже. Она кивнула и похлопала ладонью по скамейке – зовёт присесть с ней(?) Теперь я уже не мог просто развернуться и уйти; потупив взгляд и набравшись храбрости, я подошёл к скамейке. Она снова улыбнулась, когда я присел рядом. – У Вас глаза такие блестящие и синие-синие… как засахаренная фиалка, – вдруг сказала она. – Хах, какие есть… – смутившись, пробормотал я. – А Вы такая… красивая. Никогда не встречал таких барышень, я в восторге от Вас просто. Не думал, что можно быть настолько белоснежной и красивой. Вообще, до того, как я приехал в этот город, я много чего не знал, – я вдруг разоткровенничался. – Это какой-то потрясающий город. Она не ответила, но засмеялась и поднялась со скамейки; вдруг я почувствовал, что от неё пахнет мёдом. Удивительно. Она не касалась белыми ногами земли, а будто висела в воздухе. Мне даже стало не по себе, ибо эта девушка была чем-то похожа на призрака; безумно красивого призрака. Может, она и на лавке-то не сидела, а только делала вид…? – Не догадываетесь? – сощурилась она. – С трудом. Она растворилась, а я не поверил глазам. Улыбнулась и исчезла, как лунный свет поутру. Растворилась, превратилась в свет луны, в медовый аромат, в растаявший снег. Та ниточка, что вела меня из моего пункта «N» в этот город – запах; её запах. Она меня звала. Моё сердце дрогнуло, я завертелся по сторонам. Она появилась снова, танцуя, не соприкасаясь с землёй. Хрупкая и полупрозрачная. Меня как стрелой пронзило. Эфемерная, прекрасная, лёгкая, призрачная; ненастоящая. Живая? – Кто Вы? – прошептал я. – Дух этого города, – у неё был нежный голос. – Простите, если как-то сразу и невпопад… Смелая. Хотя, о чём я вообще думаю? Она снова исчезла на пару секунд, потом снова появилась передо мной, теребя длинное платье; было ощущение, словно она никак не могла решить: уйти или остаться? Она будто играла в театральной постановке, танцевала в ней для меня, но, скорее, первый раз пробовала стать живой и настоящей. Её фигура – почти белая и полупрозрачная – стояла передо мной в сине-голубой темноте, точно яркий отрывок уплывающих воспоминаний.

(Мне показалось, что именно она тот медовый шлейф, который привёл меня в эту новую жизнь). Она смотрела на меня.

Пока от удивления и трепета я не мог вымолвить и слова, медленно царапая ключами и углом конверта свой палец, девушка снова села рядом. Да, «села»; подумать только, ведь по большому счёту ходить даже не умеет. – Почему я Вас вижу? Она немного замялась и опустила голову, а с её губ не исчезала мягкая улыбка. – Может, потому, что Вы в меня верите. Или потому, что уже любите меня этот город. Город, который – почти я. Или потому, что Вы мне очень нравитесь. – Таки я избранный, – я хохотнул. Она тоже: – Можно сказать и так... – И никто другой Вас не видит? Не могу же я быть таким одним особенным, даже одиноко. – Я думаю, что Вы самый славный, поэтому никто другой видит – они и так здесь счастливы; когда люди любят свой город – он счастливый, и его дух тоже. На самом деле, я могу стать материальной, если до меня дотронется тот, кто меня видит. То бишь, Вы. Но тогда я буду живая и не вечная – умру, как и все люди. – А Вы боитесь умирать? – Не знаю, я не могу представить – как это. – Она подняла на меня свои красивые глаза. – Вот и мы тоже ничего не знаем… Люди, стоя на балконах, перед окнами, ничего не могут сделать. Знаете, мне кажется, что лучше умереть, но перед этим почувствовать, а не смотреть, когда тебя не видят, слушать, когда тебя не слышат, – я говорил, смотря на землю, вымощенную серебристыми камнями. – И, может, смерть тоже заканчивается, как и многое другое. Она заканчивается, как и жизнь однажды; даже дни в этом мире приходят к концу, ночи. Смерть – не чувство и не привязанность, поэтому тоже может кончаться, – я договорил и посмотрел