Ты мой

      Они подъехали. Юра расплатился и вышел из машины. Он держал Пашу за запястье. Аккордеонист и не сопротивлялся. Юра сейчас казался тем доберманом из парка, только Паша уже не убежит. Всё, он пойман, пусть и не было особых попыток сопротивляться. Ощущение контроля над собой продолжало кружить голову. Вот они зашли в отель, поднялись в номер, Юра закрыл за ними дверь. Пути отступления оказались отрезаны. — И зачем ты меня сюда притащил? — Пашенька, не притворяйся, я же знаю, ты хочешь этого. — С чего ты взял?       Юра не стал отвечать. Он прижал Пашу к стене и стал целовать его шею. Паша в который раз оттолкнул его от себя. Ему было интересно, что произойдёт, если он будет сопротивляться, а Юре от этого сносило голову. Ему это нравилось, нравилось контролировать ситуацию, а Паше — быть под чьим-то контролем. По-другому было бы скучно.       Запястья Паши оказались зафиксированы за спиной. Губы соединились в длительный влажный поцелуй, который прекратился только тогда, когда кислорода стало катастрофически мало.       Юра приподнял Пашу за талию, а аккордеонист обхватил его шею руками. Они направились в спальню. Музыченко швырнул Личадеева на кровать. Он видел множество чувств, которые отражались в глазах Паши. Там ещё было что-то, и это что-то было против всего происходящего, а также страх, который ещё больше подзадоривал Юру. Он сорвал рубашку с Паши так, что почти все пуговицы оторвались и улетели на пол, залез на кровать и повис над Пашкой, упёршись коленом в пах.       Вдруг Юра положил одну руку на горло друга и придушил его, одновременно оставляя мокрую дорожку на груди аккордеониста и спускаясь всё ниже. Все чувства Паши обострились. Опьянения будто и не было, по крайней мере, сейчас оно на него не действовало.       Юра снял с себя футболку и джинсы, оставаясь в одних боксерах. Он куда-то отошёл, и Паша остался один.       «Соберись! Да, он тебе нравится, но тебе надо бежать сейчас» — кричало подсознание.       Тогда он встал с кровати и направился к двери. — Куда собрался?       Юра был явно недоволен такой выходкой, это заставляло начать волноваться.       Паша не успел понять, как оказался на кровати, и как его запястья оказались привязаны к спинке кровати. Сердце бешено билось, пытаясь выскочить из груди. Зрачки расширились до нереальных размеров. — Юра, не надо. — Да ладно, тебе понравится.       Юра оставил засос на его груди и медленно стянул оставшуюся одежду. Паша оказался совершенно беззащитным. С его губ сорвался приглушённый стон, а сам он прогнулся до хруста в спине, когда Юра случайно дотронулся до головки. Все мысли ушли на задний план, остались только ощущения. Паша прекрасно чувствовал каждое прикосновение к своему телу.       Стало понятно, зачем Юра уходил… Он достал тюбик крема, но потом зачем-то медленно убрал его подальше. — Я тут вспомнил… — в его глазах появились озорные искорки, не предвещающие ничего хорошего. — Ты же хотел поиграть, так давай поиграем. — Н-Н-НЕТ!!! Я против!!! Я НЕ ХОЧУ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО. НЕТ, — отчаянно кричал Паша. — Да кто тебя вообще спрашивает?       Юра в этот момент выглядел по-настоящему устрашающе. Его лицо украшал зверский оскал.       Паша предпринял последнюю попытку освободиться, но запястья его были слишком крепко связаны. Юра подошёл к своей «игрушке» и начал ласкать её. Паше не нужно было многого, уже сейчас напряжение было настолько большим, что с его губ срывались стоны.       Когда скрипач посчитал, что аккордеонист уже достаточно разогрет, то стал его растягивать. Первый палец заставил Пашу поморщиться от неприятных ощущений, затем второй, третий, от них Паша сильно сжался. А Юра всё наслаждался триумфом. Он здесь главный, как сказал так и будет. Скрипач убрал пальцы, что заставило Пашу разочарованно вздохнуть из-за пустоты, которая образовалась, но всё равно что-то в нём ещё продолжало бороться. Он блестящим от слёз взглядом посмотрел на Юру. — Пожалуйста, только не это!       Но его даже слушать не стали. Юра подложил подушку под бёдра Паши и приставил член ко входу. Так он замер на какое-то время, наслаждаясь страхом и отчаянием в глазах друга. Юра закрыл ему рот ладонью и, мысленно досчитав до десяти, резко вошёл, погружаясь только на половину. Паша закричал в руку, срывая голос, а скрипач повис над ним, давая немного привыкнуть. Потом Юра также резко стал двигаться внутри, уже на полную длину. Из Пашиных глаз стекали слёзы, оставляя влажные следы на щеках. Скрипач анализировал эмоции аккордеониста, которые тот не мог скрывать, и, вскоре, начал двигаться под нужным углом.       Паша с последним стоном излился себе на живот, а следом за ним и Юра. Затем он обнял друга и стал уже нежно мять его губы. После растянулся рядом и прикрыл глаза. — Вот теперь, Пашенька, ТЫ МОЙ. Мой, и только мой, — сказал Юра и отвязал любимого «друга».       Сколько эмоций подарил сегодня этот человек Паше… Он, наконец, узнал, что те чувства оказались взаимными, и ему нравятся такие отношения.