на небо; после «Калейдоскопа» Брэдбери не могу спокойно смотреть на звёзды. Вдруг одна из них – падающий человек, и, когда он сгорает в атмосфере, его смерть заканчивается. – Может быть… – ответила дух, и казалось, что она, смущаясь, была сильно удивлена. А потом она вдруг добавила: – Вы любите книги? Я думаю, что это нечто волшебное и прекрасное – я иногда останавливаюсь рядом с каким-нибудь человеком, который читает на улице, и пробегаю вместе с ним страницу-другую, пока он не уйдёт. Я читаю медленно, меня никто не учил этому искусству. Я постарался сдержать смех – искусство… А может, она и права: целое искусство – читать книги. – О да. Бывает, кажется, что живу чтением, – я покачал головой. – А иногда люди или герои тех же книг читают, но от книжек в них ничего не остаётся. Читают, а строки как в пустоту. Будто бы просто время заполнить, но не выудить ничего. И особенно люблю стопки недавно купленных книг, новых. Их миры на мягких страничках уже живут с тобой бок о бок, у тебя дома, но тайны и жизни ещё не раскрыты. Сейчас у меня в квартире такая ситуация… – Вы такие интересные вещи говорите… – Может, если Вы не против и хотите поближе соприкоснуться с писательским творчеством, можем пойти ко мне, почитать. Я про себя подумал о том, что есть даже памятники читающей паре. Возможно, если бы она не была духом, я бы ни за что её к себе не позвал. Я позвал к себе домой духа... Она согласилась; пока шли до моего дома, мы редко говорили, разве по мелочам. – А… как Вас зовут? – спросила она. – Стас, а В… – Красивое имя, так же, как и Вы сами. Подходящее. А у меня его нет, и не должно быть, пока не стану материальной. Пока что я – просто город. Эта дистанция – Вы. Но это уже стало каким-то нежным «Вы». Когда мы пришли домой, я положил ключи, конверты и банку мёда на пол. Мёд не стал открывать – девушке всё равно не попробовать. (Она так и будет «девушка»?) Я вообще всячески старался держаться подальше – чтобы случайно не докоснуться без её согласия. Дух опустилась рядом со столиком, а я, отметив про себя, что, кроме мёда, еды у меня на завтрак нет, взял первую книгу из стопки. Как бы подоконник под тяжестью не сломался. Книга была о людях с севера; я старался читать чуть медленнее, чтобы моя новая знакомая, можно сказать, и сама училась читать. Она сидела рядом и с улыбкой слушала, сложив на коленях ладошки. За тот вечер, перелившийся в ночь, мы прочли восемьдесят страниц, осталось ещё триста. Когда мы закончили с восьмидесятой страничкой, девушка вдруг посмотрела в окно, а её взгляд на пару секунд стал отстранённым, и в тёмно-фиолетовых глазах быстро погасли звенящие огоньки окон. – Мне пора, – сказала она. – Городу нужно спать. – Останьтесь, я хочу ещё с Вами побыть, – мне даже стало жутко от того, что это правда. Я хочу посидеть так и ещё почитать для неё и себя, посмотреть на неё, такую красивую и умненькую; если все эти слова можно относить к духу. – Нет, простите, правда. Я уже было хотел пойти открывать дверь, но она попросила распахнуть окно. – Вы ведь вернётесь? Завтра? Как мне Вас найти? – Уже утром я сама буду где-то рядом с Вами. И вся она превратилась в бабочек: с большими блестящими синими крыльями. Мне показалось, что она просто не решилась дотронуться до меня так скоро. Не решилась стать осязаемой сейчас. Отложив книгу на стол, я лёг на пол. Мои высокие стены и потолок в комнате. Может, строители поставили коробку неправильно, и на самом деле мне нужно ходить по стенам, чтобы не ощущать себя насекомым, запертом в банке. Уже засыпая, я еле доплёлся до выключателя, чтобы выключить свет, и проигнорировал кровать, улёгшись обратно на пол. Я забыл умыться перед сном. Говорят, что вместе с водой смывается весь день, и поэтому спать будет спокойно. Не знаю, хотел ли я смывать этот день.